Америка — это не название огромной страны и ядерной сверхдержавы... Это — часть российского культурного пейзажа. С детства наших родителей, с детства наших дедушек и бабушек. Это военная тушенка по ленд-лизу, девушки из джаза, стиляжные галстуки пятидесятых, упорхнувший Барышников и ускользнувший Бродский… Америка это президенты-актеры ("Он играл ковбоев, как несерьезно!" – шушукались про Рейгана) и правители-плейбои, это розовое платье Джеки в крови и темно-синее платье Моники с белым пятном, это вдова под вуалькой у гроба Кеннеди и пухлогубая практикантка в овальном кабинете Клинтона... Америка это страх, что они все-таки нападут и некуда бежать.

Учительница физкультуры, объясняющая нам, восьмилетним: "Когда прозвучит сигнал воздушной тревоги, надо выйти из дома и спросить у прохожих: "Где здесь бомбоубежище?" Мы с родителями жили далеко от метро — не добежать. В школе сказали, что через двадцать минут после звука сирены все входы в метро задраиваются такими специальными чугунными пластинами. Чтобы радиация не просочилась. Все детство я, задыхаясь, бежала во сне до метро Динамо — успеть бы... Не успевала.

Журнал "Америка" – главное полиграфическое сокровище моего детства. Пропагандистская поделка, сработанная столь убедительно, что хотелось немедленно перенестись туда – в страну стремительных карьер, равных возможностей и бесконечного джаза. Потом были школьники оттуда — высокие, белозубые, такие же, как мы, и совсем другие. "Не смейте унижаться за жвачку!" — поучали нас педагоги. А потом на Пушкинской площади вырос (точнее – распластался) самый настоящий кусок Америки – первый Макдоналдс. Энди Уорхол мог быть отныне спокоен: Москва, наконец, стала красивым городом. (Самое прекрасное в Стокгольме - Макдоналдс. Самое прекрасное во Флоренции - Макдоналдс. В Москве и в Пекине пока нет ничего прекрасного! – таким высказыванием эпатировал Уорхол всех любителей прекрасного). Все помнят многочасовые очереди в безвизовый кусок далекой страны, теплой и мягкой, как булка гамбургера. И почти никто не помнит, что на тогдашней вывеске этого "ресторана" сиял серп и молот. Ведь Советский Союз еще не издох, а так – шумно дышал чейн-стоксом в лицо своим гражданам. И еще пару слов об Уорхоле: когда в самом начале перестройки отец поп-арта выслал советским коллегам банки супа Кемпбелл, украшенные своим бесценным автографом, те их просто-напросто съели. Энди, говорят, был в восторге от широты жеста. А российские художники были в восторге от качества "их" консервов. Зато сегодня супы этой марки всех достали посредством телевизионной рекламы. Только вот дизайн у них уже другой, не уорхоловский.

Америка всегда была для России чем-то вроде вредной, но незаменимой подружки — наглой и бесцеремонной, богатой и расфуфыренной. Хотя что она могла противопоставить нашей тихой духовности и мрачной начитанности, грозной сосредоточенности и отчаянной язвительности? Короткую юбку, что ли? Улыбку в тридцать два зуба? Это вечное "файн"? Что мы могли супротив их голубого неба со свежеотбеленными облаками? Недаром автор бестселлера десятилетней давности "Почему Россия не Америка" все кивает на климатическую разницу – куда, мол, нам с нашими морозами? Мол, морозы для демократии не предназначены. Наверное, он просто не знает про снега штата Юта и не в курсе про климат Аляски. Однако без этой книги немыслим конец девяностых – растерянные патриоты искали в ней ответы на вопрос: почему же у нас не получается так же, как там у них?

Нам без них — никуда. Никуда без этого зеркала, в которое все время тянет смотреться... Ехидный баннер на популярном интернет-ресурсе злорадно сообщает: "В США во время празднования Дня Независимости рухнул пешеходный мост". Мелочь, а приятно – они такие же и у них тоже что-то рушится. У них умер Майкл Джексон, у нас — Людмила Зыкина. Провожали пышно: хотелось затмить америкосов — плакать горше, хоронить пышнее.

Сегодня к нам приехал Обама. Его ждали. Очень уж любопытно! Как тут не вспомнить строчки из стихотворения Пригова:

А нам-то что? - ну Президент
Ну Съединенных Штатов
А интересно все ж - Прездент
Соединенных Штатов