Владимир Тольц: Сегодня в цикле "ТАСС не уполномочен заявить" – первая из передач, основанных на кремлевских документах о некогда весьма нашумевшем судебном процессе, ныне уже основательно подзабытом. В январе 1949 года в Париже начались слушания по иску советского перебежчика Виктора Кравченко против французского еженедельника "Леттр франсэз". Суть дела заключалась в том, что Виктор Андреевич Кравченко, чиновник советской закупочной комиссии в Америке, в 1943 году стал "невозвращенцем" и в 1944-м опубликовал книгу "Я выбрал свободу". (Кстати, именно с тех пор все почти советские перебежчики на Запад и использовали эту словесную матрицу – "я выбираю свободу".) Опираясь на собственный жизненный опыт, Кравченко описал коллективизацию, голод и советский государственный террор. Как писала одна из присутствовавших на процессе журналисток, благодаря Кравченко "советская система концлагерей получила, наконец, широкую огласку". Книга Кравченко имела громкий успех, была переведена более чем на два десятка языков. Когда ее опубликовали во Франции, тамошняя коммунистическая и левая пресса отозвалась на книгу, мягко выражаясь, весьма критически. Французские коммунисты назвали Кравченко предателем (он бежал во время войны), писали о нем как о человеке, который сам не способен сочинить такую книжку, обвиняли его в клевете. В ответ Кравченко подал в суд на "Леттр франсез" и персонально на Андре Вюрмсера, являвшимся тогда литературным критиком в еженедельнике "Леттр франсэз", а также поливавшего Кравченко бранью в другом коммунистическом издании "Се суар".
Ольга Эдельман: Насколько я понимаю, эта история забылась еще во времена диссидентского самиздата, - не помню, чтобы книга Кравченко среди самиздата сколько-нибудь фигурировала. Но тогда, в 1949-м, процесс Кравченко был европейской сенсацией. Французская пресса писала о нем очень много, ведущие газеты публиковали подробные отчеты о каждом судебном заседании, комментировали, строили прогнозы. Ну, и, может, не все, но многое из этого попадало в Особые закрытые письма ТАСС, предназначенные двум десяткам советских руководителей.
Владимир Тольц: Вообще, кремлевские очень интересовались Кравченко, его книгой и ее общественным резонансом. Когда я несколько лет назад разбирался с секретными переводами литературы, которые делались для Кремля, я обратил внимание на то, что книгу Кравченко стали переводить для советского руководства немедля после выхода. И сразу несколько переводчиков – и для скорости, и чтоб каждый из них не имел целостного представления... А возвращаясь к ОЗП, нужно, думаю, отметить, что для них отбирали наиболее важные и информативные публикации. И нужно еще напомнить слушателям, что там цитировали не коммунистическую прессу, а как раз напротив – так сказать, "буржуазную". Например, газету "Самди суар", которую и мы тоже будем цитировать, сотрудники ТАСС определяли как "деголлевский орган".
Ольга Эдельман: Причем видно, что о каждом заседании переводили пару отчетов из разных газет и еще что-нибудь из откликов. Процесс действительно освещался настолько подробно, что мы – по ОЗП – сможем в нескольких наших передачах рассказать о нем только бегло, об основных коллизиях. Слушания дела должны были начаться 24 января 1949 года в Париже. Но уже за две недели до того газеты принялись вовсю это дело обсуждать.
"8 января 1949 года. Парижская газета "Самди суар" о предстоящем процессе предателя Кравченко в Париже.
6 января газета "Самди суар" опубликовала статью под заголовком: "Человек, который выбрал свободу". Кравченко не хочет быть уничтоженным до начала своего процесса. "Что будет после процесса, - заявил он, - мне все равно". В статье говорится: "Кравченко - человек, который выбрал свободу, - прибудет в Париж на специальном американском самолете в середине января. Точная дата его приезда сохраняется в тайне. "Я, - заявил Кравченко, - принял серьезные меры предосторожности. Для Советов я являюсь человеком, которого нужно уничтожить в первую очередь. В Соединенных Штатах Америки я дважды избежал покушения. Мне безразлично, что со мной произойдет после процесса, - лишь бы ничего не случилось раньше".
Судебное разбирательство начнется 24 января в суде 17-го участка. В этот день публика в зале судебного заседания в своем большинстве будет состоять из явных и тайных полицейских, агентов французской "Сюртэ" (охранки), американской разведки и советского НКВД, не считая других лиц. В ожидании этого события в величайшей тайне были приняты чрезвычайные меры. Один из друзей Кравченко предложил было ему поселиться у него. На улице Соссэ (на этой улице находится французская охранка "Сюрте насьональ" - прим. ред.) это вызвало переполох: "Никогда в жизни ваша квартира не будет помещаться в первом этаже. Слишком легко бросить гранату". Отныне Кравченко будет жить не ниже 5 этажа".
Ольга Эдельман: Вот странно, почему-то расписывавшая все эти беспрецедентные меры французская пресса не подумала о том, что с 5-го этажа зато клиент может случайно выпасть из окна.
Владимир Тольц: Что, между прочим, случалось чаще, чем бросок гранаты в окно. Мы уже о двух таких случаях рассказывали: в 1948 году советские агенты выбросили из окна чешского министра иностранных дел Яна Масарика, замаскировав это под самоубийство; и в том же 1948-м из окна советского консульства в Нью-Йорке выпрыгнула учительница Оксана Касьенкина – она осталась жива и, таким образом, тоже "выбрала свободу". А вот чтобы советские агенты гранаты бросали – такого не припомню... В самом деле, тут французские журналисты недодумали что ли. И кстати, теперь мы это уже знаем, жил Кравченко во время процесса не у друзей, а в гостинице. Но по городу передвигался с охраной.
Ольга Эдельман: Странно еще и то, что меры безопасности, якобы принятые "в величайшей тайне", тут же обсуждаются в газетах. Я не думаю, что "Сюрте насьональ", которую сотрудники ТАСС так характерно называют "охранкой"…
Владимир Тольц: Это, Оля, как и разница между "шпионом" и "разведчиком": "наш", так сказать, – это разведчик, а "ихний" – это шпион.
Ольга Эдельман: Вот не думаю, что в "Сюрте насьональ" так скверно работали. Мне кажется, это Кравченко разыгрывал свою роль, преувеличивал свое значение. Взять хоть его эффектную фразу, из которой сделали заглавие этой статьи: мол, до начала процесса он себя бережет, а потом ему безразлично. Учитывая суммы гонораров, которые Кравченко получил за свою книгу (а он только судебный залог по этому процессу, - который сам возбудил, - заплатил в 2 миллиона франков), не такой уж он был самоотверженный борец с советским режимом. И реклама его была устроена весьма ловко. Думаю, сам Кравченко – советский человек – этого не умел, это делали его американские издатели.
Владимир Тольц: Ну, будем корректны: величина гонорара не определяет степень самоотверженности! А то, что умел или не умел Кравченко – это отдельная тема (мы к ней еще вернемся). Тут надо помнить, так сказать, исторический контекст: "холодная война" в разгаре. Книга Кравченко используется в ней как мощная атака по расползающемуся в западном направлении коммунизму. Злобная рефлексия на нее в "Леттр франсэз" – контратака, в которой коммунисты подставились, и их противники не могли упустить этого.
Другой план – освещение этих военных действий в прессе. Это, конечно же, сенсация! И тут, по законам жанра, вместе с правдой – масса сомнительной информации, а то и откровенных вымыслов. В той же статье из "Самди суар", которую мы цитируем, сообщалось, что адвокаты "Леттр франсэз" вызвали в суд трех из бывших жен Кравченко, живущих в СССР, но Кравченко заявляет, что двоих из них он вообще не знает, а третья – та, которая была его женой перед отъездом в Америку, и еще у него была первая жена… Ну, вот и разбирайтесь, где тут правда, а что присочинено!
Главное, что книга Кравченко наделала шума, издавалась в разных странах, хорошо продавалась, наконец. Та же "Самди суар" писала следующее:
"Этот процесс должен был бы иметь место в одной из 17 стран, на языки которых была переведена книга Кравченко. Эта книга была переведена во Франции лишь в 1946 году новым издательством "Селф". Шесть наиболее крупных парижских издателей отказались принять рукопись, считая, что эту книгу будет трудно продавать. В течение нескольких дней было распродано более 4 тысяч экземпляров. Недавно вышло сокращенное дешевое издание. Этот успех, вызвавший оживленные отклики во всем мире, объясняет ожесточение, с которым НКВД преследует Кравченко, и стремление американской разведки защитить его".
Ольга Эдельман: То есть Кравченко – популярный, по современной терминологии "раскрученный" автор. И акцент на возне спецслужб вокруг него – один из элементов его образа. Вообще-то, я думаю, если бы в тот момент советские агенты (кстати, НКВД на тот момент пять лет как не существовало) действительно попыталось его убрать, - это была бы слишком топорная работа. Сразу на них бы и подумали. Даже если бы с Кравченко произошел настоящий несчастный случай.
"Другая любопытная черта процесса: номинальный противник Кравченко не появится в зале заседания. Кравченко потребовал от еженедельника "Леттр франсэз" выплатить ему 7 миллионов франков в возмещение убытка за опубликование под заголовком "Как был сфабрикован Кравченко" статьи некоего Сэма Томаса. "Вы сами сфабриковали Сэма Томаса, - воскликнул адвокат Кравченко Изар. - Я вам бросаю вызов - заставьте его прийти на суд". - "Конечно, он не придет, - возразил защитник Джое Нордман, - он не придет, он является сотрудником Бюро стратегической информации. И мы не хотим подвергать его репрессиям со стороны комиссии по расследованию антиамериканской деятельности".
Однако защита вызывает многочисленных свидетелей: генерала Руденко, писателя Илью Эренбурга, Федора Водкина, члена советской комиссии в США, директоров Магнитогорского, Днепропетровского и Никопольского заводов, а также французов, таких как Жолио-Кюри, депутата парламента Фернана Гренье и журналиста Пьера Куртада.
Ольга Эдельман: Это свидетели защиты, то есть со стороны "Леттр Франсэз". 10 января Агентство "Франс Пресс" сообщило о планах защиты Кравченко:
"Известный автор книги "Я избрал свободу" Кравченко... заявил по прибытии в Париж, что намерен "вызвать многих свидетелей, большинство из них русские граждане, которые отказались возвратиться на родину". Среди этих свидетелей, заявил Кравченко, имеется "один герой Советского Союза"…"
Владимир Тольц: Вот, смотрите, Кравченко и его адвокаты сохраняют интригу, никаких имен заранее не называют. В список же свидетелей противной стороны фигуры эффектные и довольно объяснимые: тут и главный советский обвинитель на Нюрнбергском процессе, прокурор Украины Роман Руденко, и всемирно известный французский ученый, коммунист Фредерик Жолио-Кюри (позднее, в 1951-м, он получит Сталинскую премию за свою "борьбу за мир"), тут и сочувствовавший коммунистам журналист Эммануэль д'Астье де ля Вижери, депутат Национального собрания Франции (его "борьбу за мир" вознаградят уже Ленинской премией – в 1957-м, когда это произошло, Сталин временно вышел из коммунистической моды...), ну, и так далее.
Ольга Эдельман: В январе 1949 года в Париже начался громкий судебный процесс. Виктор Кравченко, успешный советский чиновник, член закупочной комиссии в Америке, в 1944 году "избрал свободу", а затем опубликовал антисоветскую книгу именно под таким названием. Книга имела большой успех. Когда ее издали во Франции, против Кравченко выступил с резкой статьей еженедельник "Леттр франсэз", коммунистического толка. Кравченко подал на журналистов в суд.
"Париж, 11 января. Как передает агентство "Франс Пресс", автор книги "Я избрал свободу" Виктор Кравченко на пресс-конференции, происходившей сегодня, заявил: "…Основное значение моего процесса заключается в том факте, что он состоится не в Москве или в Праге, а в стране свободного западного мира, где правосудие является объективным. Этот процесс имеет для меня большое значение. Я обращаюсь ко всем тем, кто не потерял еще чести и внутренней добропорядочности, а также к тем, кто еще верит в СССР и стремится найти в нем само выражение своего идеала. В течение многих лет я был свидетелем в моей любимой стране всяких несправедливостей, которые диктаторы Кремля называют социализмом, хотя в Советской России не существует никакого социализма".
Затем Кравченко напомнил, как он счел необходимым написать книгу "об ужасной действительности": "Из-за этой книги еженедельник "Леттр франсэз" назвал меня, помимо всего прочего, агентом американского империализма… Я не сомневаюсь, - добавил Кравченко, - что во время процесса, на котором будет вскрыта фальшь советского режима и его приспешников, на котором будут показаны действительные условия жизни народов России при режиме диктатуры, граждане различных стран увидят, кто прав. Я представлю на процессе документы большого значения, фактические документы, которые выявляют отрицательный характер деятельности советского правительства и его различных учреждений…"
Ольга Эдельман: Забегая вперед, скажу, что никаких особых документов Кравченко впоследствии не предъявил. Это было сугубо рекламное заявление. ТАСС, со своей стороны и в свойственных советской прессе выражениях, осветило эту пресс-конференцию, на которой присутствовало, по данным "Франс Пресс", до 400 журналистов. ТАССовцы выступление Кравченко именовали "антисоветским бредом".
"Париж, 12 января. ТАСС.
Вчера в Париже услужливые французские власти предоставили Кравченко возможность провести в одном из парижских залов "пресс-конференцию". Улица и здание, в котором собрались иностранные и французские журналисты и фотографы, были оцеплены крупными нарядами моторизованной полиции. Прибыло много фотографов и даже 5 кинооператоров. Некоторые газеты отмечают, что еще никогда Париж не видел столь американизированной пресс-конференции. Две трети присутствующих корреспондентов были американцами. Кравченко позировал перед объективами и по требованию операторов повторил перед микрофоном на ломаном английском языке для кинохроники ряд антисоветских измышлений".
Владимир Тольц: Очевидно, что целью этой, как и других телеграмм ТАССа являлась дискредитация Кравченко. Очевидно также, что ТАСС плохо справлялся с достижением поставленной цели. Мелочные подколы, вроде "позировал перед объективами", говорил "на ломаном английском языке", мало кем были услышаны. А грубые выпады в адрес французских властей, которые, как показало дальнейшее развитие событий, старались от происходящего дистанцироваться, вообще оказалось стрельбой мимо цели.
Ольга Эдельман: После пресс-конференции Кравченко отозвалась коммунистическая французская пресса. "Комба" писала, что Кравченко затягивал внесение судебного залога, тогда как дата слушаний была уже назначена.
"Понадобилось требование, предъявленное редакцией "Леттр франсэз", для того чтобы эта сумма была внесена 8 января. Таким образом, ясно, что Кравченко не желает встретиться с людьми, которые могут разоблачить его подлинное лицо. Никто не поверит, что он не смог найти до этого срока необходимую сумму, и все знают, что в 15 дней не могут быть выполнены формальности, которых требуют французское Министерство иностранных дел, Москва и Вашингтон".
Ольга Эдельман: То есть газета "Комба" считала, что, затягивая внесение залога, Кравченко пытался сделать невозможным появление на суде свидетелей из СССР. Коммунистическая газета "Юманите" называла Кравченко изменником и по поводу шума вокруг его процесса писала 11 января 1949 года так:
"Таким образом, осмелились бы поставить французское радио на службу изменнику своей родины, ставшему за ту цену, которую он получил за свою измену, одним из представителей международного антисоветского направления? Такая гнусность по отношению к нашему союзнику, такое подчинение нашего правительства требованиям заатлантической империалистической клики вызвали бы возмущение всех честных людей нашей страны, которые не забыли решающих услуг, оказанных Франции нашим советским союзником в борьбе против нацистского варварства. 17 миллионов погибших советских людей также предстанут на суде для обвинения изменника Кравченко".
Владимир Тольц: Пора, я думаю, задать вопрос: а с чего, собственно, такой ажиотаж вокруг Кравченко поднялся во Франции? И вообще, почему Франция? Почему именно там разыгрался процесс вокруг антисоветской книги перебежчика, а не в любой другой стране? С этими вопросами я обращаюсь к моему парижскому коллеге Семену Мирскому.
Семен Мирский: Вы спрашиваете, почему именно Франция. Четкий ответ на этот вопрос дает эмигрантский писатель Роман Гуль в своей книге "Я унес Россию". Он пишет: "В Париже, политическом центре Европы, своим процессом Кравченко нанес необычайный удар коммунизму". Сегодня, 60 лет спустя, трудно себе представить, каким мощным аппаратом пропаганды обладала в то время Французская коммунистическая партия во главе с Морисом Торезом. Вот что сказала на суде известная в те годы коммунистическая деятельница Мари Клод Вайян-Кутюрье: "Да, в Советском Союзе существуют лагеря для врагов народа, но и они получают за свой труд заработную плату, равную той, что получают люди на свободе. Заключенные могут купить все, в чем они нуждаются, иметь индивидуальную комнату, смотреть фильмы и заниматься музыкой".
Кравченко, как и многие его современники, считал, что коммунисты, получавшие на выборах до 30 процентов голосов, могут прийти к власти во Франции не путем революционного путча, а вполне легальным путем. И Кравченко учел этот момент.
Владимир Тольц: Вот заметьте, мы уже довольно долго говорим об этом процессе. Ясно, что дело политическое. Но в чем конкретно оно состоит? Это же дело "Кравченко против "Леттр франсэз"", а не "Кравченко против СССР".
Ольга Эдельман: Предмет спора в изложении ТАСС выглядит так:
"Как известно, в статье, опубликованной в "Леттр франсэз", один из работников американской разведки описал историю обработки Кравченко американской разведкой и показал, что антисоветская книга, авторство которой Кравченко приписывает себе, была написана за Кравченко соответствующими американскими органами, и что Кравченко, хотя и является ярым врагом СССР и предателем Родины, не способен сам написать такую книгу".
Ольга Эдельман: Итак, французские журналисты-коммунисты утверждали, что книга написана не Кравченко, а инспирирована американскими спецслужбами. Обсуждались и предполагаемые настоящие авторы – из среды старой русской эмиграции. А Кравченко характеризовали как личность ничтожную, человека пьющего и не очень образованного, который просто не в состоянии такой текст написать. Из этого делался вывод, что никакого доверия к содержательной стороне книги быть не может. Плюс – свежие воспоминания о недавней войне. Книга Кравченко французским коммунистам представлялась, в том числе, атакой на ценности движения Сопротивления.
Владимир Тольц: Ну, смотрите, здесь есть две составляющие: разговор о Кравченко, его личных свойствах и авторстве, и – разговор о сути советского режима. Априорно понятно, что для противников Кравченко выигрышной представлялась первая часть. Доказав личную сомнительность и несостоятельность истца, можно было поставить под сомнение и его иск.
Ольга Эдельман: А Кравченко, наоборот, упирал на второе, на критику советского режима, уводя разговор от своей персоны. Это видно уже по отчетам о пресс-конференции, на которой он смело блефовал. Он, как сообщало "Франс Пресс", заявил, "что в его распоряжении имеются фотографии и документы, собранные у некоторых из 600 тысяч советских граждан, которые в настоящее время живут в Германии в лагерях перемещенных лиц". Ничего подобного впоследствии на суде не фигурировало, были представлены лишь несколько свидетелей из перешедших на Запад советских граждан.
Владимир Тольц: Да и как Кравченко мог собрать свидетельства в лагерях для перемещенных лиц? Нет никаких данных, что он чем-то таким занимался. Но вообще о подобных усилиях этого времени мы знаем. Это знаменитый ныне "Гарвардский проект", который мы уже не раз упоминали в наших передачах. Впрочем, справедливости ради, надо отметить, что реализация его плана опросов (A-Schedule interviews) в эту пору только-только начиналась.
Ольга Эдельман: 19 января появился еще один поворот дела. Газета "Се Суар" сделала сенсационное заявление: книга Кравченко очень похожа на книгу "Я был пленником Сталина", опубликованную еще в 1941 году гитлеровской пропагандой. На следующий день Кравченко заявил, что подаст в суд и на "Се Суар" тоже. В тот же день, 20 января, появилось интервью Кравченко газете "Франс диманш". Как уверяли ее журналисты, они оказались единственными, кому удалось найти местонахождение Кравченко и взять у него интервью. Вопросы они задали, в том числе и довольно каверзные, на некоторые Кравченко ответил обычной своей риторикой, на некоторые отвечать отказался, и выглядело это симптоматично.
"Вопрос: Каковы основные документы, которые вы рассчитываете использовать во время вашего процесса?
Ответ: Тайна в отношении документов, которые я использую во время процесса, как вы понимаете, является условием сохранения их силы. Я, однако, могу сказать, что я обладаю документами советского правительства, которые подтверждают то, что я писал в моей книге по поводу чисток, имевших место в СССР. То же самое относится и к концентрационным лагерям: действительно, многие лица, находившиеся в лагерях, передали мне неоценимые документы. Другие документы также показывают реальные условия жизни в Советском Союзе как рабочих, так и крестьян и служащих.
Вопрос: Вы были руководителем военного производства во главе департамента Совнаркома РСФСР. Позволяет ли вам опыт, приобретенный вами в советской промышленности, считать возможным, что СССР располагает атомным оружием?
Ответа не последовало
Вопрос: Имеется ли в США широкая русская шпионская сеть?
Ответ: Да, в США имеется широкая шпионская сеть. Но это не русская, а советская шпионская сеть.
Вопрос: В вашей книге... вы рассказываете о том, как вы сами проходили "чистку", об обвинении, которое вам было предъявлено, о значении "дела Кравченко", "которое стало известно во всем Никополе", о втором обвинении, которое вам было предъявлено в 1941 году. Как вы объясняете то, что в то время как, по вашим описаниям, "чистка" всюду наносила тяжелые удары... вы избегли их, несмотря на прямые обвинения? Разве тот факт, что вы не были арестованы первый раз, что... вы могли свободно выехать в Москву... что ваш процесс практически не привел к осуждению и не помешал вашему назначению за границу, не доказывает наличия известной свободы в СССР? Если нет, то почему?
Ответа не последовало".
Владимир Тольц: О том, как процесс "Кравченко против "Леттр франсэз" развивался дальше, мы расскажем в следующем выпуске нашей программы.
Вы слушали "Документы прошлого". Из Парижа в передаче участвовал Семен Мирский. В ней использованы документы Государственного архива Российской Федерации.
