Продолжается скандал вокруг статьи "Владимир Путин - темное восхождение к власти". В ней рассказывается о взрывах жилых домов в нескольких городах России в 1999 году и приводится версия, согласно которой за ними могло стоять российское правительство. Статью запретили к публикации в российской версии журнала GQ в издательском доме Conde Nast, куда входит это издание. В итоге запрещенная статья - в оригинале или переводе - появилась во множестве блогов. Ее автор Скотт Андерсен в интервью Радио Свобода признался, что такого успеха никак не ожидал.

– Как вы решили заняться темой взрывов 1999 года и почему выбрали GQ?

– Я журналист-фрилансер, и этот текст – моя первая статья в GQ. Раньше я в основном писал для журналов New York Times Sunday Magazine и Vanity Fair. Я давно знаю редакторов GQ, и они обратились ко мне с тем, чтобы я написал о России на интересную мне тему. И я сказал, что на ум приходят несколько вещей, но одна история давно уже не выходит у меня из головы, что мало кто всерьез расследовал ее – взрывы 1999 года. Так что идея была моя. Я описал им события, контекст, и они ответили: отлично, пиши. Я приехал в Москву в сентябре прошлого года. Черновой вариант статьи я написал в марте, но в GQ приняли решение отложить публикацию до десятой годовщины взрывов, то есть до сентябрьского номера.

– Как давно вы интересуетесь взрывами 1999-го? Вы проводили собственное расследование?

– Я был в России, в Чечне, во время первой чеченской войны. Я приезжал в 1995-ом. Во время взрывов 1999-го я был не в России, но я помню, как эти события меня насторожили, что-то не сходилось в этой странной истории. На протяжении нескольких лет я слышал разные версии и подозрения о том, кто стоял за этими взрывами. И все это время не покидала мысль о том, что это одно из важнейших событий, которому должное внимание не уделяют, хотя оно повлияло на историю современной России. Прямым результатом стали масштабные изменения: приход к власти Путина, уход Ельцина, вторая чеченская война. Мне показалось странным, что никто всерьез не исследовал дело о взрывах.

– Каковы ваши источники информации?

– Естественно, я прочитал все, что по этой теме было написано. Но написано было мало за все эти годы. Особенно при таком масштабе событий. Безусловно, я ознакомился с официальными отчетами и с мнениями людей, которые с этими отчетами были не согласны. Но один из основных моих источников – бывший полковник ФСБ Михаил Трепашкин. Его утверждения я не принимал на веру, когда мог – проверял их. Я вообще старался не основываться на чьем-либо мнении, а создать как можно более оригинальный материал. Удивило меня то, что те люди, которые раньше ставили под сомнение правительственную версию событий, теперь отказывались говорить со мной. Они были очень осторожны и даже боялись говорить.

– А Михаил Трепашкин говорить согласился.

– Да. Или это для него дело чести, или какая-то другая причина им руководила, но ему важно, чтобы его версия событий была известна. Он был не единственным человеком, с кем я говорил. Я говорил с журналистом Игорем Корольковым, который встречался с Трепашкиным до его ареста. Говорил с людьми из "Мемориала", у которых есть вопросы о том, что же на самом деле случилось. Но они не хотели, чтобы я их цитировал или вел запись беседы. Я также говорил с несколькими юристами-правозащитниками, но они пожелали остаться анонимными. Все эти люди сомневаются в официальной версии и держат в руках своего рода мозаику, из которой складывается целостная картина. Однако остро чувствуется общий уровень беспокойства по поводу открытого обсуждения этой темы.

– Главный редактор американского GQ или юрист Conde Nast как-то объясняли случившееся лично вам?

– Никогда мой главный редактор в GQ не проявлял недовольства по поводу этой статьи, наоборот. Тем более у меня не возникло ощущения, что он хочет скрыть эту статью. Думаю, дело в решении на корпоративном уровне в Conde Nast. И там никто не уточнил, в чем же конкретно заключается их беспокойство, связано ли оно с законами, носит ли политический или экономический характер. Мое ощущение, что в Conde Nast опасались репрессивных мер в отношении своего журнала на русском языке. Видимо, эта статья могла повлиять на их дальнейшие публикации в России. Не хочу говорить за них, но все говорило об опасениях о возможных юридических мерах со стороны российского правительства. Но мне кажется, что опасения были скорее экономическими: как бы статья не повлияла на их работу в России и на их журнал в России. Юрист, который написал служебную записку, мне ничего не объяснял.

Цензура может принимать различные формы: вырезают части из статьи или заставляют автора смягчить тон. Со мной ничего этого не случилось. Однако есть и другая форма цензуры, когда пытаются "закопать" статью, чтобы как можно меньше людей ее прочитали. Может быть, это одна из форм цензуры ...(смеется).

– Как отреагировали ваши коллеги? Такое часто случается в американской прессе?

- Наверняка найдутся примеры, как разные статьи не были опубликованы. Так что случай мой не первый. Но он необычен тем, что так открыто провели кампанию, чтобы статью прочитали как можно меньше людей. Мои коллеги очень этим удивлены.

Впрочем, кампания эта имела обратный эффект. Так часто бывает, когда пытаются замять написанное. Вместо этого становится намного больше читателей, и реакция на написанное намного больше. Так что мне даже приятно, что все так вышло. Теперь большее количество людей знают. Я и не думал никогда, что эта статья будет напечатана в России, но теперь ее переводят, она появилась в разных блогах. И я рад, что попытка похоронить ее не удалась.

– Что делать будете? Продолжите писать в GQ?

– Очень может быть. С редакторами у меня никогда не возникало проблем. Редакторы GQ никогда не пытались никаким образом изменить то, что я говорю или пишу. Мы говорили с тех пор, как разгорелась эта история, и разговор был дружеский.