Марьяна Торочешникова: Противодействие экстремизму и неонацизму в современной России – такова тема сегодняшней передачи.
Гостья в студии Радио Свобода – заместитель директора Информационно-аналитического центра "Сова" Галина Кожевникова.
Галина, насколько я понимаю, в августе произошли два довольно значимых события для людей, которые пытаются как-то противостоять вот этим распоясавшимся неонацистам и фашистам. Имеется в виду решение, принятое ижевскими судами, которые постановили выплатить компенсацию в пользу людей, пострадавших от нападения неонацистов. Безусловно, мы послушаем сюжет по этому поводу, который подготовила наш корреспондент в Ижевске, но прежде я вас попрошу проанализировать ситуацию в целом, как она складывается в России сейчас. И можно ли говорить о том, что специальные отделы, созданные на основе ФСБ, на основе милиции, научились эффективно выявлять неонацистов, доводить эти дела до приговоров, что позволяет потом на основании этих обвинительных приговоров требовать компенсации от людей, которые нападали по мотивам ненависти и розни.
Галина Кожевникова: Говорить сейчас о каком-то существенном сдвиге не приходится, потому что отделы по борьбе с экстремизмом в милиции созданы совсем недавно, еще года нет. Но, в принципе, если неонацистские группы подвергаются систематическому правомерному давлению, то мы наблюдаем в нескольких регионах существенное улучшение ситуации, действительно. Мы наблюдаем рост количества приговоров по расистскому насилию с хорошей квалификацией, то есть улучшение качества приговоров. Нет пока существенного увеличения количества, но качество очень хорошее.
Марьяна Торочешникова: То есть не подкопаться уже.
Галина Кожевникова: Ну, да, не подкопаться. И самое главное, что происходит, это существенные действительно изменения последних примерно года-полутора. Стали ловить не одиночек, как раньше, когда говорили, что там один плюс группа неустановленных лиц.
Марьяна Торочешникова: Да, как раз об этом я вас и хотела спросить.
Галина Кожевникова: А начали ловить банды, прямо вполне сформировавшиеся, и всех судить.
Марьяна Торочешникова: То есть научились выявлять эти сообщества, неонацистские и как-то с ними работать.
Галина Кожевникова: Ну, нельзя сказать, что научились выявлять, скорее всего, просто раньше не хотели по каким-то причинам, а теперь ситуация существенно меняется и с насилием, и с отношением государства к неонацистским группировкам. Но то, что научились доказывать группой характер дел, групповую вину и выявлять именно серийных убийц, это большой плюс, конечно, и это существенный удар по неонацистском подполью, которое уже сформировалось во многих крупных городах России.
Марьяна Торочешникова: Конечно, потому что совершенно иная ситуация. Одно дело, когда хватают какого-то единственного человека, вешают на него всех собак, а при этом эта подпольная организация благоденствует, и ничего с ней не происходит. И совершенно другое дело, когда хватают их всех и действительно доводят до приговоров, законных и обоснованных приговоров.
Галина Кожевникова: Да.
Марьяна Торочешникова: Скажите, а вот раньше была такая существенная проблема, о ней очень много говорили правозащитники, что, привлекая к уголовной ответственности действительно банди скинхедов, тем не менее, очень редко можно было увидеть квалифицирующий признак такой, как разжигание ненависти и розни. Теперь чаще пользуются этой статьей?
Галина Кожевникова: Есть ошибка общественного мнения, понимаете, они идут по делам об убийствах с квалифицирующим признаком ненависти. Просто общественное мнение почему-то считает, что статья 282 – это единственная статья в нашем Уголовном кодексе, которая обозначает расизм. Это неправда, это глубокая ошибка. В Уголовном кодексе 13, если мне память не изменяет, статей, которые позволяют за расизм привлечь. 282-я входит в них. Я уже не говорю о 63-ей статье Уголовного кодекса, где перечислены просто отягчающие обстоятельства, и мотив ненависти там тоже перечислен. Его можно хоть к шпионажу добавить, хоть к изнасилованию, в общем, к любой статье Уголовного кодекса.
Марьяна Торочешникова: То есть потому и происходит такое как бы заблуждение массовое, что если нет 282-ой статьи Уголовного кодекса, которая как раз и предусматривает ответственность за разжигание ненависти и розни, значит правоохранительные органы не стали привлекать человека к ответственности именно по этим статьям.
Галина Кожевникова: Да, это заблуждение, потому что 282-я статья, она в принципе рассчитаны в основном все-таки на пропагандистов. Ну, ее можно применить, если там группа нападает и выкрикивает какие-то расистские лозунги. А если они его молча били? Никогда никто не докажет, и прокурор, и судья правильно посчитает: не выкрикивали – значит, ничего не пропагандировали, значит, нет 282-ой статьи. Вменять надо мотив, и вот это сейчас происходит, действительно, очень часто. После того, как в 2007 году расширили список статей, добавили этот мотив во многие статьи, немедленно просто начались дела по новым редакциям статей: хулиганство по мотиву ненависти, побои по мотиву ненависти, много добавили.
Марьяна Торочешникова: То есть фактически законодатель помог судам…
Галина Кожевникова: Да, фактически законодатель, действительно, явно пошел навстречу правоохранительным органам, которые по каким-либо причинам боялись или не умели вменять 282-ю статью.
Марьяна Торочешникова: Потому что доказывать сложно опять же.
Галина Кожевникова: Да. Ну, мотив доказать легче, чем пропаганду, вот публичное выражение мотива. В целом приговоров я не скажу, что стало сильно больше. Вот в прошлом году у нас был исторический максимум за насилие приговоров – 34 мы знаем приговора. В 2006 году было 33, в 2007-м – поменьше чуть-чуть. Но вот улучшилось качество. То есть если раньше почти во всех мотивах вменяли 282-ю статью, это было откровенно просто неправильно, она в статистику не попадала из-за этого, в общем, там всякие сложности возникали, то теперь действительно вменяют именно квалифицирующий признак, это во-первых. И во-вторых, если раньше те же 33 дела уголовных за насилие составляли 45 обвиняемых на все эти 33 дела, то есть 1-2 человека по делу проходили, то теперь это группы по 7 человек, 9 человек, 10 человек. И вот в 2009 году, например, на сегодняшний день – 21 приговор, а там уже под 70 человек осуждено.
Марьяна Торочешникова: То есть это не одиночки.
Галина Кожевникова: Да, это не отдельные люди, это группировки уже.
Марьяна Торочешникова: Ну, и теперь, собственно, о новой тенденции, с чего я начинала передачу. В августе сразу два суда Ижевска вынесли решения о выплате крупных компенсаций пострадавшим от нападения неонацистов. 2 миллиона рублей обязаны выплатить Андрей Фазлиев и Кирилл Вахрушев матери убитого ими в марте 2007 года 17-летнего Станислава Корепанова. И 30 тысяч рублей – антифашистке Галине Шутовой выплатит избивший ее Александр Криницын. Подробности – в репортаже нашего корреспондента в Ижевске Надежды Гладыш.
Надежда Гладыш: По одному миллиону рублей с каждого взыскать в качестве возмещения морального вреда в пользу пострадавшей – таков судебный вердикт в отношении двух ижевских неонацистов, Андрея Фазлиева и Кирилла Вахрушева, признанных еще в октябре 2007 года виновными в убийстве 17-летнего Стаса Корепанова. В практике судьи Индустриального суда города Ижевска Алексея Андрианова, да и его ижевских коллег, таких прецедентов до сих пор не было.
Алексей Андрианов: Такой иск рассматривался личной мной впервые.
Надежда Гладыш: А из опыта ваших коллег?
Алексей Андрианов: Может быть, не миллион, но порядка 500 тысяч – такие иски уже были.
Надежда Гладыш: Это было очень громкое дело: 27 марта 2007 года при свете дня группой в несколько десятков человек ижевские "бритоголовые" напали на семерых скейтбордистов. Шестеро бросились врассыпную, Стас, сбитый с ног, после того, что с ним сделали, уже не поднялся. От медицинского заключения, оглашенного в суде, волосы становились дыбом – голова мальчика была буквально расколота. Власти и силовики тогда дружно открещивались от версии, что нападение на скейтеров – дело рук неонацистов. Но в суде эта тема не раз поднималась защитой. Говорит Фарида Киселева, представлявшая в суде интересы матери Стаса Корепанова, признанной потерпевшей по делу. Фарида Киселева – адвокат межрегиональной правозащитной организации "Агора".
Фарида Киселева: Были свидетели, которые говорили о том, что они считают, что на них напали ввиду их отношения к скейтерам и реперам, то есть что они относятся к антифашистам и так далее, то есть поддерживают это движение. И там были показания свидетелей.
Надежда Гладыш: На месте Стаса и его друзей мог оказаться кто угодно. Как утверждает мама погибшего Надежда Корепанова, компания, где вращался ее сын, увлекалась катанием на роликовых досках и музыкальным стилем рэп, от политики ребята были совершенно далеки. Говорит Надежда Корепанова.
Надежда Корепанова: Операция у него проходила четыре часа. Я приехала в приемный покой, на первом этаже, там сидели все ребята, девчонки…
Надежда Гладыш: Однако Фазлиев с Вахрушевым избежали обвинения в экстремизме. Они были осуждены по 105-й статье "Нанесение тяжких телесных повреждений". А многие их подельники тогда выступили в качестве свидетелей. Эту особенность – перетекание одних и тех же лиц ижевских неонацистов из процесса в процесс – отмечает руководитель Прикамского правозащитного центра Станислав Клинов. Эту закономерность он вывел из анализа целого ряда конкретных уголовных дел.
Станислав Клинов: Из этих дел мы увидели, что всплывают одни и те же фамилии, причем давно, с 2006 года. Эти люди постоянно находятся не то что даже в поле зрения правоохранительных органов, а они попадают в уголовные дела. Многие из них до недавнего времени находились на свободе. Данная позиция правоохранительных органов и судей, прокуратуры привела к тому, что эти люди стали совершать уже значительное количество тяжких преступлений – это покушение на убийство, нанесение тяжких телесных повреждений. Неонацисты чувствовали и, думаю, чувствуют свою безнаказанность, и это видно по материалам уголовных дел, это видно по их поведению в зале суда, когда они приходят поддержать своих товарищей с фашистскими татуировками, нисколько не скрываясь. Чувство безнаказанности приводит к тому, что у них нет тормозов, нет какой-то границы.
Надежда Гладыш: Станислав Клинов отмечает усиление пронацистской пропаганды и в том, что на стенах домов и заборах в Ижевске все больше становится надписей и рисунков фашистского толка.
Станислав Клинов: Как правило, мы видим свастику, мы видим надписи – заявление фашистов о себе, скажем: "Я – фашист. Я – нацист". Мы видим надписи, обозначающие ненависть к другим группам. И видим определенные обозначения действия. Допустим, ку-клукс-клановец изгоняет нерусских отсюда либо противоборство неонацистской антифашистской группе. Троянский шлем, а кулак – это белая сила…
Надежда Гладыш: О росте межнациональной розни на бытовом уровне говорит и студентка университета Софья Русова.
Софья Русова: Когда в 2006 году, ближе к концу, осенью, по-моему, 2006 года депортировали грузин из Москвы, я была знакома с одной грузинской семьей, которые, по крайней мере с их слов, рассказывали, что ребенку очень было тяжело в школе. Девочке было лет 11, третий класс, 10-11 лет. Ее учителя постоянно говорили о ее национальности, может, под впечатлением программы "Время", и там были очень неприятные высказывания, вплоть до того, что "понаехали вы тут, мы тут ваших детей учим, а они себя отвратительно ведут". В общем, был конфликт в школе, родителей и преподавателей. В итоге пришлось перевести ребенка на экстернат.
Надежда Гладыш: В июне текущего года в судебной практике Ижевска был создан важный прецедент – реальный срок по "экстремистской" статье получил один из активных членов движения неонацистов Александр Криницын, избивший не знакомую ему лично девушку только на том основании, что видел ее прежде среди антифашистов на акции "Еда вместо бомб". После приговора пострадавшая Галина Шутова подала гражданский иск о возмещении морального вреда. Этот иск комментирует представитель Галины в суде Райназ Шайхутдинов, юрист Прикамского правозащитного центра.
Райназ Шайхутдинов: На эту сумму мы вышли, исходя из общей судебной практики по легкому вреду здоровью, причиненному Шутовой Галине. Среднюю сумму я взял и выставил в гражданском иске о компенсации морального вреда, причиненного Галине в результате преступления. С Галиной мы эту сумму обсудили она была не против. Честно говоря, мы рассчитывали, что в разы меньше получим сумму, но в итоге суд, так скажем. очень благосклонно к нам отнесся и выставил сумму 30 тысяч.
Надежда Гладыш: Как отмечают правозащитники, важен сам факт присуждения к выплате серьезных сумм по возмещению морального вреда, что может служить предостережением для последователей идеи "белой силы". Но насколько реально получение этих компенсаций? Говорит Станислав Клинов, руководитель Прикамского правозащитного центра.
Станислав Клинов: Дело в том, что когда человек отправляется в тюрьму, исполнительный лист будет висеть над ним весь срок. Если он устроится на работу, зарплата выйдет у него в колонии, может быть, рублей 300-400, там очень небольшие зарплаты к тому же большие вычеты. Из своих 300-400 рублей если он умудрится устроиться на работу, из этой суммы будут вычитать половину по исполнительному листу. Если он не устроится на работу, соответственно, не будет гасить свой долг по исполнительному листу, то, скорее всего, он не сможет рассчитывать на УДО, на условно-досрочное освобождение. Судья, рассматривая дело по УДО, всегда смотрит, выплаты были или нет, человек раскаялся в колонии или нет. То, что человек не выплачивает по исполнительному листу, судья трактует как то, что подсудимый не раскаялся. Соответственно, по УДО таким товарищам выйти очень сложно.
Надежда Гладыш: Сейчас в Ижевске рассматриваются в судах два дела, где обвиняемыми проходят неонацисты, – нанесение серьезных ножевых ран пареньку с антифашистскими взглядами и подростку-азербайджанцу. Имена обвиняемых и раньше были известны по картотеке РУБОПа как активисты неонацистских группировок. Версия защиты – превышение пределов допустимой обороны.
Марьяна Торочешникова: Вот та тема, с которой мы начали сегодняшнюю передачу, - это выплата крупных компенсаций, денежных, людям, пострадавшим от действий неонацистов. Галина, почему это так важно, для чего? Ведь совершенно непонятно, когда эти люди эти деньги отдадут. Вот по миллиону рублей компенсации должны двое осужденных выплатить матери погибшего Станислава Корепанова. И когда же они их отдадут, эти деньги, если они в колонии будут зарабатывать по 300 рублей в месяц?
Галина Кожевникова: Ну, всю жизнь будут отдавать. И в колонии будут отдавать. Они же не пожизненные получили сроки. И потом выйдя будут отдавать. В общем, будут содержать, на самом деле, по большому счету, мать, которая утратила единственного сына. Во-первых, это не пустой звук, этой женщине действительно нужна поддержка финансовая, и это хорошо, что вот такие огромные суммы. А во-вторых, это, на самом деле, правильно сказал адвокат девушки-антифашистки, это же серьезная моральная вещь. Потому что сейчас для неонацистов очень важно прослыть героем в своей среде, потому что если ты получаешь репутацию героя, то уже не ты себя содержишь и свою семью, когда ты садишься в тюрьму. Почему после "дела Рено" у нас появилось очень много групп, которые берут на себя по несколько десятков убийств? Они, может быть, их и не совершали, но им важно прослыть героями. Почему им важно прослыть героями? Потому что тогда неонацисты начинают собирать им деньги, чтобы поддержать этих героев в суде, нанять им адвоката, платить матери, пока он будет сидеть.
Марьяна Торочешникова: То есть фактически формируется общак.
Галина Кожевникова: Фактически да, фактически это общак. Да, вот еще, кстати, в тюрьме тоже заплатить, чтобы ему комфортно сиделось. Но это герою, это на содержание и на помощь "белому герою". Но никто не будет собирать деньги на то, чтобы этот "белый герой" поддерживал собственную жертву. Все прекрасно понимают, что выплаты жертве – это поддержка жертвы. И для самого неонациста, который всю жизнь будет помогать своей жертве, это серьезное давление, конечно.
Марьяна Торочешникова: Серьезное моральное давление. Просто получается, что он, приветствуя вот эти нацистские идеи, фактически содержит человека, против которого выступает.
Галина Кожевникова: Конечно. Это серьезное моральное давление. Может быть, на сегодняшний день это единственный стимул отказаться от участия в организованном неонацистском движении. Потому что пока ничего мы больше не видим, ничего нам не предлагает ни практика правоприменительная, ни отношение общества, которое вполне одобряет насилие. Убийства не одобряет, а насилие вполне одобряет, на самом деле. Потому что ксенофобия очень в обществе высока.
Марьяна Торочешникова: И с этой точки зрения как раз, наверное, решение в пользу антифашистки Галины Шутовой даже более показательно, поскольку она сама стала жертвой нападения просто потому, что участвовала в антифашистском каком-то митинге, и тем не менее, суд посчитал, что необходимо обязательно ей выплатить всю заявленную сумму компенсации. И получается, что вот этот человек, который ее избивал, оказался в дурацкой совершенно ситуации.
Галина Кожевникова: Да, потому что теперь он фактически поддерживает антифашистку. И будет ее… ну, 300 рублей у него в колонии будет зарплата, два года он получил, по-моему, как раз весь срок и будет ее поддерживать. Все очень, по-моему, гармонично. Иначе что мы сейчас видим? Мы видим, что люди возвращаются… Если раньше, лет 5-6 назад, человек, попавшийся и получивший срок, не обязательно с расистским мотивом, не важно, даже за хулиганство осужденный, но расист, он, в общем, после освобождения не возвращался. Потому что, ну, он становился взрослее, появлялась семья, появлялась необходимость как-то реализовывать себя в жизни, а со своими нацистскими убеждениями ничего не найдешь. Сейчас все изменилось. Появились предприятия "только для белых", появилась возможность где-то работать в своей среде, появилась возможность зарабатывать деньги собственно на своих неонацистских взглядах. Поэтому отсидевшие люди с огромным удовольствием возвращаются туда, откуда они были забраны.
Марьяна Торочешникова: Да плюс еще в статусе героев, поскольку они же пострадали.
Галина Кожевникова: Да, безусловно, в статусе героев и идеологов. Очень хороший пример, что Рено после того, как ему был зачитан приговор, а получил он всего 10 лет, это человек, убивший больше 10-ти, только убивший, и 10 лет он получил потому, что был несовершеннолетним, он открыто заявил, что он выйдет и пойдет в политику. Это в какой нормальной стране можно вообще представить, что убийца, расист, кидающий зигу в суде, говорит, что "я вернусь и в политику пойду"? А у нас это можно. И он это прекрасно понимает. Потому что у нас это сейчас популярно. А вот если бы ему присудили 39 миллионов рублей или сколько он там человек убил, по миллиону за человека, ни на какую бы работу его не взяли, ни в какую бы политику его не взяли, и никто бы деньги ему собирать не стал, ни на адвоката, ни на кого.
Марьяна Торочешникова: Но у пострадавших еще есть все возможности, пострадавших от его действий, обратиться с этими исковыми требованиями в суд. Просто, может быть, люди боялись, не решались. А потом человек, как мне представляется, психологически настроен так, что вот его обидчика наказали, но настолько неприятно видеть его потом его еще раз в суде, уже обсуждая проблему компенсации, и иногда, может быть, даже небезопасно, потому что ты не знаешь, как поведут себя его дружки в случае, если ты заявишься в суд с таким иском, поэтому риск, конечно, действительно довольно серьезный, с моей точки зрения. Тем не менее, если действительно это повлияет таким образом на психологию неофашистов местных, ижевских, как вы сказали, то в этом, конечно же, есть смысл.
Вот в сюжете эксперты, которые были задействованы в записи репортажа из Ижевска, наметили некие тенденции, которые наблюдают правозащитники сейчас в деятельности неонацистских, неофашистских, экстремистских организаций. Скажите, пожалуйста, Галина, какие из этих тенденций характерны, может быть, исключительно только для Ижевска, а какие распространены во всей России, что бы вы отметили в первую очередь?
Галина Кожевникова: Для Ижевска характерно, насколько мне известно, то, что там основная группа – это неформальная молодежь, основная группа жертв, и то, о чем говорили, собственно, местные люди, это то, что там есть какие-то довольно устойчивые связи между неонацистами и местной милицией. Может быть, он не системные, но зато довольно разветвленные, и это можно видеть вот на примере осужденного за избиение антифашистки. У него, во-первых, был уже уголовный срок, а во-вторых, местные антифашисты рассказывают, что он там выступает подставным свидетелем и подставным потерпевшим по сфабрикованным делам. Одно из них уже развалилось в суде. То есть это довольно серьезное обвинение.
Марьяна Торочешникова: То есть, Галина, правильно ли я понимаю, что в Ижевске весь гнев и ненависть неонацистов направлены в первую очередь не на тех, кого называют инородцами в средствах массовой информации, а просто на неформальную молодежь – с тем же цветом кожи, и с теми же признаками, может быть, внешними, но при этом которые не разделяют их вкусов?
Галина Кожевникова: Да, конечно. Потому что Ижевск – это, в общем-то, не скажу, что закрытый город, но, во-первых, он долгое время был закрытым городом, и там, на самом деле, практически нет тех людей, которых принято относить к визуальным меньшинствам. Поэтому там враг – неформальная молодежь, и обосновывается это предательством идей белой расы. Реально социологи это объясняют социальной конкуренцией, потому что, на самом деле, это одна и та же возрастная группа, и неонацистская среда просто так реагирует, так проявляет социальную конкуренцию. Общими тенденциями является повышение агрессивности неонацистов, количество убийств просто стремительно растет. В этом году некоторый спад за счет Москвы, но здесь мы видим существенный прогресс как раз в преследовании неонацистов, а так жестокость стремительно растет. Общие тенденции мы видим – то, что нападение изменяется, они теперь маскируются, они не открыто расистские…
Марьяна Торочешникова: То есть не публичные, без видеокамер уже и без…
Галина Кожевникова: Нет, они с видеокамерами, но они маскируются не под идеологическое нападение, а под грабеж. Или, например, вот как говорится про пределы необходимо самообороны, идет провокация конфликта, в котором все свидетели будут утверждать, что это вот не неонацисты напали, а как раз другая какая-нибудь сторона, с последующей защитой подбежавших на помощь друзей.
Марьяна Торочешникова: То есть получается, что они стараются подстроиться под новую практику, сложившуюся в правоохранительных органах.
Галина Кожевникова: Да, они стараются себя обезопасить от дальнейших преследований. Эту тенденцию мы наблюдаем просто вот по всем городам, в которых зафиксированы случаи неонацистских нападений. Новые серьезные тенденции… ну, как новые, вот мы с уверенностью можем говорить о том, что уже 3-4 года точно существует в крупных городах неонацистское подполье. Почему новая тенденция, потому что с уверенностью говорить об этом стало можно только вот в прошлом году где-то, уже стало ясно, как это работает, как это выглядит, как это проявляется.
Марьяна Торочешникова: То есть понятно, как осуществляются связи…
Галина Кожевникова: Да, все понятно, как функционирует инфраструктура, как осуществляется взаимопомощь, как осуществляется координации групп, как устанавливаются взаимоотношения между конкурирующими группировками. Там же очень высокая конкуренция в самой среде, на самом деле. Это тоже новая тенденция, но относительно новая тенденция. И мы можем говорить сейчас о том, что поскольку действительно прессинг на организованные группы усилился, вот действительно то, о чем мы говорим…
Марьяна Торочешникова: Со стороны правоохранительных органов.
Галина Кожевникова: …да, со стороны правоохранительных органов, то мы видим очевидную тенденцию к тому, что группы всячески стараются себя обезопасить от возможного преследования.
Марьяна Торочешникова: То есть они уходят совсем глубоко в подполье.
Галина Кожевникова: Да, они уходят совсем глубоко в подполье. И это и раньше было на уровне единичных деклараций, но сейчас довольно серьезно идет новая тенденция, что группы переходят от борьбы с инородцами к борьбе с режимом. То есть если раньше считалось, что мы изобьем инородца, он уедет, всем расскажет, как здесь страшно, и они сюда не поедут, но теперь мы будем бороться с тем режимом, который позволяет инородцам сюда приезжать. И отсюда нападения на милицейские участки.
Марьяна Торочешникова: То есть политизируются фактически эти деятели.
Галина Кожевникова: Да, политизируются. И уже задачей ставится не освобождение России от инородцев, а свержение того режима, который потворствует приезду людей с неславянской внешностью. И это серьезное, на самом деле, изменение, очень серьезное. Потому что переход к тактике диверсионной, подрывной деятельности, там у нас пытаются поезда под откос пускать, милицейские машины жгут, взрывчатку подбрасывают на порог ФСБ, ну, муляжи пока, к счастью, подрываются там в собственных квартирах, благо не профессиональные саперы, все-таки в собственных квартирах пока еще подрываются во многом. Вот тот человек, который осужден в Ижевске, он же задержан был там накануне 9 мая, потому что вот был объявлен этот день гнева, и всех подозрительных задерживали. А задержан он был в процессе просто подготовки какого-то взрыва.
Марьяна Торочешникова: Но в этом ситуации, может быть, российские власти как раз активизируют свою работу по противодействию экстремизму. Потому что если раньше речь шла об интересах и правах каких-то других граждан, их это, может быть, могло не так сильно тревожить, но когда встает угроза непосредственно самой власти, самой структуре, самому режиму, и не важно, откуда исходит эта угроза, с какой стороны, то здесь просто заметно, что они начинают оживляться и как-то шевелиться, что-то происходит, что-то меняется.
Галина Кожевникова: Безусловно. В этом смысле как раз тот самый редкий случай, когда употреблений термина "экстремизм" очень уместно. Потому что экстремизм – настолько широкое понятие, что власть его, в общем-то, понимает действительно как политическую оппозицию, не важно какую. Мы-то этим термином как раз предпочитаем не оперировать, потому что для нас неонацизм, правое движение – это более конкретные, более понятные вещи. Что такое экстремизм – никто не понимает. И мы видим действительно, что те группы, которые переходят в прямую оппозицию власти, начинают подвергаться серьезному организованному давлению. Взять хотя бы ДПНИ – пока они демонстрировали всяческую лояльность Путину, их никто не трогал. Хотя там было за что, и выше крыши. Но как только Белов сравнил здание правительства со свитком Торы, он немедленно получил уголовное дело. И более того, я скажу, не один же Белов. Вот последние полгода уже три или четыре даже, если я не ошибаюсь, руководителя региональных ДПНИ уже получили уголовное наказание какое-то.
Марьяна Торочешникова: То есть начался такой последовательный прессинг.
Галина Кожевникова: Да-да, последовательный прессинг. И еще три человека под судом, и это тоже, в общем, похоже, плохо для них закончится. Понятно, что такое давление именно на "Движение против нелегально иммиграции" неслучайно, понятно, что это связано с изменением политической позиции и с тем, что они утратили лояльность существующему режиму. Пока они были лояльны, им позволялось делать все, что угодно. И это, на самом деле, весь ужас нашей ситуации.
Марьяна Торочешникова: Но вот, кстати, я вас попрошу рассказать немножко о неправомерном антиэкстремизме, как это называют правозащитники. Но для начала давайте послушаем сюжет, который подготовил наш корреспондент в Воронеже Михаил Жеребятьев. Там, в Воронеже, вынесен приговор по делу о нападении на уроженца Армении по мотивам национальной ненависти. Это как раз как иллюстрация того, какая работа вообще происходит сейчас в России в смысле борьбы с неонацизмом и экстремизмом.
Михаил Жеребятьев: На днях 22-летний воронежец Александр Челенко был признан судом виновным в совершении преступления по мотивам национальной ненависти. Год назад он вместе с друзьями потребовал на улице от россиянина армянского происхождения убираться из России. Под крики "Россия для русских!" Челенко и его сообщники принялись избивать молодого человека за то, что тот провожал домой русскую девушку. Ножевое ранение потерпевшему наносил Челенко. Ввиду причастности участников преступления к фанатскому футбольному движению "Огненная сила" следствие квалифицировало действия нападавших как неформальную группу скинхедов. Реальный срок получил единственный участник нападения из пятерых, поскольку, по информации старшего помощника руководителя Следственного управления Следственного комитета Прокуратуры России по Воронежской области Сергея Глазьева…
Сергей Глазьев: Кроме Челенко Александра, были еще четверо участников избиения. Всем им было предъявлено обвинение в совершении преступления. Челенко было предъявлено обвинение в причинении тяжкого вреда здоровью на почве национальной вражды по части 2-ой статьи 111-ой Уголовного кодекса Российской Федерации. А остальным четверым, которые не наносили удары ножом, которые подвергали избиению человека, им было предъявлено обвинение в причинении ему побоев также на почве национальной вражды, остальным четверым. И дело было направлено в суд в отношении всех пятерых. В ходе судебного рассмотрения эти четверо подсудимых, они примирились с потерпевшим. И в отношении них судом было принято решение о прекращении уголовного преследования. Они признаны виновными, но они были освобождены от наказания. В Челенко, который наносил удары ножом, он был осужден к реальному лишению свободы на 4 года 10 месяцев.
Михаил Жеребятьев: За пару недель до этого приговора другой воронежский суд признал виновным также в совершении преступления по мотивам национальной ненависти молодого человека, избившего гражданина Азербайджана. Суд установил принадлежность обвиняемого к молодежной группировке, исповедующей праворадикальные взгляды. Согласно данным Центра по противодействию экстремизму ГУВД по Воронежской области, в нынешнем году сотрудники подразделения раскрыли шесть преступлений экстремистской направленности, разобщили семь преступных групп скинхедов очень численностью более 20 человек. Совсем недавно в суды Воронежа поступили два уголовных дела, где в качестве мотива совершения преступлений значилась национальная ненависть. Еще одно – о жестоком убийстве 15-летнего юноши из русско-азербайджанской семьи группой молодых скинхедов – рассматривается в областном суде с прошлого года. по сравнению с первой половиной, серединой 2000-х и представители правоохранительных органов, и правозащитники отмечают оперативность реагирования милиции, следствия и прокуратура при раскрытии преступлений на почве ксенофобии в Воронеже. Снизилось и общее число такого рода преступлений по региону. Вместе с тем эксперты выражают сомнения в эффективности профилактических мер праворадикальной идеологии. Слово – Алексею Козлову, члену экспертного совета при уполномоченном по правам человека в Российской Федерации.
Алексей Козлов: Специально посмотрели на то, на что ссылается прокуратура. Это все так называемые программы патриотического воспитания. На самом деле, никакой профилактики правого экстремизма там нет. Это патриотическое воспитание, часто военно-патриотическое, это достаточно часто правыми экстремистами используется для своей пропаганды. И никаких там даже примитивных каких-то уроков толерантности или, я не знаю, терпимого отношения к другим национальностям и грантам не предусмотрено. То есть все это как бы безусловно происходит, я имею в виду, что патриотические программы реализуются, но к профилактике именно правого экстремизма и подобного рода преступлений отношения они не имеют. Было заявлено, что они хотят снять фильм, судя по всему, документальный, на местном РЕН ТВ. Совершенно непонятно зачем, потому что есть достаточно много материальных материалов, снятых НТВ несколько раз про ультраправых экстремистов, вполне профилактические. Также есть материалы Московской Хельсинкской группы, видеошколы, где есть отдельный сегмент, посвященный правому экстремизму, который можно использовать, не затрачиваясь на съемку отдельно специального фильма. Вероятно, просто воронежской прокуратуре это неизвестно.
Михаил Жеребятьев: Не так давно воронежские СМИ распространили высказывание начальника Центра по противодействию экстремизму областного ГУВД Вадима Сватикова. "Идеология скинхедов, - отметил он, - строится на псевдопатриотизме. У скинхедов искажено мировоззрение. У многих членов преступных группировок, которых мы установили, призывной возраст, и мы активно работаем с военкоматами, чтобы помочь нашим "патриотам" идти в армию служить России", - заявил руководитель специального подразделения по борьбе с экстремизмом в Воронеже.
Марьяна Торочешникова: Вот, кстати, этот репортаж, пришедший из Воронежа, он хорошо очень демонстрирует то, о чем мы уже говорили, - активизацию работы правоохранительных органов по факту совершения каких-то преступных деяний на почве ксенофобии. Но, тем не менее, разбивает в пух и прах государственную идею профилактики проявлений ксенофобии и экстремизма. Скажите, пожалуйста, вообще вот в этом направлении все становится только хуже в смысле профилактики?
Галина Кожевникова: На самом деле, этот репортаж как раз хорошо показывает, что сажать реальных преступников и профилактировать непонятное прокурорам что-то там такое – это разные вещи. Во-первых, этим должны заниматься разные люди, и прокуратура здесь не при чем, не ее это дело, прямо скажем. Во-вторых, есть проблема общая для России, вот псевдопатриотизм, патриотизм – не знаем мы, что такое патриотизм. Есть исследования, которые прекрасно показывают, что современный патриотизм – это как раз ксенофобия и есть, и это понятие сложилось как раз при Сталине, и в базе своей оно этническое и все такое. Я не буду сейчас достоинства и недостатки этого исследования обсуждать, но других исследований нет, пока оно одно. Как никто не понимает, что такое экстремизм, так никто не понимает, что такое патриотизм. И точно так же никто не понимает, что такое толерантность. Поэтому все эти рассуждения и все там какие-то попытки что-то там воспитывать – правильный патриотизм, объяснять друг другу, какие мы все хорошие – это все опирается на неверные представления, в большинстве своем расистские, поэтому это и неэффективно. На мой взгляд, сейчас то, что нужно делать, - это не воспитывать какую-то там толерантность и не объяснять, что такое правильный патриотизм: я вот так считаю, а вот оппонент мой не так, друг другу по роже дадим – вот он и патриотизм, вот она дискуссия о патриотизме. Сейчас нужно делать не это, сейчас нужно объяснять, что ксенофобия, во-первых, наказуема.
Марьяна Торочешникова: Уголовно-наказуема.
Галина Кожевникова: Уголовно наказуема, да.
Марьяна Торочешникова: И еще, как мы видим по последнее практике, и финансово наказуема.
Галина Кожевникова: Да, и финансово, дай бог, чтобы была серьезно финансово наказуема. Наказуема она потому, что плоха. Вот только когда люди поймут, что ксенофобия наказуема, и они будут задумываться прежде, чем что-то сделать, только тогда они зададутся вопросом, а почему, собственно, это плохо, только тогда им можно будет…
Марьяна Торочешникова: С ними можно будет объясняться.
Галина Кожевникова: Потому что сейчас считается, что ксенофобия – это хорошо, это патриотизм!
Марьяна Торочешникова: Это сохранение культурных истоков и много чего.
Галина Кожевникова: Да, это традиции. Прекрасный социологический опрос был недавно, когда 50 или 60 процентов москвичей обосновывали свою нелюбовь к нерусским тем, что они не подчиняются нашим культурным традициям. Тогда им задали следующий вопрос: а какие у нас культурные традиции? И никто не смог ответить. И все свелось к тому, что "не нравятся они мне и все".
Марьяна Торочешникова: Просто у людей каша в голове, на самом деле.
Галина Кожевникова: Поэтому нужно сначала, чтобы человек понял, что это наказуемо, задал себе вопрос почему наказуемо, тогда ему можно будет объяснить, что это плохо. И когда он поймет, что это плохо, уже можно будет говорить о какой-то толерантности как альтернативе плохому.
Марьяна Торочешникова: Ну, и, соответственно, о какой-то профилактике.
Галина Кожевникова: Но зато можно действительно и нужно, и мы говорим об этом на каждому углу, нужно сообщать общественности, городу и миру о том, что выносят приговоры расистам, о том, что эти приговоры очень серьезны. Люди получают пожизненные сроки. А сейчас то, что мы видим, Генеральная прокуратура сама не знает, что у нее 34 приговора за насилие, потому что там учет другой.
Марьяна Торочешникова: Такого рода приговоры, они должны быть как стоп-сигнал для других людей.
Галина Кожевникова: Конечно! На самом деле, есть прекрасные прецеденты. Они, правда, старые все, потому что, к сожалению, сейчас тоже все довольно быстро меняется. Но вот был приговор в городе Волгограде несколько лет назад. Очень долго шло разбирательство там, больше трех лет, за это время у кого-то сроки давности прошли, но там тяжелые статьи были, там несколько убийств, и группа большая – 13 человек – шла. И в результате там, по-моему, 7 или 8 человек сели на очень большие сроки: 13 лет, 10 лет, серьезно все. Волгоград – очень проблемный город, там есть серьезные неонацистские группировки, которые, в общем-то, контактируют с вполне официальными лицами там, потому что там казачество, то, се…
Марьяна Торочешникова: Связи внутренние.
Галина Кожевникова: Конечно. Так вот, когда вынесли приговор, он хорошо освещался, там местные СМИ, конечно, все писали, отработали на 100 процентов.
Марьяна Торочешникова: Вообще, это событие, конечно.
Галина Кожевникова: Конечно. И в течение четырех месяцев местные неонацисты не могли собрать группу даже на граффити-акцию, потому что боялись. Было страшно, что поймают и посадят.
Марьяна Торочешникова: Сейчас вот еще на этой же волне и еще больше припаяют, чем могли бы в другой ситуации.
Галина Кожевникова: Но наша прокуратура там и суды, они почему-то очень скромные, они почему не считают нужным, если это не резонансный процесс или если там нет людей, скажем так, которые понимают серьезность проблемы, освещения ее… Знаете, как хорошо говорил прокурор Воронежской прокуратуры, все объяснил: сколько человек, почему этого посадили. Вот так и надо! Потому что теперь, на самом деле, те, кто примирился, они небось там еще публично каялись. Там хорошая практика в этом смысле в Воронеже сложилась. То есть суд говорит: пожалуйста, примиряйтесь, но только вот публично, пожалуйста, покаяние. Люди, которые публично каются, им же закрыт путь назад, потому что среда тоже не примет, конечно. Вот, учитесь, пожалуйста, дорогие граждане, учитесь у Воронежской прокуратуры. Там тоже местные правозащитники в свое время наизнанку вывернулись, чтобы научить их, как говорить.
Марьяна Торочешникова: Но притом что Воронеж, насколько я себе представляю, вообще долгое время считался одним из наиболее проблемных городов с точки зрения деятельности неофашистских организаций.
Галина Кожевникова: Это единственный город, в котором мы действительно позитивную динамику отмечаем. То есть вот после того, как там были какие-то грандиозные скандалы с тем, что прокуратура не хотела признавать расизм там, и тот же Алексей Козлов бился просто чуть ли не до последней капли крови, значит, с местными правоохранительными органами, но вот признали, один раз признали, второй раз признали, а потом сами начали так работать, что просто слов нет! И нет в Воронеже подполья. Вот в Нижнем Новгороде есть, а в Воронеже нет.
Марьяна Торочешникова: Неонацистского.
Галина Кожевникова: Да, в Воронеже нет неонацистского подполья. Удивительный, на самом деле, уникальный для России пример.
Марьяна Торочешникова: Кстати, вы сказали о подполье, которое, естественно, ассоциируется со словом "экстремизм" и "экстремистская деятельность". Даже если не применять сюда неофашистские или фашистские настроения, скажите, как, тем не менее, складывается ситуация с проявлениями так называемого неправомерного антиэкстремизма? Как часто под какое-нибудь подполье пытаются загнать людей, которые, в принципе, далеки и от фашистских идей, и от националистических идей? Просто когда только появился закон в новой редакции, правозащитники, журналисты схватились за головы и сказали: боже, что же теперь будет? Вот это вот страшное, оно произошло или не произошло?
Галина Кожевникова: Произошло, и оно, на самом деле… Поскольку надо понимать, что правоприменительная практика всегда довольно сильно отстает от даты принятия закона, вот сейчас началась интенсивная разработка тех репрессивных ресурсов, неправомерных, которые в него заложены, последний год особенно. Но попытки там организовать искусственно выдумать заговор подпольщиков, ну, почти нет. Есть уголовное преследование "Хизб-ут-Тахрира" и, скажем, национал-большевиков за участие в экстремистском сообществе, запрещенном судом, статья 282.2. Это развивающаяся практика, по "Тахриру", кстати, она сейчас сходит на нет, а вот по нацболам стремительно развивается. Ну, просто потому что их легко поймать и легко все вменить. Нацбол бывшим не бывает. И мы считаем эти вещи неправомерными не потому, что там действительно ничего нет, а тут вот на бедных мальчиков или на бедных дяденек, тетенек что-то вешают, а потом что мы считаем сам запрет неправомерным.
Марьяна Торочешникова: Запрет деятельности этих организаций.
Галина Кожевникова: Да. "Хизб-ут-Тахрир" запрещен как террористическая организация без доказательства какого-либо терроризма на территории России, дела по терроризму сфабрикованы. А нацболы просто на судебных ошибках запрещены, там нет вообще ни одного решения, признающего экстремистские действия партии как таковой. Большие группы подвергаются преследованию, это группы религиозных меньшинств самых разных, начиная от тех людей, которые называются сектантами.
Марьяна Торочешникова: Свидетели Иеговы…
Галина Кожевникова: Вот Свидетели Иеговы – самый последний, собственно, пример. Буквально на днях снова возобновили дело в городе Асбесте, а там, между прочим, экспертиза их материалов сводится знаете к чему? К тому, что учение Свидетелей Иеговы противоречит учению религиозному Русской православной церкви. Какая неожиданность, елки-палки! Поэтому они, значит, экстремисты. Ну, дурдом, на самом деле.
Марьяна Торочешникова: Да, о качестве экспертиз по этим делам можно говорить бесконечно.
Галина Кожевникова: А все что касается политической оппозиции, там, на самом деле, нет уголовного применения. Там есть чистое злоупотребление должностными полномочиями. Вот когда человека снимают с поезда на том основании, что он в оперативной разработке как экстремист, это ни к какому закону отношения не имеет. Это противозаконные действия сотрудника милиции.
Марьяна Торочешникова: Это и обжаловать практически будет невозможно, потому что свидетелей не найдешь.
Галина Кожевникова: Да. Когда изымают тираж в миллионы экземпляров листовки, как с СПС было на выборах, за три дня до выборов, на экспертизу экстремистскую содержания, и через день после выборов возвращают со словами "ой, извините, мы там экстремизма не нашли". А зачем СПСу этот миллион листовок после выборов? Это чистый произвол! А применение законодательства, вот документально оформленного, нету!
Марьяна Торочешникова: Поэтому и обжаловать невозможно, и спорить невозможно.
Галина Кожевникова: Да, конечно. И такие вещи являются сейчас нормой правоприменения, и как с этим бороться – совершенно непонятно.
Марьяна Торочешникова: Остается надеяться только, что все-таки те хорошие слова, которые, тем не менее, может быть, будут услышаны сотрудниками правоохранительных органов, которые реально борются с неонацистских подпольем, например, и те хорошие слова, которые мы сказали в самом начале передачи, могут их как-то вдохновить и увести от вот этой вот странной деятельности по борьбе с так называемым политическим экстремизмом, и направить их силы действительно в реальное и необходимое русло – на борьбу с неофашизмом, неонацизмом.
На волнах Радио Свобода прозвучала передача "Человек имеет право". Со мной в студии сегодня была заместитель директора Информационно-аналитического центра "Сова" Галина Кожевникова. Мы говорили о противодействии экстремизму и неонацизму в современной России.
