Недавно архиепископ Иларион (Григорий Алфеев) в своей телевизионной передаче "Церковь и мир" на канале "Вести" сообщил, что одним из обстоятельств, толкнувших его принять монашество, была неразделённая любовь. Монахом он стал в 21 год. Можно, таким образом, подозревать, что там была не только неразделённая, но и первая любовь.
Так не доставайся же я никому… кроме Русской православной церкви!
Не часто нам выпадают случаи смеяться так по-доброму, так освежающе. Первая мысль, конечно, о той, которая его - такого перспективного - отвергла. Не соглашается ли она теперь с подругами, называющими её дурёхой? Правда, в случае её своевременной благосклонности он вряд ли стал бы архиепископом, но мало ли других поприщ для способного и целеустремлённого человека?
Вторая мысль – о мальчиках Достоевского. Ау, Алёша Карамазов! Вот что значит дух времени. Оглянуться не успел, как оказался в телевизионной исповедальне, в хороводе звёзд всех трёх (или сколько их уже?) полов и специализаций - и вслед за ними поспешно и безотчётно, как в оргии, стягиваешь с себя всё… Это понятно. Когда чернец располагается на экране, монашество теряет смысл. Вместо ухода от мира получается бурное вторжение в него. Мир же есть мир, он, в отличие от монастыря, движется. Кажется, только вчера обыкновенная улыбка на отечественном экране отпускалась не всем и по особым случаям, а сегодня уже и Первое Лицо (точнее - Одно Из Двух Первых) предстаёт перед ведомой нацией хоть и на коне, да не в латах или мундире, а голым, пусть пока до пояса.
Илариону 43 года. Он невысок, небольшая стриженая борода, причёска тоже обработана, спокойно-властная речь. Недавно возглавил Отдел внешних сношений РПЦ. Его внешность, кстати, осуждается хранителями древлего благочестия, без которых тоже никуда. Призывают "очистить Церковь от таких, как Алфеев, Гундяев и прочих стриженных обновленцев"… Ставят ему в вину его желание постепенно сделать языком богослужения русский.
Закончил музыкальную (Гнесинскую) десятилетку, служил в армии, учился в Московской консерватории. В Оксфорде, после двух лет обучения, защитил докторскую, знает десяток языков, пишет книги и музыку, православную по содержанию, католическую по форме: речитатив, инструментальные и хоровые партии, так что исполняют и в Ватикане. Короткое время окормлял православную паству в Англии (неудачно, ушёл со скандалом), дольше – австрийскую и венгерскую. В Вене тогда ещё был при деле любимец тамошней богемы кардинал Кренн – тучный жизнелюб, добродушный консерватор. Неужели он никогда не влюблялся, спросили его однажды журналистки. "С детства я влюблён в Иисуса Христа", - без запинки ответил толстяк.
Илариона поносят противники экуменизма: он-де оскверняет свои уста речами о стратегическом союзе с католицизмом "для защиты традиционного христианства как такового - защиты от всех вызовов современности, будь то воинствующий либерализм или воинствующий атеизм".
В то же время на него с недоумением смотрят русские либералы, когда он начинает скорбеть о пороках западного общества, как будто всё в порядке с отечественным и осталось только наставить на путь истинный Париж.
Его осуждают многие зарубежные православные за напор, с каким он стремится подчинить Москве все зарубежное православие. Достаётся ему и за предложение канонизировать Николая II.
Наконец, его люто ненавидят сталинисты. "Сталин был чудовищем, духовным уродом... Он развязал геноцид против народа своей страны… вполне сопоставим с Гитлером… никакой существенной разницы между Бутовским полигоном и Бухенвальдом, между ГУЛАГом и гитлеровской системой лагерей смерти". Всё - его слова.
О нём, кажется, не совсем знает, что думать, казённая пропаганда. Он вроде бы и Запад не жалует, и государственник, а на преемственность плевать хотел – вычёркивает весь советский период. И больше того, вместе с патриархом считает победу не добитого Сталиным народа в войне 1941-45 г.г. чудом, а не заслугой успешных менеджеров.
Но это всё пусть. По-настоящему интересно другое. А ну как любовь опять нечаянно нагрянет и на сей раз не будет безответной? С уверенностью можно сказать одно: мы услышим об этом из первых уст во время очередного выпуска передачи "Церковь и мир". Начитанный русский мальчик, он может тогда вспомнить и вопрос, которым так страстно задавался всю жизнь махровый и прелестный Василий Васильевич Розанов: угодна ли Богу жертва полом, если это – одно, одна печка?
Так не доставайся же я никому… кроме Русской православной церкви!
Не часто нам выпадают случаи смеяться так по-доброму, так освежающе. Первая мысль, конечно, о той, которая его - такого перспективного - отвергла. Не соглашается ли она теперь с подругами, называющими её дурёхой? Правда, в случае её своевременной благосклонности он вряд ли стал бы архиепископом, но мало ли других поприщ для способного и целеустремлённого человека?
Вторая мысль – о мальчиках Достоевского. Ау, Алёша Карамазов! Вот что значит дух времени. Оглянуться не успел, как оказался в телевизионной исповедальне, в хороводе звёзд всех трёх (или сколько их уже?) полов и специализаций - и вслед за ними поспешно и безотчётно, как в оргии, стягиваешь с себя всё… Это понятно. Когда чернец располагается на экране, монашество теряет смысл. Вместо ухода от мира получается бурное вторжение в него. Мир же есть мир, он, в отличие от монастыря, движется. Кажется, только вчера обыкновенная улыбка на отечественном экране отпускалась не всем и по особым случаям, а сегодня уже и Первое Лицо (точнее - Одно Из Двух Первых) предстаёт перед ведомой нацией хоть и на коне, да не в латах или мундире, а голым, пусть пока до пояса.
Илариону 43 года. Он невысок, небольшая стриженая борода, причёска тоже обработана, спокойно-властная речь. Недавно возглавил Отдел внешних сношений РПЦ. Его внешность, кстати, осуждается хранителями древлего благочестия, без которых тоже никуда. Призывают "очистить Церковь от таких, как Алфеев, Гундяев и прочих стриженных обновленцев"… Ставят ему в вину его желание постепенно сделать языком богослужения русский.
Закончил музыкальную (Гнесинскую) десятилетку, служил в армии, учился в Московской консерватории. В Оксфорде, после двух лет обучения, защитил докторскую, знает десяток языков, пишет книги и музыку, православную по содержанию, католическую по форме: речитатив, инструментальные и хоровые партии, так что исполняют и в Ватикане. Короткое время окормлял православную паству в Англии (неудачно, ушёл со скандалом), дольше – австрийскую и венгерскую. В Вене тогда ещё был при деле любимец тамошней богемы кардинал Кренн – тучный жизнелюб, добродушный консерватор. Неужели он никогда не влюблялся, спросили его однажды журналистки. "С детства я влюблён в Иисуса Христа", - без запинки ответил толстяк.
Илариона поносят противники экуменизма: он-де оскверняет свои уста речами о стратегическом союзе с католицизмом "для защиты традиционного христианства как такового - защиты от всех вызовов современности, будь то воинствующий либерализм или воинствующий атеизм".
В то же время на него с недоумением смотрят русские либералы, когда он начинает скорбеть о пороках западного общества, как будто всё в порядке с отечественным и осталось только наставить на путь истинный Париж.
Его осуждают многие зарубежные православные за напор, с каким он стремится подчинить Москве все зарубежное православие. Достаётся ему и за предложение канонизировать Николая II.
Наконец, его люто ненавидят сталинисты. "Сталин был чудовищем, духовным уродом... Он развязал геноцид против народа своей страны… вполне сопоставим с Гитлером… никакой существенной разницы между Бутовским полигоном и Бухенвальдом, между ГУЛАГом и гитлеровской системой лагерей смерти". Всё - его слова.
О нём, кажется, не совсем знает, что думать, казённая пропаганда. Он вроде бы и Запад не жалует, и государственник, а на преемственность плевать хотел – вычёркивает весь советский период. И больше того, вместе с патриархом считает победу не добитого Сталиным народа в войне 1941-45 г.г. чудом, а не заслугой успешных менеджеров.
Но это всё пусть. По-настоящему интересно другое. А ну как любовь опять нечаянно нагрянет и на сей раз не будет безответной? С уверенностью можно сказать одно: мы услышим об этом из первых уст во время очередного выпуска передачи "Церковь и мир". Начитанный русский мальчик, он может тогда вспомнить и вопрос, которым так страстно задавался всю жизнь махровый и прелестный Василий Васильевич Розанов: угодна ли Богу жертва полом, если это – одно, одна печка?
