Андрей Шароградский: 60 лет назад, первого октября 1949 года Мао Цзедун с трибуны у ворот Небесного Спокойствия на площади Тяньаньмэнь в Пекине объявил о создании Китайской Народной Республики.
За время правления Мао Китай пережил немало тяжелейших потрясений, а вскоре после его смерти в стране начала проводиться политика реформ, позволившая КНР совершить фантастический рывок, известный в мире, как "китайское экономическое чудо".
У Китая вторая по величине в мире экономика, его армия модернизируется быстрыми темпами, Китай запускает в космос пилотируемые корабли и с блеском проводит Олимпийские игры. Многие сейчас с уверенностью причисляют Китай к категории сверхдержав и полагают, что уже в ближайшем будущем Китайская Народная Республика станет крупнейшим геополитическим игроком в мире.
Председатель КНР Ху Цзиньтао
Ху Цзиньтао: 2009 год – исторический год для Китая. Образование 60 лет назад Китайской народной республики открыло новую эру в развитии китайской нации. За 60 лет в самом Китае и в его связях с остальным миром произошли исторические преобразования. Мы высоко несем знамя строительства социализма с китайской спецификой, руководствуясь теорией товарища Дэн Сяопина.
Андрей Шароградский: В чем же заключается "китайская специфика"? Размышления на эту тему в первой части специальной программы Радио Свобода "Новый Китай".
Итак, еще в 1979 году, объявляя о новом партийном курсе "реформ и открытости", Дэн Сяопин заявил: "Высоко неся великое знамя социализма с китайской спецификой, бороться за новые победы в деле полного построения среднезажиточного общества". Дэн ввел в оборот более конкретный, чем "социализм с китайской спецификой" термин "среднезажиточное общество". Этим же термином воспользовался и нынешний Председатель КНР Ху Цзиньтао в своих докладах на съездах КПК.
Термин "среднезажиточное общество" в большей степени ориентирован на внешнее, чем на внутренне употребление. И возник он прежде всего потому, что уже тогда, 30 лет назад Дэн Сяопин использовал довольно конкретную экономическую составляющую – на первом этапе реформ достичь уровня доходов населения в 800-1000 долларов на человека в год. Совершенно грандиозная по тем временам задача, она бурно обсуждалась и обсуждается зарубежными специалистами, но, опять же, споры ведутся вокруг термина "среднезажиточный".
Специалисты же отмечают, что и Дэн Сяопин, и Ху Цзиньтао на самом деле использовали конфуцианский термин "сяокан". "Сяокан" – название первой социальной утопии Конфуция. Это - "общество малого благоденствия".
Кандидат философских наук, сотрудник петербургского университета культуры и искусств Алексей Рысаков.
Алексей Рысаков: Он возник из комментария на «Канун девственной осени», «Историческую хронику», откомментированную Конфуцием. И на протяжении двух тысяч лет, разумеется, прошла длинная история интерпретации. Но применительно к современности, к высказываниям Дэн Сяопина, Ху Цзиньтао, на мой взгляд, это не имеет непосредственного отношения к конфуцианству. Потому что эти термины «сяокан» - «общество малого благоденствия» и «датхун», как дополнительный термин, они в паре всегда выступают, «общество великого поравнения», они вышли из конфуцианства, но уже имеют более широкое распространение. И здесь, на мой взгляд, имеется элемент политической риторики, политического маневра. То есть «сяокан» - это значит, что мы строим не некое идеальное общество, а реальное общество, благодаря которому путь близок, доступен. Плюс к тому есть возможность маневра. «Сяокан» - это промежуточная стадия развития общества в любом случае. И мы можем ожидать, если понадобиться, смены курса на строительство «датхун», то есть всегда есть возможность смены политического маневра. Поэтому когда в современной политической риторике появляется термин «сяокан» - строительство «общества малого благоденствия», это обозначает только одно, что правительство ставит перед собой реальные не стратегические, а тактические цели. Это оставляет за собой возможность изменения стратегического курса развития Китая.
Андрей Шароградский: Ни Дэн Сяопин, ни тем более Ху Цзиньтао - не первые китайские лидеры, которые обращались к этому понятию.
Алексей Рысаков: В новейшее время ими заинтересовались не Дэн Сяопин и Ху Цзиньтао, а специально их разрабатывали первые реформаторы Китая начала 20-го века Лян Сичау и Кан Ювей. У Лян Сичау есть специальное сочинение, посвященное рассмотрения этой проблематики двух типов общества – «сяокан», «малого благоденствия» и «датхун», «великого поравнения». Но их интерпретация отличалась, они как раз хотели строить «датхун», то есть «общество великого поравнения». И полагали, что предшествующие два тысячелетия в Китае строили «сяокан», «общество малого благоденствия». А современность предоставляет шанс через объединение с Западом, с западной традицией, через восприятие западных канонов и экономики, экономических теорий и политического устройства Запада добиться той цели, которую ставил перед собой Конфуций. То есть с конфуцианской точки зрения, «сяокан» не может быть целью даже промежуточной, целью должен быть «датхун». «Сяокан» - это компромисс в существующей реальной обстановке, когда невозможно построить «датхун», «общество великого поравнения», мы согласны на «сяокан». Это промежуточный шаг, но он необязательный на самом деле, то есть необязательно должны проходить через «сяокан», чтобы дойти до общества «датхун». С конфунцианской точки зрения – нет, это просто компромисс, политический компромисс.
Андрей Шароградский: Чан Кайши на основе советов крупных знатоков конфуцианства, тоже разработал современную концепцию "сяокан", которая и стала воплощаться как в политике, так и в экономике Тайваня. Вот что рассказывал в одной из своих публикаций президент Русского конфуцианского фонда доктор исторических наук Леонард Переломов:
Леонард Переломов: "В 1995 году во время продолжительной беседы с теневым соавтором концепции Сяокан Чэнь Лифу (он в то время был Президентом фонда Конфуция и Мэн-цзы) он дополнил мое представление о тайваньском "сяокан", указав, что в его основе лежит конфуцианская концепция "Образование без социальных ограничений". "Основываясь на этой концепции – сказал он – я как министр образования послал на Запад на учебу десятки тысяч молодых людей. То, что вы видите сейчас на Тайване совершили эти ребята.
Андрей Шароградский: Дэн Сяопин, считает Леонард Переломов, совершил практически невозможное. Провозгласив "сяокан" принципом построения китайского социализма, он, внешне не отрекаясь от марксизма-ленинизма, вернул страну на конфуцианские рельсы. А ведь еще в 1976 году в Китае шла антиконфуцианская кампания и официальная пропаганда призывала "бить Конфуция как крысу, перебегающую улицу". Теперь же Дэн Сяопин, обратившись к конфуцианским терминам, фактически предложил Китаю новую национальную идею.
Кандидат исторических наук, сотрудник педагогического университета имени Герцена Павел Ленков.
Павел Ленков: С конца 80-х – начала 90-х происходит такое не то, чтобы возрождение конфуцианства, а по крайней мере, использование партийными лидерами в своих речах, в своих выступлениях некоторых конфуцианских терминов, таких, как уже упоминавшийся «сяокан» или «малое процветание» или «малое благоденствие». Но есть и более такие может быть значительные проявления, как, например, отмечание дня рождения Конфуция, которое проходит достаточно помпезно и на родине Конфуция, в котором принимают участие в том числе высшие китайские руководители. Кроме этого я тоже бы отметил такое важное явление или новшество – это создание так называемого института Конфуция, точнее институтов Конфуция. Это центры, которые создаются по всему миру, в Соединенных Штатах их довольно много, в России несколько существует, в Москве, уже в Санкт-Петербурге есть. Центры, скажем так, по пропаганде китайской культуры. В основу туда положено преподавание языка, а все остальное идет как факультатив, но, тем не менее, симптоматично само название – институт Конфуция. То есть таким образом мы можем совершенно отчетливо видеть, что из традиционного китайского наследия было выбрано именно в первую очередь конфуцианство, а не что-то другое.
Андрей Шароградский: Вот как объясняет Павел Ленков тот факт, что сейчас китайские руководители активно обращаются к конфуцианской риторике.
Павел Ленков: Известно, что в марксистской идеологии один из основных принципов – это принцип борьбы между классами и опора на определенные классы в этой борьбе. Естественно, что в условиях строительства рыночной экономики, в условиях строительства капитализма, в Китае это называется «социализм с китайской спецификой», но фактически это система, включающая в себя значительный элемент капиталистических отношений, в этих условиях говорить о борьбе классов по меньшей мере не прагматично. Прагматизм – это один из основных, самый может быть главный, один из самых главных ориентиров Китайской коммунистической партии, поскольку он был заповедан еще Дэн Сяопином. Ему приписывается известное выражение о том, что неважно, какого цвета кошка, главное, чтобы она ловила мышей. Значит, соответственно, борьба классов, противопоставление классов – это все то, что фактически отменено, это отвергается, об этом не говорится. Наоборот, во главу угла ставится принцип стабильности, принцип сотрудничества. И кстати, на всех последних съездах, в документах, во всех выступлениях значительное место уделялось именно роли китайских предпринимателей в строительстве нового китайского общества. В этих условиях, естественно, упор переносится на позитивные ценности, и эти позитивные ценности, в том числе некоторые этические принципы, естественно, не могут совпадать с теми морально-этическими принципами, которые поднимались на щит, допустим, во времена культурной революции или в чуть более ранее время. Откуда они могут быть взяты? Они не могут быть взяты с неба и в этом нет никакого смысла. Они берутся из собственно китайской традиции.
Андрей Шароградский: Впрочем, речь не идет о том, что КПК превращается в конфуцианскую партию, отмечает Павел Ленков
Павел Ленков: Все основные слова, подтверждающие верность марксизму, ленинизму, идеям Мао Цзэдуна, они произносятся и будут произноситься, очевидно, в ближайшем будущем. Но вместе с тем большее значение приобретает чисто китайская, в том числе конфуцианская идеология. Я бы хотел еще выделить основные причины, которые в основе этого процесса находятся, на мой взгляд. Первая причина заключается, конечно, в изменении самого характера устройства китайского общества, изменении китайской экономики. С другой стороны, имеет место мощнейшая, очень быстрая модернизация Китая, в том числе китайской культуры. Эта модернизация сегодня происходит в условиях мировых процессов, известных как модернизация, интенсификация межкультурных контактов и так далее. Естественно, что в Китае происходит определенная вестернизация. То есть в данном случае для Китайской коммунистической партии, для руководителей Китая, лучше так сказать, обращение к конфуцианскому наследию и обращение к китайскому – это выстраивание еще собственно китайской линии, китайской идеологии.
Андрей Шароградский: Идея построения социально ориентированной процветающей страны, объединила не только китайцев, живущих в КНР, но и зарубежных китайцев. Ведь, как известно, первые успехи реформ были достигнуты во многом благодаря инвестициям хуацяо – китайцев, живущих за рубежом. Уже в начале 80-х годов их объем исчислялся десятками миллиардов долларов.
Помогали хуацяо прежде всего своим родственникам и здесь сработал конфуцианский принцип, подчеркивающий важность семейных связей, – полагает автор исследования о месте конфуцианства в модернизации Китая Анна Аллаберт. Семья рассматривается как экономическая единица. Ее члены работают на благо своей семьи, защищая, прежде всего, ее интересы, затем – интересы родственников, и, в конечном счете, всего общества. Прочность семейных отношений в Китае стала одной из основ и успеха в сельском хозяйстве страны, которая впервые за тысячелетия своей истории была надежно защищена от голода.
Председатель КНР Цзян Цземинь вполне открыто заявлял, что успешное развитие Китая возможно только при условии, когда страной управляют не только на основании закона, но и Дэ – добродетели. В рамках курса на "добродетельное правление, провозглашенного в 2001 году, была разработана программа "Построения гражданской морали". В ней, в частности, говорится о "необходимости воспринять традиционные добродетели китайской нации, сформировавшиеся в течение тысячелетий".
Алексей Рысаков: Опять-таки эта фраза «управлять посредством добродетели», она уже переросла границы конфуцианства еще в средине века и вошла в политическую риторику, став элементом императорской идеологии Китая. За ней не стоит, я слышал употребление этой фразы и современными политиками Китая, за ней не стоит призыв к возрождению конфуцианства абсолютно. За ней стоит призыв более сбалансированного управления государством, то есть более мягкого отношения к людям, я бы так сказал. Не соблюдение, буквалистское соблюдение законов, в китайской системе достаточно жестких и подчас жестоких, а более конъюнктурного рассмотрения, отталкиваясь от ситуации, от контекста. То есть смысл высказывания, если перевести его на обыкновенный русский язык: не надо следовать букве закона, надо следовать его духу, я бы так сказал.
Андрей Шароградский: Может ли принцип "управления на основе добродетели" стать в какой-то мере оправданием коррупции среди чиновников?
Алексей Рысаков: Наверное, так буквально понимать как призыв к коррупции нельзя, но как возможность индивидуального подхода, в разных ситуациях могут быть разные подходы. В некоторых случаях мы будем поступать согласно букве закона, в других случаях можем принять во внимание какие-то обстоятельства.
Андрей Шароградский: Еще одна теория, применяемая китайцами – "Практика – единственный критерий истины". По мнению Алексея Рысакова. Мао, провозгласивший этот тезис в одноименной статье, отталкивался от марксисткой теории.
Алексей Рысаков: В учении Ван Ян-мина, это школа сердца сознания, возникшая в 16 веке и ставшая популярной к 17-му, 18-му и 19-му столетиям, конфуцианская школа, там как раз Ван Ян-мин, ее основатель, настаивал на приоритете практического над теоретическим. Такой делал вывод, этого отрицать нельзя. Но в рамках Мао Цзэдуна, я не думаю, что он на подсознательном уровне, когда писал эту статью, он вспомнил о Ван Ян-мине, вряд ли. Он, конечно, отталкивался от марксистских источников, на мой взгляд.
Андрей Шароградский: Дэн Сяопин с помощью провозглашения неизменности теории "практика – единственный критерий истины" решил важную проблему – не отрекаясь от марксизма, не разрушая миф о величии Мао, он объяснил, почему от некоторых положений марксизма можно отойти, почему курс "одно государство – две системы" служит интересам Китая в решении проблем Тайваня, Гонконга и Макао. "Все, что есть у других, мы можем изучать, но только лишь принять к сведению – говорил Дэн – Невозможно, чтобы все мировые проблемы решались по одному общему сценарию. У Китая есть свой способ решения проблем, у Мозамбика – свой". О тезисе "практика – единственный критерий истины".
Павел Ленков: По моему наблюдению, я бы не сказал, что это главный тезис в лексиконе идеологическом китайском. Но если он используется, я думаю, что его нужно скорее понимать именно как приверженность прагматизму, о котором говорил Дэн Сяопин. То есть старый марксистский, но понимает он именно в таком прагматическом ключе. То есть во главу угла ставятся определенные, совершенно конкретные социальные, экономические, государственные и другие цели, а не идеологические догмы. Вот я бы так трактовал в современном контексте.
Андрей Шароградский: "Ждал в праздности и вдруг почувствовал дуновение восточного ветра, всюду разноцветье, которое возвещает Весну" – такие лирические стихи выдающегося китайского философа 12 века основателя неоконфуцианства Чжу Си цитировал в 2000-м году Цзян Цземинь во время выступления в Высшей партийной школе при ЦК, стремясь обосновать идею выдвижения новых кадров. По настоянию Дэн Сяопина в Китае был принят закон, запрещающий пожизненное лидерство в стране. А при Цзяне, пришедшем к власти в конце на рубеже 80-х и 90-х годов сформировалась система смены поколений власти в стране, подчеркивающая преемственность выбранного Китаем курса и лишний раз демонстрирующая миру стремление к стабильности и предсказуемости.
Заметим однако, что запрещение пожизненного лидерства касается только высшего поста в партии и государстве. На более низком уровне все обстоит несколько иначе. Специалист по Китаю, профессор Института Стран Азии и Африки доктор исторических наук Виля Гельбрас
Виля Гельбрас: Это касается Ху Цзиньтао, а на нижних рубежах такой жесткой связки нет. Они сейчас заговорили о выборах, но кто кого выбирает. Выборы – это же ведь очень легко организуемый процесс при абсолютизации власти. Поэтому можно многое понимать, но когда нет открытого общества, когда нет настоящей полноценной открытости, возможности открытой критики, открытых счетов в банках, в бюджетной системе, все будет, по-моему, простой болтовней политической.
Андрей Шароградский: В середине сентября 2009 года после очередного пленума ЦК КПК мир практически окончательно узнал, кто сменит нынешнего лидера Ху Цзиньтао. На пленуме нынешний заместитель Председателя КНР Си Цзиньпин был избран в состав Военного совета ЦК КПК. На пути к вершине власти Си пока точно следует по пути Ху, который вошел в военсовет в 1999-м, стал генсеком ЦК КПК на съезде в 2002-м и председателем КНР в 2003-м. И теперь можно с уверенностью говорить о том, что Си Цзиньпин на следующем съезде станет Генеральным секретарем, а вскоре и председателем КНР. Ху к этому времени исполнится 70, а Си будет почти 60 – оптимальный по китайским меркам возраст для руководства страной. Еще на 17 съезде 2 года назад, представляя новых членов постоянного комитета Политбюро ЦК КПК (среди них был и Си Циньпин) Ху заметил.
Ху Цхиньтао: Си Цзиньпин и Ли Кэцян – наши относительно молодые товарищи, им соответственно 54 и 52 года.
Андрей Шароградский: Ли Кэцян теперь вице-премьер Госсовета, одно время и он рассматривался как возможный преемник Ху Цзиньтао, однако Си Цзиньпин его опередил.
Стоит обратить внимание, что и Цзян Цземинь (перекинутый на руководящую партийную работу сразу после студенческих волнений 1989 года), и Ху Цзиньтао, и Си Цзиньпин довольно значительные отрезки своей карьеры провели в Шанхае. Вряд ли, впрочем, влияние "шанхайских" в Китае, сопоставимо с влиянием "питерских" в российской политической верхушке.
Известный китаист Всеволод Овчинников считает, что для стран с конфуцианскими традициями нетипична распространенная на Западе модель двухпартийной системы, где, подобно маятнику, обычно две влиятельные партии или устойчивые партийные коалиции борются между собой за власть, время от времени сменяя друг друга. Для "конфуцианского ареала" более характерна, как ее называет Всеволод Овчинников "полуторапартийная система". В Японии после Второй мировой войны и до самого последнего времени доминировала Либерально-демократическая партия, а роль оппозиции сводилась к тому, чтобы не допустить конституционного большинства в парламенте, в Сингапуре Партия Народного действия остается у власти даже в условиях многопартийности, похожая ситуация на Тайване – там, в целом, в послевоенный период сохранялось доминирование гоминдана.
Многие аналитики не исключают, что и Китай, стоящий перед необходимостью политической реформы, пойдет по пути создания "полуторапартийной системы", которая создала бы хотя бы частичный противовес КПК. Возможно, реформа начнется с внутренней демократизации самой компартии. Но, так или иначе, Китай считает стабильность главным приоритетом. И строит Китай – стабильность. Достигая успехов и совершая серьезные ошибки. Стабильность. Но какой ценой?
Андрей Шароградский: От стабильного развития в Китае во многом зависит и стабильность в мире – вряд ли кто-то из политологов попытается опровергнуть этот тезис. Залог стабильности в Китае – устойчивое экономическое развитие. Китайцы заслуженно гордятся темпами экономического роста – 8-10 процентов в год в течение 30 лет реформ. Однако многие экономисты отмечают неэффективность методов управления предприятиями, диспропорции в развитии отдельных регионов, серьезную проблему безработицы в деревнях.
Профессор Виль Гельбрас относится к числу тех, кто экономические перспективы Китая смотрит весьма пессимистично
Виль Гельбрас: Поскольку основной доход, который Китай получал от внешнего рынка, уменьшился до предела, то все остальное зависит от того, как они могут эффективно использовать капиталовложения во внутренний рынок. Пока за 6 месяцев у них ВВП повысился на 7,1%, но 88% этого роста дали капиталовложения. Возникает вопрос: можно, конечно, вкладывать, вкладывать, вкладывать, но рано или поздно начнется инфляция. Деньги уходят не всегда в реальный сектор, а на биржу, раздуваются пузыри финансовые и множество их. Это одна сторона дела. Вторая сторона дела: насколько они смогут обеспечить работой крестьян. По последним сообщениям, вроде бы они 150 миллионов уже обеспечили работой. И на самом деле безработных крестьян остается там считанные проценты. Но это работа постоянная или временная? Это вопрос. Дальше: они собрались было создать обстановку, которая позволила бы постепенно землю у крестьян забирать, поскольку масштабные проекты строительства железных, шоссейных дорог и так далее. Смогут ли они эту часть крестьян, которая будет оставаться без земли, обеспечить работой? Большая проблема – это различие между социальным обеспечением и социальным страхованием, которое сейчас создается в городе и в деревне. Это все большой комплекс вопросов, и опасности подстерегают на каждом шагу. Неслучайно так много волнений в стране.
Андрей Шароградский: Профессор Стенфордского университета Михаил Бернштам
Михаил Бернштам: Источник высоких инвестиций в Китае – это исключительно высокая доля сбережений. То есть народ относительно мало потребляет, очень много накапливает. В чем дело? Причина даже не в экономике – причина в семье. Как все помнят, в течение последних нескольких десятилетий в Китае проводилась политика одного ребенка, и сейчас доля детей в населении очень мала, а доля стариков еще очень мала, в отличие от западных стран. Очень велика доля населения рабочего возраста, то есть того населения, которое старается сберечь на старость. За счет этого высокая доля сбережений, а за счет этого очень высокая доля инвестиций.
Андрей Шароградский: Президент института энергетической политики Владимир Милов тоже отмечает диспропорции в экономическом развитии Китая в последние десятилетия.
Владимир Милов: В Китае накопились огромные диспропорции и в экономике, и в социальной сфере расслоение на богатых и бедных. И вообще, мне кажется, главная проблема состояла в том, что Китай по сути превратился в современное капиталистическое государство, которое на самом деле управляется довольно архаичным способом, где существует политическая система, абсолютно не приспособленная для балансирования отношения такого типа в новом обществе при наличии еще огромных диспропорций. Я думаю, что вообще то, что будет происходить в общественно-политической системе Китая в ближайшие годы, десятилетие, наверное, это может быть одна из самых интригующих линий сюжетных. Я, кстати, жду больших перемен в связи с приходом нового руководства в 12 году, потому что там те кандидаты, которые существуют, кто-то считает их людьми либеральных взглядов, способных, возможно, но на новую перестройку, и возможно, способных доделать ту работу, которую коммунистическая партия не стала делать в 89 году, когда ей все-таки общество бросило вызов на площади Тяньаньмэнь и потребовало перемен, тогда они отказались идти на необходимые перемены. Но сама жизнь этих перемен требует. И вполне возможно, пройдет не так много времени, более консервативная часть компартии китайской уйдет, придет на ее смену новая, может быть мы увидим перемены.
Андрей Шароградский: Еще одна точка зрения – успехи китайской экономики базируются на искусственно заниженном курсе юаня. По крайней мере, курс юаня – повод для регулярных разногласий между Китаем и его крупнейшим торговым партнером США. Идет ли речь о манипуляциях с валютой?
Михаил Бернштам: На самом деле Китай не манипулирует. Просто курс валют в развивающихся странах всегда исторически занижен, они хотят развивать свои отрасли промышленности, догонять Запад и экспортировать на Запад, покупать новейшую технологию. Труд там дешевый, валюты тоже дешевые и спрос на резервную валюту, такую как доллар со стороны Центрального банка Китая высокий, поэтому китайская валюта занижена. Это характерно для всех развивающихся стран. Оснований говорить о манипуляции нет.
Андрей Шароградский: Павел Ленков, в свою очередь подчеркивает остроту экологических проблем, с которыми сталкивается Китай.
Павел Ленков: Китай – страна бурно развивающейся индустрии. В Китае происходят процессы расширения промышленного производства во всех группах – тяжелая и легкая промышленность. Отсюда, соответственно, загрязнение воздуха, загрязнение воды. Дальше: строительство крупных объектов, возможность крупных аварий, и они происходили, за последние несколько лет был ряд крупных аварий. Плюс значительная часть Китая находится в сейсмоопасной зоне. И хорошо известно, землетрясение, которое было в Сычуани совсем недавно, естественно, что оно потребовало колоссальных экономических вложений, которые были, правда, осуществлены очень быстро и достаточно эффективно. Китайская промышленность находится пока еще в состоянии роста. И естественно, что хотя уделяется внимание экологическим вопросам, но насколько мне известно, разумеется, здесь еще очень много нужно делать китайцам. На многих предприятиях китайских, это я знаю хорошо, экологический контроль значительно и средства очистки значительно уступают, например, тому, что у нас в России, я не сравниваю даже с Западом.
Андрей Шароградский: Понимают ли в Пекине опасности, которые подстерегают китайскую экономику?
Виля Гельбрас: Понимают. Скажем, поняли прекрасно, по-моему, что сосредоточение в последние годы власти в руках партии породило гигантскую коррупцию. Но 10 тысяч расстрелов – это все-таки величина достаточно солидная. Но коррупция разъедает государственный аппарат и партийный аппарат в первую очередь. И от того, что они понимают ситуацию, мало что меняется, а кое-что и очень серьезное быстро изменить просто невозможно ни при каких обстоятельствах. Скажем, не могут они обеспечить деревню таким же социальным обеспечением, как и город. Страна еще не выросла экономически. Старение населения идет достаточно высокими темпами и в основном это в деревне. Им казалось, что они омолаживают партии и в результате придут умные новые люди, они будут ставить дело по-настоящему, серьезно. А в итоге получили еще больший размах коррупции. Сосредоточение основных финансов, бюджетов в центре позволяет из центра быстро решать всякого рода проблема, но эта централизация одновременно ставит в зависимость от Пекина всех начальников на более низких уровнях. Нет же открытого обсуждения, где проблема острее – на севере или на юге, на западе или на востоке. Этого нет. Поэтому я, откровенно говоря, большой пессимист, хотя понимаю, что Китаю легче выйти из кризиса, чем многим другим странам. Все-таки огромное пространство совершенно неосвоенной земли, есть районы с очень редким населением. Можно многое решать. Но эти проблемы не решались на протяжении 60 лет, хотя понимали, что надо, и решений было очень много. Ну и что в итоге?
Андрей Шароградский: Одна из самых больших проблем, с которыми сталкивается современный Китай – проблема сепаратизма. Точнее говоря – проблемы Тайваня, Тибета и Синьцзян-Уйгурского Автномного района.
Тайвань вот уже 60-лет – мятежная провинция Китая. Впрочем, отношения между Пекином и Тайбеем сейчас хорошие. Новое руководство Тайваня не ведет активную кампанию за признание государственной независимости острова, экономические связи укрепляются. В ходе предвыборной кампании нынешний президент Тайваня лидер партии Гоминдан Ма Инцзю говорил:
Ма Инцзю: Китай представляет собой для Китая большую угрозу, но он представляет для нас и огромные возможности. Тайвань – не Тибет, Тайвань – не Гонконг. Это суверенное государство, демократическое государство.
Андрей Шароградский: Пекин, судя по всему "услышал" первую часть этого заявления. Правда, около полутора тысяч ракет остались направленными с континента на остров.
Недавно Ма снял свой же запрет на приезд на остров духовного лидера тибетских буддистов Далай-ламы, которому разрешили посетить районы, пострадавшие от тайфуна Маракот. А через несколько дней после этой поездки пришло сообщение о том, что бывший президент Тайваня активный сторонник его государственной независимости Чэн Шуйбянь приговорен к пожизненному заключению по обвинению в коррупции. Можно спорить о том, была ли у процесса политическая подоплека, но в Пекине приговор экс-президенту оценили явно благосклонно.
По сравнению с Тибетом и Синьцзяном, у Тайваньской проблемы есть важная особенность: по обе стороны Тайваньского пролива живут в основном ханьцы, которые объединены общими культурными ценностями.
А вот понять другую культуру ханьцам, по-видимому, не удается. В Тибете уроки из попыток действовать в сугубо прагматическом стиле не извлекаются. Власти только раздражаются и обрушивают свой гнев и на тибетцев, и на буддизм. Хотя Далай-лама, живущий в изгнании, многократно подчеркивал, что выступает против насилия, не стремится к независимости Тибета и лишь просит принять во внимание особенности тибетской культуры, не ставящей своей целью одно экономическое процветание. Пекин же настаивает, что за мирными заявлениями стоит попытка добиться отделения Тибета от КНР. Далай-Лама Четырнадцатый.
Далай-лама: Мне кажется, настало время для китайского правительства, для всех заинтересованных сторон, чиновников увидеть реальное положение дел. В любом случае, уже наступил 21 век, и очевидно, что ложь не может сработать
Андрей Шароградский: Принцип ненасилия, провозглашенный Далай-Ламой, стал причиной необыкновенной популярности и его самого в частности, и тибетского ламаизма в целом. А эта поддержка особенно злит официальный Пекин
Специалист по Тибету профессор Елена Островская
Елена Островская: Религия сам считает позиционирование базовых ценностей, не причинение вреда, толерантность и так далее. Потенциально политическая конфликтность содержится не в буддистской религии, она содержится в статусе детерриторизированного этносообщества, проживающего на территории принимающей страны – в Индии, но позиционирующего себя в глобальном пространстве как этносообщество, которое вернется на родину. Позиционирование, что мы вернемся на родину, характерно в принципе для всех классических диаспор. В данном случае это способ вхождения в глобальный дискурс, чтобы обо говорили, чтобы это не звучало как тибетская проблема. Цель самого сообщества – просто выжить. И для того, чтобы выжить, нужно что-то предложить глобальному сообществу, миру, благодаря чему мир в ответ будет поддерживать. Данное этносообщество предлагает светский буддизм.
Андрей Шароградский: И все-таки, почему же призывающего к ненасилию и снявшего с повестки дня вопрос о государственной независимости Тибета Далай Лама вызывает в Пекине такое раздражение?
Павел Ленков: Известно, что в Китае предпринимались и предпринимаются значительные усилия по поддержке, взращиванию собственных лидеров, то есть имеется в виду в том числе руководители буддистских организаций, лидеры буддистских школ тибетских, которые существуют. И я думаю, что китайцы будут дальше активно действовать в этом направлении. Что касается Далай-ламы, здесь нужно напомнить: бегство, уход Далай-ламы в 59 году был связан с обострением китайско-тибетских отношений. История эта очень сложная. И Далай-лама тогда еще и в течение длительного времени воспринимался в мире и, разумеется, в Китае тоже как один из непризнанных лидеров тибетцев. Он уже давно фактически не является политическим лидером диаспоры – это известно. Но его статус, лучше сказать, его прошлое, оно таково, какое оно есть, прошлое в этом смысле изменить нельзя. И поэтому для китайцев Далай-лама, все равно, признанный, не признанный, но символ стремления Тибета к какой-то самостоятельности. Поэтому позиция по переговорам и по взаимодействию с Далай-ламой достаточно жесткая.
Андрей Шароградский: Несмотря сложность Тибетской проблемы, крупные беспорядки в прошлом году и постоянную дипломатическую активность, связанную с перемещением Далай-ламы по миру, очевидно, что острее всего проблема сепаратизма в Китае стоит в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. За два дня столкновений в Урумчи в начале июля погибло гораздо больше людей, чем в Тибете за многие годы. О ненасилии здесь речь не идет. Более того, случаются и теракты (большинство из них произошли в 90-е годы). Все это дает основания китайским властям основание записывать в террористы всех тех, кто позволяет себе публично выражать несогласие с политикой Пекина.
Лидер Всемирного Уйгурского Конгресса Ребия Кадер когда-то входила в пятерку самых богатых людей в КНР. Теперь она живет в Америке, а из Пекина в ее адрес несутся проклятья.
Мать 11 детей начала зарабатывать деньги, открыв прачечную, потом магазин, потом торговый центр, активно занималась благотворительностью. В 1997 году она открыто выступила против жестокого подавления выступлений уйгуров в городе Йинин (известном также как Кулджа). В результате она потеряла место депутата Всекитайского собрания народных представителей, потом попала в тюрьму за попытку встретиться с членами делегации американского конгресса и рассказать им о событиях в Синьцзяне, а с 2005 года живет в изгнании в США.
Ребия Кадер: После того, как появилось понятие "международный терроризм", правительство Китая всячески пытается навесить на нас ярлык террориста. Они используют эту возможность, потому что мы – мусульмане, мы – тюркский народ. Они говорят, что Организация Восточного Туркестана планирует теракты. Это их способ оправдать подавление нашей организации. Даже страны Запада теперь пытаются разобраться, существует ли террористическая организация Восточный Туркестан, есть ли вообще такая организация или нет?
Мы живем в Америке, Америка помогает нам, финансово поддерживает нас, мы сейчас находимся на представительном международном форуме. Если бы у нас были связи с террористами, нас бы не пригласили на такой форум.
Андрей Шароградский: Официальная пропаганда рисует Синьцзян как быстро развивающийся регион, братской дружбе народов которого пытается помешать банда сепаратистов. В середине июля китайское телевидение, рассказывая о событиях в Урумчи, демонстрировало документальные фильмы, полные историй о том, как во время погромов, устроенных иностранными злодеями, уйгуры спасали ханьцев. Фрагмент передачи русской службы Международного радио Китая
Диктор: Абдулла, проживший в Урумчи много лет, был сильно возмущен случившимся в тот день. Вот что он сказал.
Абдулла: Правительства разных ступеней Синьцзяна так много сделали для того, чтобы простому народу жилось лучше. Мне уже 60 лет, я живу в Синьцзяне, 40 лет проработал в Урумчи и могу с уверенностью сказать, что жизнь здесь изо дня становится все лучше и лучше. Раньше Синьцзян был очень отсталым, были проблемы и с жильем, и с продуктами питания. Со всего Китая люди ехали строить новый Синьцзян. Без поддержки КПК Синьцзян не смог бы так быстро развиваться.
Андрей Шароградский: А вот в чем видит суть противоречий в Синьцзян-Уйгурском Автономном районе обозреватель РС Вадим Дубнов. Стабильность, по его мнению, в данном случае и стала причиной взрыва в регионе
Вадим Дубнов: Все это зрело под знаком той стабильности, которая была провозглашена и вроде бы действительно наблюдалась в Синьцзяне и Урумчи конкретно. Дело в том, что модель, которую избрал Китай, чтобы каким-то образом замирить Синьцзян-Уйгурский автономный район, сводилась к тому, чтобы обеспечить сосуществование уйгуров и переселяемых туда в массовом порядке китайцев ханьцев, при том, что они не пересекались в своей жизни. Богатый район, роскошный район небоскребов, бутиков и так далее – это был китайский район, кадры оттуда можно было снимать и выдавать за шанхайские или пекинские. Уйгуры жили так, как они жили веками, в лачугах, социализм принес им обшарпанные многоэтажки блочные. Это была такая жизнь, где экономика их разделила, поставила все на место: дорогая хорошая жизнь для китайцев, токсин, вещевые рынки, продажа дешевых фруктов, дешевые рестораны, лавки – это вековая традиция уйгуров. Это была та стабильность, в которой не было места сепаратизму, который, конечно же, оставался. И я думаю, что сейчас довольно трудно сказать, что было первичным: исторический национализм, борьба за независимость или этот бунт носит вполне определенные социальные причины, которые так легко выдать за национальные. Я бы не стал сравнивать тибетскую ситуацию с уйгурской. Дело в том, что, как мне представляется, власть особо ничего не навязывает уйгурам. Уйгурам просто обозначены некие рамки, за которые им нельзя выходить, а так им предоставляется жить так, как они жили веками. У них свое некое самоуправление традиционное. Это вполне тюркский народ с обычаями, которые не очень совместимы с китайскими. Это другой менталитет, другие обычаи, другие традиции. И в рамках этих традиций им позволено жить. Но рядом происходят совсем другие вещи, здесь рядом происходит рост роскошных кварталов, настоящая жизнь мировая. И поэтому, я думаю, это та самая стабильность, для взрыва которой было достаточно одной искры.
Виля Гельбрас: Что стоит только по сути дела провал программы освоения большого Запада. Ничего же серьезного пока нет. Потому что политически приходится держать производственно-строительный корпус армии в Синьцзяне. Это строительно-производственная часть, но одна одновременно по уставу и боевая, а это и тюрьмы, это и свои школы, это свое все. Вплоть до академии наук у этого корпуса. Вот получается совершенно несерьезная вещь иногда. Да, повысили урожайность, но получили очень серьезные волнения в Синьцзяне, и они продолжаются.
Андрей Шароградский: Незадолго до отмечаемого 1 октября юбилея газеты сообщили, что число пользователей Интернета в Китае привысило число жителей Соединенных Штатов. То есть сильно перевалило за 300 миллионов. Каждый пятый пользователь ведет блог.
20 сентября 1987 года профессор Цянь Тяньбай отправил из Китая первый e-mail. "Через Великую стену-- доступ к миру", написал ученый. Тогда, 22 года назад еще трудно было оценить, насколько велико будет влияние интернета в мире, но словам оказались пророческими. Китай получил доступ к миру, и никто теперь не в состоянии лишить китайцев его. Только ограничить. Чем и приходится заниматься властям. Формально – в борьбе с непристойностью. Реально – стараясь подавить инакомыслие. Не только политическое, впрочем: будем объективны, влияние политических диссидентов в Интернете сейчас ничтожно мало. Зато в Синете вспыхивают общественные компании, которые по-настоящему могут задеть чиновников за живое. Особенно на местах. Поясняет специалист по проблеме цензуры в интернете, научный сотрудник Джорджтаунского университета Евгений Морозов
Евгений Морозов: Главную угрозу для китайского режима, - поясняет специалист по проблеме цензуры в интернете, конечно, представляют диссиденты, и не только политические диссиденты, но также различные активисты организаций, занимающихся даже не политическими проблемами, а, например, проблемами экологии, здравоохранения в Китае. Многие из них сейчас ведут очень активную деятельность в интернете с помощью блогов, с помощью социальных сетей. И, конечно, для китайского государства это представляет определенную угрозу. Цензура в китайском интернете уже и так довольно обширная, но государство пытается вести сейчас и более детальную, фокусированную деятельность, блокируют определенные сайты, а в прошлом они блокировали только поисковые системы, как Google, Wikipedia, сейчас это уже более точечные удары.
Андрей Шароградский: Но тотальный контроль все-таки невозможен. К примеру, одному блоггеру удалось сфотографировать на мобильный телефон дорогие часы на руке местного чиновника. Фотография пошла "гулять" по Синету и чиновник потерял работу. Другого чиновника застали в компании симпатичных девушек и блог-дискуссия на тему, кем эти девушки ему приходятся, привела к досрочной отставке. Крупные иностранные компании были вынуждены идти на компромисс, чтобы остаться на китайском рынке.
Евгений Морозов: Руководство Google объясняло свою политику в Китае тем, что лучше для китайской демократии иметь ограниченный доступ в Google, чем не иметь его вообще. В Google полагают: если грамотно искать, все равно нужная информация будет найдена. То есть, полностью очистить интернет от информации, которая неприятна китайским властям, будет невозможно, поэтому Google как бы себя утешает тем, что они нашли компромисс, который все равно позволяет пользователям пользоваться Google, но в то же самое время и удовлетворяет китайские власти.
Андрей Шароградский: Отметим, что абсолютное большинство китайцев, полагает, что цензура в интернете нужна. Более того, она необходима.
Евгений Морозов: В Китае, даже в китайском интернете политические активисты не составляют большинство пользователей. Большинство, я думаю, как во многих других странах, либо безразличны к политическому устройству страны, либо относятся к нему лояльно. И китайский интернет в этом плане очень интересен: мы видим активную деятельность тех, кто поддерживает режим, мы видим очень много националистов, которые очень активно пользуются интернетом, чтобы, например, как-то организовываться против различных этнических меньшинств. Интернет в данном случае очень хорошо отражает структуру самого общества.
Андрей Шароградский: Новому Китаю 60 лет. Над воротами Тяньаньмэнь по-прежнему висит портрет Мао Цзедуна, но теперь о нем говорят не как о портрете Великого Кормчего, а как об общемировом китайском бренде. Китай – великая страна, в которой совмещается то, что еще недавно казалось совершенно несовместимым. Это как играть интернационал в стиле рок. Впрочем, почему бы и нет?
