Владимир Тольц: 45 лет назад, 16 октября 1964 года, на северо-западе Китая, в Синцзянь-Уйгурском автономном районе, возле озера Лоб Нор была взорвана первая китайская атомная бомба. Это событие изменило геополитический статус Китайской народной республики, введя ее в клуб ядерных держав, и, по мнению иностранных исследователей, стоило Китаю многих миллионов долларов и загубленных жизней.
Давно уже, - наверное, больше 20 лет, - интересуясь этой историей, читая и перечитывая о ней не столь уж многочисленные и противоречивые часто советские, российские и западные публикации да и некоторые, - что удается в переводах, - китайские, листая немногие доступные мне по теме документы, я, признаюсь, до сих пор не могу решить, когда она, история эта, начинается.
Долгое время я полагал, что история китайской атомной бомбы начинается где-то в 1955-м. 15 января Мао на расширенном заседании Секретариата ЦК КПК дал установку: Китай должен разработать собственную атомную бомбу с помощью СССР или без его участия. (Это в ту пору-то, когда все советские люди считали, что "русский с китайцем братья навек"; но китаец – младший, и без старшенького шага не сделает...) За три месяца до этого скрытого от мира выступления Мао его заместитель Чжу Дэ и министр обороны Пэн Дэ Хуай присутствовали в СССР на Тоцких войсковых учениях с применением атомной бомбы. Видимо их рассказ об этом визите и стимулировал принятие такого решения Мао.
Через 5 дней, 20 января того же 1955 года, было подписано советско-китайское соглашение о совместных геологических изысканиях в Синьцзяне. Испытывавший потребность в увеличении своих ресурсов уранового сырья, СССР получил по этому соглашению обязательство Китая в обмен на предоставленную помощь в геологоразведке получать "излишки" китайского урана. К поискам урановых месторождений, помимо советских и китайских геологов, были привлечены специалисты из Восточной Европы. И уже зимой 1957-го в районе города Чугучак началась шахтная добыча китайского урана. А еще до этого - зимой 1956-го - ЦК Компартии Китая принял решение "о развитии атомной энергетики". На самом деле речь шла о модернизации вооруженных сил, в основу которой были заложены два ключевых направления: создание стратегических ракет и атомной бомбы. Поначалу многое делалось по советским лекалам: к концу года создали "ядерное министерство" - так называемое "Третье министерство машиностроения" (в 1958-м оно стало Вторым) – это аналог советского Средмаша; если в СССР главным атомщиком Сталин назначил Лаврентия Берия, то в Китае эта обязанность была возложена на главу госбезопасности Кан Шэна, которого Ху Яобан назвал позднее "китайским Берия". Ну, и конечно, сотни тысяч заключенных, стоящих своим подневольным трудом китайского "бумажного тигра" – так назвал Мао атомную бомбу. Ну, это когда она была американской монополией...
И уже 7 апреля 1956-го, то есть через месяц с небольшим после ХХ съезда КПСС, антисталинский доклад Хрущева, на котором стал позднее одним из пунктов китайско-советских разногласий, было подписано соглашение об оказании Советским Союзом помощи КНР в строительстве ряда новых гражданских и военных объектов. Среди них числился и завод по производству атомных бомб.
Из воспоминаний заместителя министра иностранных дел СССР Михаила Капицы.
"Строительство и поставки оборудования из СССР шли быстро, на заводы по производству атомного оружия осталось привезти из СССР и смонтировать газо-диффузную установку, и китайское руководство попросило прислать образцы атомных бомб. Тут у Хрущева затряслись поджилки..."
Владимир Тольц: Отмечу попутно, что в воспоминаниях видного советского дипломата Михаила Степановича Капицы немало путаницы, политической предвзятости и недоговоренности. Однако по сравнению с воспоминаниями его министра Андрея Андреевича Громыко, непосредственно участвовавшего в принятии политического решения о советской помощи Китаю в его атомном проекте, мемуары Капицы – просто откровение. И если оставить сейчас в стороне возникший под пером Михаила Степановича уже после свержения Хрущева карикатурный образ ("затряслись поджилки"), то сомнения советского руководства тут в общем отражены правильно. Хрущев по меньшей мере колебался. Однако, как вспоминал позднее руководитель китайского ядерного проекта маршал Не Жунчжэнь, после венгерского восстания 1956 года и событий в Польше советский лидер колебнулся еще раз:
"Хрущев стал более уступчивым в предоставлении Китаю сложной технической помощи".
Владимир Тольц: Следующим советским вкладом в создание китайской атомной бомбы было подписанное 15 октября 1957 года в обстановке эйфории по поводу запуска первого советского (утерли нос американцам!) спутника Земли новое советско-китайское соглашение, предусматривавшее передачу КНР не только технологии изготовления атомной бомбы, но и ее модели. Кроме того, по этому соглашению уже с начала 1958-го в Китай стали прибывать советские специалисты-атомщики. Были среди них и будущий главный конструктор советских ядерных зарядов Евгений Аркадьевич Негин из Арзамаса-16 и Евгений Воробьев из Челябинска-40 – может быть, самый важный для китайской бомбы из ее русских отцов... Всего за 1950-60 годы их, включая непосредственных разработчиков ядерного оружия, побывало в Китае около 10 тысяч человек – советских атомщиков. С их помощью была выбрана площадка полигона для ядерных испытаний – Лоб Нор. Они же помогли построить и в конце сентября запустить первый китайский экспериментальный ядерный реактор и циклотрон. Кроме того, около 11 тысяч китайских специалистов и 1000 ученых прошли подготовку и обучение в СССР.
Но, возможно, историю китайской атомной бомбы надо начинать раньше – с августа 1950 года, когда через 10 дней после защиты в США докторской диссертации в КНР прибыл юный физик Дэн Цзясянь. Ему было 26 лет. И его в шутку называли тогда "бэби-доктор". За последующие 14 лет "бэби-док" превратился в одного из руководителей китайской ядерной программы. Именно он утверждал проект первого испытания атомной бомбы в октябре 1964-го, а затем, через два с половиной года, вместе с доктором Юй Минем стал отцом китайской водородной...
Но, может быть, история китайской атомной бомбы начинается еще раньше – летом 1937-го, когда в Институте радия Парижского университета, руководимом Фредериком Жолио-Кюри, появился аспирант из Бейпина Цянь Саньцянь. Его научным руководителем стала жена Жолио-Кюри Ирен. В 1940-м Цянь Саньцянь защитил диссертацию и продолжил свои исследования во Франции, за которые в 1947-м был награжден премией Французской Академии наук по микрофизике. Когда на следующий год он решил вернуться на родину, Ирен, как пишут биографы китайского атомщика, подарила ему кусочек радия и "некоторую конфиденциальную информацию, которая могла пригодиться в будущем". А вот другая версия: "10 граммов соли радия, обладающего способностью радиоактивной эмиссии", Ирен Жолио-Кюри вручила китайскому радиохимику Ян Чжэнсуну в октябре 1951-го, чтобы "поддержать китайский народ в атомных исследованиях". А ее супруг, лауреат Сталинской премии "за укрепление мира между народами" Фредерик Жолио-Кюри, якобы попросил передать Мао Цзэдуну, что Китай "должен иметь собственную атомную бомбу, она не так страшна".
Вообще же в создании китайской атомной бомбы приняли участие сотни "хуацяо" - китайцев, проживавших за границей. Многие из них, такие как физики Ван Ганьпан и Чжао Чжуняо из Калифорнийского университета (он работал и в советской Дубне), математик Хуа Логэн из университета штата Иллинойс, после долгих лет эмиграции оказались на родине уже на первой стадии китайских атомных разработок. Если разработчикам советской бомбы помогали "атомные шпионы" в США и Великобритании, то в Китай многие атомные секреты привезли ученые-возвращенцы. Еще в 1953-м, когда уже вернувшийся в Пекин Цянь Саньцянь в составе делегации Академии наук Китая посетил Советский Союз, президент Советской Академии Александр Николаевич Несмеянов предупреждал власти, что китайского гостя стоит ознакомить "лишь с некоторыми научными работами общего характера без малейшего введения в курс проблем, входящих в тематику Первого главного управления". Но поначалу Хрущев был готов к более "смелым" шагам. Профессор Борис Лазаревич Иоффе вспоминал:
"Сверху последовало указание предоставить Китаю самые совершенные проекты, которые в СССР только реализовывались. Физики и инженеры, которым следовало выполнить эту задачу, понимая политическую ситуацию лучше начальства, попытались передать более старые проекты. Однако Задикян, советник СССР по атомным делам при китайском правительстве, поймал их на этом и донес наверх. В результате передали самую совершенную технологию. А вскоре произошел разрыв отношений с Китаем".
Владимир Тольц: В Кремле насторожились уже в ноябре 1957-го, когда на празднование 40-й годовщины Октября и приуроченное к ней совещание компартий прибыла большая китайская делегация во главе с самим Мао. С этим визитом, кстати, и связано подписание октябрьского соглашения о передаче Китаю образца советской атомной бомбы – без этого Мао отказывался ехать в Москву. А Хрущеву, лишь недавно расправившемуся с внутрикремлевскими конкурентами, позарез надо было продемонстрировать единение международного коммунизма вокруг себя как лидера этой силы. Но согласившийся "за бомбу" приехать, Мао думал иначе.
Из мемуаров Михаила Капицы:
"Выступал он сидя, произносил длинные монологи. Его размышления о войне, о перспективе гибели половины человечества потрясли всех, кто его слушал. Он спокойно подсчитывал: пусть половина населения земного шара погибнет, но другая-то половина останется, зато империализм будет полностью уничтожен, а за полвека или за век население опять вырастет даже больше, чем наполовину. "Ветер с Востока довлеет над ветром с Запада!" - вещал он, имея в виду рост в мире роль Поднебесной".
Владимир Тольц: Летом 1958-го вызревавший в сфере идеологии советско-китайский конфликт распространился на дела атомные. Поначалу речь не касалась бомбы. Китай снова, не в первый раз, запросил помощь СССР в создании современного военно-морского флота, оснащенного атомными подводными лодками. Советский посол в Пекине Павел Юдин ответствовал Мао: дело это-де новое и дорогостоящее, поэтому в Москве считают возможным и целесообразным строить современный военный флот объединенными усилиями СССР и КНР. Мао поинтересовался, будет ли этот флот совместной собственностью СССР и КНР, и кто будет им командовать? Марксистский философ Юдин был, по словам Капицы, "не силен в дипломатии" и прямо ответить не сумел. Зато Мао через несколько дней сказал ему (для убедительности сказано это было в присутствии почти всех членов китайского политбюро), что Китай не пойдет на создание на своей территории советских военных баз в мирное время:
"Мы можем согласиться только на то, чтобы вы помогли нам в строительстве флота, хозяевами которого будем мы".
Владимир Тольц: Согласились, что в виду важности проблем они должны быть обсуждены Мао Цзэдуном и Хрущевым при личной встрече.
Хрущев колебался: встречаться с Мао или нет. Он помнил напугавшие многих рассуждения Мао в Москве о перспективах гибели половины жителей Земли. Но "коготок увяз" – реализация соглашения о передаче Китаю учебного макета, чертежей и документации атомной бомбы уже началась. Китайцы оперативно подготовили зал для моделирования механизм действия атомной бомбы. А в июне 1958 года в НИИ атомной энергии Академии наук Китая вступил в строй построенный при помощи СССР первый экспериментальный ядерный реактор на тяжелой воде. С другой стороны, отсутствие договоренности по строительству флота оказывалось преградой для переговоров по строительству в Китае радиоцентра для связи Москвы с советским подводными лодками в Тихом океане. И уже отказавшись было от встречи, Хрущев вдруг 31 июля 1958 года тайно прилетел в Пекин.
Начались знаменитые ныне, а тогда совершенно секретные "переговоры у бассейна". Два дня Мао и Хрущев возлежали в трусах (Хрущев в семейных) у водной глади, периодически в нее окунаясь. Отличный пловец Мао уверял позднее, что Хрущев не умеет плавать, и это в глазах Великого Кормчего придавало их военно-морским переговорам дополнительную комическую окраску. Рядом были только переводчики, напитки и яства. На другом краю бассейна – советники, подплывавшие, если требовалась та или иная справка. Известные ныне российское и китайское описание этих не вполне трезвых по форме и содержанию диалогов сильно рознятся. Мао якобы упрекнув Хрущева в распространении "русского национализма на китайское побережье", сообщил ему, что Китай отказывается от строительства атомных субмарин, но не отказывается от строительства современного военного флота и руководства операциями в Тихоокеанском бассейне, а Советскому Союзу предлагает сотрудничество. Хрущев якобы по-прежнему настаивал на базировании советских подлодок в Китае, а взамен предложил Мао базы для китайского подводного флота в Баренцевом море. По поводу атомных вооружений Хрущев высказал мысль, что Китаю бомба не так уж и нужна, ведь СССР готов защищать КНР "как самого себя". Мао поблагодарил, но сказал, что Китай должен иметь возможности сам защитить себя в случае войны. "Если вы не склонны поделиться с нами ядерным оружием, помогите Китаю технологией. Если не поможете, - он заметил колебания Хрущева, - справимся и с "бумажным тигром" своими силами"...
3 августа Хрущев улетел. А 23-го Мао распорядился начать массированный обстрел островка Куэмой, возле Тайваня. Его биографы Юн Джан и Джон Холидей утверждают:
"Цель этой игры – заставить США пригрозить ядерной войной, чтобы напугать своего собственного союзника (то есть СССР)".
Владимир Тольц: В ответ госсекретарь США Джон Фостер Даллес пригрозил обстрелом материкового Китая, а советский министр иностранных дел Андрей Громыко срочно вылетел в Пекин. В Москве опасались возможного начала атомной войны. По воспоминаниям сопровождавшего Громыко Капицы, Мао "успокаивал" советского министра так:
"Атомного шантажа Китай не боится. Если США нанесут ядерный удар, китайское правительство уйдет в Яньань и будет продолжать борьбу.
- Где мы построим столицу социалистического мира? – спросил Мао Цзедун и сам же ответил. – Насыплем большой остров в Центре Тихого океана и построим на нем столицу мира. […]
Вечером Громыко никак не хотел вставлять в телеграмму в Центр пассаж насчет столицы".
Владимир Тольц: Добавлю, что и в свои мемуары Андрей Андреевич его тоже не вставил. Но до Москвы "рацпредложение" Мао по замене коммунистического Третьего Рима на насыпной остров все же дошло. И вместе с результатами "переговоров в трусах" оказалось последней каплей в деле советской помощи китайскому атомному проекту. Китайцы осознали это к лету 1959-го, и Чжоу Эньлай заявил, что за 8 лет Китай сделает бомбу и без посторонней помощи. А в следующем, 1960-м, в СССР вернулись последние 1300 советских специалистов, задействованных в создании бомбы для Мао. Но к тому времени с помощью Советского Союза там, в Китае, уже подготовили 6 тысяч собственных.
Через 5 лет, вместо обещанных 8-ми, 16 октября 1964-го, Чжоу Эньлай прервал представление поставленной им во славу Великого кормчего феерии "Алеет Восток" и от имени Мао сообщил 3 тысячам актеров и тысячам зрителей, что китайская атомная благополучно взорвалась! По подсчетам западных специалистов, она обошлась Китаю в 4,1 миллиарда долларов по курсу 1956 года. Юн Джан и Джон Холлидей пишут:
"Этой суммы в твердой валюте хватило бы на покупку зерна в количестве достаточном, чтобы обеспечить лишними 300 калориями в день каждого китайца в течение двух лет, то есть спасти жизни каждого из почти 38 миллионов человек, умерших от голода. Атомная бомба Мао унесла в 100 раз больше жизней, чем обе атомные бомбы, сброшенные американцами на Японию".
Владимир Тольц: Рождение китайской атомной…
