Марина Тимашева: В октябре в Петербурге прошел фестиваль, посвященный 100-летию “Русских сезонов” Дягилева. В его рамках в Русском музее открылась выставка “Дягилев. Начало”, посвященная раннему периоду жизни Сергея Дягилева. На выставке побывала Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Сергей Дягилев родился в 1872 году в Селищах Новгородской губернии, в семье военного. Он рано лишился матери, воспитывала его мачеха - Елена Валериановна Панаева. И она, и отец страстно увлекались музыкой и театром. Сергей Дягилев с детства занимался музыкой, участвовал в домашних спектаклях и публичных концертах. Поступив на юридический факультет Петербургского университета, он одновременно учился музыке у Римского-Корсакова в Петербургской консерватории. Его двоюродный брат Дмитрий Философов привел Дягилева в кружок молодых интеллектуалов, куда входили Александр Бенуа, Константин Сомов, Вальтер Нувель, Лев Бакст, Евгений Лансере, и через несколько лет молодой человек стал в нем лидером. Может быть, имея возможность путешествовать по Европе, он быстрее улавливал веяния современного искусства, схватывал налету тайну устройства художественных выставок и работы музеев. Впрочем, интересовались этим многие, но Дягилев умел воплощать свои пристрастия в жизнь. Говорит куратор выставки, ведущий научный сотрудник Отдела живописи XIX-XX веков Владимир Круглов.
Владимир Круглов: Около 300 экспонатов мы посвятили петербургскому периоду творчества Дягилева. Это 10 лет - с 1896 года, когда появилась первая критическая статья Дягилева в петербургской газете, и до 1906 года, когда он привез в Париж выставку “200 лет русской живописи и скульптуры”. А потом, с 1907 года, начнутся музыкальные, а потом и балетные «Сезоны» Парижа.
Татьяна Вольтская: То есть, такое предвестие, скажем.
Владимир Круглов: Это время, когда им созданы такие эстетические ценности, что обессмертили имя Дягилева, его имя осталось в истории русской культуры и все, что им создано: журнал “Мир искусства” и замечательные выставки, его критические статьи, его вклад в историю русского искусства. Потому что он одним из первых начал исследовать творчество Левицкого, а его знаменитая Таврическая выставка и выставка русского искусства в Париже это, по сути дела, были конспекты истории русского искусства. Все, что им было показано, это классика.
Татьяна Вольтская: То есть, это он как-то собрал, систематизировал?
Владимир Круглов: Да то, что делали "мирискуссники" и Дягилев, открывало глаза современникам и на искусство XVIII-го века, потому что Левицкий, Боровиковский, Рокотов практически были забыты в это время. Они открывали глаза на Петербург, который казался казенным, чужим.
Татьяна Вольтская: Официальным таким?
Владимир Круглов: Официальным городом.
Татьяна Вольтская: Русский музей показывает квинтэссенцию нескольких знаменитых дягилевских выставок, потрясших сначала Петербург, а потом Париж. Между стенами с картинами Левицкого, Рокотова, Боровиковского - кадки с пальмами и яркой зеленью. Поднимаешь глаза и под потолком видишь старые фотографии, увеличенные, конечно, той самой выставки в Таврическом дворце. Так вот откуда эти пальмы, эти зеленые баскеты, этот теплый воздух и нега. Там всего этого было гораздо больше, но и до сегодняшних залов долетает слабый аромат того времени.
Владимир Круглов: Эта среда воссоздает фрагмент Таврической выставки, где было когда-то собрано около трех тысяч произведений. Все здесь одинаково ценно. Это произведения, которые хранятся в нашем музее, и только портрет Демидова кисти Левицкого – временный подарок Третьяковской галереи. Но мы не пытались реконструировать выставку, дело в том, что наша выставка состоит их пяти разделов, и три из них посвящены фрагментам самых знаменитых выставок Дягилева, прежде всего, выставке русских и финляндских художников 1898 года. Мы собрали работы русских художников. Затем Таврическая выставка 1905 года и русская выставка в парижском Осеннем салоне 1906 года.
Татьяна Вольтская: Когда мы вошли в этот зал, мы видели плакат в стиле Fin de siècle “в пользу вдов и сирот”. Что это за плакат?
Владимир Круглов: Это работа Евгения Лансере, подлинная его работа, хранится в нашем Отделе гравюры.
Татьяна Вольтская: И таблички, я смотрю, в том же стиле выполнены к каждой картине.
Владимир Круглов: Да, это работа Мстислава Добужинского. Эти таблички, наклеенные, хранятся до сих пор на тыльной стороне некоторых из портретов. Потом Дягилев использовал эту этикетку и на “Русской выставке” в Париже.
Татьяна Вольтская: То есть, мелочей не бывает.
Владимир Круглов: Ну что вы, публика была в восторге от Таврической выставки, поскольку она была сделана Бакстом, который потом будет звездой “Русских балетных сезонов” в Париже. Всё - и картины, и цвет щитов, и сама среда Таврического дворца, и масса зелени.
Татьяна Вольтская: Да, бюсты мраморные, в окружении кадок с цветами!
Владимир Круглов: Так было в русских дворцах XVIII века. Бакст вместе с Дягилевым ( Дягилев не просто руководил, он принимал самое активное участие) , продумывал даже цвет щитов. Причем в Париже это было еще намного ярче и интереснее, поскольку там каждый зал оформлялся по-своему, в собственном стиле. В зависимости от колорита произведений, картин, скульптур, был продуман и фон этих щитов. Это была такая красота, и это произвело впечатление на парижскую публику, такое активное участие художников.
Татьяна Вольтская: А вот это большое панно - цветы из мраморных ваз "выкипают". Что это такое?
Владимир Круглов: Да, в сочетании с зеленью это особенно ярко и драматично. Это “Элизиум” - один из наших подарков петербуржцам - занавес, написанный Бакстом. Мы его не случайно повесили. Для Бакста 1906 год был рубежом. С 1906 года начинается его всеевропейская слава, он покорил парижан своими изысканными и, то же время, пряными, звучными азиатскими сочетаниями красок в балетах. А это произведение 1906 года - занавес Театра Комиссаржевской, который был когда-то на Офицерской улице, сейчас на улице Декабристов. Это часть такой символистской среды, поскольку в то время Вера Федоровна увлекалась поисками в русле символизма, тем более, что именно в это время в ее театре режиссером становится Мейерхольд. Такой старенький театр, где давали оперетки, и находился театр “Фарс”, за какие-то полгода, благодаря усилиям Бернардацци, это архитектор, и Льва Бакста, превратился в святилище муз. В плане зрительный зал имел круг, оформленный необыкновенными колоннами, потолок там был выполнен в виде купола, и когда гасли лампочки, то вдруг, как говорили современники, начинался литься какой-то невероятный ледяной свет. Там были такие античные скамьи. И центром этого ансамбля был этот замечательный занавес, он назывался “Элизиум”, то есть это рай, прибежище для…
Татьяна Вольтская: Высоких душ.
Владимир Круглов: Они-то и изображены там в белых одежах, среди этих храмов, красивых цветов. Они подняли глаза и смотрят на проплывающего Сфинкса, который напоминает о том, что счастье, покой и гармония недолговечны в мире.
Татьяна Вольтская: Эта выставка Дягилева - три тысячи картин и скульптур - охватывала 200 лет русского искусства, с 1700 по 1905 годы. Там были и современные работы: Репин, Серов, Кустодиев, Коровин. Трудно даже представить такую титаническую работу, сделанную, в общем, кучкой энтузиастов. Другие выставки Дягилева (воспоминанию о них посвящены следующие залы в Русском музее) были менее масштабны, зато более скандальны. Один раздел рассказывает о Дягилеве-редакторе “Мира искусства”. Там есть шаржи Щербова на самого Дягилева и его окружение. Следующий зал представляет фрагмент скандальной Русско-финляндской выставки.
Владимир Круглов: Ее назвали “вакханалией безумия” и самые плохие слова говорили. “Утро” Врубеля вызвало шквал негодования Владимира Васильевича Стасова, и многие другие ругали это произведение, потому что оно было бессюжетно. Это было ново для того времени. Вся вторая половина IXX-го века это время господства тематической живописи передвижников, а это произведение поэтизирует силы природы.
Татьяна Вольтская: А выставка в Русском музее поэтизирует силы природы, вызвавшие к жизни феномен Сергея Дягилева, как бы оставляя зрителей на пороге свершения, прославившего его - парижских “Русских сезонов”.
Марина Тимашева: Татьяна Вольтская на выставке Русского музея, посвященной Сергею Дягилеву. А вообще на фестивале было много исключительных событий: довольно сказать, что он открылся выступлением балета Джона Ноймайера в Александринском театре. При этом, показали спектакли, никогда ранее в России не исполнявшиеся, а именно одну из первых работ Ноймайера “Вацлав” – посвящение Нижинскому, “Весну священную” - в память о любимом балете Дягилева и “Павильон Армиды” - премьера состоялась в июне 2009 года, и за пределами Гамбурга его представили впервые. Кроме того, в Эрмитаже и Надворной галерее Зимнего Дворца – выставки “Танец” и “Георг Кольбе. Рисунки голубой тушью” ( Кольбе рисовал артистов дягилевской труппы). В Российском этнографическом музее - коллекция театральных костюмов по эскизам Бакста и Бенуа, а также ювелирные украшения Анны Павловой и Федора Шаляпина. А закрывался фестиваль гала-концертом звезд мирового балета и спектаклем “Русские сезоны” на музыку Леонида Десятникова в хореографии Алексея Ратманского. Москва 27 октября вступила в соревнование с Петербургом. В Третьяковской галерее на Крымском валу открылась выставка “Видение танца”. Я уже получила книгу-альбом “Видение танца. Посвящение Дягилеву. К 100-летию “Русских балетов” в Париже”, впервые издан архив художника Михаила Ларионова. Сделано это издательством “Интерроса”, и подобной красоты видеть не приходилось давно. Правда, о том, сколько будет стоить такая книга, лучше не задумываться.
