Марина Тимашева: На заключительной церемонии фестиваля "Киношок" в Анапе Ираклий Квирикадзе буквально не сходил со сцены, он получал один приз за другим, ведущий даже предложил поставить ему за сценой стул, чтобы он мог не возвращаться в зал. Призы: за мужество и достоинство в профессии, за сценарий фильма "Метеоидиот", за операторскую работу его сына в той же картине, да еще диплом конкурса кинопроектов. С Ираклием Квирикадзе разговаривал Павел Ходасевич.
Павел Ходасевич: Еще будучи выпускником ВГИКа, Ираклий Квирикадзе снял удивительный фильм “Кувшин”, который и сейчас воспринимается как глоток молодого янтарного кахетинского вина. Потом были фильмы “Городок Анара”, “Пловец”, “Возвращение Олмеса”, “Путешествие товарища Сталина в Африку”. В дальнейшем, видимо, несколько охладев к профессии режиссера, Ираклий Квирикадзе посвятил себя, в основном, сценарной деятельности. По его сценариям сняты такие фильмы как “Робинзонада или Мой английский дедушка”, “Смерть Уильяма Шекспира”, “Лимита”, “Лунный папа”. Картины, снятые женой Квирикадзе Наной Джорджадзе, по его сценариям не раз получали призы и премии на кинофестивалях. “1001 рецепт влюбленного кулинара” в 1996 году получил премию “Ника” и приз фестиваля “Киношок”, а в 1997 году был номинирован на “Оскара”, а картину “Лето, или 27 потерянных поцелуев” за 10 дней Каннского фестиваля купли 32 страны. Киноманы знают, что Ираклий Квирикадзе, ко всему прочему, носит вполне официальное звание “доктора монтажа”. Процесс резания и склеивания своих и чужих фильмов он, пожалуй, любит больше всего в профессии кинематографиста.
Ираклий, я хочу внедриться в вашу творческую лабораторию. Вы видите свои сюжеты и своих персонажей, так же как булгаковский герой, в какой-то коробочке, то есть на вашем ментальном экране сразу они возникают?
Ираклий Квирикадзе: Мне самому даже трудно проанализировать. Я как та самая сороконожка, которую спросили: “Как ты ходишь?”. И она застыла. Во-первых, у меня есть копилка историй. Я, как правило, хорошие истории, услышанные или самим пережитые, записываю. Там не завершенные сюжеты, а просто какая-то зарисовка, заметка, что-то неожиданное. Когда я получаю какой-то заказ или сам рождаю какую-то историю, то я, имея данный сюжет, начинаю рыться в моих тетрадях с тем, чтобы на данную историю, как на иголку, нанизать эти зарисовки, я их нанизываю и делаю такое ожерелье.
Павел Ходасевич: Ираклий Михайлович, а что вас обычно должно зацепить, чтобы это послужило основой для сценария?
Ираклий Квирикадзе: Каждый раз по-разному. Одно время, может, в начале, что ли, когда я более окрылен был, тогда я больше писал от себя и для себя. Еще эпохи заказов не было. А сейчас со всех сторон наседают люди, говорящие: “есть такое желание сделать фильм об этом”, и спектр заказов невероятно большой. Нельзя разрываться, как автоматчик стрелять во все стороны. Поэтому, я выбираю то, что более мне созвучно, и тогда мои истории могут с заказом слиться. Времени для своего, личного, все меньше и меньше. Это начинает меня беспокоить. Это не твоя песня, этого не твоя душа желает. Я, в общем-то, пока еще не поймал себя на мысли, что я халтурю, нет, я еще не переступил эту грань. Я говорю “нет” тогда, когда я чувствую, что здесь нельзя использовать миры, которые есть в тебе и которые ты выволакиваешь, что ли, потому что в лабиринтах памяти бродят всякие динозавры. Я не очень люблю такие мистические триллеры. Комедия - это мой конек, я его люблю. Сейчас не скажешь, что грузинское кино имеет ту же окраску, во всяком случае, сейчас гораздо все мрачнее. Но вот я этим живу, мне нравится, когда генеральная линия истории - драматическая, но она вся обвита юмором. Как правило, это грузинские сюжеты или же сюжеты интернациональные, но с большим грузинским, я уже не знаю, какое слово тут употребить, присутствием, что ли. Это такая хамелеонская особенность: одевать грузинские истории в другие одежды, это началось с “Кувшина”, потом - в “Лунном папе”, или том же самом “Влюбленном кулинаре”.
Павел Ходасевич: Ваши герои - довольно странные люди. Никогда не было желания такого человека как вы сами сделать героем?
Ираклий Квирикадзе: В общем-то, в каждом герое есть частица тебя. Когда ты придумываешь персонажа, персонаж потом обрастает какими-то подробностями, и уже для обрастания, для какого-то характера, для каких-то красок, я иногда и самого себя, свои какие-то тайные пороки использую.
Павел Ходасевич: Я думаю, что ваше видение должно вступать в противоречие с видением режиссера, который воплощает ваши идеи.
Ираклий Квирикадзе: Мне повезло, что большую часть моих историй реализовывали хорошие режиссеры, в первую очередь, Нана Джорджадзе, которая является еще по совместительству моей женой, а до этого была моей студенткой. Конечно, когда ты смотришь результат, то очень многое не совпадает. Потом я еще и монтирую. Монтажом практически все можно исправить.
Павел Ходасевич: И часто вы монтировали фильмы, которые по-вашему сценарию сделаны?
Ираклий Квирикадзе: Почти всегда. Если уж с кем-то ругаюсь, то больше всего со своей женой. Нашла коса на камень. Мы оба люди бурные, темпераментные, и когда монтировали в Берлине, там аптечная тишина такая, все чисто, все цивильно, люди говорят шепотом. И вот наша монтажная, в которой мы с ней бурно решали наши проблемы, и, оказывается, немцы, работники этого монтажного цеха, чуть ли не в обморок падали: “Нам казалось, что кто-то кого-то то ли зарежет, то ли задушит. А потом, - говорят,- вы выходите в обнимку”. Ничего не могли понять. Потом они сознались моей жене, что раза два хотели полицию вызвать.
Павел Ходасевич: Вот об этом можно фильм снять. Вы когда-то сказали: “Люблю похулиганить в процессе творчества”. Скажите, вот это качество “похулиганить” развивается с годами или с годами вы немножечко бронзовеете, так сказать?
Ираклий Квирикадзе: Развивается? Нет, но в то же время не угасает, так скажем. Может быть, я самонадеян, но я совершенно не чувствую своих лет, 70-ти лет. Ничем я не готов к этой дате!
