Кристина Горелик: Милосердие – у христиан, садака, закят – у мусульман, цдака – в иудаизме, бодхичитта и бодхисаттва – в буддизме. Различаются ли принципы и подходы к благотворительности у разных религиозных конфессий? Об этом мы будем говорить сегодня с нашими гостями. А в гостях у нас: Наталья Каминарская, исполнительный секретарь Форума Доноров, Азиз Ниязи, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН, кандидат исторических наук, Александр Зорин, автор многих стихотворных книг, постоянный прихожанин покойного отца Александра Меня, а так же Рафаил Файнберг, директор Еврейского национального Фонда России.
Азиз, давайте я к вам у меня первый вопрос будет. Потому что закят, насколько я понимаю, это все-таки не принцип – это такой специальный религиозный налог у богатых в пользу бедных. Сегодня существует этот налог или нет, или он только в прошлом был?
Азиз Ниязи: Я бы не согласился, что закят это не принцип – это принцип справедливости в исламе. Принцип, который пошел со времен пророка Мухаммеда, когда люди состоятельные, более-менее состоятельные или люди богатые должны были отчислять часть своего имущества в пользу бедных, сирот, в пользу тех, кто вел священную войну, например, в пользу странников, которые оказались без денег. Им надо было помогать. Кроме того, закят шел на выкуп рабов.
Кристина Горелик: А в наше время, расскажите?
Азиз Ниязи: В наше время рабов не выкупают, потому что в наше время рабство запрещено законами всех стран.
Кристина Горелик: Помимо рабства закят существует?
Азиз Ниязи: Закят существует. Например, на закят вместо рабства могут выкупать пленного мусульманина. Ведь есть войны еще в Африке, где мусульмане попадают в плен к другим народам, которые не исповедуют ислам, поэтому единоверцы могут собрать деньги на выкуп. Вот у нас, например, в Узбекистане, в Таджикистане сложились такие условия советской власти, когда в принципе не собиралась милостыня как надо, сейчас люди сами стараются собирать. Половина - это закят можно назвать, половина - садака. Хозяин дома собирает 2,5% от излишков его имущества с торговли ежегодно, если превышает определенный минимум, то это закят, остальное садака, сколько ты можешь сам дать. И он уже сам решает. Он часть относит в мечеть, мечеть распределяет, часть он отдает своей тетушке, которая живет очень бедно, а часть отдает соседям. Я знаю, что по Москве, например, тоже собирается закят, но он собирается с тех в основном имущих эмигрантов, которые работают в Москве. Он идет в мечеть, собирают люди и идет в мечеть. И сами, когда религиозные праздники, например, праздник разговения, сами, у кого есть деньги, покупают мясо, готовят плов, раздают мясо и так далее.
Кристина Горелик: Вот вы упомянули, кстати, про священную войну, из закята вот эти средства раздаются воинам, ведущим джихад. У мусульман как закят создается, он знает, на что даются деньги?
Азиз Ниязи: Закят создается вот из чего: это общий фонд, социальный фонд и часть средств может идти моджахедам, которые воюют, защищают свою страну и защищают свою веру. Потому что трактование джихада, если его правильно трактовать, как трактует большинство богословов – это война за защиту своего отечества и веру, это оборонительная война. Но вообще существуют правила такие: закят обычно распределяется на месте, среди своих. В крайнем случае закят может передаваться в другую страну. Но очень крайний случай, на это надо постановление улемов, ученых, которые пришли бы к точке зрения, что там идет правильная священная война, тогда часть закята может передаваться туда. Хотя собирался закят в Арабских Эмиратах, там собирают закят очень основательно, и часть этого закята поступала на Северный Кавказ. Но те люди, которые распоряжались этим закятом, далеко не ваххабиты, не таких фанатичных взглядов придерживаются, они просто имели мало представления о том, как использовался здесь этот закят. Сейчас он почти не поступает оттуда, поскольку понятно, что использовали часто в террористических случаях, которые просто противоречат исламским догматам о справедливой борьбе.
Кристина Горелик: Рафаил Исаакович, тогда у меня следующий вопрос к вам. В еврейской традиции, безусловно, тоже существуют свои принципы, и вообще известно, что благотворительность – это одно из основных предписаний иудаизма, насколько мне известно. И пользование благотворительностью, бедному родственнику нужно оказать помощь раньше, чем постороннему бедняку, и бедняки твоего города предпочтительнее бедняков иногородних, за исключением бедняков, которые имеют преимущество над теми или иными нуждающимися. Вот расскажите мне, пожалуйста, почему такая традиция? Потому что я знаю, мне было известно, что как раз к путникам, к путешественникам, людям из другого города евреи относились очень трепетно, вспоминая, как они были пришельцами в земле египетской и, соответственно, испытывали там нужду.
Рафаил Файнберг: Да, конечно. Благотворительность – это не только одна из заповедей Торы - это закон жизни. Избегающий благотворительности считается грешником. В иудаизме есть 8 градаций благотворительности. Первая - это даже не помощь деньгами, первая заповедь считается самая высшая – это помочь человеку найти работу, дать ему специальность, научить его ему-то, чтобы он сам мог зарабатывать и в дальнейшем мог себя обеспечивать сам. А самая нижняя – это человек дает деньги просящему и с видимым неудовольствием, кто просит, это видно - это считается низшая степень благотворительности.
Кристина Горелик: Я слышала про то, что бедняка, даже если он с гордостью отказывался принять благотворительность, дозволялось даже обманывать, позволяя ему думать, что он потом долг этот отдаст.
Рафаил Файнберг: Я не думаю, что это обман, наоборот вселить в человека надежду, уверенность.
Кристина Горелик: Дозволялось это делать?
Рафаил Файнберг: Дозволялось. Как и больным, мы же не говорим человеку, если он серьезно болен, мы же не говорим, что его ждет печальный конец, мы всегда стараемся вселить надежду, придать уверенности в его силах.
Кристина Горелик: Александр Иванович, мне интересно ваше мнение, с христианской точки зрения.
Александр Зорин: Мы встречаем часто таких людей, которые не хотят ничьей помощи, конечно, они уязвлены с этой стороны.
Кристина Горелик: То есть если бедняк отказывается – это гордыня.
Александр Зорин: Не хочется говорить напрямую, во всяком случае что-то есть.
Рафаил Файнберг: Может быть вам будет интересно узнать этимологию слово "цдака" от слова "садек", что означает справедливость. То есть человек, который делает цдаку, он тем самым восстанавливает справедливость, когда-то установленную Господом Богом. Поэтому из всех добродетелей у евреев цдака наиболее высшая. Есть несколько притч таких достаточно интересных. Мне сразу вспомнилась такая. Был один праведный человек, которому Господь разрешил при жизни взглянуть на небеса обетованные. Приходит, вводит его ангел в одну из комнат: роскошный стол, накрытый прекрасными изысканными яствами, питие. Сидят люди и жалобно просят кусок хлеба. Дело в том, что у них руки связаны перед собой так, что они брать могут, а ко рту поднести не могут. Этот праведник говорит ангелу: это сущий ад какой-то. А люди сидят и взывают: подайте нам кусок хлеба, мы голодны. Проходят в другую комнату, такой же роскошный стол, такие же яства, такие же пития. Сидят люди, довольные лица, улыбающиеся, разговаривают друг с другом. Этот праведник присмотрелся, смотрит - руки завязаны так же, как и в том предыдущем зале, но они каждый берет перед собой кусочек пищи, стакан воды и подает соседу. На что праведник говорит: это рай настоящий. И ангел говорит: да, разница между раем и адом только в отношении к ближнему.
Кристина Горелик: Азиз, а вы что можете сказать?
Азиз Ниязи: Неимущие спросили как-то пророка Мухаммеда: мы сами ничего не имеем, а вы, пророк, сказали, что каждый день надо раздавать садака. Он говорит: садака - это необязательно вещи и деньги. Если вы помогли слепому перейти дорогу или убрали колючки и камни, которые мешают ходить по дороге, или просто помогли чем-то или улыбнулись брату своему - это тоже садака – это все милость. То есть благотворительность, слово само – творить благо. Это ведь не только давать вещи.
Александр Зорин: Можно отвлечься в сторону? В советское время "благотворительность" понятия такого не существовало. Я сегодня открыл два словаря Ожегова, там на благотворительность сказано, что это буржуазные предрассудки. А Ушакова, 20 годы, что это устарелое понятие. Так что это тоже надо учитывать.
Кристина Горелик: Это вы не отвлеклись – это вы прямо по теме.
Александр Зорин: Вообще "благотворительность", слово такого... У редакторов главных изданий были шпаргалки о запрещенных словах. Душа, благотворительность, милосердие – все это выбрасывалось.
Кристина Горелик: Наилучшая форма благотворительности - это та, в которой ее оказывающий и ею воспользовавшийся друг друга не знают. Наталья, что вы думаете по этому поводу? Анонимная благотворительность лучший подход или, наоборот, конкретные встречи доноров с непосредственно нуждающимися производят больший эффект?
Наталья Каминарская: Здесь вы выбираете сами, хотите вы знать, кому вы помогли, пойти, посмотреть, что делает человек с вашими деньгами или с тем, что вы предоставили на благотворительность, у вас есть эта возможность. Если нет, если ваши какие-то религиозные убеждения, культурные ценности не позволяют или человек стесняется, всегда можно перевести средства анонимно или передать вещи или пожертвования.
Кристина Горелик: Что больше распространено, расскажите, на практике.
Наталья Каминарская: Распространено, что, во-первых, люди хотят знать, кому они помогают. Поэтому самая распространенная сегодня благотворительность, самые активные организации, которые мы видим и слышим на поверхности - это те, кто собирает помощь и средства на конкретных людей, конкретных детей, находящихся в больнице или в детском доме, конкретных жертв, не дай бог, несчастных случаев. Конкретный адресат, когда есть человек, которому нужна помощь, и можно придти и помочь.
Кристина Горелик: Я заметила, что в православной традиции даритель как-то не слишком себя сам персонифицирует. Например, верующие приходят к храму, они отдают просто свои вещи ненужные, игрушки и они дальше не знают, куда пойдет эта помощь. Это как-то заложено в традиции, чтобы не было индивидуализма?
Александр Зорин: Вообще в православной церкви, христианской церкви существует такое понятие как десятина. Каждый прихожанин, каждый церковный человек должен приносить десятую часть своего заработка, своего дохода в церковь. Что касается вещей, не только не нужные вещи приносят, не только "на тебе, боже, что мне негоже", нет, приносят замечательные совершенно вещи. Например, в нашем храме, прихожанином которого я являюсь, это храм Козьмы и Домиана, там каждый четверг собирается гигантское, это просто потрясающее зрелище, гигантское количество вещей, которые очень скрупулезно и точно распределяются по всяким направлениям. Пальто сюда, шапки туда и так далее. На это тоже средства нужны, чтобы отвезти их на место.
Кристина Горелик: Но верующие не всегда знают, кому точно, непосредственно.
Александр Зорин: Мы просто знаем, что сейчас мы опекаем одно место в Тульской губернии. Конечно, персонально никто не знает. Но, тем не менее, имеем понятие, куда идут наши вещи, наши средства.
Кристина Горелик: Это вы имеете понятие. А я именно про доноров говорю. Я знаю, Рафаил, что ваш фонд хотел помочь в Перми во время этого страшного пожара в клубе "Хромая лошадь", вы в Эйлате или собираетесь или уже поставили стелу или собираетесь поставить в память о погибших российских туристах. Это что касается благотворительности.
Рафаил Файнберг: Мы когда рассуждали о традициях еврейских, я говорил с точки зрения истории. Потому что наш фонд светский - это не религиозный фонд.
Кристина Горелик: А здесь у нас в студии все более-менее светские люди. Специально подбирала, чтобы не переругались.
Александр Зорин: Самый верующий человек - самый светский человек, потому что он широкий, открытый.
Рафаил Файнберг: У нас есть люди поразительные. Мне из Якутска, фамилию, наверное, стоит называть.
Наталья Каминарская: Как обычно, у нас никто не знает, кто делает добрые дела. Я за то, чтобы называть.
Кристина Горелик: Хочет ли он, этот человек.
Рафаил Файнберг: И потом, это лично его деньги или общины. Ежемесячно приходят деньги несколько лет. То есть перед службой, после службы.
Азиз Ниязи: В синагоге?
Рафаил Файнберг: Нет, это христианская община.
Кристина Горелик: А почему христианская община вам присылает деньги?
Рафаил Файнберг: Дело в том, что у нас разные проекты, один из проектов связан с тем, что любой человек может внести свой вклад в украшение Святой земли. Надо знать историю нашего фонда, она очень интересная, ей 109 лет, фонд был создан в 1901 году евреями Российской империи, а потом это стал фонд, имеющий национальные отделения в разных странах. Тут касался вопрос адресной целевой помощи. Когда случилась в "Хромой лошади" эта ужасная трагедия, где столько людей погибло, у нас шеф очень отзывчивый человек, буквально на следующий день он меня вызвал, надо, говорит, оказать помощь. И вот здесь у нас вышла большая закавыка. Мы не нашли в свое время и сейчас с трудом находим людей, кто в этой помощи нуждается. Ни в представительстве Пермского края в Москве, ни в мэрии, ни в думе Перми. Писали письма, я как директор, у нас зарезервирована сумма, которую мы готовы потратить адресным образом. И сейчас одна из наших программ - это каждый человек может посадить дерево в Израиле. И это такая программа, доступная всем.
Александр Зорин: Непосредственно сам туда приехать?
Наталья Каминарская: Средства перечислять, конечно.
Кристина Горелик: Вы хотите, чтобы вас бесплатно свозили на Святую землю. Наталья, скажите, вы, судя по всему, за то, чтобы родина знала своих героев, имена и фамилии звучали как можно громче этих людей.
Наталья Каминарская: Да, я очень за это.
Кристина Горелик: А что касается самих людей?
Наталья Каминарская: Конечно, прежде всего надо спросить человека, не против ли он, чтобы о нем говорили, чтобы его упоминали. Но мне кажется, у нас ситуация с развитием благотворительности еще так далека от нормы и так это кажется странным, непонятным делом, слишком много мифов разнообразных вокруг благотворительности в России, что те, кто уже…
Кристина Горелик: Какие, например?
Наталья Каминарская: Что это пиар, что это отмывание денег, что это гордыня, что это исключительно на основе религиозных мотивов, люди замаливают грехи и что-нибудь еще. Достаточное количество.
Кристина Горелик: Но такие же есть люди.
Наталья Каминарская: Есть. Но как обычно, в всяком мифе есть доля истины, безусловно. Но в любом случае количество наших с вами сограждан, которые занимаются благотворительностью, несопоставимо с любой страной мира развитой. И объемы, которые жертвуют, если тем более на душу населения посчитать, никак не сравнимы. В тех же Соединенных Штатах или Европе 90% благотворительности – это частные средства, средства людей. Если возьмем Штаты, то это вовсе не огромные средства, средний человек пожертвует 10 долларов.
Кристина Горелик: Что касается индивидуализма. Азиз, что вы можете сказать?
Азиз Ниязи: То, что касается, надо ли имена афишировать, почему не надо? Чулпан Хаматова, замечательный фонд у нее. Люди должны знать об этом. А Билл Гейтс – молодец, умница. Есть один принцип в исламе, он точно говорит, что Бог не принимает неправедно заработанные деньги. Если вы передаете в фонд деньги, которые вы не проплатили налоги или заработаны, каким-то…
Кристина Горелик: А замаливать грехи нельзя?
Азиз Ниязи: Жульническим путем, нет, ни в коем случае – это правило точное. Бог не принимает такие пожертвования.
Кристина Горелик: А рядовые мусульмане знают об этом?
Азиз Ниязи: Рядовые, конечно, не знают. Об этом должны знать те, кто собирают эти деньги.
Кристина Горелик: А в православии нет такого?
Александр Зорин: Еще как есть. Есть просьба об отпущении грехов богатых людей, которые приезжают туда на машинах, и священник знает, откуда у него деньги, тем не менее, он этим пользуется. Целые монастыри возводятся на такие средства левые.
Кристина Горелик: Как вы к этому относитесь?
Александр Зорин: Ужасно. Как можно отнестись к этому? Но что делать? Я не знаю, много их или немного, но я знаю таких людей.
Азиз Ниязи: Одна рука гребет, а другая дает. Где тут справедливость?
Александр Зорин: Более того, здесь интересный такой момент: дело в том, что священники иногда поставлены в очень трудные условия, они должны целевые платить наверх.
Кристина Горелик: А что это за целевые деньги наверх?
Александр Зорин: Это регулярная плата прихода в епархию.
Кристина Горелик: Сколько?
Александр Зорин: По-разному. В среднем 30 тысяч.
Кристина Горелик: 30 тысяч в год, в месяц?
Александр Зорин: В месяц. Но дело в том, что приход бедный. И считается, что священник должен как-то исхитриться и достать любые деньги. И вот он исхитряется и достает.
Рафаил Файнберг: Относительно того, что мы говорили, были случаи, допустим, люди, приходит какой-то отчет, я же не буду выяснять, кто такой, праведные деньги или неправедные. По умолчанию мы публикуем имена людей на нашем сайте. Иногда приходят деньги, просто пожертвования физических лиц. Здесь мы пишем: мы не знаем, что это за физическое лицо.
Кристина Горелик: Но вы будете публиковать?
Рафаил Файнберг: Конечно, будем. А как мы будем выяснять – следствие проводить? Пришла тысяча рублей, условно, рубль пришел, мы будем выяснять, кто их перевел и как достались эти деньги? Вообще в иудаизме считается это грех на том человеке, если своровал деньги и дал фонду, грех на нем остается, если мы об этом не знаем. Потому что если мы знаем, мы, конечно…
Александр Зорин: То есть деньги не пахнут.
Рафаил Файнберг: В общем-то обезличенные деньги, а как по-другому? У нас приходит большое количество пожертвований, и что, мы будем выяснять, Кац, Рабинович, где он эти деньги достал? Это его дело.
Кристина Горелик: То есть ответственность на человеке.
Рафаил Файнберг: Он протягивает руку, отвечать перед Богом ему.
Кристина Горелик: А в мусульманстве нет?
Азиз Ниязи: В мусульманстве это карается - это грех.
Рафаил Файнберг: А как вы выясните?
Азиз Ниязи: В мусульманстве обычно как: если ты бедный, ты должен привести троих свидетелей, своих соседей, которые должны доказать. То есть община знает. Там же распределяется в основном среди общины, среди квартала или среди села, нескольких сел. Все друг друга знают прекрасно.
Александр Зорин: Дело в том, что близко подошло к сегодняшнему дню, когда мы видим тысячи нищих на улицах. Что это - человек подает или не подает. Я считаю и не только я считаю, я думаю, христианская точка зрения такова, что попускает их присутствие для того, чтобы взывать к нашей совести, к нашей отзывчивости. Мы же все каменные, большинство из нас каменных людей. И видя эту нищету, человек невольно отзывается на нее, и это дренаж нашей совести.
Кристина Горелик: А что вы улыбаетесь, вы думаете, что нет, Наталья?
Наталья Каминарская: Видимо, это профессиональный цинизм, что называется. Потому что именно занимаюсь работой с теми, кто оказывает благотворительную помощь, почти всегда люди, которые получают помощь - это не те в действительности, кто в ней нуждается. Это достаточно криминальный бизнес. И люди ничего не производят, никаких шагов, чтобы самим себе помочь, хотя если такая есть нужда, то фактически всегда можно решить ситуацию. Сегодня в России куча организаций, занимающихся решением всяких проблем, и государственных, и не государственных. И уже была масса случаев, когда женщины в метро просят помощи ребенку на операцию, и говоришь: вот название фонда и телефон, который занимается ровно этой работой. Они сразу сбегают, потому что им в действительности не надо. В этом смысле с точки зрения церкви, я понимаю, что просящий – это обращение к нашей совести, но с точки зрения профессиональной благотворительности у меня к этому, простите, другое отношение.
Кристина Горелик: Иногда слова и дела разнятся.
Молодому человеку Руслану Романченко только исполнилось 18 лет. Теперь он может стать донором крови. Раньше ему в этом отказывали. И Руслан решил устроить День донора в учебном заведении, в котором учится.
С самого утра на факультет менеджмента Высшей школы экономики начали приезжать студенты с разных факультетов, чтобы сдать кровь.
Из какого вы факультета и как вас зовут?
Екатерина Степалина: С отделения программной инженерии, бизнесинформатики. Степалина Екатерина.
Кристина Горелик: Я вижу, что вы уже сдали кровь.
Екатерина Степалина: Я сдавала первый раз сегодня. Это было испытание на прочность. Было страшно немножко, потому что боишься, что будет плохо. Но все прошло хорошо.
Кристина Горелик: Какие причины вас побудили это сделать?
Екатерина Степалина: Я считаю, что денежные пожертвования сложно проконтролировать, куда они направятся, а кровь, уже явно, пойдет человеку. Понятно, разные есть махинации с той же кровью, но можно спасти человека.
Кристина Горелик: А вы знаете какие-то махинации с кровью?
Екатерина Степалина: Я слышала что-то, но сейчас не могу ничего назвать, но есть. Все-таки кровь - это натуральная помощь, а деньги можно потратить по-разному и не всегда во благо.
Кристина Горелик: Скажите, а вы согласны, что деньги не всегда можно потратить во благо? Как вас зовут, с какого вы факультета?
Денис: Меня зовут Денис. Я с факультета бизнесинформатики. Частично согласен, но хочется верить в лучшее.
Кристина Горелик: Вы сами уже сдали?
Денис: Сдал, не первый раз, я уже со стажем.
Кристина Горелик: Зачем вам это надо?
Денис: Отчасти поддержать людей, акцию эту. Вдруг действительно кому-нибудь помогу, хочется в это верить.
Кристина Горелик: Вообще вы пользуетесь какими-то благами, которые вам обещают после донорства, кроме чая горячего, который вы сейчас пьете?
Денис: Немного материальная помощь есть, можно пойти покушать хорошо. 500 рублей дают.
Екатерина Степалина: Для меня большим стимулом была все-таки личная трагедия, связанная… Я не буду рассказывать, суть в том, что это было по личным причинам. А еще меня порадовал эпизод, когда девушки, сдав кровь, звонит кому-то и говорит: "Круто! Поздравь меня – я сдала кровь". То есть сознание тоже должно меняться у людей и больше участников должно привлекаться.
Кристина Горелик: Некоторым студентам не повезло – им отказали. Александр Чистяков расстроен – зря ехал.
Александр Чистяков: Настроился уже сдать, а тут не приняли.
Кристина Горелик: Почему вы не сдавали?
Александр Чистяков: Потому что сказали, что по состоянию здоровья не подхожу. Оказалось, что у меня патология правого клапана, а это не подтвержденный диагноз. Я пытался перезаполнить форму, но они меня запомнили. Я думаю, что завтра съезжу и заполню, там будет другой врач.
Кристина Горелик: А вы не боитесь, что это может навредить людям?
Александр Чистяков: Нет.
Кристина Горелик: Почему?
Александр Чистяков: Чувствую себя нормально.
Кристина Горелик: Как вы выявляете хронические заболевания у людей при сдаче крови? – спрашиваю у Александра Васильевича, специалиста по связям с общественностью Центра крови Федерального Медико-биологического агентства России.
Александр Васильевич: Беседа. Люди, желающие стать донорами, заполняют карту, донор-анкеты, где есть конкретные вопросы, которые позволяют выявить состояние здоровья человека.
Кристина Горелик: Они могут не знать о своих заболеваниях или написать, раз уж приехали издалека, некоторые студенты говорят: не скажем.
Александр Васильевич: Они могут так сделать, но после заполнения анкеты с ними начинают беседовать терапевт. Измеряют давление, задают уточняющие вопросы. Поверьте, что опыт наших врачей таков, что они по каким-то внешним признакам уже могут определить то или иное заболевание и, как правило, выявляют. А те, которые проскакивают, у них тогда ничего серьезного, что позволяет становиться донором.
Кристина Горелик: Здесь я вижу, что только внешний осмотр. Может быть потом кровь еще раз проверяется?
Александр Васильевич: Кровь проверяется в нескольких лабораториях, проводят, с независимыми методиками работают, и если есть хоть по одному из направлений сомнение, то, естественно, что кровь блокируется.
Кристина Горелик: Сколько процентов примерно, плюс-минус, людей, что называется, отсеивается.
Александр Васильевич: Вы знаете, по-разному, но в среднем 20-25%.
Кристина Горелик: Кровь человека, который только что при нас сдал, она сразу идет на помощь больным?
Александр Васильевич: Она практически завтра пойдет на помощь. Сегодня она будет переработана на фракции, проверена в лабораториях, и завтра в первой половине дня она будет выдана в экспедицию.
Кристина Горелик: Даже при первой сдаче крови?
Александр Васильевич: Даже при первой. Кто нам мешает выдать? У нас лаборатория проводит исследования в течение суток. Единственное, плазма будет заложена на карантин на 6 месяцев, и большая задача, очень важная задача, чтобы из пришедших сегодня через 6 месяцев, мы понимаем, что это будет июль, мы понимаем, что в июле, хотя бы сентябрь эти люди снова пришли и стали донорами, и тогда сегодняшняя плазма, которая будет заложена в карантин, она только в этом случае пойдет на выдачу.
Кристина Горелик: Девушке плохо?
Руслан Романченко: Да. Полежит чуть-чуть, легче станет, чайку попьет. Сосудистая система разная, реагирует по-разному.
Кристина Горелик: А это распространенное явление?
Руслан Романченко: Вообще сегодня человека три-четыре было, которым плохо было. А вообще нет. Чем позже, тем больше обмороков. Лучше всего рано утром сдавать.
Тут одной девушке при сдаче крови становится плохо.
Кристина Горелик: Это говорит уже Руслан Романченко. Он так и не смог стать донором.
Руслан Романченко: Это первая акция, когда я хотел сдать кровь. До этого я в принципе не мог по причине возраста сдавать. Я очень надеялся, что на этой акции первый раз сдам, пришел, но оказалось, что у меня регистрация кончилась. Я очень хотел сдать, но сказали, что единая база будет только с 2012 года, тогда уже независимо от наличия регистрации можно будет сдавать. Это очень хорошо, что такие административные препоны устраняют, потому что много людей не могут сдать кровь, хотя хотят, только потому что нет какой-то бумажки. У нас ребята некоторые в гостинице живут, в общежитии ремонт, их переселили в гостинцу, регистрация им не положена, то есть они только поэтому из-за такой накладки не могли сдать кровь, хотя порядка 7-8 таких ребят было. Обидно.
Кристина Горелик: Руслан организовал подобное мероприятие для других. Конечно, то, что он делает вместе с друзьями – больше похоже на деятельность активистов общественных организаций. Но Руслан ни в одной такой не состоит. Для меня его деятельность заслуживает внимания и всяческого поощрения.
Каждый четвертый житель Великобритании готов стать посмертным донором. Это значит, что после его смерти работоспособные органы могут быть использованы для спасения жизни других людей. Число британцев, заявивших о своей готовности отдать органы, достигло 16 миллионов. И британские медики смогли выполнить на 300 трансплантаций больше, чем они сделали годом ранее.
Россия похвастаться такой статистикой не может. Много ли людей в стране решают стать посмертными донорами? И операций по трансплантации делается в десятки раз меньше. Например, по пересадке почки, а ведь тяжелая почечная недостаточность - очень распространенное заболевание. Но, как оказалось, самая большая проблема – это дожить до этой самой операции. Все подробности – в медицинской рубрике Ольги Беклемищевой.
Ольга Беклемищева: В России есть несколько организаций, объединяющих людей с больными или пересаженными почками. Одна из самых активных на сегодня – это организация "Право на жизнь". Рассказывает ее председатель Ирина Христова.
Ирина Христова: Наша организация включает в себя нефрологических больных, инвалидов и не только инвалидов. Наши пациенты делятся на несколько категорий – додиализный, диализный и с пересаженными органами. Додиализные пациенты – это пациенты, которые еще не дошли до диализа, но уже больны несколько лет. У них очень много проблем, они не могут получать дорогостоящие препараты в связи с тем, что они не инвалиды. Они не входят ни в одну из групп. Все вынуждены покупать за свои деньги. Препараты безумно дорогие, цена доходит до 30-40 тысяч – это минимально, у многих даже больше в зависимости, что следует побочное. Это на месяц.
Ольга Беклемищева: И как им можно помочь?
Ирина Христова: Только если государство будет рассматривать другую политику выделения лекарственных средств. Это первая проблема. Вторая проблема с диализными пациентами. У диализных пациентов возникает очень много побочных заболеваний помимо самого диализа, у многих нет сосудистого доступа и для того, чтобы человека можно подключить к аппарату искусственной почки, провести ему диализ, вставляют искусственные сосуды. И если регион, например, могу сейчас сказать, у нас очень большая проблема с регионом Элиста. Калмыкия живет по своим непонятным законам, которые к человеческим законам не относятся. У меня есть письма, пациентка диализная, не только она, там проблема практически у всех пациентов. Пациентов загнали в угол, не разрешают им поднять головы, а те, которые поднимают голову, их начинают просто терроризировать и психологически, и морально. То есть была ситуация, что пациентке необходим был искусственно-сосудистый доступ для того, чтобы провести процедуру диализа, и ей предложили за собственные деньги, это стоимость 24 тысячи рублей однократно за сутки на эти деньги, чтобы человеку продлить жизнь. Это не просто чудовищно - это супер-чудовищно.
Ольга Беклемищева: Ирина, а хорошие регионы есть? Где все хорошо?
Ирина Христова: Есть, конечно. Прекрасный регион Екатеринбург, раньше был неплохой регион Питер, но сейчас в Питере возникли проблемы с лекарственными обеспечениями. У меня письмо есть пациентов диализного центра, что в течение месяца они не могут получить препараты, которые им положены, которые выделяются, потому что департамент здравоохранения что-то напутал с заявкой. То есть приходит человек, он получает рецепт от врача. Врачи работают идеально. Выписывается рецепт, приходит в аптеку, ему говорят: препарата нет, придите завтра. Представьте, у нас люди до 85. У меня есть письмо: человек блокадник, человек полковник в отставке, 82 года диализному больному, он вынужден ходить несколько раз в аптеку, чтобы получить препарат. Это вообще нормально? Я считаю, что просто, слишком задолжали мы ему, чтобы так с ним поступать.
Ольга Беклемищева: А как все-таки обстоят дела с пациентами с пересаженными органами?
Ирина Христова: У трансплантированных пациентов тоже проблем много. Входят в программу "7 нозологий", но тоже не все они могут получить. Пошли дженерики, которые заставляют людей принимать. Препараты не проверенные, препараты неизведанны. Хорошо, если будет положительный результат. А если не будет? То есть все скандалы, которые были - это все было отсрочка времени. Да, препарат закуплен и никто ничего с этим сделать не может. Сейчас возникают уже и другие препараты, то есть появляются новые дженерики, которые пытаются пробиться на наши рынок точно таким же путем.
Ольга Беклемищева: Минуточку? Но прежде, чем допускать препарат в клинику, должны же проводиться какие-то испытания?
Ирина Христова: Так должно быть, но такого нет.
Ольга Беклемищева: То есть вообще без всяких испытаний сразу переводят на новый препарат?
Ирина Христова: Да, вот так. По логике это не укладывается, но это наша жизнь, и мы вынуждены в ней как-то выживать и бороться.
Ольга Беклемищева: История Ирины Христовой меня так поразила, что я попросила подтверждения у зав. Отделением трансплантации почек и печени НИИ трансплантологии Яна Мойсюка.
Ян Геннадьевич! Это правда, что российским пациентам с пересаженными органами по программе государственного лекарственного обеспечения «7 нозологий» выдаются неизвестные врачам иммуносупрессоры-дженерики?
Ян Мойсюк: Они не совсем неизвестные, они известные. Другое дело, что мы бы не рекомендовали их пациентам. Действительно, это так. Действительно проблема с лекарственным обеспечением. И дело даже не в том, что получают они дженерики, когда врачи не советуют принимать дженерики, а дело в том, что даже их обеспечивают нужными препаратами, которые мы рекомендуем, то бывают перебои в этом обеспечении. Не отработана система обеспечения, пациент приезжает к себе домой, в какую-то область или город, выписавшись из московской клиники, ему говорят: а мы вас обеспечим в следующем квартале. Потому что система заявок на препарат, она такая, она не скользящая, не мягкая, не динамичная. Должна быть пересмотрена такая система. Больных становится больше, потому что операций в стране делается больше.
Ольга Беклемищева: Действительно, операций все больше – в прошлом году в России пересадили около 800 почек. В десять раз меньше, чем в Великобритании, к примеру. Но и это прогресс, с которым, судя по всему, не справляется российское здравоохранение. Как, впрочем, и с организацией достойного лечения людей на диализе – искусственной почке, - которая отчасти заменяет пересадку и позволяет людям не умереть до того, как им найдут донорскую почку. Вот как выглядит ожидание органа для пересадки рассказывает Михаил Гавриков, пациент с 11-летним трансплантатом:
Михаил Гавриков: Проблема квоты. По трансплантации даются по многим регионам страны, по квотам у нас дается два месяца на диализ. То есть диализный пациент получает квоту, он должен приехать, если нет в регионе центра трансплантации, он должен приехать в тот регион, куда его направляют на трансплантацию, и в течение как минимум полутора лет, пока ждет орган, он должен проходить диализ, то есть через каждый день ходить на диализ. Получается, что диализ платный, так как он не обеспечен квотой. Должен снимать жилье там. И раз в месяц ходить в центр, сдавать кровь.
Ольга Беклемищева: Так что дождаться пересадки очень дорого. Судя по всему, в России нужно быть очень обеспеченным человеком, чтобы все-таки выжить при тяжелой почечной недостаточности в России.
Кристина Горелик: В Великобритании между бедными и богатыми самая большая пропасть за 40 лет, если верить докладу британской правительственной комиссии.
Однако министр по делам равноправия Харриет Харман считает, что правительство Великобритании уже достигло больших успехов в борьбе с бедностью, а мешать растущему неравенству означает возвращаться в 1980-е годы. «Но мы будем предпринимать усилия, чтобы увеличивать социальную мобильность и уничтожать барьеры, несправедливо воздвигнутые перед людьми», – добавила Харман.
Исполнительный директор детского благотворительного фонда «Бернардо» Мартин Нари делает свои выводы из доклада правительственной комиссии. По его мнению, доклад свидетельствует о том, что для жизни ребенка определяющее значение имеют доходы его семьи. «Политики обязаны уничтожить порочный круг для миллионов бедных детей, живущих в сегодняшней Великобритании», – сказал Нари.
Другие европейские социальные новости вы узнаете из нашей следующей рубрики.
Германская семья Ромайке получила политическое убежище в США, сообщает информационное агентство «Дойче Прессе-Агентур». Это решение было принято судом американского города Мемфис, штат Теннесси. Судья отметил, что правительство Германии пыталось оказать на людей давление.
Конфликт начался с того, что родители Ромайке решили учить детей вне школьных стен. «Последние 10-20 лет школьная программа всё больше отдалялась от христианских ценностей», – пояснил отец семейства Уве Ромайке в интервью агентству «Дойчен Аусландс-Дэпэшэн дынст». По его словам, в германской школе его дети находились в ужасной обстановке. «Прежде всего в школе было очень много насилия», – отметил Ромайке. Он был вынужден прибегнуть к домашнему обучению, которое в стране законодательно запрещено. Однако в один из дней полицейские насильно доставили детей на уроки в школу.
После этого семья Ромайке приняла решение об отъезде в США. В настоящее время Уве Ромайке, его жена и пятеро их детей проживают в городе Морристаун, штат Теннесси, сообщает германская радиостанция «Дойче Велле».
На этой неделе суд присяжных оправдал Кей Гилдердейл, которая помогла своей тяжело больной дочери покончить с собой, сообщает «Дэйли Мэйл». Под аплодисменты и всхлипывания публики присяжные вынесли единогласный вердикт о невиновности подсудимой. Председательствовавший в деле судья заявил, что в этом случае должны быть применены принятые в ноябре 2008 года временные рекомендации по эвтаназии, составленные генеральным прокурором Великобритании. Эти рекомендации дают людям, которые помогли своим близким покончить с собой, гарантии, что они не будут за это судимы.
Дело Гилдердейл вызывает в Великобритании большой общественный резонанс. По мнению сторонников эвтаназии, оно еще раз показывает, что законодательство по вопросам эвтаназии до сих пор не выдерживает никакой критики.
По вопросу эвтаназии действительно нет единого мнения ни в британском обществе, ни во властных кругах. «Перед нами дело о покушении на убийство. Человек не должен прекращать жизнь другого человека, как бы он ни сочувствовал ему в связи с его состоянием здоровья и всеми прочими обстоятельствами», – заявил глава специального отдела по борьбе с преступлениями Саймон Клементс в интервью газете «Гардиан».
Однако Эстер Ранцен, дочь которой длительное время лечилась от синдрома хронической усталости и выздоровела, поддерживает решение суда «всем сердцем». «Присяжные показали еще раз, что в подобной трагической ситуации обычные люди могут сопереживать, понимать нетривиальность происходящего и осознавать всю бессмысленность отправления любящей матери в тюрьму», – сказала Ранцен в интервью телеканалу «Ай Ти Ви Ньюс».
В декабре прошлого года бывшая медсестра 55-летняя Кей Гилдердейл намеренно дала смертельную порцию лекарств своей 31-летней дочери Линн, в течение 17 лет страдавшей тяжелой формой синдрома хронической усталости. Женщина призналась в содеянном и рассказала следствию, что лишь согласилась выполнить просьбу дочери, предпринимавшей ранее попытки уйти из жизни. Ричард Гилдердейл, бывший муж обвиняемой, офицер полиции в отставке, выступил в поддержку жены. Тем не менее, Кей Гилдерсдейл обвинили в покушении на убийство. Позже главный прокурор Великобритании Кейр Стармер признал, что подсудимая действовала в интересах своей дочери и из любви к ней. Вместе с тем он заявил, что подобные случаи и впредь должны разбираться в суде и находиться в зоне пристального общественного внимания, заключает газета «Таймс».
Кристина Горелик: Европейские социальные новости подготовила для вас Мария Плисецкая.
Коммунальные услуги европейцам обходятся дорого. Поэтому весьма популярным в последнее время становится такое строительство, при котором возможно минимальное потребление энергоресурсов. Продолжение темы – в нашей экологической рубрике. Рассказывает Вера Володина.
Вера Володина: «Синдромом нездорового жилища» называют обычное современное строительство эксперты-экологи и присоединившиеся к ним позже архитекторы. В итоге на свет появилась «экоархитектура», или как ее еще называют, «зеленая архитектура».
Профессионалы утверждают, что в России объекты экоархитектуры найти сложно. Архитектор Владимир Юзбашев, преподающий в Британской Академии дизайна, объясняет, что чаще можно увидеть псевдо-экологические сооружения.
Владимир Юзбашев: За последние лет 20, наверное, можно говорить о том, что так много было разговоров, что действительно возникла псевдо-экологическая архитектура. Понятно, что грани провести очень сложно. Грубо говоря, это искусственная пластиковая зеленая трава, применяемая в интерьере, на фасаде, еще где-нибудь. Вроде это отсылает к теме природных ассоциаций, но на самом деле понятно, что это обычный пластик, он довольно мерзкий на ощупь, за исключением красивой картинки, которая распространяется в журналах, это ничего не дает.
Вера Володина: Традиционные для России бревенчатые дома не нарушают природного баланса. Но для строгих приверженцев экоархитектуры использование экологически чистых материалов недостаточно, нужно, чтобы даже их производство не вредило окружающей среде.
Оказывается, если здание построено без соблюдения принципов экологического строительства, то уже самим своим существованием увеличивает парниковый эффект. Об этом на лекции «Мифы и реальность: экоархитектура на Западе и в России», рассказывала редактор интернет-журнала ЭКА Лара Копылова
Лара Копылова: Вы, наверное, знаете, что СО2, от которого происходит глобальное потепление, 50% СО2 производит архитектура. Честно говоря, я сама узнала об этом год назад и была поражена. Потому что, казалось бы, автомобили в большей степени влияют на плачевное состояние окружающей среды, на самом деле это архитектура. А если мы будем учитывать снос зданий, то это еще больше, чем 50%. Соответственно, мне кажется, архитекторы просто обязаны задуматься. Таким образом устойчивыми являются традиционные здания, которые стоят долго. Скажем, кирпичная архитектура начала 20 века может существовать достаточно долго. Я думаю, что и современные здания, желательно, чтобы они строились так, чтобы не на 50 лет и не на 10 тем более, а хотя бы на сто.
Вера Володина: Настоящие экоархитекторы соблюдают принципы сохранения энергии. Стараются строительство закончить поскорее, но при этом построить добротные дома. Относятся с уважением к месту строительства и к обитателю дома.
Зеленая архитектура сегодня интересна молодым архитекторам. Это показал конкурс на дизайн-концепцию первого эко-офиса - для российского отделения Всемирного Фонда дикой природы. В конкусре приняли участие несколько десятков архитекторов из разных городов России. Одна из участниц, Татьяна Панченко прежде работала в группе голландского архитектора, теперь предлагает свою версию эко-офиса.
Татьяна Панченко: Собирать дождевую воду, которая будет очищаться инженерными системами или системой фильтров. Будет использоваться солнечная энергия. Можно максимально использовать дневное освещение, система преломления солнечного света естественного, который будет проникать в самые дальние уголки. Мне, конечно, интересно, поскольку это шанс использовать экологические материалы, которые, в принципе, большинству заказчиков на это дело наплевать. Заказчику нужно быстро и дешево.
Вера Володина: Впрочем, российские строители и инвесторы мало отличаются от британских - убеждает российских архитекторов Гай Имс, один из создателей и директор Совета по экологическому строительству в России.
Гай Имс: И строители, и девелоперы в Англии до недавнего времени были против любой идеи экостроительства. Так же как сейчас в России, может быть разница 3-5 лет. Тоже сказали: никому это не нужно. Ситуация на Западе изменилась, как день и ночь, в последние пять лет. В Евросоюзе и Штатах любой строительный проект, обязательно нанять экологи и написать, сколько килограмм СО2 попадет в атмосферу и какой будет экологический эффект, целый ряд факторов. Люди переживают по поводу этого. В России пока этого нет. Третье – это спрос, это экономика. Это самый главный фактор. На Западе сейчас заказчики хотят иметь здания экологически чистые. Потому что потребители хотят иметь такие здания, на них большой спрос.
Вера Володина: Богатая энергоресурсами Россия пока не чувствует важности экоархитектуры, но с каждым месяцем энергоносители стоят все дороже, и возможность замкнутого энергетического контура здания (или самообеспечения энергией) ценится все больше. Редактор журнала об экоархитектуре Лара Копылова объясняет, что в Европе люди задумываются о сохранении ресурсов, поскольку эксплуатация частного дома обходится недешево.
Лара Копылова: В России получается, что суммы не высокие люди платят, нет стимула. Но это тоже будет меняться. Западные эксперты все считают, что через два-три года у нас резко поднимутся цены на газ, электричество, что они будут приближаться к европейским, хотя все равно, наверное, на станут на том уровне. Сейчас у нас в четыре раза ниже цены, чем в Европе.
Вера Володина: По словам Лары Копыловой, в ноябре прошлого года был принят закон об энергоэффективности, к маю этого года появятся подзаконные акты к нему, пока непонятно, какие льготы государство даст тем, кто будет строить безвредные для человека и экологии дома, поэтому пока нет и интереса заказчиков к таким проектам. Но архитекторы уже пробуют свои силы, Владимир Юзбашев объясняет, что нужно смотреть и в будущее
Владимир Юзбашев: Я в этот офис решил играть вместе со своими студентами, которым я преподаю в британской академии дизайн. Это очень правильная задача, потому что это сразу целая группа людей, люди эти молодые. Важно им сразу объяснить, что вообще такое зеленая экологичная архитектура, что это целый мир, довольно хитрым образом устроенный со своими правилами, законами, наработками. Надо все это изучить, чтобы в будущем использовать. Потому что понятно, что будущем все больше и больше будет приобретать популярность, необходимость уже.
Вера Володина: Впрочем, в Москве есть по крайней мере уже три здания, которые соответствуют экостандартам. Объясняет Лара Копылова
Лара Копылова: Одно из них, может быть вы знаете, на Маяковской на улице Гашека. Это зеленое здание. Я спрашивала, за что ему дадут сертификат, видимо, за атмосферу внутри здания, энергосбережение и удобное расположение, поскольку это рядом с метро, то людям не надо тратить много времени, не нужно ехать на автомобиле – это тоже учитывается.
Вера Володина: И еще один важный принцип зеленой архитектуры – дом должен стань частью ландшафта, не только легко вписываться в окружающее пространство, но и помогать среде сохранять свою целостность и неповторимость.
