Отношение к усыновлению в России и в других странах

Кристина Горелик: Отношение к усыновлению в России и в других странах – тема нашей сегодняшней программы.
В гостях у меня: Елена Мизулина, председатель Комитета Госдумы России по делам семьи, женщин и детей; Галина Красницкая, благотворительный фонд «Семья», а также преподаватель Школы приемных родителей и Алена Синкевич, сотрудник российского представительства Американского Агентства по усыновлению «Hand&Hand».
Я по традиции задаю личный вопрос. Елена Борисовна, вопрос такой: хотели ли вы сами когда-нибудь усыновить ребенка, и если бы пошли на этот шаг, то стали бы скрывать от окружающих то, что он усыновлен?

Елена Мизулина

Елена Мизулина: Во-первых, мне не приходилось над этим задумываться, потому что 9 лет назад я и моя сестра усыновили племянника, который по трагическому стечению обстоятельств, в Узбекистане жил с родителями, остался один. Мы его вывозили, вы понимаете, это другая страна и устраивали здесь. В прошлом году ему исполнилось 18 лет, сейчас он поступил в институт. Поэтому мы фактически уже даже не 9, а 10 лет мы его воспитывали вдвоем, наряду с нашими детьми в той и другой семье, уже и с внуками. Это очень ответственно. Плюс мы проходили процедуру оформления опеки. Я вам скажу, более того, его родители не успели переехать из Узбекистана как союзной республики СССР на территорию Российской Федерации, поэтому нам пришлось оформлять гражданство Российской Федерации ребенку, хотя он не имел гражданства Узбекистана, и родители его, это было в 98 году, тоже не имели гражданства Узбекистана, они были граждане СССР. Так что мы все это прошли, я все это прекрасно знаю.
Второй вопрос, который вы задали относительно усыновления и тайны усыновления. Я здесь могу выразить точку зрения нашего комитета, мы все сошлись к тому, что устарели нормы, связанные с уголовной ответственностью за разглашение тайны усыновления. Тем более, что ряд субъектов Российской Федерации вовсю оказывает материальную и иную помощь семьям усыновителей, то есть фактически разглашая тайну усыновления, нарушая в этом смысле закон. Это наша реальность и, конечно, глупо было бы привлекать за это к ответственности глав администраций.

Кристина Горелик: А у нас уголовная ответственность, насколько я знаю.

Елена Мизулина: У нас уголовная ответственность. Кстати, есть конвенция о правах ребенка, которая гласит, что ребенок имеет право на имя и право знать, кто его родители, настоящие родители в том числе. Ребенок действительно маленький или по достижению совершеннолетия должен иметь право на то, чтобы узнать, кто же его настоящие родители. Это он должен решить все-таки, с кем он остается и нужна ему эта информация или нет. Жизнь показывает, что, как правило, каждый человек все-таки хочет знать, кто его настоящие родители, и это никак не влияет на отношения с приемными родителями, если отношения были основаны на взаимном уважении, любви и заботе друг о друге.

Кристина Горелик: Галина Сергеевна, как человек, который непосредственно общается с приемными родителями, на самом деле действительно для ребенка будет большим шоком, если он, особенно в переходном возрасте дети почему-то узнают об этом, в 13 лет, 14, 15 вдруг, что они не родные. И почему родители настолько боятся говорить о том, что они усыновили ребенка?

Галина Красницкая

Галина Красницкая: Во-первых, по поводу возраста. Дело в том, что это связано с тем, что именно в этом возрасте ребенка интересует, кто он, откуда он появился. Это называется кризис идентичности. Ребенок стремится узнать. Я сама, например, пыталась узнать, где мой родной отец, потому что он не пришел с войны. И именно в этом возрасте вопрос встал. Просто это потребность, физиологическая потребность растущего организма, и все это нормально. Почему родители боятся раскрывать тайну усыновления? Дело в том, что долгое время у нас усыновляли в основном люди бездетные, которые не могли родить собственных детей, и это было для них крестом, люди к ним таким образом относились, что: а, вы неполноценное, у вас что-то там. Особенно женщин это касалось. Поэтому многие до сих пор скрывают происхождение от ребенка. Поэтому если мы будем говорить об иностранном усыновлении, надо сказать, что эта тенденция пошла оттуда, когда в тех странах не скрывали тайну усыновления и наоборот усыновители считались людьми, которые совершили определенный жизненный подвиг. Дело в том, что я в этой проблеме с 92 года и отслеживаю все изменения, которые происходят, и поэтому хочу сказать, что постепенно наши граждане приходят к такому выводу, что да, скрывать от ребенка его происхождение в общем-то в какой-то степени и преступление против него.

Кристина Горелик: Но все равно это крайне непопулярно.

Галина Красницкая: Да нет, я хочу сказать, что у нас граждане, которые приходят в нашу школу, они входную анкету заполняют, и там мы задаем такой вопрос: будете ли вы скрывать от ребенка, что он усыновлен? Если, например, 9 лет назад, когда мы только начинали, действительно они говорили: да, мы будем скрывать. То сейчас практически 99% говорят: будем рассказывать ребенку, откуда он взялся. Другое дело, что когда возьмут ребенка, начинаются колебания, вопрос о том, как ему это рассказать, как донести, чтобы не потерять ребенка, потому что не все уверены в своих силах, к сожалению. Я очень прошу, чтобы наш комитет особенно решил эту проблему. Все время к нам обращаются люди, которые знают, что они усыновлены, но такие препятствия узнать для себя, откуда я взялся, кто мои родители, просто иногда дело до трагедии доходит.

Елена Мизулина: Поэтому, я думаю, что нужно отказываться от устаревшей нормы, не говоря уже о том, что за счет того, что невозможно получить информацию, куда усыновлен ребенок, кто его взял. Через это осуществляются в том числе безобразные факты продажи детей, коррупции. Кстати, вы знаете, в советское время я начинала юридическую практику в областном суде, еще считалось, что нельзя, чтобы ребенок узнал. То есть для ребенка вредно, плохо на нем может отразиться. А сегодня специалисты, вы сейчас это подтвердили, доказывают обратное, что наоборот, если ребенок растет в любви, к нему хорошо относятся, аккуратно говорят: да, были другие родители. То очень легко встраивается, зато ребенок не становится способом шантажа. Ведь шантажируют зачастую родителей тем, что разгласят эту информацию.

Кристина Горелик: Алена, скажите, вы наблюдали совсем другой случай: везли в машине пару, которая имитировала беременность, и как они страшно боялись, что, не дай бог, кто-нибудь узнает о том, что они этого ребенка взяли, а не родили самостоятельно.

Алена Синкевич

Алена Синкевич: Я думаю, что возможно такая ситуация, что усыновители не скрывают, что они усыновили ребенка, она более типична для больших городов, а в глубинке, я думаю, по-прежнему скрывают, потому что это какое-то эмоциональное наследие, что если женщина не может родить, давайте ее побьем камнями, она все-таки очень сильна может быть в глубинке. А опыт был такой, что я подвозила молодую пару, супруга собиралась на другой день лечь в больницу, чтобы имитировать беременность. И я слышала разговор на протяжении всего времени, пока подвозила, это было от небольшого городка в Подмосковье до Москвы. Всю дорогу они были заняты построением планов, как и кого они будут обманывать. Как они обманут патронажную сестру, которая догадается, что ребенок не новорожденный, а трехнедельный, как они обманут свекровь, потому что от свекрови тоже хранили в секрете. И они находились глубочайшим стрессе, было ясно, что стресс пройдет очень нескоро. И хотела к этому вопросу добавить еще один момент, что из моей практики я столкнулась с тем, что в каком-то возрасте, мы говорим о нашем российском усыновлении, дети не хотят, чтобы родители разглашали, что они усыновленные.

Галина Красницкая: Я с таким не встречалась.

Алена Синкевич: Я с этим столкнулась и тогда меня заставило обернуться к международному опыту. Потому что, читая многие отчеты, о том, как дети адаптируются в приемных семьях за границей, там написано, что семья всячески поддерживает российские традиции, ребенок в школе делает какой-то доклад о российских корнях и так далее. И мне это казалось немножко наигранным, ребенок и так исторически очень отличен от этих родителей, зачем еще усугублять это отличие, подчеркиванием иных корней. Когда я столкнулась с тем, что у нас ребенок попросил родителей никому не говорить, что он приемный.

Кристина Горелик: Сколько лет ребенку?

Алена Синкевич: В тот момент ему было 13 лет. Вероятно, это было связано с тем, что ребенок не гордился тем, что он усыновленный. На Западе они неспроста пришли к этой традиции, что это ощущение, что он особенный, потому что был усыновлен и что этим стоит может быть гордится. Конечно, ложная гордость, может быть как и многие наши поводы для гордости, но тем не менее, это социальный некий прием, который помогает избежать проблемы.

Кристина Горелик: Елена Борисовна, вы упомянули о конвенции ООН по правам ребенка. Я не могу не упомянуть о всех случаях жестокого обращения с детьми при иностранном усыновлении и почему-то это все происходит, я не знаю, по трагической случайности в Соединенных Штатах Америки. По данным СМИ прошла информация, официальных данных нет, с 96 года это уже 15 ребенок, я имею в виду историю с Иваном Сокробогатовым, который умер в августе 2009 года от побоев. У меня такой вопрос. Дело в том, что Россия ратифицировала конвенцию ООН по правам ребенка, Соединенные Штаты Америки, во-первых, эту конвенцию по правам человека не ратифицировали, но зато у них есть другая. И вот тут ситуация складывается парадоксальным образом. Мы из-за этих юридических несоответствий не можем проследить судьбу этих детей за рубежом.

Елена Мизулина: Во-первых, почему именно в Соединенных Штатах Америки. Это просто, скажем так, количественный показатель. Туда больше всего усыновляется детей - это раз. И второе: надо отдать должное американскому обществу, что все такие случаи сразу становятся достоянием общественности. Потому что я вам могу сказать, что я имею информацию об аналогичных случаях в других странах, но это не становилось достоянием общественности. Американское общество более открытое, оно не скрывает, хотя это удар по престижу страны, и каждый раз у нас в России некоторые политические силы используются для того, чтобы вновь нагнетать отношения.

Кристина Горелик: Елена, расскажите о таких случаях.

Елена Мизулина: Я не могу этого рассказать по определенным причинам. Во-первых, это надо проверять.

Кристина Горелик: Без фамилий, из какой страны?

Елена Мизулина: Европейские страны, о которых вы даже не подумаете. Давайте по гаагской конвенции. Мне очень жаль, что Российская Федерация так и ратифицировала эту конвенцию, хотя в 2000 году по поручению президента России Владимира Владимировича Путина начался процесс ее ратификации, она была подписана. И было поручение начать процесс ратификации. С этого поручения начинается процесс вынесения на ратификацию конвенции. В предыдущем госсозыве Государственной думы комитет возглавляла моя коллега, которая принципиально была против ратификации этой конвенции и организовала очень сильное общественное мнение на уровне наших силовых министерств.

Кристина Горелик: Вы имеете в виду Екатерину Лахову?

Елена Мизулина: В общем, да. Тем более, что у нас есть официальные ответы, в этом созыве пытались выяснить, почему не ратифицировали конвенция, в которой здравой нормы. Лучше конвенции многосторонней нет, чем эта конвенция гаагская о защите прав детей и международном усыновлении. Нам был один из ответов из правительственных структур, что против возражала председатель комитета. Я пыталась выяснить с Екатериной Филипповной, почему она возражает. Она говорит, что эта конвенция защищает интересы усыновителей, граждан Америки или других стран, но не детей. Это неправда. Причем мы специально, мало того, что мы с экспертами независимыми, объективными обсуждали, мы отправляли на экспертизу в Институт государства и права Российской Академии наук, абсолютно все эксперты, не заинтересованные, не ангажированные, не преследующие ведомственные интересы, однозначно говорят: безусловно, эта конвенция защищает права детей при международном усыновлении. Она предусматривает обязанность сдачи отчетов в наши консульства, расположенные на территории соответствующей страны, и возможность вмешательства Российской Федерации в судьбу ребенка, если вдруг с ним что-то происходит или с его родителями, возникает вопрос чтобы ему поменять семью, из Российской Федерации это сделать нельзя. Она предусматривает, что обязательно сохраняется гражданство ребенка российское до его совершеннолетия, чтобы он потом имел это право.

Кристина Горелик: Елена Борисовна, вы сейчас председатель, а не Екатерина Филипповна Лахова, и как?

Елена Мизулина: Наш комитет придерживается, что очень хорошо было бы, если бы эта конвенция была ратифицирована. И мы обратились и в правительство, и во все структуры еще в 2008 году. Более того, у нас есть постановление думы с просьбой рассмотреть вопрос о внесении на ратификацию. Но к сожалению. Общественная палата Российской Федерации нас поддерживает. Я могу только догадываться, потому что у меня опять же есть некоторая информация относительно того, кто сегодня блокирует. Но я бы сказала так, что на самом деле вопрос в том, что настолько ее замотали за 10 лет, что сегодня реанимировать и сказать, что она была плохая, а вдруг хорошая, никто в правительстве и администрации президента на себя это не берет. А внести на ратификацию может только президент Российской Федерации, никто больше. Более того, когда я была удостоена чести на встрече с Обамой, когда он был здесь в Москве, нас несколько человек встречалось, и я поставила только один вопрос, связанный с заключением двустороннего договора с Соединенными Штатами Америки. Я тоже высказала сожаление относительно гаагской конвенции, но я говорю: что мы будем биться лбом об стенку, пока тут тупик. Когда готовилась встреча Барака Обамы на самом высшем уровне с нашим президентом Российской Федерации, я как раз попросила, чтобы рассмотрели вопрос о заключении двустороннего договора, он дал поручение своему помощнику. Я сегодня имею информацию, нам официально прислал министр образования и науки относительно тех стран, которые внесли предложение о начале процесса заключения такого двустороннего договора. Среди тех стран, откуда поступили такого рода предложения, есть Соединенные Штаты Америки.

Кристина Горелик: Вы знаете, я, честно говоря, сразу, когда услышала эту историю с Иваном Скоробогатовым, я подумала, что он усыновлен независимо, что это было независимое усыновление. И я честно вам скажу, я удивилась, когда вы мне сказали, что этот ребенок был усыновлен через агентство.

Алена Синкевич: Меня много раз с тех пор опровергли, но они все равно идут через агентство, все равно все решения принимаются судом. Суд не будет рассматривать это дело об усыновлении международном, если не подготовлены документы с американской стороны агентством американским. То есть мы говорим о том, аккредитовано это агентство в России или нет, есть представительство или нет.

Кристина Горелик: Тогда объясните мне, пожалуйста, Галина Сергеевна, почему так много нареканий на независимое усыновление и именно обвиняют в том числе и в особом подходе, в том, что частные посредники, обычно бывшие российские граждане, которые могут, допустим, хорошо знать, как найти особый подход к чиновникам. И разъезжают они по детским домам и отбирают детей по заказам зарубежных клиентов. Такие просто обвинения существуют, я передаю слова, почему так относятся к независимому усыновлению с подозрением. И в регионах, когда слышат о международном усыновлении, очень пугаются, и коррупция там действительно существует.

Галина Красницкая: Я когда работала в центре усыновления, мы не любили именно независимое усыновление, потому что, во-первых, от них, привезут они все документы, кто будет присылать отчеты, все, положенный пакет. Но потом, как только увозят ребенка, мы не можем востребовать именно отчета, проследить судьбу ребенка. Родители клянутся, божатся, что мы будем присылать отчеты.

Кристина Горелик: А у вас других ресурсов кроме как заверения родителей нет?

Галина Красницкая: Если только пригласят в гости, мы туда поедем, посмотрим.

Алена Синкевич: Найти зачастую независимых усыновителей невозможно.

Кристина Горелик: И вы сталкиваетесь со случаями такими? У вас много таких случаев, когда теряли связь?

Галина Красницкая: Много, да. Дело в том, что с агентства можно потребовать. Сейчас регулятор установлен, что не присылаешь отчет, тебе отказывают в аккредитации в Российской Федерации. А с независимыми так не поступишь, к сожалению.

Кристина Горелик: Елена Борисовна, может здесь надо что-то сделать?

Елена Мизулина: В этом, наверное, одна из причин, почему не ратифицируется гаагская конвенция. Потому что она предусматривает только агентства. Причем достаточно жесткая процедура как в той стране, куда усыновляется ребенок. Но независимое усыновление у нас не запрещено.

Галина Красницкая: Еще есть одна сторона по поводу независимого усыновления. Дело в том, что кто-то, наверное, лоббирует интересы агентств. Дело в том, что простые усыновители говорят, что усыновление через агентство очень дорогое, а независимое дешевле. И поэтому многие выступают против того, чтобы только через агентства.

Кристина Горелик: А мы сейчас Алену спросим, сколько это стоит. Можете сказать?

Алена Синкевич: Не могу. Вы знаете, этой информацией с нами не делятся, сколько это стоит на той стороне – в Америке.

Кристина Горелик: А в России?

Галина Красницкая: В каждом агентстве есть прайсы.

Кристина Горелик: Примерная сумма известна, сколько это может стоить?

Алена Синкевич: Примерные суммы от 25 тысяч долларов и выше в зависимости от того, какой ребенок, какого возраста, куда лететь.

Галина Красницкая: Через независимые не знаю, но думаю, что должно быть гораздо меньше. Потому агентство берет большие деньги как раз за отслеживание. Услуги на каком-то этапе делаются те же самые, но независимые часто вообще не проводят школ, не готовят усыновителей.

Алена Синкевич: А агентства обязательно.

Галина Красницкая: А агентства обязательно, но они несут ответственность. На самом деле я вообще просто не представляю, как из другой страны можно взять ребенка в России или в какой-то другой стране без агентства. Вы представьте: куда сунуться? И в этом смысле, поскольку агентство приходит работать всерьез и надолго, оно заинтересовано в репутации.

Алена Синкевич: Надо не забывать, что есть страны, не имеющие агентств усыновления в России. Поэтому отчасти законодательно мы не можем запретить. Потому что мы не можем дискриминировать какие-то страны, все имеют право усыновлять в России, а вы не имеете. Получится по сути, если запретить независимое, некоторые страны окажутся за бортом.

Елена Мизулина: Надо запрещать независимое усыновление. Мы можем таким образом защищать наших детей, мы можем найти усыновителей в России.

Кристина Горелик: Как уже упоминалось в первой части нашей программы, Россия подписала Европейскую Конвенцию ООН по правам ребенка. Вот только этот знаменательный факт никоим образом не отразился на судьбе 14-летнего тульского мальчика Ивана Губочкина, который согласно этой самой Конвенции с полным основанием должен считаться ребенком. Российское государство так, видимо, не считает, поэтому в полном соответствии с российским законом лишила семью пенсии по потере кормильца, когда мальчику исполнилось 14 лет. У Вани – детский церебральный паралич. В хитросплетениях российского законодательства разбирался Валерий Панюшкин.

Валерий Панюшкин: В истории четырнадцатилетнего тульского мальчика Вани Губочкина никто не виноват. Все поступали по закону. В полном соответствии с законом государство сократило пенсию – единственный источник существования ребенка-инвалида и его мамы – с 7 до 5 тысяч рублей в месяц. Мальчик всего лишь достиг четырнадцатилетия и получил паспорт. И его лишили пенсии. Таков закон.
У Вани детский церебральный паралич. В 1995 году сразу после рождения мальчик получил инвалидность и вместе с нею пенсию по инвалидности, каковая пенсия индексировалась понемногу и равняется теперь 5100 рублям в месяц.
Разумеется, трудно растить ребенка с детским церебральным параличом, особенно в Туле, но родители как-то справлялись, тем более что кроме Ваниной пенсии Ванина мама получала еще и пособие по уходу за ребенком – целых 500 рублей в месяц. Они как-то справлялись, но в 2002 году умер Ванин отец.
Ванина мать осталась одна. Государство немедленно положило ей пенсию по потере кормильца – 2120 рублей. Но зато и отобрало пособие по уходу за ребенком, потому что не может же один человек получать от нашего государства и пособие по уходу за ребенком, и пенсию по потере кормильца.
Так они и жили вдвоем на 5100 рублей Ваниной инвалидной пенсии и 2120 рублей Нелиной (так зовут маму) пенсии по потере кормильца. Всего 7220 рублей – жить можно.
Пойти работать Неля не могла. Ваню трудно оставить одного. Мальчик ходит, но плохо, надо помогать ему ходить, особенно зимой. Мальчик хорошо соображает, но в Туле не нашлось общеобразовательной школы, администрация которой знала бы, что такое и приняла бы мальчика на общих основаниях с его детским церебральным параличом. А отдавать мальчика в интернат для инвалидов – это значит вообще лишить его какого бы то ни было образования и обречь на то, что жизнь свою Ваня проведет в больнице для психохроников, когда мамы не станет. Единственное образование, которое доступно Ване, – надомное, и стало быть, мама всегда должна быть дома. Вот почему пойти работать Неля не могла.
Да и не было смысла идти работать. Вряд ли можно найти в Туле такую работу, чтобы оплачивать няню и чтобы оставались еще какие-то деньги, принципиально отличающиеся от пенсии по потере кормильца. И если бы Неля работу нашла, то зарплата ее и пенсия не складывались бы вместе. Пенсии по потере кормильца Неля лишилась бы, потому что какая ж может быть пенсия по потере кормильца, если ты сама – кормилец.
Так они и жили. Ухитрялись как-то жить вдвоем на 7220 рублей в месяц. Когда Ване требовалось какое-то особенное лечение, Неля обращалась в благотворительные фонды, и те иногда помогали, но только на лечение, больше ни на что.
А потом Ване исполнилось четырнадцать лет. Мальчик получил паспорт, а мама его лишилась пенсии по потере кормильца. Потому что государство считает, что если у человека есть паспорт, то значит кормилец ему больше не нужен, даже если он ребенок, согласно Конвенции о правах ребенка.
Всеобщая конвенция о правах ребенка считает ребенком всякое человеческое существо до восемнадцати лет. Россия подписала эту конвенцию. Если бы Ваня был здоров, мама его получала бы пенсию по потере кормильца до Ваниного восемнадцатилетия. Но Ваня болен. Он болен и получает пенсию по инвалидности. И у нас в России не может человек с паспортом получать две пенсии. Может получать только одну. Если ты получаешь помощь от государства как инвалид, то ты уже не можешь после четырнадцати лет получать помощь от государства в связи с тем, что у тебя умер отец.
Таков закон. Таков закон, понимаете?
Не понимаете? Запутались в хитросплетении всех этих пособий и пенсий? Тогда я объясню проще: в полном соответствии с законом государство отняло у мальчика-инвалида две тысячи рублей.

Кристина Горелик: Местные законы порой могут принести много вреда целой стране. В Чили после ужасного землетрясения вначале марта сразу не смогли принять помощь бригады российских врачей. Как такое могло произойти, выясняла Ольга Беклемищева.

Ольга Беклемищева: Раньше Советский Союз с радостью поддерживал страны, которым достаточно было просто упомянуть о приверженности коммунистическим идеалам. Помогал деньгами, оружием, медикаментами. Конечно, это был лишь политический расчет, за редким исключением: например, 1954 году СССР бесплатно предоставил вакцины от оспы для всей Африки.
После развала Союза под облегченный вздох населения «братская помощь» прекратилась. А с ней по государственным программам перестали приезжать в бедные страны и квалифицированные врачи. А ведь во время войны и катастроф квалифицированная помощь бывает особенно нужна.
В 1990-е Леонид Рошаль организовал Международный благотворительный фонд помощи детям при катастрофах и войнах.

Леонид Рошаль: Потому что нет страны, где при больших катастрофах достаточное число врачей высокой квалификации. Бригада не стоит на развалинах, она обычно работает в стационарах и концентрирует у себя наиболее тяжелых больных и начинает с ними работать. Дети отличаются от взрослых, и мы иногда имеем осложнения большие, когда помощь оказывают взрослые врачи. И мы доказали, что смертность и инвалидность в два раза меньше, если оказывают помощь врачи детские. Бригада состоит, как вы знаете, из нейрохирургов, травматологов, реаниматологов, общих хирургов, педиатров. Это комплексная бригада специалистов экспертного класса. И нам кажется, что в каждом регионе должны быть такие бригады педиатрические специализированные, которые могут прилетать на помощь бригадам конкретных стран.

Ольга Беклемищева: О том, как работала на Гаити педиатрическая бригада доктора Рошаля, рассказывает ее руководитель, Валерий Митиш, специалист по гнойной хирургии.

Валерий Митиш: Практически одинаково во всех странах бывает. Диагностическое оборудование мы используем то, которое имеется в этих госпиталях. Я хочу сказать, что практически сейчас весь мир одинаковый. В богатых странах госпиталя прекрасно оснащены, в бедных странах госпиталя, как правило, строятся на средства помощи других стран и оснащаются гуманитарными вливаниями. Поэтому практически во всех странах мы имели возможность пользоваться нормальным диагностическим оборудованием, в том числе и нормальными операционными условиями. Вы знаете, поражения тоже практически одинаковые. Здесь на Гаити некоторые отличия можно назвать – это то, что очень много локализаций поражения у одного ребенка. Если в других землетрясениях одно-два места повреждения, то есть рука, может быть нога, то здесь три-четыре, даже может пять-шесть локализаций повреждений мягких тканей и костей мы насчитывали. У одного ребенка было голова, рука, обе ноги, поясница и передняя брюшная стенка.

Ольга Беклемищева: То есть живого места на мальчике не было?

Валерий Митиш: Практически да, все это было сдавлено, и открытые раны были, и закрытые повреждения мягких тканей были. Вы знаете, такая специализация как гнойная хирургия практически в мире не существует ни в науке, ни в практике.

Ольга Беклемищева: Но, тем не менее, всегда есть отделения гнойной хирургии.

Валерий Митиш: Отделения гнойной хирургии есть, а такой специальности нет. Они всегда оснащались, финансировались, организовывались по остаточному принципу. Но в 73 году в Советском Союзе в Институте хирургии Вишневского было организовано отделение ран и раневой инфекции профессором Костюченко Борисом Михайловичем. Он и развил эту специальность, превратил ее в современную хирургическую специальность. И результаты сейчас по той теории, которая была создана под его руководством, превосходят все результаты, которые были до сих пор и которые есть во всех странах.

Ольга Беклемищева: Ваши пациенты лучше выздоравливали на Гаити, чем пациенты французов, американцев?

Валерий Митиш: Мы за месяц полностью закрывали все раны и выполняли реконструктивные и пластические операции в условиях гнойной инфекции. А во многих странах пациенты после таких тяжелых травм, после таких тяжелых катастроф и войн месяцами, годами живут с гнойными инфекциями.

Ольга Беклемищева: А всего в истории Фонда 22 операции – от Владивостока до Гаити. Последняя история связана с Чили. Попытка помочь стране оправиться от землетрясения в начале марта сорвалась из-за национального закона, который разрешает оказывать медицинскую помощь в Чили только гражданам, получившим медицинское образование в Чили же.

Валерий Митиш: Естественно, необходимо согласовать – это политические моменты – необходимо согласовать с правительством, с местными властями. Потом с бухты-барахты мы не можем приехать, нужно разрешение. Сейчас в Чили договаривались, когда было землетрясение. Прислали ответ с благодарностью за то, что мы хотим оказать помощь, но по их законодательству практиковать в Чили может только специалист с чилийским дипломом, сертификатом. Вот такой ответ был.

Ольга Беклемищева: И таких абсурдных (на мой взгляд) ограничений в мире множество. Хотя очевидно, что в случае катастроф и войн ни одна страна мира не обладает достаточным «резервом» высококвалифицированных медиков. А это значит, что помощь пострадавшим детям будет оказываться в меньшем объеме и худшего качества.

Валерий Митиш: Мы сразу видим, какому ребенку необходима такая специализированная хирургическая помощь. Во многих странах еще работают старыми традиционными методами, которые очень часто приводят к инвалидности. Наши методы позволяют восстановить пораженный сегмент, восстановить пораженную ногу, руку и сделать ее более-менее трудоспособной.

Ольга Беклемищева: Леонид Рошаль давно призывает создать наднациональную структуру медицинской помощи детям при катастрофах и войнах

Леонид Рошаль: Мы по этому поводу обращались в Организацию Объединенных Наций, мы по этому поводу неоднократно писали во Всемирную организацию здравоохранения, что нужно создать систему. Но такой системы, к сожалению, до последнего времени нет. И ответа четкого на наши предложения тоже нет. Мы пытались это делать через Красный крест, он не заинтересовался. ЮНИСЕФ занимается потрясающим оказанием гуманитарной помощи, но не медицинской помощи. Нам представляется, что эта работа Всемирной организации здравоохранения для того, чтобы создать такую структуру. И если ВОЗ слышит сейчас, мы готовы, во-первых, поделиться своим опытом, это больше 22 стран мира, где мы работали и помочь создать такую структуру.

Ольга Беклемищева: Но пока никакое государство не готово к такому шагу. И отдельные энтузиасты спасают детей на Гаити на деньги, собранные благодаря доброму имени Леонида Рошаля.
А я могу только рассказывать об усилиях этих людей и просить им помочь.

Кристина Горелик: И как стало известно в пятницу вечером, МЧС по поручению президента Дмитрия Медведева готовит к вылету в Чили, где произошло в четверг еще одно землетрясение, врачей и аэромобильный госпиталь. Госпиталь рассчитан на 50 мест и способен функционировать в автономном режиме в течение 14 суток. Врачи в госпитале способны выполнять самые сложные и уникальные хирургические операции. В день госпиталь способен принять от 100 до 120 пострадавших, а блок интенсивной терапии рассчитан на шесть-десять мест.
Последний раз аэромобильный госпиталь МЧС использовался для помощи пострадавшим при землетрясении на Гаити в январе 2010 года.
Внутри страны, в Волгограде помощи ждала общественная благотворительной организации "Клуб ЮНЕСКО "Достоинство ребенка". Об этом деле, которое правозащитники назвали заказным, я подробно рассказывала в своей прошлой программе. 12 марта был оглашен приговор. Я связалась с руководителем организации Ириной Маловичко, когда она только вышла из суда. Вышла, потому что суд дал ей условный срок, а не 2,5 года колонии, как просило обвинение. А ведь тюремный срок реально грозил руководителю общественной организации. Беседую с Ириной Маловичко.

Ирина Маловичко: Суд оставил в силе все, что предъявляло нам обвинение и дал наказание по сроку даже больше, чем обвинение просило, оно просило по 2,6, а суд дал мне 2,7, а девочкам 2,6. Единственное, что дали нам условно. В зале стоял конвой, мы стояли рядом с конвоем, полтора часа нам читали обвинительное заключение, приговор, и конвой совершенно серьезно держался за оружие, и нам было понятно, что нас выведут под конвоем.

Кристина Горелик: Как вы себя чувствовали в суде?

Ирина Маловичко: Очень плохо. Мы только вышли, совершенно не в состоянии что-то делать. Чувствуем себя очень плохо. И конечно, были убеждены, что нас выведут под конвоем. Когда мы услышали под конец, что мера будет применена условно, это единственное, что отпустило немножечко. Интересно, что судья сказала, что наша общественная деятельность является смягчающим обстоятельством.

Кристина Горелик: С чем вы связываете, что суд вам дал условный срок, а не реальный? Именно то, что за вас вступились другие общественные организации, правозащитники или с чем-то другим?

Ирина Маловичко: Я думаю, нет. Я думаю, что это их позиция собственная, они никак не реагировали. Даже не отметили деятельность следователя, полностью отмели очевидные вещи, это говорит о том, что это их позиция и все.

Кристина Горелик: Скажите, будете вы обжаловать решение суда?

Ирина Маловичко: Вы знаете, мы сегодня не очень в состоянии думать. Мы решили, что на следующей неделе. Более вероятно, что да, но все-таки надо пережить. Я благодарна за поддержку, имела она результат, не имела, но для нас, безусловно, имела, для меня лично, для девчонок, безусловно, имела огромное значение. Спасибо вам огромное, кто принимал участие в нашем деле.

Кристина Горелик: "Клуб ЮНЕСКО "Достоинство ребенка"" защищает права детей и подростков, попавших в трудную жизненную ситуацию с 2001 года. За 9 лет своего существования организация осуществила более 30 проектов в области профилактики сиротства, помощи опекунским семьям, работы с малолетними правонарушителями.
И привлекла в социальную сферу Волгоградской области 5,5 млн. рублей из отечественных и зарубежных источников. Следствие обвинило руководителя организации в присвоении 18 тысяч рублей. Руководитель организации виновной себя не признает.

В столичном регионе готовятся к весеннему паводку. Весь март специальная комиссия будет осуществлять рейды, которые в народе уже давно прозвали операцией «Навоз». Только вот ни Мосводоканал, ни природоохранная прокуратура не могут пока остановить сбрасывание органики человеческого происхождения в питьевой водоем в санитарно-защитной зоне Истринского водохранилища, 3 года против незаконного коттеджного строительства на берегах водохранилища выступают местные жители и ученые экологи. С ними встретилась Вера Володина, и выяснилось, что ко всей этой дурнопахнущей истории причастны спикер Совета Федерации Сергей Миронов и премьер-министр Владимир Путин. Каким образом – вы узнаете из нашей экологической рубрики. Слово – Вере Володиной.

Вера Володина: Подо льдом рыба, на льду кучи мусора после рыбаков, готовясь к половодью, работники Мосводоканала в первую очередь вывозят всё, что оставили после себя любители зимней рыбалки. Начальник отдела водоисточников Мосводоканала Александр Карпушенко рассказал - мусора так много, что уборкой занимаются специальные подрядные организации.

Александр Карпушенко: В течение всей зимы количество рыбаков на водохранилище, очень даже приличное количество рыбаков, особенно касается близлежащих водохранилищ Московской области, и оставляют на льду бутылки, банки, мусор.

Вера Володина: «НАВОЗ»- прежнее грубое название операции подготовки к половодью сменило более благозвучное «ПОЛОВОДЬЕ ЧИСТАЯ ВОДА», но суть прежняя: птицефабрики или очистные сооружения населенных пунктов время от времени загрязняют водоемы, по инициативе мосводоканала природоохранная прокуратура проводят рейды, уже проверено пять потенциально опасных объектов, выявлены очередные недостатки, выданы предписания, Александр Карпушенко вспоминает про недавнее ЧП с Петелинской птицефабрикой.

Александр Карпушенко: Железняковская площадка, там был прорыв на площадке складирования и было серьезное загрязнение реки Маглуши и реки Истры. Сточные воды, загрязнения дошли до водозаборных станций. В этом году как раз Железняковская площадка по предписанию Роспотребнадзора в сентябре была ликвидирована. Но там требуется по весне запашка земли, где было складирование навоза. Сам навоз весь вывезен в полном объеме. Но появилась в той же Петелинской птицефабрике другая площадка, даже две площадки – это деревня Горки и центральная площадка складирования.

Вера Володина: Дважды в месяц состояние работ по утилизации органики на подобных объектах проверяет межведомственная комиссия областных министерств экологии, сельского хозяйства, Роспотребнадзор и экологическая милиция, сложнее с органикой человеческого происхождения, водоемы обрастают коттеджными поселками, как проверяется их воздействие на качество воды?

Александр Карпушенко: Микробиологию привносят водотоки и реки и ухудшение химических показателей – это азот, фосфор и так далее. Тут есть своя сложность. Министерство экологии Московской области, куда мы направляем письма, химические загрязнения - их сфера влияния, то есть они должны это дело отслеживать, контролировать по Московской области и с объектами-нарушителями заниматься. А микробиология – это прерогатива Роспотребнадзора. Есть свои сложности 294 федеральный закон, по которому нельзя проверять предприятия чаще, чем один раз в три года. внеплановые проверки можно проводить, если есть угроза здоровью человека, не дай бог, жизни человека. Да, есть загрязнение реки микробиологическое, но из этой реки воду пьют? Нет, не пьют. Такие предприятия, в моем понимании, которые в непрерывном режиме работают, например, на водосборной территории источников питьевого снабжения, их контролировать надо гораздо чаще.

Вера Володина: Особенно в период снеготаяния, но поскольку этого не происходит, очищать воду Мосводоканалу в будущем придется всё больше и больше, три года местные жители пытаются остановить строительство коттеджей на территории санитарно-защитной зоны Истринского водохранилища, в районе деревни Верхуртово. Не помогает даже активное вмешательство председателя Совета Федерации Сергея Миронова. Алексей Коскин рассказал, что застройщики НП "Большая вода" получили разрешение на строительство нескольких сотен коттеджей от замдиректора Мосводоканала Владимира Поршнева и от главы Истринского района Анны Щербы.

Алексей Коскин: Щерба разрешение на строительство разным организациям раздробили – ОО "Большая вода", НП "Большая вода" и выдали. На запросы депутата Московской областной думы Кравченко Сергея Анатольевича, она его обманула, ответила: официально разрешение не выдавалось. Это разрешение выдалось за полтора месяца до этого. До июля прошлого года удавалось сдерживать, но началась стройка.

Вера Володина: Природоохранная прокуратура тоже пыталась остановить строителей, безуспешно. Там вырубаются деревья, прокладывается дорога, уничтожаются родники. Позиция руководства Мосводоканал благодаря протестам местных жителей изменилась, но это не останавливает застройщиков

Алексей Коскин: Мосводоканал во главе с Храменковым, рассмотрев представленные планы, которые они нам не показали по сегодняшний день, написал дословно: против строительства возражаю, технические условия не выдаю. В связи с тем, что нарушена статья Водного кодекса 4 и 44, где запрещено сбрасывать в сточные воды, источник водопитания Москвы.

Вера Володина: Известный ученый-эколог, доктор биологических наук Николай Железнов возмущен- застройщики кладут водопроводные сети ниже канализационных, берег имеет уклон к водохранилищу, глинистые почвы не фильтруя, понесут всю поверхностную грязь будущего поселка в водоем.

Николай Железнов: Такая картина на всех водохранилищах Московской области. А все они являются по списку источниками питьевых водоемов для Московской области и Москвы. Что же касается Истринского, то здесь подробно. Дело в том, что никаких разрешительных документов, ни проектов, ничего нет. Более того, распоряжение главы администрации Истринского района, они незаконны, их признала прокуратура. Но строить продолжают. Причем в техническом обосновании сплошная ложь и извращения грубейшие. Например, там указано, что там нет леса, угол склона не больше трех градусов, место сухое. Там место заболоченное – это первое, кругом деревья. Угол склона на всем протяжении, где будут строиться четыреста с лишним коттеджа в результате вблизи воды. Представляете, какое нарушение. И таким образом через несколько лет водохранилище превратится в не питьевой водоем.

Вера Володина: Алексей Коскин, генерал-лейтенант запаса утверждает, что сегодня стоки уже построенных коттеджей открытым способом стекает в ложбину в нескольких сотнях метрах от берега, точно по тексту первого разрешения от Мосводоканала.

Алексей Коскин: Было написано: Разрешаем сброс производить в противоположную сторону от Истринского водохранилища в ближайший лог. А ближайший лог несколько сотен метров от Истринского водохранилища. Больше никуда нет возможности сбрасывать. И тем более, сбрасывается сегодня туда, там вокруг имеется настроенных уже много коттеджей, которые сбрасывают туда воды даже без очистки. И сегодня не прислушиваются ни к местному населению, ни к ученым. Выпущен учебник, где написано, студентов учат, что Истринское водохранилище и прилегающие реки сегодня само не очищаются в связи с тем, что по берегам рек много настроено объектов и новые строить нельзя. И воду пить не рекомендуется.

Вера Володина: Николай Железнов заявляет, что российские чиновники- главная угроза экологии, и если не прислушаются к мнению ученых-экологов, катастрофа ждет не только Истринское водохранилище. но и всю страну.

Николай Железнов: Для этого должна быть воля правительства, потому что господин Громов не будет это делать. Вся земля в Подмосковье распродана и разворована. Мы нашли несколько корреспондентов, чтобы осветили эту проблему. Как только они встречаются с генеральным директором НП "Большая вода" один на один, так они отказываются. Вопрос – почему? Либо запугивают, либо что-то еще другое. Кому только ни писали. Я настаиваю на том, чтобы создали государственную комиссию не из чиновников, а из ученых, которых никогда чиновники не привлекают в государственную комиссию, чтобы обследовали. Это программа лет на пять и больше, потому что здесь очень много водохранилищ и все они находятся в состоянии, близком к тому, что каждый из них нагружается, нагружается, нагружается загрязнителями, которые уже в некоторых водоемах превышают намного предельно допустимые концентрации вредных веществ для человека. А дальше, что тут можно сказать? Дальше – катастрофа. Мы устраивали митинги с Мироновым Сергеем Михайловичем, депутатам писали. Да, возьмем на контроль. Потом я пришел к выводу, что только можно верить ученым. Ни одному чиновнику, начиная от низшего ранга до высшего ранга верить нельзя. И у меня вообще сложилась такая точка зрения: более страшной социальной группы людей, чем чиновники, для России нет. Скорость разрушения экологических систем в России идет значительно быстрее, чем рост самосознания чиновников. Если господин Путин говорит: как мы только начинаем крупный проблемный проект строить, так нам мешают экологи.

Кристина Горелик: Паводок, сточные воды, заявления высоких чиновников – о весеннем обострении в столичном регионе рассказывала Вера Володина