Чешский тележурналист, снимавший меня для передачи "Вавилон", спросил, где я чувствую себя дома. Я задумался и не смог сразу ответить. Точнее, я ответил, но как-то смазанно, хотя и искренне: мол, я человек-транзит, сменил пять стран, полдюжины городов и чувствую себя дома только в гостинице.

Я не уточнил, что к гостиницам у меня отношение американское. Тоньше всех природу гостиничной жизни, мне кажется, понимают американцы. Я вспоминаю книги Фитцджеральда, Сэлинджера, Капоте: в их прозе гостиницы, мотели, пансионы – это перевалочные пункты между жизнью и смертью. Герои американских книг лихорадочно трахаются, умирают, убивают, кончают с собой чаще всего в отелях. Так завершается американское путешествие. Постояльцы регистрируются в гостиницах, чтобы после расстаться с жизнью навсегда. Недаром американское выражение check out означает не только "выписаться", но и "умереть".

Про старые церкви говорят – "намоленные". Дом тоже надо "надышать". Это работа нескольких поколений. Работа неустанная. XX век радикально изменил представление о доме, сам образ дома. Революционеры в коричневых и чёрных рубашках, в комиссарских кожанках не оставили от дома камня на камне. Миллионы людей переселились в котлованы социалистических строек, в бараки Дахау, газовые камеры Освенцима, а выжившие разбрелись по коммуналкам. Целые народы выселяли из домов их предков, а опустевшие дома заселяли безликими массами. Спор за чужой Крым – это классический спор славян между собой. В самом начале пятидесятых годов прошлого века в международном праве появился термин "перемещённые лица": их счёт шёл на миллионы. Это были люди, которых вторая мировая война лишила дома и родины. У Анны Ахматовой есть такие стихи:

Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, -
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.

Стихи, как и время, в котором жила поэтесса, - патетичные. Анна Ахматова не любила эмигрантов. Бог ей судья. У меня совсем другое понимание дома и другое чувство национальной близости. Без всякой патетики, но не без гордости я могу назвать народ, к которому я принадлежу уже больше тридцати лет. Мой народ – это перемещённые лица, политэмигранты, беженцы, бродячие собаки Европы. Я – патриот.