В Музее имени Сахарова состоялся вечер, посвященный настроениям и поведению граждан Чехии во времена так называемой "нормализации", то есть периоду, наступившему после подавления "пражской весны" 1968 года. В СССР это время получило неофициальное, но вошедшее в широкий обиход наименование "брежневский застой".
На вечере выступил приехавший в Москву чешский историк Мирослав Ванек, возглавляющий Центр устной истории Академии наук Чешской республики. Он - автор трехтомника "Обычные люди?". Этот труд - шире, чем обычное социологическое исследование, в его основе - не столько традиционные опросы, сколько пространные интервью. По признанию Мирослава Ванека, "устная история" как научный метод сформировалась в 1995 году:
– Это случилось, когда мы увидели, что архивных источников недостаточно. А было важно понять, как люди тогда думали, что чувствовали, чего боялись, чему радовались. Сначала мы хотели переработать материалы по двум группам, которые друг другу противостояли – диссиденты, с одной стороны, а с другой – коммунистические функционеры. Но это только верхушка айсберга. Мы же ничего не знали о том, что думали обычные люди. Поэтому принялись исследовать слой за слоем отдельные социальные группы в Чешской республике. Начали с интеллигенции и рабочих, потом были христиане, люди, которые работали в сфере обслуживания, затем ту прослойку, что находится между высшим и средним менеджментом, следом – люди, которые были в силовых структурах. Таков наш подход к истории, а вторая задача, которую я хотел бы решить – сравнить то время в Чехии с тем, что происходило в других государствах.
– Если уж сравнивать, то в Советском Союзе этот период назывался периодом "брежневского застоя". У вас по-другому, но, тем не менее, какие-то параллели и отличия можно проследить?
– У нас была так называемая "нормализация". Понятно, что верхушка компартии стопроцентно ждала указаний из Москвы - за 20 лет к этому привыкли. И в конце концов это привело к комичной ситуации: после прихода к власти Горбачева перестали получать инструкции, и коммунисты не знали, что им делать. Начался полный хаос. Это первое. И второе. В Советском Союзе для диссидентов были очень сложные условия. И это коснулось гораздо большего количества людей, поскольку Советский Союз – страна большая. Но когда мы спрашивали наших коммунистических функционеров, думают ли они, что диссидентство оказало большое влияние на падение у нас режима, они отвечали, что это влияние оказалл не само по себе диссидентское движение, не сам Вацлав Гавел - а то, что диссиденты передавали информацию на Запад. Вот в чем была их величайшая сила.
* * *
Что же касается подавляющего большинства населения – того самого, которое Мирослав Ванек называет "обычными людьми", - то здесь схожая с советским обществом картина. Присутствие коммунистических символов воспринимали как неизбежное зло, но всерьез к ним никто не относился. Просто были вынуждены исполнять ритуалы, вроде первомайских демонстраций. В повседневной жизни всякий искал свое утешение и свою нишу. Для одних это были дачи, для других - панковское движение, для третьих - спорт.
На вечере выступил приехавший в Москву чешский историк Мирослав Ванек, возглавляющий Центр устной истории Академии наук Чешской республики. Он - автор трехтомника "Обычные люди?". Этот труд - шире, чем обычное социологическое исследование, в его основе - не столько традиционные опросы, сколько пространные интервью. По признанию Мирослава Ванека, "устная история" как научный метод сформировалась в 1995 году:
– Это случилось, когда мы увидели, что архивных источников недостаточно. А было важно понять, как люди тогда думали, что чувствовали, чего боялись, чему радовались. Сначала мы хотели переработать материалы по двум группам, которые друг другу противостояли – диссиденты, с одной стороны, а с другой – коммунистические функционеры. Но это только верхушка айсберга. Мы же ничего не знали о том, что думали обычные люди. Поэтому принялись исследовать слой за слоем отдельные социальные группы в Чешской республике. Начали с интеллигенции и рабочих, потом были христиане, люди, которые работали в сфере обслуживания, затем ту прослойку, что находится между высшим и средним менеджментом, следом – люди, которые были в силовых структурах. Таков наш подход к истории, а вторая задача, которую я хотел бы решить – сравнить то время в Чехии с тем, что происходило в других государствах.
– Если уж сравнивать, то в Советском Союзе этот период назывался периодом "брежневского застоя". У вас по-другому, но, тем не менее, какие-то параллели и отличия можно проследить?
– У нас была так называемая "нормализация". Понятно, что верхушка компартии стопроцентно ждала указаний из Москвы - за 20 лет к этому привыкли. И в конце концов это привело к комичной ситуации: после прихода к власти Горбачева перестали получать инструкции, и коммунисты не знали, что им делать. Начался полный хаос. Это первое. И второе. В Советском Союзе для диссидентов были очень сложные условия. И это коснулось гораздо большего количества людей, поскольку Советский Союз – страна большая. Но когда мы спрашивали наших коммунистических функционеров, думают ли они, что диссидентство оказало большое влияние на падение у нас режима, они отвечали, что это влияние оказалл не само по себе диссидентское движение, не сам Вацлав Гавел - а то, что диссиденты передавали информацию на Запад. Вот в чем была их величайшая сила.
* * *
Что же касается подавляющего большинства населения – того самого, которое Мирослав Ванек называет "обычными людьми", - то здесь схожая с советским обществом картина. Присутствие коммунистических символов воспринимали как неизбежное зло, но всерьез к ним никто не относился. Просто были вынуждены исполнять ритуалы, вроде первомайских демонстраций. В повседневной жизни всякий искал свое утешение и свою нишу. Для одних это были дачи, для других - панковское движение, для третьих - спорт.
