Тамара Ляленкова: История художественной школы имени Серова станет предметом сегодняшнего разговора, в котором примут участие директор Валерий Гераскевич, художники-педагоги Елена Киреева, Дмитрий Поляков, Павел Щербаков, а также директор московской школы № 57 Сергей Менделевич и ребята, которые занимаются рисованием.
Дело в том, что недавно художественной школе № 1 исполнилось 75 лет, и этот юбилей, как полагают педагоги, может оказаться последним, поскольку появилась новая концепция развития школы «в рамках национальной самобытности», предложенная священником и одобренная первым заместителем мэра Москвы Швецовой и первым заместителем начальника департамента культуры Спешневым.
Подробности конфликта вы узнаете сразу после выпуска региональных новостей образования.
Диктор: В Татарстане продолжат борьбу за право выпускников школ сдавать ЕГЭ на родном языке. Об этом заявил председатель Комитета Госсовета по культуре, науке, образованию и национальным вопросам Разиль Валеев. Напомним, согласно приказу министра образования Андрея Фурсенко, все учащиеся школ России должны сдавать ЕГЭ на русском языке. В Татарстане исключения составляют только сдающие Единый республиканский экзамен – аналог ЕГЭ на татарском языке, но его результаты действительны только на территории республики.
В Южно-Сахалинске состоялась олимпиада по математике среди воспитанников дошкольных образовательных учреждений. За звание сильнейшего боролись 42 участника из 25 детских садов. В перспективе подобные олимпиады будут проводиться по развитию речи, изобразительной деятельности и экологии.
1 апреля началась запись дошколят в первые классы. По словам представителей Мосгордумы и Минобрнауки, проблем с записью детей в школы возникнуть не должно. Однако, несмотря не уверения чиновников, уже начали поступать жалобы от родителей, столкнувшихся с рядом проблем. Первые классы наиболее престижных московских школ были полностью укомплектованы уже к полудню 1 апреля.
Тамара Ляленкова: Это были региональные новости, которые для «Классного часа» подготовили мои коллеги из интернет-портала «Пять баллов.Ру».
История художественной школы имени Серова – тема сегодняшней программы, и начну я ее со дня сегодняшнего, то есть с конфликта, который, на первый взгляд, кажется пустяком. Суть его заключается в том, что священник Михаил Малеев, который два года преподавал в школе рисунок, минуя педагогический коллектив, предложил московским властям, далее цитата: «Концепцию развития детской художественной школы № 1 в рамках национальной самобытности и традиций русского и древнерусского изобразительного искусства начала 20 века». Понятно, что против национальной самобытности возражать трудно, гораздо выгоднее ее поддержать.
Рассказывает директор школы Валерий Гераскевич.
Валерий Гераскевич: Меня вызывают в Департамент культуры на беседу и говорят: "Борис Алексеевич, вы знаете, что ваш преподаватель Малеев собирается занять ваше место?" Я говорю: «Как это?» «Да вот уже в течение года идут какие-то звонки непонятные, странные». Я говорю: "Откуда?" "Сверху". Я говорю: "Ну, как это?" Говорят: "Очень высоко". Появляется вот эта концепция перестройки школы, то есть как бы предлагается из нее сделать школу в таком новорусском стиле. Термин сам какой-то совершенно непонятный, необъяснимый, нигде его нет. Что это за новорусский стиль? Был псевдорусский стиль. Понимаете, в чем хитрость, коварство? В том, что сейчас это не то что модно, а сейчас он как бы на коне. Вот он предлагает сразу, он как бы входит в образование. Но он не сообразил, куда он входит то. Он пришел в школу, где учатся иудеи, мусульмане, католики, атеисты, буддисты. Во-первых, он не попал явно, не по адресу. Ради Бога, сделай у себя в братстве. Все нормальные люди! Хочешь – ну давай, почему нет? Нет, им понравился наш особняк, великолепный стиль ампир, с колоннами, бывшая Поливановская гимназия. Учился там весь цвет нашей культуры, в свое время у Поливанова. И бывали и Достоевский, и дети Толстого, и сам Серов, именем которого мы названы. Все это в этом доме творилось. И, конечно, так на бытийном языке, лакомый кусочек такой.
Тамара Ляленкова: Да, но, с другой стороны, это случайно, что именно православный священник таким образом пытается, если он действительно пытается, занять ваше место?
Валерий Гераскевич: Конечно, большой пласт – это Патриархия, откуда он сам. Как мог возникнуть, появиться такой человек? Кто его поддерживает? Он же сам не посмел бы никогда пальцем шевельнуть. Значит, за его спиной стоит такая мощь, которая позволяет так вести себя. Вот в чем дело. Сейчас наша Патриархия, православие в России на подъеме. И вот здесь появилась идея нового Патриарха. Это, во-первых, возвращение ценностей церковных и внедрение православного образования в наше образование общее.
Тамара Ляленкова: Так получилось, что вместо факультатива по иконописи Валерий Гераскевич получил концепцию переустройства всей школы. Несколько раз я пыталась дозвониться до автора, Михаила Малеева, но он был то занят, то болен, и его позицию изложила жена, Лидия Малеева.
Лидия Малеева: История развернулась с того момента, когда глубоко престарелый директор школы Гераскевич Валерий Алексеевич очень сильно напугался, что вот этот трезвый преподаватель, который духовно-нравственный человек, священник, заслуженный художник России, может оказаться в кресле директора школы. Хотя мой муж Михаил Анатольевич этого даже вообще и не подозревал. О той концепции, о которой сегодня говорится в школе, она одна, что преподаватели, которым уже исполняется 60 лет, или немножечко постарше, они должны все-таки, если у них нет сил больше преподавать, оставить свои места и уступить место более молодому коллективу. Михаил Анатольевич Малеев, ему 51 год, и он великолепный художник по рисунку. И когда он сказал, что: «Господа, давайте заниматься рисунков и обучать детей рисунку, где у вас методичка? Где методический кабинет? Почему нет звонка в школе на начало и конец урока? А где планирование урока у каждого преподавателя?» Вот преподаватель приходит на урок без плана. Вы понимаете? И когда преподаватель говорит: «А что это вообще такое, какое планирование? У нас никогда такого не было», то, конечно, у педагога, который вновь пришел в школу преподавать детям, у него возникают вопросы.
Тамара Ляленкова: Лидия Владимировна, а скажите, пожалуйста, вот эта концепция, которая обсуждалась и которую, я так понимаю, должны были на педсовете обсудить…
Лидия Малеева: Концепцию порядка преподавания в детской школе: звонок в первую очередь на начало и конец урока, методический кабинет и методичка, и планирование урока. Это знает каждый преподаватель во всех школах. Школа утонула, она просто вся разрушена, понимаете, как школа, как образование. Это сплетня вот этой кучки старых престарелых преподавателей, которые смотрят в рот этому Гераскевичу, который боится потерять кресло свое в школе. Конфликта нет. Есть позиция священника, преподавателя, который хочет сказать: «Господа, давайте заниматься делом!»
Тамара Ляленкова: Один из старейших педагогов школы, скульптор Дмитрий Поляков полагает, что традиционный уклад школы вполне соответствует ее назначению – учить детей понимать и любить искусство.
Дмитрий Поляков: Я не против, кто-то хочет какую-то школу открыть… Но есть другое решение, что если он очень близко к правительству находится, пусть открывает новые школы, получает где-то помещения и с нуля. Но зачем разрушать замечательную, одну из лучших школ России? Мне же в этом году 80 будет, работаю. Я построил деревню, вот эти деньги получаю по своему проекту в Рязанской области, там тещин дом, а через реку мой. Это моя родина, епископ Павел Рязанский и Касимовский грамоту дал за усердный труд, за возрождение духовности на рязанской земле.
Тамара Ляленкова: На этом православную тему, едва не ставшую основной в художественной школе имени Серова, мы оставим и перейдем к художественному образованию. Сразу после главных новостей.
Диктор: Рособрнадзор опубликовал расписание Единого экзамена для выпускников 9-х и 11-х классов. Основная волна сдачи ЕГЭ начнется 27 мая и продлится до 15 июня. Те выпускники, которые по уважительным причинам не смогли сдать ЕГЭ в указанные сроки, смогут пересдать экзамен в резервные дни с17 по 21 июня. Государственная (итоговая) аттестация выпускников 9-х классов будет проходить с 28 мая по 9 июня. 14 и 16 июня выделены как резервные дни для тех школьников, кто по уважительным причинам не смог сдать экзамены в основные дни.
В Генштабе посоветовали 18-летним выпускникам школ успеть поступить в вузы до 15 июля, так как абитуриентам отсрочка от службы в армии предоставляться не будет. По словам замначальника Генштаба Василия Смирнова, отсрочку могут получить только учащиеся школ и студенты, на абитуриентов это правило не распространятся.
1 апреля в 19 субъектах Российской Федерации стартовал эксперимент по внедрению в школьную программу нового курса «Основы религиозной культуры и светской этики». Цель проекта – воспитать в детях толерантность и уважение друг к другу. Родителям школьников предложено выбрать для своих детей один из модулей: основы одной из мировых религий (православие, ислам, иудаизм и буддизм), основы четырех мировых религий или основы светской этики.
Российских студентов и абитуриентов необходимо тестировать на употребление наркотических средств. С таким предложением обратился к Российскому союзу ректоров директор Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков Виктор Иванов. По словам чиновника, более 2 млн. российских студентов, т.е. почти каждый третий, хотя бы раз в жизни пробовали наркотики. В штатные расписания вузов, по мнению Иванова, необходимо ввести специалистов, ответственных за организацию профилактической работы со студентами.
Тамара Ляленкова: Это были главные новости образования.
В эфире программа «Классный час Свободы», ведет ее Тамара Ляленкова. И я приглашаю вас в класс художественной школы № 1, здесь работают юные скульптуры. Педагог - Дмитрий Поляков.
Дмитрий Поляков: Видите, у нас станки. Здесь посмотрите, он сейчас хочет вылепить, сделать, скопировать с этого бюста. И выполнит за одно занятие. Он небольшую головку делает, но я хочу сказать, даже если он хорошо эскизно сделает, выполнит, это хорошо. Но я могу ему где-то, с одной стороны, хотя бы показать, как… Ну, в процессе говоришь, что здесь, может быть, пропорции не много не так взяты. Портрет вылепить, конечно, это сложно.
Женя: Ну, я выбрал сейчас лепку, римская голова такая
Тамара Ляленкова: Рассказывает Женя, ученик.
Женя: Ну, на меньшем формате из глины я собираюсь лепить за один сеанс. Я надеюсь, что я как раз с пропорциями не уйду. Но и собираюсь сначала общие пропорции, общие формы, плоские формы сначала, потом уже с деталями начинаю, помельче, помельче, чтобы потом уже сделать, постараться целостную скульптуру. Скульптура мне нравится. Есть и другое, что мне нравится. Рисунок я обожаю. По-моему, это для меня самый любимый предмет искусства. Рисунок, потом уже живопись идет.
Тамара Ляленкова: Вы любите делать рисунок или вы любите рисунки в принципе, не только свои?
Женя: Люблю делать, люблю именно штриховать и карандашом, разные тональности, играть с тонами, с карандашом, со штрихом. Сам процесс творчества мне очень нравится, больше чем живопись даже. Хотя я смотрю на свое будущее как живописец.
Тамара Ляленкова: Вы хотите стать художником? Вы хотите куда-то поступать дальше?
Женя: Да, в этом году я заканчиваю вот эту школу и собираюсь поступать в училище 1905 года, на станковое отделение живописи. В прошлом году попытался, но не поступил, в этом я уверен, что поступлю.
Тамара Ляленкова: Вы занимались здесь, и надо было учиться в школе. Трудно сочетать школьные занятия и занятия в школе художественной?
Женя: Нет, я сейчас учусь в экстернате, там очень интенсивное обучение, 10-11-й класс. Ну, в принципе, немного сложновато, конечно. Еще в училище подготовительные уроки. В принципе, если есть воля и хотение, то никаких проблем. Здесь уже 4 года, уже последний курс, и дипломная работа, тема «Москва и ее уголки».
Тамара Ляленкова: Скульптор Дмитрий Поляков уже прошел путь, на который только ступает его ученик, он – заслуженный художник. Я попросила его рассказать, как он стал педагогом.
Дмитрий Поляков: Вы знаете, я с 1964 года преподаю. Вначале преподавал в цирковом училище, а потом я перешел сюда, потому что здесь были мои приятели тоже с Суриковского института, так я стал с 1977 года, 33 года. Не все, конечно, здесь у нас хорошо справляются со скульптурой. Но есть те, кто учится в Суриковском институте.
Тамара Ляленкова: Но скульптура – это достаточно сложно. Для школы, для дополнительного образования это все-таки очень трудная работа.
Дмитрий Поляков: Ну, хорошо. Понимаете, они все-таки, когда лепят скульптуру, они ее видят объемно, а ведь на бумаге рисунок надо произвести на плоском листе, и чтобы был объем. Здесь как бы проще.
Тамара Ляленкова: У вас круглая скульптура?
Дмитрий Поляков: Почему? Рельеф. Вот у меня мальчик сегодня, он тоже собирается в Суриковское, он сегодня лепил рельеф, он его закрывает и продолжает. Вот сегодня я вам покажу, девочка лепила. Я хочу сказать, она не закончила эту работу, но я хочу сказать: вы посмотрите, она в объеме ведь взяла, а решение какое пространственное? Красиво ведь!
Тамара Ляленкова: Отлично! Отличная работа.
Дмитрий Поляков: Вот она сегодня… Это 2-б. Я поэтому хочу сказать, она талантливая. А вот бывает, объем не чувствуют. Ну, он такой размазанный. Естественно, друг у друга, когда есть такой способный, они смотрят и учатся. В конце концов, из класса в класс…
Тамара Ляленкова: Вы же понимаете, что часть ребят, которые сюда приходят, они не будут художниками, они приходят сюда за общим образованием.
Дмитрий Поляков: У нас такой был Леша Рязанов, он закончил ту школу общеобразовательную с отличием и нашу с отличием, по-настоящему, не с натяжкой. Я тогда по дереву кружок вел, он столько нарезал дерева, вот такие объемные, большие скульптуры, просто замечательные. Потом нашу школу закончил, ту школу с отличием и поступил куда? Ему бы пойти в художественный. А он в университет, закончил физмат, потом уехал в Америку, потом лет пять как заехал, у него уже дети, такие как он в своем возрасте был здесь. И говорит: «Хорошо бы, мои дети такую школу прошли». Вот видите, я хочу сказать, ему при его окончании нашей школы все-таки на мир смотрит немножко по-другому, чем обычные люди. Мне кажется, в этом то есть наше миропознание, миросмотрение. Вы знаете, сколько людей, и все непохожи ни голосом, ни глазами, ни ликом. Понимаете? И искусство так же. То, что делают все буквально талантливые люди, они особые. Но если нас будут приучать, может быть, такого не было, пень поставил или доску поставил, чуть-чуть чиркнул – вот это искусство. Знаете, как средства массовой информации пропагандируют… В конце концов, действительно красиво! Тогда не надо учиться. Просто это уже будет совсем другая философия, другой взгляд на вещи. Но я хочу сказать, все-таки наше традиционное искусство не должно погибнуть.
Тамара Ляленкова: Действительно, художественная школа Серова известна тем, что дает фундаментальные знания в области изобразительных искусств. Возможно, поэтому московские художники своих детей приводят именно сюда. И очень часто сами становятся педагогами. Рассказывает Елена Киреева.
Елена Киреева: Фактически родилась в этой школе, у меня здесь работали родители, привели, естественно, меня сюда в самом детском возрасте, лет в 5 или 6. Здесь тоже были такие маленькие группы. И так я отсюда отлучилась разве что только на обучение в институте. Это место, в которое если уж ты приходишь, то даже если ты физически уходишь, то душой ты остаешься все равно здесь. Это художественно намоленное место. То есть это идет смена поколений, которые не меняются, а просто остаются здесь, а сюда прибавляется. Вот то, что здесь было заложено в самом начале, художественное образование, на развитие личности художественной прежде всего нацеленное, на развитие талантов человека, индивидуальностей его, вот это и ценится даже художниками состоявшимися уже. Поэтому они и приводят сюда скорее всего детей. Ведь сюда идут дети не только те, которые будут художниками, и родители приводят их. Здесь учатся те дети, которым хотят дать хорошее воспитание, образование, восприятие художественное, видение. Не даром здесь вы видите детей немножечко других, чем они бывают везде, хотя это обычные дети из разных районов Москвы и Подмосковья, из разного уровня достатков семей. И совсем необязательно они будут идти дальше по художественной линии. Но здесь классическое, академическое художественное образование, предпрофессиональное, насколько можно дать на этом уровне.
Тамара Ляленкова: Удивительно, что собственно педагоги, как я теперь понимаю, не имеют амбиций вырастить каких-то гениальных художников. И это очень важный, мне кажется, момент, потому что тогда не возникает вот этого насилия над ребенком, потому что часто возникает…
Елена Киреева: Ни в коем случае. Здесь человек должен развивать свои способности, свое видение и свою индивидуальность. И все будут абсолютно разные с абсолютно разным стилем даже того же рисования. Но у них будет обязательно очень правильный каркас, остов.
Тамара Ляленкова: За то время, что вы преподавали, за то время, что вы здесь учились, изменилось что-то в методике? Допустим, если ставить натюрморт, традиционно чайник заварочный… Но чайник заварочный стал другим.
Елена Киреева: Мы учим форме, цвету, композиции. То есть это рисунок, живопись, скульптура, декоративные композиции, история искусств. То есть понимаете, это те предметы, которые в общем-то классически как были, есть и будут, должны быть. Но при этом у нас появилась компьютерная графика, у нас появились темы, которые могут быть более созвучны со временем. Но то, что было тогда, оно обязательно сохраняется. И это уже переходит как бы в ранг истории. Или той классики, без которой невозможно обойтись. Понимаете, шар и две тысячи лет назад был шаром, и сейчас мы его рисуем. А как иначе ребенку объяснить объем?
Тамара Ляленкова: Подробнее о том, как передать объем, сделать белое белым, а чугунный утюг тяжелым, правильно составить из ворон композицию, и прочих премудростях художественного начального образования, мы поговорим после небольшого перерыва.
Сегодня мы говорим о дополнительном художественном образовании, о том опыте, который накопили за долгие годы существования «художки» № 1 ее ученики и педагоги.
Павел Щербаков, которого я нашла в одном из классов, пришел сюда в 1947 году.
Павел Щербаков: Было время послевоенное, голодное. Конечно, пропадали мы гораздо больше, чем теперешние ученики. Мы сидели не только до 9, но старались еще прихватить. Какая-то потребность внутренняя была. Хотя у меня родители были довольно темные люди. И по своей темноте я, наверное, опоздал года на полтора - на два.
Тамара Ляленкова: Вы же попали в совершенно другую атмосферу, и вы, наверное, все-таки помните, как это было тогда.
Павел Щербаков: Сюда фактически не приходили люди посторонние. Это были какие-то люди, которые пытались взять все от школы. И они, конечно, готовили себя к дальнейшему образованию, то есть для поступления в училища.
Тамара Ляленкова: А строго тогда спрашивали педагоги?
Павел Щербаков: Вы знаете, они не спрашивали, потому что сами работали ученики. Дело в том, что у нас не было таких отвлекаемых от дела вещей, как телевизор. Телевизора еще не было, о компьютере и речи не могло и быть. В кино также мало ходили, потому что для этого нужны были деньги. Все было несколько по-другому.
Тамара Ляленкова: И были разные люди, потому что действительно сейчас приходят все из более-менее понятных семей.
Павел Щербаков: Более обеспеченные, да, наверное, сейчас. Но раньше все равно были. Я помню, уже поступивши в училище, к нам пришел ученик, мама которого работала в ЦК секретарем, может, каким-нибудь, референтом. Это был единственный человек, который был очень хорошо одет, его можно было сравнить с теперешними богатенькими детьми. Потому что он всегда и питался хорошо, он приносил с собой богатые завтраки. Потому что в училище мы приходили где-то к половине девятого и уходили около пяти, в пять, а иногда и немножко больше.
Тамара Ляленкова: Что покупали на обед? Булки, молоко, кефир?
Павел Щербаков: Откуда деньги? А на обед что у нас было? Это французская булочка знаменитая, 7 копеек, и все, на целый день. После занятия в училище, сперва в школе, а потом в училище мы гуртом практически шли в Третьяковку. Это было где-то через день, через два, через три – самое большее. То есть пропадали там остаток дня.
Тамара Ляленкова: Мой следующий собеседник Миша Болдарев - из числа сегодняшних энтузиастов. На дорогу он тратит полтора часа в один конец, среднюю школу заканчивает экстернатом. Я спросила его, почему он, сменив несколько студий, остался здесь.
Миша Болдырев: У нас же школа не к одному педагогу, как в Московском академическом лицее. Прикреплен, например, преподаватель какой-то, и мы к нему идем и на рисунок, на живопись. А так, например, Валерий Алексеевич Гераскевич ведет композицию, предположим, а Василий Игнатьевич Щерба ведет рисунок. Например, наш завуч любит ставить утюг чугунный, который тяжелый. Он дает учащимся право владеть карандашом жесткой тональности, и белый предмет, например, чашку. И вот белый предмет надо выдержать, чтобы он был белым, а утюг был чугунным. В этом и заключается классическая школа рисования. А скульптуру ведет совершенно другой педагог. А там все одинаково. Я после изостудии просто хотел попробовать. И не готовился, я даже не знал, что надо здесь рисунок академический именно. Как Василий Игнатьевич говорит: «Академический рисунок должен быть четкий». А я занимался таким рисунком творческим. А тут школа, традиции, навыки. Сдал экзамены. Обычная крынка и яблоко на рисунок. На живописи то же самое, только с тряпками, с драпировками. А композиция – была тема сказки.
Тамара Ляленкова: Конечно, такое классическое традиционное образование – это хорошо. Вам легко было привыкать к такому классическому рисунку после вольницы изостудии? Есть у вас какие-то свои пристрастия? Кто вам нравится?
Миша Болдырев: Конечно, рисунок очень требует большого внимания ученика. Конечно, это было мне очень тяжело после изостудии. Из живописцев, из художников великих мне, конечно, нравится академическая живопись, как у Поленова, Серова, Сурикова, Перова. Импрессионизм тоже. Но импрессионизм не такой вольный, а такой как, например, у Дега.
Тамара Ляленкова: Разговор о том, кто и зачем приходит в художественную школу, я продолжаю с директором Валерием Гераскевичем.
Понятно, что ребенок рисует с самого детства. Это одно из его любимых, по большей части у детей одно из любимых занятий – рисовать, не важно, что получается. А вот когда возможно становится такое осознанное обучение, в чем оно заключается? Имею в виду академическое образование.
Валерий Гераскевич: Осознанное академическое образование, то есть как начальная ступень подготовки в вузы, в средние заведения, начинается с возраста 12-13 лет. Этот срок нами определен практически. Многие предлагают раньше чуть сделать. Нет, 12-13 лет. Почему? Потому что, обучаясь четыре года потом, он должен пройти программу, дойти до гипсовой головы и до живой модели. А если раньше это делать, он еще не способен воспринимать форму в пространстве. Вот это основной, конечно, критерий. А в 12-13 лет в организме человека происходит перестройка, особенно в женском организме, там девочки у нас все продвинутые. У нас, кстати, 90% девчонок. Они способны воспринимать. А раньше – нет. Но это не значит, что не надо заниматься раньше. У нас занятия с шести лет, подготовительные группы. Потому что чистый лист совершенно. И когда малыш или кто-то садится и рисует на нем, происходит удивительный процесс. И чем дальше – тем сложнее. Он выступает как творец. Он организует все это, он отвечает, он начинает и доводит до конца. Здесь такие битвы разыгрываются в мышлении, в проявлении, во всем. То есть это мудрость необыкновенная. Недаром дар такой дан человеку. И через это он растет, он духовно вызревает, потому что все проблемы завязаны между собой. Он не просто развлекается где-то перед телевизором, а здесь нет, здесь серьезные дела. Вот что такое художественная школа в нашем понимании. Вот это основное, самое главное. А говорить, будет художником, не будет – это так скучно и неинтересно.
Тамара Ляленкова: Валерий Алексеевич, вы давно преподаете, скажите, у детей как-то поменялось восприятие, вот эта картинка мира, которую они передают?
Валерий Гераскевич: Я не вижу таких особых перемен. Единственное, конечно, влияет телевидение и прочее. А так - нет. Так как дети мало читают, отвлекаются очень много, они становятся более разболтанными, не могут сосредоточиться, конечно, хуже фантазия у них тоже. Они все время заимствуют где-то. Чуть что, делают композицию, смотрят в телефоне, находят картинки какие-то, срисовывают. Бывает и такое.
Тамара Ляленкова: Многие говорят, что современные дети плохо концентрируются и не умеют выделять содержание из текста. То, что касается рисунка, живописных работ вот эта неспособность уловить главное, понять главное, потому что там тоже это важно…
Валерий Гераскевич: Здесь вот и нужен педагог. И он должен определить это главное и сказать, что это главное должно быть большего размера. А пейзаж к этой фигуре сам притянется. Конечно, они прыгают по этому листу, одну фигурку, еще там домик нарисуют, и все это какое-то бесконечное скучное пространство, и оно неинтересно. А когда педагог сказал: «Вот тема такая – вороны на снегу», Вот вороны не поделили консервную банку, дерутся, сделай их на первом плане в движении, а остальное – заборы, ящики для мусора, пробегающие бездомные собаки, птички – это уже остальное. Надо помогать, конечно, чтобы они находили это главное. Педагог должен очень умело и вовремя направлять. Потому что как бы подавлять и давать свое мышление – это неправильно. То есть он будет слушаться, ребенок, он уже будет ждать от тебя подачки этой. И это неинтересно. Ведь самое интересное в композициях детей – они такое придумают, что взрослый никогда так не додумается и не сделает. И поэтому преподавать композицию должны творческие люди, которые чувствуют, из чего как что. Это необъяснимые вещи, здесь и литература, и общий уровень. А смысл весь – возбудить их, этот источник включить, чтобы он заработал. А если человек настроен, потом он сам говорит: «Я сам не знаю, как я это сделал, получилось, и все». А в творчестве это очень важный момент, почти самый главный.
Тамара Ляленкова: Однако творчество и учеба, вдохновение и труд – вещи не всегда совместимые, особенно если речь идет об основах фундаментального образования.
Но оказалось, что такое возможно – в классах старейшей художественной школы.
Рассказывают Нина и Люба, они пришли сюда из другой школы, и им есть с чем сравнить.
Нина: Когда мы учились в той художественной школе, то как-то и дети, которые там учились, и сами учителя, они не давали мне понять, что я люблю действительно рисование. И в какой-то момент мне даже показалось: «Почему раньше я думала, что люблю рисование? Мне это совсем не нравится». И потом, когда мы пришли в эту художественную школу, то я поняла, что рисование очень интересное, и в нем есть очень много разных моментов, много чего можно просто увидеть нового. У нас еще очень хороший класс. В прошлой художественной школе мне не нравились дети, которые там были. Они были то ли невоспитанны, они плохо друг к другу относились. А в этой художественной школе у нас очень дружные классы, все друг от друга зависят. И если что-то случается, все звонят друг другу и спрашивают. Там не было такого, что брали детей, которые действительно хотят рисовать, там не было никаких подготовительных классов. Поэтому туда брали просто детей, которым вдруг решилось: я хочу рисовать. Потом все переставали хотеть этого, и к концу года никто ничего не делал, все кидались друг в друга кнопками, и всем было не важно, рисуем мы или нет. И когда один натюрморт мы рисовали по два месяца, я не знаю, в этом не было особого смысла, это ужасно надоедало. Когда ты приходишь и знаешь, вот там стоит этот натюрморт, и сейчас надо его будет еще три часа рисовать. Здесь ты приходишь, ты всегда знаешь: вот сегодня как раз последний урок, отлично.
Тамара Ляленкова: Девочки, а почему вы решили, что вам надо рисовать?
Нина: Мне всегда очень нравилось рисовать. Но в какой-то момент я решила, что я займусь биологией и поняла, что, наверное, мне нужно для этого действительно рисовать, это очень важно. И я стала заниматься этим. И когда мы учились в той художественной школе, то я понимала, что из-за этого ты должна там учиться. А здесь я понимаю, что мне нравится рисовать. И я учусь здесь не потому что мне нужно это для чего-то будущего, а мне это нужно просто, потому что мне это очень нравится. Рисование помогает очень видеть. Все, что связано с натурой, мне кажется, важно.
Люба: Я занимаюсь этим, потому что мне это очень нравится. Ну, и в прошлой художественной школе я скорее думала, что же я скажу родителям своим, что вот если я решу, что это не мое. Зачем же ты поступала в эту художественную школу? Вообще, зачем ты так жизнь построила, могла бы чем-то другим заниматься и гораздо больших успехов добиться? А тут я понимаю, что даже если я не стану художником, то все-таки это останется со мной как хобби и как увлечение.
Нина: Вот здесь как-то рисование завлекает тебя. Там, наоборот, рисование отталкивает. А здесь, наоборот, мне стало интересно рисование, я стала в него углубляться. Я прихожу сюда и каждый раз думаю: «Вот, опять я узнаю что-то новое». И учителя не только дают урок и все, они рассказывают еще параллельно какие-то истории про рисование, еще что-то про то, как зарождалась сама живопись. А там это было именно выучить основные цвета, выучили дополнительные цвета, сидим рисуем натюрморт, все. Ты не умеешь, рисовать, а ты умеешь рисовать. Молодцы, вас мы возьмем после просмотра в следующий класс, а вас не возьмем, вы останетесь в этом. И в этом ты не видел большого скрытого мира, который скрывается за листом, кисточком или красками, карандашами, что за этим есть миллионы разных направлений, еще чего-то, что действительно очень интересно и завлекает.
Тамара Ляленкова: Своими впечатлениями поделились ученицы первого класса художественной школы – Нина и Люба. После выпуска зарубежных новостей преимущества классического образования мы обсудим с директором одной из самых известных московских школ - с Сергеем Менделевичем.
Диктор: Канцлер Германии Ангела Меркель согласилась с предложением турецкого премьер-министра Реджепа Тайипа Эрдогана открыть в Германии школы с обучением на турецком языке. Напомним, ранее инициатива турецкой стороны была оценена критически, так как, с точки зрения политической элиты Германии, появление школ с преподаванием на турецком будет мешать интеграции проживающих в Германии турок в немецкое общество. Меркель согласила на открытие турецких школ при условии, что результатом обучения станет двуязычие учащихся.
В Шанхае открылся первый китайский Университет гамбургера McDonald's. Открытие университета обошлось McDonald's в 250 миллионов долларов. Несмотря на название, занятия в университете посвящены не приготовлению гамбургеров, а различным аспектам ведения бизнеса. Напомним, первый Университет гамбургера был открыт в 1961 году в штате Иллинойс в США. Тогда его закончили 14 студентов. На данный момент университет посещают пять тысяч человек ежегодно. Он признан старейшим корпоративным университетом мира.
Социальные сети угрожают душевному покою британских педагогов. В последние годы резко участилось число случаев, когда родители британских школьников используют социальные сети для организации онлайн-кампаний против сотрудников школы. Кроме того, преподаватели страдают и от вмешательства в личную жизнь, когда родители, едва знакомые с ними, навязываются им в «друзья» в социальных сетях.
Тамара Ляленкова: Это были зарубежные новости образования. Вы слушаете «Классный час Свободы», у микрофона Тамара Ляленкова. Преимущества традиционного образования мы обсуждаем с директором московской школы № 57 Сергеем Менделевичем в холле художественной школы имени Серова.
Сергей Менделевич: Здесь у меня учится дочь, здесь учится дочь моих друзей, здесь учится человек 50 моих учеников. У нас это любимая школа. Состояние восторга, в котором они пребывают все то время, которое они здесь проводят, несмотря на то что учимся мы здесь недалеко, живем мы на «Речном вокзале», друзья тоже достаточно не близко, сегодня Любка простуженная, она в школу не пошла, но с условием, что она поедет в «художку». Никто из них не будет художником, ни одна, ни другая, ни подавляющее большинство тех мои учениц и учеников, которые сюда ходят заниматься. Но это удивительный заряд самой широкой культуры. И те, у кого есть хоть малейшая тяга не к моде, не к декору, не к символам, а именно к широкой культуре, к развитию культурологической одаренности, которая у очень многих детей есть и гасится насильственно и убогим курсом школьным. Знаете, из другой области, тоже мне достаточно чужой, маленький пример. Подавляющее большинство школ на уроках музыки поют в основном Шаинского. Я ничего против Шаинского не имею. Но это не музыкальная культура. Когда моя совершенно сумасшедшая учительница музыки, на которую посмотришь, и видно, что она, конечно, не совсем в себе человек, но когда она с детьми занимается только классическим хоровым пением, духовной и светской музыкой, слушают ее, поют ее, обсуждают ее, я понимаю, что это культурное развитие. Я ничего против Шаинского не имею, я ничего не имею против шлягеров, все под настроение можно. Но это можно тогда, когда есть база. Вот то, что происходит с нашими детьми здесь, это создание академической базы, базы восприятия искусства. Дальше ты в нем можешь выбрать то, что тебе нравится. Ты можешь выбрать импрессионизм, можешь выбрать классицизм, можешь выбрать достижение фотографического сходства, можешь выбрать абстракцию тогда, когда ты понимаешь, про что это искусство.
Тамара Ляленкова: Вы же педагог профессиональный. Сейчас все говорят о модернизации школы, об изменении принципов обучения, в том числе в школе средней. При этом вы выбираете для своего ребенка и, я так понимаю, что это вполне решение логичное для вас, классическое образование, то есть это музыка, художественная школа…
Сергей Менделевич: Математика…
Тамара Ляленкова: Вместить то трудно.
Сергей Менделевич: С каждым годом это действительно труднее и труднее вместить. Неслучайны, хотя, безусловно, спекулятивны разговоры о перегрузке детей. Когда говорят о модернизации, я человек старый и старомодный, я не очень понимаю, что это слово значит. Что учить в школе? Это один из самых сложных вопросов человечества. До последнего времени существовал социальный договор, и объем программы все-таки, по моему глубокому убеждению, определялся социальным договором. Если мой дед учил «Зима, крестьянин, торжествуя…», он ждал от моего отца, что тот тоже это выучит, а тот ждал от меня, что я это выучу, я не могу не ждать этого от своей дочери и от прочих своих детей, которых у меня много. Когда моего деда учили решать квадратные уравнения, он стал дорожным инженером еще до революции, когда моего отца учили квадратным уравнениям, он их решал и стал историком, потом одним из очень заметных советских дипломатов, когда меня учили решать квадратные уравнения, которые в общем мне никогда в жизни не пригодились, кроме единственного – всем своим детям я показывал, как им решать, когда часть из них училась не у меня, и им это было безумно трудно. Но я понимал, что в этих квадратных уравнениях, равно как и в «Зиме, крестьянин, торжествуя…», лежит преемственность поколений. И общество, в котором вырос мой дед, безумно изменилось, но я – часть этого общества, этой страны. И я хочу, чтобы те дети, которых я учу у себя, были частью этой страны. Я хочу, чтобы они впитали в себя то, что по социальному договору, не современному, он умирает, вероятно, и, наверное, мы боремся с ветряными мельницами, наверное, мы не можем с ними не воевать. Дон Кихот, сколько ему ни объясняй, что это мельница, а не великан, он же все равно на нее пер со своим дурацким копьем. Мы пытаемся сохранить эту преемственность.
У меня школа, которая известна как одна из самых продвинутых и проникнутых духом инноваций. При этом, положа руку на сердце, я могу твердо сказать, что это одна из самых традиционных школ города. Инновационная – я не отказываюсь от этого. Да, мы используем технологии, да, ученики гуманитарного класса сдают сочинения в распечатанном виде с шестой попытки после того, как предыдущие пять через электронную почту учитель выправил, выправил, давая рекомендации, как его надо изменить. И не надо каждый раз переписывать, достаточно что-то переверстать, чтобы поправить. Да, это технологии. Но это совершенно не значит, что надо отказаться от всей той культуры, которая за нами стоит, и сказать: нет, из всего этого мы в дальнейшем будем использовать только один маленький кусочек, например, достижения господина Врубеля. И с этой точки зрения, как мне кажется, академичность этой школы, которая пытается сделать по Козьме Пруткову невозможное – объять необъятное, академичность этой школы, ее системность совершенна удивительна. Честно говоря, я не знаю ничего похожего в нашем замечательном городе.
Тамара Ляленкова: С Сергеем Менделевичем трудно не согласиться – во-первых, у него огромный педагогический авторитет, во-вторых, в эту школу ходит его дочь. Другое дело, что академичность в образовании – тема сегодня не модная, удастся ли ей устоять против национальной самобытности, еще неизвестно. Правда, в Управлении культуры ЦАО Москвы меня заверили, что перепрофилировать школу точно не будут. А вот директору придется уйти – с почетом на пенсию или со скандалом, как только он вернется с больничного. Однако Валерий Гераскевич оставлять школу не собирается.
Валерий Гераскевич: Родителям дорога школа, и нам дорога школа. И это второй раз произошло с нашей школой. В 1982 году на школу наехал некто такой, царство ему небесное, он умер уже давно, профессор. Его единственное кредо было – вещать газетные всякие фразы о социалистическом реализме, вперед, с победой к коммунизму. И вот он пришел в нашу школу, начал читать эту скучнейшую лекцию, а наш завуч не выдержал, он такой ядовитый, Марк Иванович Лупов поддел: «Ну, что вы все талдычите об этом реализме социалистическом? В этот период точно такой же реализм был в фашистской Германии, один к одному. И что вы скажете?» Он имел смелость это сказать.
Тамара Ляленкова: Да, 1982 год…
Валерий Гераскевич: У него отвисла челюсть, лекция была прекращена, он пошел вот в этот департамент культуры и рассказал. Директор и завуча вызвали, они оба – ветераны войны: «Вот вам бумага, ручка, пишите заявление по собственному желанию». И вот весь коллектив, выпускники - мы начали отстаивать их и школу нашу, как вот сейчас. Целый год мы боролись, мы победили, потому что оказалось столько хороших людей вокруг. Диву даешься! И вот в тяжелую минуту, в трудную все пришли на помощь. Последней пришла академия, перешла дорогу: «А чего, здесь все хорошо!» И мы выиграли, директора вернули обратно, и мы продолжали еще вот сколько 20 лет с лишним работать. Я определился, я нашел свое место в этой ситуации, потому что я вижу и за, и против, и многое мне открылось в нашей школе, в наших родителях, детях, в концепции, в государственной политике художественного образования. Потому что все настолько связано одно с другим. Поэтому нельзя выходить из этой игры, бросить просто так. Не только потому что капитан или еще что-то, а это твоя жизнь, это твой крест, это то, что каждому дано.
Тамара Ляленкова: Такова позиция директора художественной школы имени Серова Валерия Гераскевича. Его в сегодняшнем «Классном часе» поддержали: художники Елена Киреева, Дмитрий Поляков, Павел Щербаков, директор московской школы № 57 Сергей Менделевич и ученики.
