Минфин надеется за неделю преодолеть разногласия с Минэкономразвития по поводу эффективности бюджетных расходов. Но в правительстве остаются куда более глубокие противоречия, связанные с проведением финансово-экономической политики.
20 апреля премьер Владимир Путин представит Государственной думе отчет о выполнении антикризисной программы правительства. Тогда же глава кабинета назовет несколько новых мер, способных ускорить рост российской экономики. Впрочем, как признал 6 апреля министр финансов Алексей Кудрин, отдельные разногласия между его ведомством и Минэкономразвития по-прежнему не устранены. Однако он надеется, что компромисс по программе повышения эффективности бюджетных расходов будет найден к 12 апреля – к совместному заседанию коллегий двух министерств. В чем суть спора двух министерств? Насколько обоснованны их позиции? Об этом в интервью Радио Свобода рассказал руководитель департамента стратегического анализа компании ФБК Игорь Николаев:
– И то, и другое министерство признают, что основное разногласие связано со следующим. Минфин предлагает отказаться от ведомственной классификации расходов бюджета (т.е. когда его расходная часть расписана по министерствам и ведомствам), сосредоточившись на долгосрочных целевых программах. То есть именно по ним верстать, представлять, а в дальнейшем контролировать исполнение бюджета. Минфин говорит, что в этом случае эффективность расходования средств повысится. И формально вроде бы должно быть так, потому что программно-целевой принцип хорошо себя зарекомендовал с точки зрения эффективности расходования бюджетных средств. Но вот лично у меня возникает вопрос: у нас же есть федеральные целевые программы, которые на самом деле охватывают тоже очень значительный объем бюджетных средств. Меня смущает, что одни программы наслаиваются на другие – мы не отказываемся от федеральных целевых программ, но добавляем долгосрочные целевые программы - ДЦП. Кстати, по-моему, аббревиатура не очень удачная. Как известно, в медицине это детский церебральный паралич. Как бы такой паралич не наступил во всей нашей бюджетной системе...
Минэкономразвития же, соответственно, говорит о том, что надо сохранить ведомственную классификацию, потому что в таком случае будет более прозрачный бюджет. Я думаю, что это министерство прежде всего борется за то, чтобы деньги, которые предназначаются ему, никуда от него не ушли.
– Но в правительстве сейчас есть и более глобальные разногласия. В частности, министерство финансов видит потенциал роста экономики в привлечении частных инвестиций и сокращении издержек производства, то есть выступает против наращивания бюджетных расходов, на чем, со своей стороны, настаивает промышленный блок правительства. Какая из этих позиций вам кажется более правильной?
– На мой взгляд, более правильная, конечно, точка зрения Минфина. Давайте хотя бы посмотрим на динамику того, что у нас происходит с тем же Резервным фондом. Если на 1 марта прошлого года в Резервном фонде было почти 4,9 триллиона рублей, то сегодня там осталось практически 1,6 триллиона рублей. То есть 3,3 триллиона рублей за год с небольшим из Резервного фонда ушло, и в этом году мы его исчерпаем полностью.
Поэтому Минфин, естественно, озабочен тем, что будет с государственными финансами в дальнейшем. А другие ведомства никогда не были этим озабочены: они всегда просили больше, действуя по принципу "проси больше, все равно дадут меньше". А административный вес ведомства всегда определялся и, к сожалению, определяется тем, сколько денег оно распределяет.
Помимо этой динамики надо помнить и о завышенных социальных обязательствах государства, которые придется исполнять и в этом году, и в следующем, и через два, и через три года. Поэтому Минфин, который не может это не учитывать, выступает, на мой взгляд, с более здравых позиций.
– Алексей Кудрин признал, что нынешняя социальная направленность экономической политики снижает стимулы развития национальной экономики на ближайшие год-два. На ваш взгляд, может ли за этим заявлением последовать резкий пересмотр приоритетов?
– Я уверен, что нет. Надо учитывать, насколько у нас экономика сильно переплетена с политикой. Следующие два года – это годы выборов, поэтому политическая составляющая в социально-экономической политике будет только нарастать. Кстати, и в прошлом году были взяты завышенные социальные обязательства и на этот, и на последующие годы. И тем самым мы загнали себя в ловушку.
Обязательства взяты, отказаться в нашей стране от них невозможно, поэтому эти обязательства будут выполняться. Для этого потребуется значительно наращивать долговую нагрузку, что, собственно, правительство уже начинает делать. Ну, а Минфин для очистки совести будет иметь теперь в загашнике заявление о том, что "я вас предупреждал".
– А есть ли какие-либо оценки, сколь значительно государственные расходы на защиту и поддержку населения затормозили восстановление экономики страны?
– Таких исследований, таких конкретных цифр не существует. Но можно провести качественный анализ - с точки зрения того, как социальные расходы влияют на рост экономики. Социальные расходы – это расходы не антикризисные по своему характеру. Это расходы, которые компенсируют негативное социальное воздействие кризиса, но это не те расходы, благодаря которым экономика разворачивается к росту.
20 апреля премьер Владимир Путин представит Государственной думе отчет о выполнении антикризисной программы правительства. Тогда же глава кабинета назовет несколько новых мер, способных ускорить рост российской экономики. Впрочем, как признал 6 апреля министр финансов Алексей Кудрин, отдельные разногласия между его ведомством и Минэкономразвития по-прежнему не устранены. Однако он надеется, что компромисс по программе повышения эффективности бюджетных расходов будет найден к 12 апреля – к совместному заседанию коллегий двух министерств. В чем суть спора двух министерств? Насколько обоснованны их позиции? Об этом в интервью Радио Свобода рассказал руководитель департамента стратегического анализа компании ФБК Игорь Николаев:
– И то, и другое министерство признают, что основное разногласие связано со следующим. Минфин предлагает отказаться от ведомственной классификации расходов бюджета (т.е. когда его расходная часть расписана по министерствам и ведомствам), сосредоточившись на долгосрочных целевых программах. То есть именно по ним верстать, представлять, а в дальнейшем контролировать исполнение бюджета. Минфин говорит, что в этом случае эффективность расходования средств повысится. И формально вроде бы должно быть так, потому что программно-целевой принцип хорошо себя зарекомендовал с точки зрения эффективности расходования бюджетных средств. Но вот лично у меня возникает вопрос: у нас же есть федеральные целевые программы, которые на самом деле охватывают тоже очень значительный объем бюджетных средств. Меня смущает, что одни программы наслаиваются на другие – мы не отказываемся от федеральных целевых программ, но добавляем долгосрочные целевые программы - ДЦП. Кстати, по-моему, аббревиатура не очень удачная. Как известно, в медицине это детский церебральный паралич. Как бы такой паралич не наступил во всей нашей бюджетной системе...
Минэкономразвития же, соответственно, говорит о том, что надо сохранить ведомственную классификацию, потому что в таком случае будет более прозрачный бюджет. Я думаю, что это министерство прежде всего борется за то, чтобы деньги, которые предназначаются ему, никуда от него не ушли.
– Но в правительстве сейчас есть и более глобальные разногласия. В частности, министерство финансов видит потенциал роста экономики в привлечении частных инвестиций и сокращении издержек производства, то есть выступает против наращивания бюджетных расходов, на чем, со своей стороны, настаивает промышленный блок правительства. Какая из этих позиций вам кажется более правильной?
– На мой взгляд, более правильная, конечно, точка зрения Минфина. Давайте хотя бы посмотрим на динамику того, что у нас происходит с тем же Резервным фондом. Если на 1 марта прошлого года в Резервном фонде было почти 4,9 триллиона рублей, то сегодня там осталось практически 1,6 триллиона рублей. То есть 3,3 триллиона рублей за год с небольшим из Резервного фонда ушло, и в этом году мы его исчерпаем полностью.
Поэтому Минфин, естественно, озабочен тем, что будет с государственными финансами в дальнейшем. А другие ведомства никогда не были этим озабочены: они всегда просили больше, действуя по принципу "проси больше, все равно дадут меньше". А административный вес ведомства всегда определялся и, к сожалению, определяется тем, сколько денег оно распределяет.
Помимо этой динамики надо помнить и о завышенных социальных обязательствах государства, которые придется исполнять и в этом году, и в следующем, и через два, и через три года. Поэтому Минфин, который не может это не учитывать, выступает, на мой взгляд, с более здравых позиций.
– Алексей Кудрин признал, что нынешняя социальная направленность экономической политики снижает стимулы развития национальной экономики на ближайшие год-два. На ваш взгляд, может ли за этим заявлением последовать резкий пересмотр приоритетов?
– Я уверен, что нет. Надо учитывать, насколько у нас экономика сильно переплетена с политикой. Следующие два года – это годы выборов, поэтому политическая составляющая в социально-экономической политике будет только нарастать. Кстати, и в прошлом году были взяты завышенные социальные обязательства и на этот, и на последующие годы. И тем самым мы загнали себя в ловушку.
Обязательства взяты, отказаться в нашей стране от них невозможно, поэтому эти обязательства будут выполняться. Для этого потребуется значительно наращивать долговую нагрузку, что, собственно, правительство уже начинает делать. Ну, а Минфин для очистки совести будет иметь теперь в загашнике заявление о том, что "я вас предупреждал".
– А есть ли какие-либо оценки, сколь значительно государственные расходы на защиту и поддержку населения затормозили восстановление экономики страны?
– Таких исследований, таких конкретных цифр не существует. Но можно провести качественный анализ - с точки зрения того, как социальные расходы влияют на рост экономики. Социальные расходы – это расходы не антикризисные по своему характеру. Это расходы, которые компенсируют негативное социальное воздействие кризиса, но это не те расходы, благодаря которым экономика разворачивается к росту.
