Если бы мы уже сегодня озаботились написанием социальной истории Петербурга последних двух десятилетий, то одним из сюжетов может стать смена доминантного образа птицы в сознании городской интеллигенции.

В 70-е и 80-е годы основным птичьим образом был для города попугай. Треть (если не половина) городских интеллектуалов, вынужденных покинуть в эти два десятилетия пределы нашей родины, и две трети собиравшихся это сделать самозабвенно повторяли один и тот же анекдот: хоть тушкой, хоть чучелом – только вон из этой страны. В 90-е – и особенно в нулевые – место попугая прочно заняла канарейка. Рассуждая, не пора ли уже уезжать, обнищавшие пролетарии умственного труда стали рассказывать друг другу про шахтеров, которые раньше - до изобретения измерителей содержания метана в воздухе – спускались в забой с канарейкой. Пока канарейка пела – можно было работать дальше. Как только пение прекращалось, надо было как можно быстрее выходить наверх. Канарейки чрезвычайно чувствительны к метану. Чтобы уйти от смертельной опасности, каждому нужна своя канарейка.

Все эти годы моей личной канарейкой был Борис Гребенщиков. БГ вообще фигура, провоцирующая окружающих на определение ее статуса. В конце 80-х хрестоматийными стали слова мальчика Бананана из "Ассы": "БГ – бог, от него сияние исходит". Ровно на этом месте добрая половина приверженцев Боба перестали слушать его новые записи. Бог свое дело сделал, Бог должен был уйти.
Но он не ушел, он все равно пел, что пел, – то есть превратился в канарейку. Экзистенциальная печаль "Русского альбома", непреодолимая никакими социальными преобразованиями, потому что она – не об этом; житейская метафизика "Костромы" и "Навигатора", сердитая дискуссия с бодрыми восьмидесятыми в "Лилит" - все говорило о том, что канарейка глубоко погружена в себя, смертельной опасности не видит и думает разве что о смерти вообще, которая, как мы знаем, неизбежна. Россия же, которая наша родина, заслужила в 90-е краткое описание в лучших традициях критического реализма:

А над удолбанной Москвою в небо лезут леса,
Турки строят муляжи Святой Руси за полчаса,
А у хранителей святыни палец пляшет на курке,
Знак червонца проступает вместо лика на доске.

В общем, ничего такого. Типичная критика молодого капитализма, который особой угрозы для жизни не представлял.
В нулевые социальные нотки стали звучать в песнях моей канарейки гораздо чаще. Десятилетие открылось тревожным предупреждением: "Колесо смеха обнаруживает свойства мясорубки". К концу десятилетия канарейка выдала предписание уезжать – пока, правда, с альтернативой:

Маразм на линии электропередач,
Всадник с чашей Грааля несется вскачь;
Но под копытами -
Пересеченная расп…м местность;
Даже хоры ангелов в этом краю
Звучат совсем не так, как в раю;
То ли нужно менять слуховой аппарат -
То ли менять окрестность.

Но вот на днях произошло событие несомненной важности. Канарейка перестала петь и заговорила человеческим голосом. Борис Гребенщиков выступил с заявлением в поддержку семей погибших и искалеченных в Междуреченске и напомнил – для тех, кому песен мало – что "власть вообще-то отвечает за жизнь каждого человека".

Как мы все хорошо знаем из русских сказок, когда птицы небесные начинают говорить человеческим голосом, хорошего ждать не приходится.