Только что отмечалась очередная годовщина со дня рождения Пушкина, и мы предлагаем нашим слушателям архивный материал на пушкинскую тему. Прозвучат голоса двух знаменитых эмигрантов – Александра Галича и Андрея Синявского. Разговор между ними состоялся 13 сентября 1975 года в Женеве на одной из литературных конференций, незадолго до выхода из печати скандальной книги Абрама Терца "Прогулки с Пушкиным".
Необычно в данном случае то, что Галич выступает в абсолютно чужой для себя роли интервьюера: он ведь журналистом не был, но, как сотрудник Радио Свобода, пробовал себя и в таком качестве.
Александр Галич: Теперь уже самый дурацкий вопрос: каковы твои ближайшие планы? Литературные, я имею в виду.
Андрей Синявский: Литературные планы… Я слишком последнее время за все хватаюсь, ничего не успеваю и перебрасываюсь от одного к другому. Недавно написал, почти только что, статью о “Верном Руслане”, повести Владимова, которая меня очень порадовала и даже потрясала. Вот тут надо готовить тоже, хотя особой подготовки не требуется, но все-таки надо продумать выступление на международной конференции, которая продлится несколько дней на севере Франции, конференции, посвященной Пастернаку. Я там тоже должен выступать. Кроме того, у меня в работе несколько вещей. Пока я их не кончил, я просто не решаюсь об этом говорить.
Александр Галич: Я хочу, чтобы ты выдал тайну, что скоро появится твоя новая книжка.
Андрей Синявский: Про Пушкина? Да. Она появится действительно скоро, на русском языке. Она написана была еще в лагере, причем в самом начале моего лагерного сидения. Начал я ее сразу после суда, как я приехал в лагерь, и, наверное, отсюда ее такой несколько неожиданный и странный характер. Это совсем не академическое исследование творчества Пушкина. У меня под рукой не было тогда никаких особых книг и пособий, творчеством Пушкина я никогда специально не занимался. Это, собственно, попытка лирического излияния, попытка продолжить спор с судьей и со следователем, попытка продолжить последнее слово на суде, где я пытался все же отстаивать независимость искусства и поэтому не признавал себя виновным. Какая-то, видимо, была внутренняя потребность продолжить этот разговор, его как-то заострить.
Ну, что бы я мог сказать? Если бы я был пушкинистом, может быть, я что-то мог сказать, внести какие-то дополнительные маленькие оттенки в трактовку “Евгения Онегина” или “Медного Всадника”, но тут у меня была совершенно другая задача - не дополнить уже существующую огромную литературу о Пушкине, а как-то резко повернуть этот материал, иногда заведомо подходить к произведению так, как если бы я его просто элементарно, по-школьному, не понимаю или читаю совсем не то, что там написано.
Александр Галич: Нет, я думаю, что это произведение вызовет необыкновенный интерес и, разумеется, повергнет в трепет истинных правоверных пушкинистов.
Андрей Синявский: Даже не столько в трепет, а будут цитированы многие места, многие будут возмущены.
Александр Галич: Кончено.
Андрей Синявский: Но я уже привык к тому, что я многим не нравлюсь.
Александр Галич: А тебе иногда снится суд и лагерь?
Андрей Синявский: Суд не снится, а лагерь снится постоянно, почти каждую неделю мне снится лагерь. Иногда очень мило, а иногда довольно страшно. Тут что-то произошло, может быть, из-за того, что меня несколько раньше выпустили, причем выпустили неожиданно, буквально выбросили на волю, как щенка бросают в воду, только наоборот, из-за решетки на волю. Видимо, где-то в подсознании осталось такое, что я не досидел, мне еще нужно сидеть примерно полтора года, и в разных снах это по-разному, иногда несколько месяцев мне еще осталось досидеть, а там происходят какие-то трагические события, и я думаю, досижу я или не досижу, и вот вокруг этого обычно сны и разворачиваются.
Александр Галич: Хорошо, Андрей, спасибо тебе большое за эту беседу. Пожелаем тебе всего-всего самого наилучшего, и ждем тебя у нас, как говорят торжественно, в эфире, поскольку очень скоро начнутся твои регулярные передачи, чему мы все очень радуемся. Спасибо тебе большое!
Необычно в данном случае то, что Галич выступает в абсолютно чужой для себя роли интервьюера: он ведь журналистом не был, но, как сотрудник Радио Свобода, пробовал себя и в таком качестве.
Александр Галич: Теперь уже самый дурацкий вопрос: каковы твои ближайшие планы? Литературные, я имею в виду.
Андрей Синявский: Литературные планы… Я слишком последнее время за все хватаюсь, ничего не успеваю и перебрасываюсь от одного к другому. Недавно написал, почти только что, статью о “Верном Руслане”, повести Владимова, которая меня очень порадовала и даже потрясала. Вот тут надо готовить тоже, хотя особой подготовки не требуется, но все-таки надо продумать выступление на международной конференции, которая продлится несколько дней на севере Франции, конференции, посвященной Пастернаку. Я там тоже должен выступать. Кроме того, у меня в работе несколько вещей. Пока я их не кончил, я просто не решаюсь об этом говорить.
Александр Галич: Я хочу, чтобы ты выдал тайну, что скоро появится твоя новая книжка.
Андрей Синявский: Про Пушкина? Да. Она появится действительно скоро, на русском языке. Она написана была еще в лагере, причем в самом начале моего лагерного сидения. Начал я ее сразу после суда, как я приехал в лагерь, и, наверное, отсюда ее такой несколько неожиданный и странный характер. Это совсем не академическое исследование творчества Пушкина. У меня под рукой не было тогда никаких особых книг и пособий, творчеством Пушкина я никогда специально не занимался. Это, собственно, попытка лирического излияния, попытка продолжить спор с судьей и со следователем, попытка продолжить последнее слово на суде, где я пытался все же отстаивать независимость искусства и поэтому не признавал себя виновным. Какая-то, видимо, была внутренняя потребность продолжить этот разговор, его как-то заострить.
Ну, что бы я мог сказать? Если бы я был пушкинистом, может быть, я что-то мог сказать, внести какие-то дополнительные маленькие оттенки в трактовку “Евгения Онегина” или “Медного Всадника”, но тут у меня была совершенно другая задача - не дополнить уже существующую огромную литературу о Пушкине, а как-то резко повернуть этот материал, иногда заведомо подходить к произведению так, как если бы я его просто элементарно, по-школьному, не понимаю или читаю совсем не то, что там написано.
Александр Галич: Нет, я думаю, что это произведение вызовет необыкновенный интерес и, разумеется, повергнет в трепет истинных правоверных пушкинистов.
Андрей Синявский: Даже не столько в трепет, а будут цитированы многие места, многие будут возмущены.
Александр Галич: Кончено.
Андрей Синявский: Но я уже привык к тому, что я многим не нравлюсь.
Александр Галич: А тебе иногда снится суд и лагерь?
Андрей Синявский: Суд не снится, а лагерь снится постоянно, почти каждую неделю мне снится лагерь. Иногда очень мило, а иногда довольно страшно. Тут что-то произошло, может быть, из-за того, что меня несколько раньше выпустили, причем выпустили неожиданно, буквально выбросили на волю, как щенка бросают в воду, только наоборот, из-за решетки на волю. Видимо, где-то в подсознании осталось такое, что я не досидел, мне еще нужно сидеть примерно полтора года, и в разных снах это по-разному, иногда несколько месяцев мне еще осталось досидеть, а там происходят какие-то трагические события, и я думаю, досижу я или не досижу, и вот вокруг этого обычно сны и разворачиваются.
Александр Галич: Хорошо, Андрей, спасибо тебе большое за эту беседу. Пожелаем тебе всего-всего самого наилучшего, и ждем тебя у нас, как говорят торжественно, в эфире, поскольку очень скоро начнутся твои регулярные передачи, чему мы все очень радуемся. Спасибо тебе большое!
