Да простит меня О’Генри – будем считать, что это название – не плагиат, а эпиграф, из честолюбия раздувшийся до заголовка.
Оно, конечно, если бы королей и капусты в Петербурге было столько же, сколько, например, в Москве, то Петербург давно бы растворился у подножия привольно раскинувшихся охта-центров. Но процесс все равно пошел.
И благодаря ему городская реальность как бы разделилась на две – материальную и виртуальную. Виртуальная – это стройные градостроительные законы (чтобы высота нового здания за линию старого карниза – ни-ни! – так и видятся между строк свирепо сдвинутые брови). А материальная – это чисто конкретные стеклянно-бетонные чудища, выпирающие поверх любых карнизов и прочих барьеров.
Место встречи обеих реальностей стыдливо обозначается красным флажком – "градостроительная ошибка". Правда, слегка поплатилась за нее только новая биржа, вознесшаяся главою непокорной над Биржей старой: ну, заставили снести стеклянную башку – ну и что? Квадратные плечи все равно торчат из-за Посейдонова трезубца – как плечи пахана в дверном проеме.
Самая трогательная в этой опере – ария Комитета по государственному использованию и охране памятников (КГИОП), уверяющего, что если бы не он, то преступная "голова" так бы и реяла в небесах. Правда, эту арию слегка заглушает нестройный хор возмущенных граждан – ведь это они, они вынудили власть хоть раз вспомнить о собственных законах.
Но вообще-то КГИОП чаще всего не слышит граждан, и застройка города продолжается. Ну вот хотя бы Лопухинский сад. Этот кусок земли на Аптекарском острове купил в середине XIX века лесопромышленник Громов и устроил там райский уголок: задумчивый парк, водная гладь, усадьба, мостики, гроты. В 2004 году в паспорте Лопухинского сада значилось: сад "представляет собой чрезвычайно высокую ценность по качеству зеленых насаждений, что очень редко встречается в условиях современного мегаполиса". Далее с чувством перечислялись уникальные столетние деревья, которые предлагалось беречь и лелеять.
А потом вдруг – уже как некая третья, вспомогательная реальность – появилась уникальная экспертиза одиозной мастерской Татьяны Славиной (это ей защитники города присвоили в прошлом году звание непочетного гражданина Петербурга за выдающийся вклад в его разрушение). И славные эксперты вдруг ополчились на крошечный павильон водной станции – мол, он "в значительной степени пресекает пространственную связь с берегом Малой Невки" и нарушает "визуальные коммуникации с восточной стрелкой Каменного острова, которая имеет статус охраняемого государством ансамбля Каменноостровский дворец". Нетрудно угадать – экспертизу заказал застройщик, очарованный живописным уголком.
И КГИОП ее утвердил, вместе с поразительной рекомендацией: построить на месте "деградировавшего участка" и павильона новое 28-метровое здание (гостиницу). То есть 9-этажный дом не нарушит "визуальные коммуникации" - в отличие от строеньица не больше деревенской бани. И водную станцию выкинули из границ сада.
Интересно, что до боли похожие выводы тех же экспертов о "деградировавшем участке" Таврического сада были недавно отвергнуты КГИОП – его глава Вера Дементьева объяснила, что предложения застройщика оказались неприемлемыми. То есть по сути призналась, что руководствуется не федеральным законом об охране памятников, а тем, нравятся ли властям предложения застройщиков или нет.
То есть королей интересует исключительно капуста – это и есть материальная реальность.
Виртуальная же действует по своим законам. Как битва в замедленной съемке без звука, как трава в фильме Тарковского. Люди собираются в саду, вздыхают, жалеют. Актриса Галина Бокашевская организует группу "Вконтакте", они устраивают акции, тормошат депутатов, те отправляют запросы губернатору. Губернатор восклицает – никаких строек в саду не будет! (и не врет – ведь нужный кусок уже назван не-садом). Застройщик уверяет, что, построив свою гостиницу, оближет и приголубит сад. Опять митинги, коллективные письма.
Наконец, приходят художники рисовать на пленэре в защиту сада – показать, как он красив и как важен уголок, обреченный на снос. На одном этюде – дача Громова на спине гигантской рыбы с горящими плавниками. Звука нет. Художников никто не слышит. И сами они это понимают: "мы – тени Петербурга" – роняет один.
Оно, конечно, если бы королей и капусты в Петербурге было столько же, сколько, например, в Москве, то Петербург давно бы растворился у подножия привольно раскинувшихся охта-центров. Но процесс все равно пошел.
И благодаря ему городская реальность как бы разделилась на две – материальную и виртуальную. Виртуальная – это стройные градостроительные законы (чтобы высота нового здания за линию старого карниза – ни-ни! – так и видятся между строк свирепо сдвинутые брови). А материальная – это чисто конкретные стеклянно-бетонные чудища, выпирающие поверх любых карнизов и прочих барьеров.
Место встречи обеих реальностей стыдливо обозначается красным флажком – "градостроительная ошибка". Правда, слегка поплатилась за нее только новая биржа, вознесшаяся главою непокорной над Биржей старой: ну, заставили снести стеклянную башку – ну и что? Квадратные плечи все равно торчат из-за Посейдонова трезубца – как плечи пахана в дверном проеме.
Самая трогательная в этой опере – ария Комитета по государственному использованию и охране памятников (КГИОП), уверяющего, что если бы не он, то преступная "голова" так бы и реяла в небесах. Правда, эту арию слегка заглушает нестройный хор возмущенных граждан – ведь это они, они вынудили власть хоть раз вспомнить о собственных законах.
Но вообще-то КГИОП чаще всего не слышит граждан, и застройка города продолжается. Ну вот хотя бы Лопухинский сад. Этот кусок земли на Аптекарском острове купил в середине XIX века лесопромышленник Громов и устроил там райский уголок: задумчивый парк, водная гладь, усадьба, мостики, гроты. В 2004 году в паспорте Лопухинского сада значилось: сад "представляет собой чрезвычайно высокую ценность по качеству зеленых насаждений, что очень редко встречается в условиях современного мегаполиса". Далее с чувством перечислялись уникальные столетние деревья, которые предлагалось беречь и лелеять.
А потом вдруг – уже как некая третья, вспомогательная реальность – появилась уникальная экспертиза одиозной мастерской Татьяны Славиной (это ей защитники города присвоили в прошлом году звание непочетного гражданина Петербурга за выдающийся вклад в его разрушение). И славные эксперты вдруг ополчились на крошечный павильон водной станции – мол, он "в значительной степени пресекает пространственную связь с берегом Малой Невки" и нарушает "визуальные коммуникации с восточной стрелкой Каменного острова, которая имеет статус охраняемого государством ансамбля Каменноостровский дворец". Нетрудно угадать – экспертизу заказал застройщик, очарованный живописным уголком.
И КГИОП ее утвердил, вместе с поразительной рекомендацией: построить на месте "деградировавшего участка" и павильона новое 28-метровое здание (гостиницу). То есть 9-этажный дом не нарушит "визуальные коммуникации" - в отличие от строеньица не больше деревенской бани. И водную станцию выкинули из границ сада.
Интересно, что до боли похожие выводы тех же экспертов о "деградировавшем участке" Таврического сада были недавно отвергнуты КГИОП – его глава Вера Дементьева объяснила, что предложения застройщика оказались неприемлемыми. То есть по сути призналась, что руководствуется не федеральным законом об охране памятников, а тем, нравятся ли властям предложения застройщиков или нет.
То есть королей интересует исключительно капуста – это и есть материальная реальность.
Виртуальная же действует по своим законам. Как битва в замедленной съемке без звука, как трава в фильме Тарковского. Люди собираются в саду, вздыхают, жалеют. Актриса Галина Бокашевская организует группу "Вконтакте", они устраивают акции, тормошат депутатов, те отправляют запросы губернатору. Губернатор восклицает – никаких строек в саду не будет! (и не врет – ведь нужный кусок уже назван не-садом). Застройщик уверяет, что, построив свою гостиницу, оближет и приголубит сад. Опять митинги, коллективные письма.
Наконец, приходят художники рисовать на пленэре в защиту сада – показать, как он красив и как важен уголок, обреченный на снос. На одном этюде – дача Громова на спине гигантской рыбы с горящими плавниками. Звука нет. Художников никто не слышит. И сами они это понимают: "мы – тени Петербурга" – роняет один.
