Саммиты "большой восьмерки" и "большой двадцатки", проходящие в Канаде, собираются на фоне глобального экономического кризиса. Заседания клуба самых богатых и влиятельных мировых игроков выглядят экстренной встречей стран, находящихся в кризисе и нуждающихся в помощи.

О смысле существования и задачах этих международных клубов говорит эксперт по вопросам глобальной политики и экономики, профессор Центра стратегических исследований имени Джорджа Маршалла в Германии Александр Гарин:

– Мне кажется, трудно преувеличить значение этих групп. Дело в том, что до финансового кризиса ведущие мировые экономисты, такие, например, как Роберт Рай, говорили о том, как нужно поменять правила игры и одновременно на финансовых рынках – правила экономической игры для того, чтобы предохраниться от кризиса. Но при этом он всегда добавлял, что, конечно, это очень нереальные ожидания, потому что люди делают деньги на тех правилах игры, которые есть. После финансового кризиса – это единственное окно. И пока люди понимают, что нужно что-то менять, это окно возможности нужно использовать.

Единственно, что можно сделать в мире – это достичь консенсуса между основными игроками на мировой сцене. Это прежде всего "восьмерка", но без Китая, Бразилии и других стран это сделать невозможно – значит "двадцатка". Ожидать быстрых решений в то время, когда у каждого свои заботы, трудно. Но надо создать новый климат, построенный, насколько возможно, по другим правилам игры. Эксперты согласны с тем, какие должны быть правила игры. А вот провести их в политическую сферу очень трудно.

– Что же предлагают эксперты и как на это могут реагировать политики?

– Самое главное – изменить правила финансовой игры. Мы были свидетелями мирового казино, когда у кого-то появлялись огромные состояния, а кто-то сильно проигрывал. С помощью псевдоматематических моделей давались новые финансовые инструменты, и считалось, что они распыляют риски, которые дают возможность передвигать большие капиталы. Тем не менее, было ясно, что это все – псевдоинструменты. Это рухнуло на наших глазах. Значит, надо подморозить, надо вернуться обратно к основам. Давая кредиты, надо хорошо понимать, каковы гарантии возвращения этих кредитов у банков и т.д.

Здесь, конечно, есть расхождения. Потому что Европа не имеет других возможностей, кроме как философски согласиться жить по средствам. У других стран, таких как Америка, есть возможность тратиться, то есть поощрять спрос. Пути разные. Тем не менее, нужно найти нечто среднее, какой-то компромисс. Европейское сообщество тянет в одну сторону, Америка – в другую. Всем понятно, что нужно ввести контрольные инструменты. Но как они должны выглядеть? Евросоюз за то, чтобы ввести специальный налог на финансовые трансакции. Для Америки это не столь актуально. Для таких стран, как Канада или Китай, где была более или менее консервативная политика в отношении своих банков, это вообще означает просто обременить свои банки. Нужно найти какой-то компромисс.

– Во всей этой игре какое место принадлежит России? Насколько заметна Россия по своему экономическому потенциалу, по той политике, которую страна проводит на мировых рынках, в "большой двадцатке"?

– Россия важна прежде всего как потенциальный рынок. Если Россия открывает рынок и придерживается общих правил игры, точно так же, как Бразилия и Китай, то, конечно, это создает хороший финансовый климат. Российский банковский капитал зависит от международного капитала. Поэтому влиять на финансовые рынки Россия не может. Значит, нужно общее согласие относительно философии, относительно бюджетов, относительно построения общих финансовых фондов для того, чтобы можно было помочь, нужно создание климата потребления. Очень важно создать новый климат, хотя, на мой взгляд, Россия в таких коренных вопросах занимает довольно скромное место.