В один из основополагающих документов Евросоюза – Лиссабонское соглашение – предложено внести изменения для предотвращения в будущем долговых кризисов, подобных тем, что случились в еврозоне в последнее время. О политических аспектах принимаемых Европейским союзом мер по ужесточению финансовой дисциплины размышляет международный обозреватель Радио Свобода Ефим Фиштейн:
– Говорить о том, что в огне кризиса рождается более крепкий Европейский союз - слишком сильное обобщение. В огне кризиса делаются какие-то мелкие уточнения, радикальное укрепление означало бы кардинальный пересмотр Лиссабонского договора. Даже поправки к Лиссабонскому договору вызывают возражения многих стран: документ обсуждался и согласованно принимался в течение нескольких лет. Все это время странам – членам ЕС, особенно новичкам, было не раз говорено, что договор в таком виде, в каком он предлагается, является последним словом и истиной в последней инстанции, поэтому он даже не нуждается в референдумах для своего принятия. И вдруг - прошло 11 месяцев - и те же страны говорят, что теперь, после небольшого опыта с финансовым кризисом в ряде государств, его нужно изменить. Естественно, это вызывает недовольство.
Сейчас ясно: чтобы провести существенные изменения в Лиссабонском договоре, снова нужно обсуждать этот вопрос в течение как минимум нескольких лет, а затем, возможно, и принимать в ходе референдумов, что наверняка означает возможный срыв любых договоренностей. Поэтому даже те предложения, которые внесла Германия и присоединившаяся к ней Франция - по ужесточению финансовой дисциплины - в том виде, как их предложила Германия, не могли быть приняты. А Германия предложила следующее: государства, которые нарушают лимиты пакта стабильности, в частности, лимит в 3% дефицита годового государственного бюджета, лишаются права голоса в основных органах Евросоюза, в первую очередь в Европейской комиссии. Реализация этого предложения означала бы дальнейший отказ от суверенитета этих государств, а такой отказ может иметь место лишь в случае всенародного одобрения через референдум. Референдум же - это дорога к срыву европейской интеграции и, в частности, Лиссабонского договора. Поэтому все, о чем удалось договориться на нынешнем саммите - это некоторое ужесточение пакта стабильности, введение некоторых экономических санкций, но не лишение права голоса.
Сегодня многие задаются вопросом, сделает ли нынешний финансовый кризис Европу более единой или разобщит ее? На этот вопрос пока нет ответа. Но нужно понимать: если экономическая интеграция в Европе проходила до сих пор довольно резво, то интеграции в политическое целое пока не происходит – это гораздо более тонкое, деликатное и непростое дело, поскольку под политической интеграцией обычно должен быть серьезный фундамент в качестве некоего народа. Сейчас возникает парадоксальная ситуация: такого народа, как европейцы, пока еще в природе не существует, это лишь конгломерат различных народов, каждый из них имеет свое государство, в то же время создается некое общее виртуальное государство над ними. В этом основная сложность и основное противоречие. Правит этим государством некое виртуальное правительство, которое, опять же, не получило мандата от избирателя по той причине, что общеевропейских выборов по партийному признаку не существует. То есть мы находимся в системе разных, если хотите, координат разновекторной направленности, и говорить о возникновении некоего единства пока нельзя. Практика, наоборот, показывает, что в то время как европейское пространство экономически интегрируется, политически оно дезинтегрируется - каждое государство предпочитает заключать двусторонние союзы в обход общеевропейских институтов.
– Говорить о том, что в огне кризиса рождается более крепкий Европейский союз - слишком сильное обобщение. В огне кризиса делаются какие-то мелкие уточнения, радикальное укрепление означало бы кардинальный пересмотр Лиссабонского договора. Даже поправки к Лиссабонскому договору вызывают возражения многих стран: документ обсуждался и согласованно принимался в течение нескольких лет. Все это время странам – членам ЕС, особенно новичкам, было не раз говорено, что договор в таком виде, в каком он предлагается, является последним словом и истиной в последней инстанции, поэтому он даже не нуждается в референдумах для своего принятия. И вдруг - прошло 11 месяцев - и те же страны говорят, что теперь, после небольшого опыта с финансовым кризисом в ряде государств, его нужно изменить. Естественно, это вызывает недовольство.
Сейчас ясно: чтобы провести существенные изменения в Лиссабонском договоре, снова нужно обсуждать этот вопрос в течение как минимум нескольких лет, а затем, возможно, и принимать в ходе референдумов, что наверняка означает возможный срыв любых договоренностей. Поэтому даже те предложения, которые внесла Германия и присоединившаяся к ней Франция - по ужесточению финансовой дисциплины - в том виде, как их предложила Германия, не могли быть приняты. А Германия предложила следующее: государства, которые нарушают лимиты пакта стабильности, в частности, лимит в 3% дефицита годового государственного бюджета, лишаются права голоса в основных органах Евросоюза, в первую очередь в Европейской комиссии. Реализация этого предложения означала бы дальнейший отказ от суверенитета этих государств, а такой отказ может иметь место лишь в случае всенародного одобрения через референдум. Референдум же - это дорога к срыву европейской интеграции и, в частности, Лиссабонского договора. Поэтому все, о чем удалось договориться на нынешнем саммите - это некоторое ужесточение пакта стабильности, введение некоторых экономических санкций, но не лишение права голоса.
Сегодня многие задаются вопросом, сделает ли нынешний финансовый кризис Европу более единой или разобщит ее? На этот вопрос пока нет ответа. Но нужно понимать: если экономическая интеграция в Европе проходила до сих пор довольно резво, то интеграции в политическое целое пока не происходит – это гораздо более тонкое, деликатное и непростое дело, поскольку под политической интеграцией обычно должен быть серьезный фундамент в качестве некоего народа. Сейчас возникает парадоксальная ситуация: такого народа, как европейцы, пока еще в природе не существует, это лишь конгломерат различных народов, каждый из них имеет свое государство, в то же время создается некое общее виртуальное государство над ними. В этом основная сложность и основное противоречие. Правит этим государством некое виртуальное правительство, которое, опять же, не получило мандата от избирателя по той причине, что общеевропейских выборов по партийному признаку не существует. То есть мы находимся в системе разных, если хотите, координат разновекторной направленности, и говорить о возникновении некоего единства пока нельзя. Практика, наоборот, показывает, что в то время как европейское пространство экономически интегрируется, политически оно дезинтегрируется - каждое государство предпочитает заключать двусторонние союзы в обход общеевропейских институтов.
