Во время зимних каникул в Рахманиновском зале Московской консерватории пройдет 14 фестиваль камерной музыки "Возвращение". Задуманный как встреча выпускников музыкальных школ России и СНГ, разъехавшихся по всему миру, обычно фестиваль собирал музыкантов одного поколения. Однако в этом году в качестве исполнителей выступят также молодые музыканты, попавшие в "Детский альбом" – еще один проект фонда "Возвращение", в котором принимают участие учащиеся музыкальных школ и училищ.
О том, как юному музыканту попасть на консерваторскую сцену, рассказывают авторы идеи фестиваля – скрипач Роман Минц и гобоист Дмитрий Булгаков.
Роман Минц.
– В этом году на фестиваль соберется действительно много новых людей, но особенно радостный для нас момент заключается в том, что к нам присоединяются люди, которые приходили в другой проект, детский. Идея его заключалась в том, что вместе с одаренными детьми из специальных музыкальных школ и училищ мы играем камерную музыку по принципу – один взрослый, все остальные - дети. Теперь трое из тех, кто прошел через этот проект, участвуют в основном взрослом фестивале.
Конечно, это не случайные юные музыканты. Мы устраиваем специальные прослушивания, к нам приходят дети, подростки, главным образом те, кто учится в специальных музыкальных школах и училищах. Мы их прослушиваем, выбираем тех, кто нам больше нравится, после этого играем с ними несколько концертов камерной музыки. Репетируем вместе, на равных играем камерную музыку. И так получилось, что некоторые ребята оказались настолько хороши, что мы взяли их играть на взрослом фестивале.
– Что дает участие в фестивале начинающим музыкантам?
– Как минимум для троих это была путевка на наш большой фестиваль. К тому же, у меня в возрасте 17-18 лет не было в жизни такого опыта, как игра со старшими коллегами, которые делятся чем-то с тобой. Глядя назад, я думаю, что мне это тогда не повредило бы.
– Кого именно и почему вы выбрали для взрослого "Возвращения"?
– У нас два Евгения, Красильников и Крылецкий, один из них тромбонист, другой саксофонист, и Ася Сафиханова, флейтистка, которая теперь студентка Московской консерватории. Они нам понадобились в программе нашего фестиваля, как музыканты, и мы их пригласили. Так обычно все и происходит. Мы уже знали, как они играют, работали с ними вместе. Ведь как музыканта обычно приглашаешь? Где-то встречаешься, знакомишься. С ними мы встретились в "Детском альбоме".
– Это тоже интересный момент. Как влияет на исполнительство возраст?
– Возраст, как таковой, не играет существенной роли. Поэтому говорить априори, не зная человека, что ему 15 лет, и он не справится, невозможно. Кто-то справится, кто-то не справится, кто-то действительно раньше взрослеет в музыкальном плане. Те, кто к нам пришли, они уже сейчас получили опыт, который дает им определенные преимущества перед теми, у кого такого опыта нет. Естественно, что все люди по-разному одарены, у всех разные предрасположенности, кто-то более чутко реагирует, кто-то менее. Правда, в тех же музыкальных школах камерный ансамбль начинают преподавать лет с 13-ти, 14-ти. Мне в этом плане повезло, потому что меня с пяти лет ставили играть в дуэты, и это очень сильно повлияло на меня.
Да, научиться трудно, потому что есть ряд проблем технического характера, которые нужно решать в детстве, и они невероятно скучны. Решение этих проблем очень легко может отбить желание заниматься решением уже более интересных проблем. Это, главная сложность, на мой взгляд.
Разговор о трудностях начального музыкального обучения продолжает другой автор проектов "Возвращение" и "Детский альбом", гобоист Дмитрий Булгаков:
– Я вообще помню возраст 5-6 лет куда лучше, чем возраст 15-17 лет. Очень хорошо помню осень 1983 года – я попал в Гнесинскую школу, куда меня взяли непонятно за какие заслуги, спеть я мог все только на одной ноте, и пел "Жили у бабуси", "Во поле береза стояла". Но это были подготовительные два года, так называемая "нулевка".
Естественно, первая идея была сделать из меня пианиста. К счастью, идея с треском провалилась, благодаря прекрасному педагогу, очень мной любимому, Татьяне Абрамовне Зеликман, которая очень мягко посоветовала не растить мучительно очередного пианиста, а обратить внимание на духовые инструменты. Учитывая, что в моей семье папа, брат, дедушка и еще много родственников – "духовики", меня отдали на блокфлейту к профессору, который учил еще моего папу, Ивану Федоровичу Пушечникову. С 10 лет я начал играть на гобое. И в общем, не жалею, это совершенно удивительный инструмент, по всем формальным показателям очень сложный. В связи с этим, мои родители достаточно категорично были против гобоя. Но все это, к счастью, привело к обратным результатам – Гнесинская школа все-таки очень хорошая.
– Школа-то хорошая, но надо было еще заниматься и дома.
– Надо было. Я вам открою страшный секрет – надеюсь, об этом не узнают мои ученики. Духовой инструмент, особенно гобой, это все-таки не скрипка и не фортепьяно, и ежедневные занятия можно ограничивать более-менее вменяемым количеством времени – не играть по восемь-девять часов. Поэтому, если не слишком поздно просыпаться, всегда будет оставаться свободное время для того, чтобы поиграть в футбол. В этом смысле духовые инструменты, конечно, замечательные. Кстати, именно с первыми камерными концертами, лет в 15, я начал получать удовольствие от музыки, наступила настоящая отдача.
– Где вы сейчас преподаете?
– Преподаю в Гнесинской школе и в консерватории. Я думаю, что это хорошо – рано начинать преподавать. Здесь, конечно, есть риск сделать ошибки, но помогает близость поколений. Я начал преподавать в Гнесинской школе, когда мне был 21 год. Приходили ученики 13-14 лет, то есть довольно близкие по возрасту. Поэтому, если перебороть момент отсутствия авторитета или даже просто не обращать на него внимания и делать свое дело, то легко можно понять, почувствовать – чем им хочется заниматься, чем нет. В первую очередь не хочется играть на гобое, конечно. Это такая грань почти дружеских отношений, при этом на "вы" обязательно, потому что должна оставаться дистанция. Но, если найти правильный баланс, то получается очень здорово, для самих ребят в том числе, потому что не так занудно. Педагог – не очередной родитель, свалившийся на голову, а, может быть, старший брат. Пока я этого ощущения, мне кажется, не упустил за десять лет преподавания.
Вообще, учить - это интересно, но очень энергозатратно. Очень сильно нервничаешь за них – сильнее, чем сам на концерте, нервничаешь за ученика на концерте. Именно от ощущения, что ты со своего места в зале в этот момент ничем помочь не можешь, плюс чувство вины за что-то недоделанное. Самому с собой легче разобраться, чем с ответственностью за ученика.
– Часто случается так, что ребенок сразу готов заниматься? Мне кажется, это исключения. Или это нормальная ситуация для ребенка, который хочет стать музыкантом?
– Я всегда очень осторожно к этому отношусь. Представьте себе, что талант – это определенный вес. Таланта есть определенное количество, очень важно к нему бережно относиться. Его действительно можно растратить и потерять. Есть исключения, но, мне кажется, очень важно питать талант, предположим, музыкальный талант какими-то совершенно другими впечатлениями. Если ограничивать себя в них, получается своего рода отсутствие кислорода, и это очень опасная история для таланта. То есть, чем больше таланта, тем шире должен быть кругозор, тем больше нужно видеть вне музыки. Потому что музыка – это лишь отражение жизни. Если ты эту жизнь не видишь насыщенно, целиком и с разных сторон, то и музыка может перестать в тебе звучать. Я всегда рекомендую посмотреть, предположим, картинки (интернет сейчас есть у всех). Если это, скажем, Бах, то посмотреть, во что одевались в то время, взглянуть на архитектуру, живопись, пропитаться духом того времени, и, в принципе, это почти целиком и будет Бах, который просто дописал все остальное. Понять и расшифровать его должна не музыка сама по себе, а то, что существует вокруг, мир вокруг Баха. Это касается и всего остального. Скажем, музыка 20 века, на мой взгляд, не может существовать в отрыве от страшной истории 20 века, которую мы все в той или иной степени пережили.
Полностью интервью с Дмитрием Булгаковым, а также мастер-класс с Михаилом Казиником и воспоминания музыкантов Григория Кротенко и Назара Кожухаря можно послушать в "Классном часе Свободы" в воскресенье, 2 января в шесть часов вечера.
О том, как юному музыканту попасть на консерваторскую сцену, рассказывают авторы идеи фестиваля – скрипач Роман Минц и гобоист Дмитрий Булгаков.
Роман Минц.
– В этом году на фестиваль соберется действительно много новых людей, но особенно радостный для нас момент заключается в том, что к нам присоединяются люди, которые приходили в другой проект, детский. Идея его заключалась в том, что вместе с одаренными детьми из специальных музыкальных школ и училищ мы играем камерную музыку по принципу – один взрослый, все остальные - дети. Теперь трое из тех, кто прошел через этот проект, участвуют в основном взрослом фестивале.
Конечно, это не случайные юные музыканты. Мы устраиваем специальные прослушивания, к нам приходят дети, подростки, главным образом те, кто учится в специальных музыкальных школах и училищах. Мы их прослушиваем, выбираем тех, кто нам больше нравится, после этого играем с ними несколько концертов камерной музыки. Репетируем вместе, на равных играем камерную музыку. И так получилось, что некоторые ребята оказались настолько хороши, что мы взяли их играть на взрослом фестивале.
– Что дает участие в фестивале начинающим музыкантам?
– Как минимум для троих это была путевка на наш большой фестиваль. К тому же, у меня в возрасте 17-18 лет не было в жизни такого опыта, как игра со старшими коллегами, которые делятся чем-то с тобой. Глядя назад, я думаю, что мне это тогда не повредило бы.
– Кого именно и почему вы выбрали для взрослого "Возвращения"?
– У нас два Евгения, Красильников и Крылецкий, один из них тромбонист, другой саксофонист, и Ася Сафиханова, флейтистка, которая теперь студентка Московской консерватории. Они нам понадобились в программе нашего фестиваля, как музыканты, и мы их пригласили. Так обычно все и происходит. Мы уже знали, как они играют, работали с ними вместе. Ведь как музыканта обычно приглашаешь? Где-то встречаешься, знакомишься. С ними мы встретились в "Детском альбоме".
– Это тоже интересный момент. Как влияет на исполнительство возраст?
– Возраст, как таковой, не играет существенной роли. Поэтому говорить априори, не зная человека, что ему 15 лет, и он не справится, невозможно. Кто-то справится, кто-то не справится, кто-то действительно раньше взрослеет в музыкальном плане. Те, кто к нам пришли, они уже сейчас получили опыт, который дает им определенные преимущества перед теми, у кого такого опыта нет. Естественно, что все люди по-разному одарены, у всех разные предрасположенности, кто-то более чутко реагирует, кто-то менее. Правда, в тех же музыкальных школах камерный ансамбль начинают преподавать лет с 13-ти, 14-ти. Мне в этом плане повезло, потому что меня с пяти лет ставили играть в дуэты, и это очень сильно повлияло на меня.
Да, научиться трудно, потому что есть ряд проблем технического характера, которые нужно решать в детстве, и они невероятно скучны. Решение этих проблем очень легко может отбить желание заниматься решением уже более интересных проблем. Это, главная сложность, на мой взгляд.
Разговор о трудностях начального музыкального обучения продолжает другой автор проектов "Возвращение" и "Детский альбом", гобоист Дмитрий Булгаков:
– Я вообще помню возраст 5-6 лет куда лучше, чем возраст 15-17 лет. Очень хорошо помню осень 1983 года – я попал в Гнесинскую школу, куда меня взяли непонятно за какие заслуги, спеть я мог все только на одной ноте, и пел "Жили у бабуси", "Во поле береза стояла". Но это были подготовительные два года, так называемая "нулевка".
Естественно, первая идея была сделать из меня пианиста. К счастью, идея с треском провалилась, благодаря прекрасному педагогу, очень мной любимому, Татьяне Абрамовне Зеликман, которая очень мягко посоветовала не растить мучительно очередного пианиста, а обратить внимание на духовые инструменты. Учитывая, что в моей семье папа, брат, дедушка и еще много родственников – "духовики", меня отдали на блокфлейту к профессору, который учил еще моего папу, Ивану Федоровичу Пушечникову. С 10 лет я начал играть на гобое. И в общем, не жалею, это совершенно удивительный инструмент, по всем формальным показателям очень сложный. В связи с этим, мои родители достаточно категорично были против гобоя. Но все это, к счастью, привело к обратным результатам – Гнесинская школа все-таки очень хорошая.
– Школа-то хорошая, но надо было еще заниматься и дома.
– Надо было. Я вам открою страшный секрет – надеюсь, об этом не узнают мои ученики. Духовой инструмент, особенно гобой, это все-таки не скрипка и не фортепьяно, и ежедневные занятия можно ограничивать более-менее вменяемым количеством времени – не играть по восемь-девять часов. Поэтому, если не слишком поздно просыпаться, всегда будет оставаться свободное время для того, чтобы поиграть в футбол. В этом смысле духовые инструменты, конечно, замечательные. Кстати, именно с первыми камерными концертами, лет в 15, я начал получать удовольствие от музыки, наступила настоящая отдача.
– Где вы сейчас преподаете?
– Преподаю в Гнесинской школе и в консерватории. Я думаю, что это хорошо – рано начинать преподавать. Здесь, конечно, есть риск сделать ошибки, но помогает близость поколений. Я начал преподавать в Гнесинской школе, когда мне был 21 год. Приходили ученики 13-14 лет, то есть довольно близкие по возрасту. Поэтому, если перебороть момент отсутствия авторитета или даже просто не обращать на него внимания и делать свое дело, то легко можно понять, почувствовать – чем им хочется заниматься, чем нет. В первую очередь не хочется играть на гобое, конечно. Это такая грань почти дружеских отношений, при этом на "вы" обязательно, потому что должна оставаться дистанция. Но, если найти правильный баланс, то получается очень здорово, для самих ребят в том числе, потому что не так занудно. Педагог – не очередной родитель, свалившийся на голову, а, может быть, старший брат. Пока я этого ощущения, мне кажется, не упустил за десять лет преподавания.
Вообще, учить - это интересно, но очень энергозатратно. Очень сильно нервничаешь за них – сильнее, чем сам на концерте, нервничаешь за ученика на концерте. Именно от ощущения, что ты со своего места в зале в этот момент ничем помочь не можешь, плюс чувство вины за что-то недоделанное. Самому с собой легче разобраться, чем с ответственностью за ученика.
– Часто случается так, что ребенок сразу готов заниматься? Мне кажется, это исключения. Или это нормальная ситуация для ребенка, который хочет стать музыкантом?
– Я всегда очень осторожно к этому отношусь. Представьте себе, что талант – это определенный вес. Таланта есть определенное количество, очень важно к нему бережно относиться. Его действительно можно растратить и потерять. Есть исключения, но, мне кажется, очень важно питать талант, предположим, музыкальный талант какими-то совершенно другими впечатлениями. Если ограничивать себя в них, получается своего рода отсутствие кислорода, и это очень опасная история для таланта. То есть, чем больше таланта, тем шире должен быть кругозор, тем больше нужно видеть вне музыки. Потому что музыка – это лишь отражение жизни. Если ты эту жизнь не видишь насыщенно, целиком и с разных сторон, то и музыка может перестать в тебе звучать. Я всегда рекомендую посмотреть, предположим, картинки (интернет сейчас есть у всех). Если это, скажем, Бах, то посмотреть, во что одевались в то время, взглянуть на архитектуру, живопись, пропитаться духом того времени, и, в принципе, это почти целиком и будет Бах, который просто дописал все остальное. Понять и расшифровать его должна не музыка сама по себе, а то, что существует вокруг, мир вокруг Баха. Это касается и всего остального. Скажем, музыка 20 века, на мой взгляд, не может существовать в отрыве от страшной истории 20 века, которую мы все в той или иной степени пережили.
Полностью интервью с Дмитрием Булгаковым, а также мастер-класс с Михаилом Казиником и воспоминания музыкантов Григория Кротенко и Назара Кожухаря можно послушать в "Классном часе Свободы" в воскресенье, 2 января в шесть часов вечера.
