Марина Тимашева: Сегодня обе части программы безраздельно принадлежат нашей гостье - ее зовут Елена Камбурова. Не думаю, что Елена Камбурова нуждается в особенных представлениях, она - выдающаяся певица и актриса, руководитель небольшого театра, который находится в Москве возле метро ''Спортивная''. И я начинаю с вопроса про концерты, но Елена Антоновна сразу поправляет - не ''концерты'', а - ''встречи''.
Елена Камбурова: Я никогда не называю свой выход на сцену ''концертом''. Это вечер, который я разделяю с теми людьми, которым, как мне кажется, интересно встретиться и со мной, и, в большей степени, с тем, во что я влюблена и чем бы мне хотелось поделиться с ними. Вот так проходят уже многие даже не годы, а десятилетия. То, что было очень обычным делом - люди собираются, одни читают стихи, другие поют - так проходили многие вечера, так началась моя творческая жизнь в Москве, и это было нормально. И то, что было нормально тогда, сегодня стало исключением, судя по реакции: ''Ах, как это может быть?''. А это же было всегда. Значит, действительно время изменилось, я это поняла. Большую часть моей жизни я отдала подготовке тому, чтобы выйти на сцену, и самим этим вечерам. И, самое главное, зрители, которые были, в общем, все это время со мной, для которых было совершенно не важно, звучу ли я на радио или на телевидении - у них было свое ощущение и ''своя я''. А, в принципе, почему мне было и не выступать в Театре Эстрады, хотя бы раз в год? И такое могло быть. Я же выступаю в других городах и в такого же размера залах, и ничего страшного. Но вот так получилось.
Марина Тимашева: Вопросы о том, почему бы вам не выступать в Театре Эстрады, почему бы не показывать вас раз в неделю по телевидению или на радио, к сожалению, носят риторический характер.
Елена Камбурова: Только одну вещь хотела сказать, что действительно очень, очень давно я впервые вышла на сцену именно в Театре Эстрады, в группе молодых певцов. Такой концерт ''В путь дорогу''. Там были разные жанры, а меня взяли на всякий случай, как нечто непонятное, и никто не ожидал того, что три песни - ''Ленька Королев'' Булата Окуджавы, ''Фокусник'' и ''Какой большой ветер'' Новеллы Матвеевой - произведут довольно серьезное впечатление в зале. Все были очень удивлены, и такое получилось хорошее напутствие на всю мою жизнь.
(Звучит песня ''Ленька Королев'')
Марина Тимашева: Елена Антоновна, а вот когда вы готовите концерты, вы заранее знаете структуру программы, то, что вы будете петь? Грубо говоря, вы идете просто по списку или оставляете какие-то лакуны, абсолютно импровизированные, слушая зал или слушая свое настроение этим вечером?
Елена Камбурова: Во всяком случае, в день выступления, уже с утра, эта программа точно составлена. Но до этого у меня довольно большие терзания, потому что песен за это время в моей жизни приходило ко мне огромное количество, они приходили и не уходили, потому что они все были плод моей любви. И составить программу из этих живых существ, каковыми для меня являются песни, которые я каждую по-своему очень люблю, вот составить и убрать что-то - очень трудно. Поэтому некие есть терзания именно от того, что все это любимо.
Марина Тимашева: Но вот можно какого-то человека любить, потом его разлюбить, можно разлюбить родного человека, можно разлюбить, в конце концов, самого себя. И в отношениях с искусством тоже так бывает: то, что человек любит, когда он молод, вовсе не вызывает в нем такой реакции в возрасте и, наоборот, что-то, что появляется в возрасте, расскажи об этом этому молодому человеку, он будет в ужасе или будет смеяться. Вот я себя все время ловлю на том, что мне теперь идеалом счастья кажутся ''Старосветские помещики'' - Пульхерия Андреевна и Афанасий Иванович. А когда я была моложе, я бы просто умерла от возмущения при одной мысли о таком идеале. Мцыри - вот это да. У вас так не бывает с песнями?
Елена Камбурова: Конечно. Первая переоценка ценностей, во-первых, произошла в районе 19-20 лет, потом еще где-то к 30-ти. Но все-таки шкала ценностей, которая была тогда, не в бытовом плане, а вот в плане песен, привязанностей поэтических, не изменилась. Я сама поражаюсь этому. За исключением буквально нескольких песен, которые мне нравились, я их начинала петь, но буквально через два-три раза я понимала, что они не мои. И они уходили. Маленькие ошибки были, а, в принципе, любая песня, которая была тогда, осталась. Те же ''Окраины'' Новеллы Матвеевой. Я с удовольствием их спою и сегодня, и завтра, того же ''Фокусника''', все песни Булата Окуджавы. Он как был для меня неким проповедником, как были его песни для меня исповедями, оно так и осталось. Только ценность их увеличилась для меня сегодня.
Марина Тимашева: Вы работаете с небольшим коллективом музыкантов. И в последнее время с вами постоянно Олег Синкин.
Елена Камбурова: Синкин, Вячеслав Голиков - вот такой дуэт или, можно сказать, трио.
Марина Тимашева: Почему вы выбрали именно такой состав аккомпанирующих инструментов?
Елена Камбурова: Я думаю, что он меня выбрал, так получилось. Конечно, мне хотелось бы, чтобы были инструменты, которые я очень люблю — скрипка, живая скрипка, которая, когда бы я ее не слушала, вызывает у меня... Внутри моих песен она была бы чудесной краской. Аккордеон, который я тоже очень люблю, звучание вот это французское. Все это могло бы быть. Но мы же ездим, все это сложно. Конечно, нам троим хотелось, может быть, чтобы это был более расширенный состав, но, то ли моя инертность... Я иногда подчиняюсь обстоятельствам. Но, надо сказать, конечно, что эти два музыканта очень часто звучат оркестром и, в общем, нет такого, что у меня было в какие-то моменты моей жизни, когда были со мной очень слабые музыканты, и каждый раз я думала: ''Боже мой, как это грустно!''. В данном случае этого у меня нет. Но могу себе представить и хотелось бы, чтобы хотя бы в рамках жизни нашего театра были бы какие-то вечера, где я выступила бы с таким оркестром, который у нас в некоторых спектаклях и существует.
Марина Тимашева: Вы меня поправили, когда я сказала слово ''концерты''. Я сама понимаю, в чем состоит ошибка, но концерт может быть для актрисы с оркестром, например. То есть я в слово ''концерт'' тоже не вкладываю такого...
Елена Камбурова: Это прекрасное слово, просто мне ближе ''встреча'', потому что это встреча или НЕ встреча. И очень часто, особенно на первых порах, работая в ''Москонцерте'', я вынуждена была уезжать непонятно куда, зрители очень разные и, в общем, встречи-то не получалось, потому что, по большей части своей, этому зрительному залу толком не объяснили, что его ждет этим вечером (просто - ''эстрадный концерт''), они приходят, они не привыкли слушать Булата Окуджаву. Поэтому встречи очень часто не получалось. В последние годы это, как правило - встреча, потому что уже на другом витке истории я нахожусь и, как правило, езжу только в крупные города, где меня помнят и знают, где появляется уже новая молодая зрительская аудитория, чему я, конечно, очень рада.
(Звучит песня ''Не о любви прошу, не о весне пою'')
Марина Тимашева: Вы - выдающаяся актриса. В принципе, я считаю, что крупная, певица она все равно выдающаяся актриса, потому что как бы человек не владел своими голосом, каким бы технологичным или техничным он ни был, если нет в нем души, тогда он ''кимвал звенящий'', как сказано по другому поводу. Но в какой-то момент вдруг вы придумали и, благодаря теперь уже никому не нужному мэру города Юрию Лужкову, создали свой театр.
Елена Камбурова: Я благодарна ему за то, что он поверил по слову моему, а не по какому-то особому действию. Мне мои доброжелатели устроили выступление в мэрии прямо для него. Он так отреагировал на это потрясающе - он понял, что есть те, кому это нужно будет. Поэтому я просто нижайшие благодарна Лужкову за это.
Марина Тимашева: Зачем вам, выдающейся актрисе, которая, в принципе, сама по себе моно-личность, человек-оркестр понадобился театр. Вы же, в общем, ''одиночница'', как это в спорте называется. Зачем вам понадобился театр? Это все-таки учреждение, это команда, это коллектив. И к тому же я смотрела репертуар, и у меня нет ощущения, что вы очень часто появляетесь сами на сцене своего театра.
Елена Камбурова: Ну, я всегда думала о том, что очень много неприкаянных людей, талантливейших людей, которым трудно (чем дальше во времени, тем больше), и никакой театр их не пустит, чтобы они поэкспериментировали, проявили себя как-то. И , когда все это начиналось, я не думала, что так увеличится масштаб звучания нашего театра от того первоначального, в котором я видела поэтические вечера, вечера песен того или другого человека (приглашать людей моего направления, чтобы у них была возможность выйти к зрителям), какие-то песенные общие программы, встречи с интересными людьми. Вот так я видела. Да, песенные спектакли, даже, что называется, зримая песня. А вот жизнь подарила мне, в результате, гораздо более масштабный путь - и драматические спектакли у нас идут. И главное для меня не в том, каково название жанра этого театра, а в том, чтобы этот театр не пропускал ни грубости, ни пошлости через свои двери. А спектр интереса - самый разнообразный. И главное - ''узнайте их по плодам их'' - чтобы люди выходили с улыбкой, чтобы им было приятно находиться в этой атмосфере. Для меня вообще атмосфера это все. Иной раз выходишь после спектакля и даже толком не можешь пересказать, что было. А вот была атмосфера, было так хорошо, было что-то такое... Как в природе, там тоже не все можешь описать: вот здесь колокольчики были, здесь птицы пели... Вот это, что является атмосферой, было для меня очень важно.
Марина Тимашева: А вы когда-нибудь с режиссерами сами работали? Вот когда вы делали какую-то свою миниатюру или, продумывая композицию, вам кто-нибудь из режиссеров помогал?
Елена Камбурова: Я помню, что был первый неудачный какой-то опыт - два молодых режиссера решили, что будут со мной работать. Я совершенно глупела от их замечаний, и самые обычные вещи, которые я могла делать, как в шутке про сороконожку, я останавливалась и ничего не могла сделать. Помню первый урок режиссерского мастерства песенного направления мне преподал Ролан Быков. Мы тогда с ним дружили. Я взяла ''Песню о новом поколении'' - Микаэл Таривердиев и Людвиг Ашкенази. ''Помогает, когда четкий жест, если он нужен''. И вот Быков мне поставил его, он объяснял мне мои внутренние задачи. И руки, которые у меня были поначалу абсолютно деревянными и зажатыми, вдруг сделали один жест, второй, и мне стало легко. Я сегодня иногда делаю ретро программы - это точно тот же рисунок, все легко. И я стала мечтать о режиссере. И вот эта моя мечта о режиссере так и осталась. Я помню, как мы встретились с Сашей Филиппенко и я говорю: ''Ты же очень точно чувствуешь пластику, жест''. И тоже вот одну песню, я говорю: ''Ну как вот здесь?''. Он буквально несколько штрихов подсказал. И все - точно. Это как бы примеры того, какой должна быть работа с актером, который выходит на сцену в этом жанре. Она должна быть очень скрупулёзная, очень дотошная, и таких режиссеров, в общем, по сути, нет, к сожалению. Вот мы с Вадимом Дружининым сделали спектакль ''Игра снов''. И он мне тоже подсказал: вот здесь, вот тут (не по внутренней линии, а чисто внешне, что мне как раз и нужно). Хотя вообще, допустим, с начинающим актером работая, нужно ему что-то и объяснить, и подсказать. Пластика придает форму, а форма имеет огромное значение. Конечно, хороша статика, и это тоже форма. В общем, постепенно у меня руки освободились, они стали вторыми моими голосовыми связками, все это так, но и по сегодняшний день я мечтаю о том, чтобы окончательно пластический рисунок некоторых моих песен, который я не могу точно выстроить... И я ни к кому не могу прийти и попросить: ''Выстроите мне их''. Это как в балете, тут все точно. И так ищу, и эдак ищу. Это целое искусство. Такой жанр: голосовая партитура должна быть, пластическая партитура, мысленная, все вместе. И, конечно, точная пластика очень помогает тому, чтобы произведение четко звучало.
Марина Тимашева: Я напомню, что Елена Камбурова не только певица, но она еще руководит театром и у нее безукоризненный вкус в выборе режиссеров. Здесь ставят Иван Поповски, Олег Кудряшов, и именно в его спектакле ''Антигона'' Камбурова играет заглавную роль.
Елена Камбурова: Кудряшов меня убедил. Я думала, что все-таки мне не справиться. И подготовительный весь период был очень тяжелым, потому что я чувствовала какой-то комплекс неполноценности, что я не справляюсь с этим, что что-то не так, как надо. И понадобилось полтора года, уже со зрителями, чтобы началась другая фактура. Это был совершенно другой спектакль, совершенно точно.
Марина Тимашева: ''Антигона''. Существуют разные прочтения пьесы. Антигона может быть романтичное, верное чувству долга и верное памяти, практически святое существо, а может быть такая иступленная фанатичка, человек, который ничего и никого не щадит, включая самого себя. А как вы ее оцениваете, есть ли в вас самой что-нибудь от Антигоны?
Елена Камбурова: Наверное, есть, потому что, если все считают так, но ты-то считаешь, что иначе надо, то и нельзя иначе поступить. Я помню, в том же ''Москонцерте'' спрашивали: ''Почему вы не поете нормальные песни?''. А я не могла иначе. И сложностей же было огромное количество и в жизни, и вообще. Ведь люди, которые выходили в 1968 году на Красную площадь, они что, не понимали, чем это им грозит? Но они вышли, они не могли поступить иначе. И вот это инакомыслие и понимание, что то, что ты делаешь, ты обязан делать по совести. Вот и все. Вот и Антигона - не погребение ее брата это нарушение божественных принципов.
Марина Тимашева: Вы говорите о сложностях, и я понимаю, что в 70-е годы вы исполняли песни поэтов Серебряного века, и тут могут быть какие-то неудовольствия, недоумения, вы поете Кима…
Елена Камбурова: Нет, нет. Дело в том, что сохранилась вся эта программа моего первого сольного концерта, ничего там, кроме ''Я такое дерево'' Микаэла Таривердиева. Все, в общем-то, не противоречащее ничему, даже советской власти. Однако много лет спустя я поняла по-настоящему, что же тогда всю эту комиссию, которую вызвали для приема или не приема этой программы, так удручило, мягко говоря. Интонация. Она настолько была иная, что вот это их по-настоящему возмутило. Даже песни, которые, в общем, звучали по радио - ''Орленок'', ''Гренада''. Но вот именно мое исполнение, моя интерпретация. Там кричали: ''Что это у вас сплошные похороны? Вы хороните!''. Да, я хороню мальчика, которому 16 лет, парня, который ушел воевать за весь мир, чтобы везде было хорошо. А иногда замечания какие-то абсолютно маразматические. Потому что, вот я помню ''Белеет парус одинокий''. ''И как же у вас это звучит? Как призыв отъезжающим в Израиль?!''. Люди перестраховывались. Каждый по-своему. И тогда вот эти были от обкомов письма и прочее.
Марина Тимашева: Вы, по-моему, никогда не формулировали общественную позицию, гражданскую позицию, если не считать того, что вы защищаете бездомных животных. Вы довольно тихо себя ведете, незаметно, а при этом какое-то чудное ощущение, что вы тогда сопротивлялись и теперь сопротивляетесь.
Елена Камбурова: Все же не публично было, никто же не знал про то, как мы сдавали этот сольный концерт, какая была реакция, как снова попросили сделать концерт. И масса эпизодов, которые потом со мной случались по жизни. Об этом никто не знал, кроме моих друзей. И куда об этом напишешь? Это тоже тогда вообще нельзя было писать. Это рокеры везде и всюду кричали, как их притесняют. На самом деле гораздо в меньшей мере их притесняли, чем наш жанр, потому что мысль опаснее, чем все остальное. А в этих стихах мысли гораздо больше, чем, простите, у рокеров.
Марина Тимашева: Елена Антоновна, здесь я, конечно, могу поспорить, потому что проблемы у рок-музыкантов были, и значительные. Скажем, того же, теперь уже народного героя, Юру Шевчука называли агентом Ватикана, писали про него статьи в уфимской прессе, которые прямо назывались ''Менестрель с чужим голосом'', и, в результате, предложили убраться из Уфы во избежание дальнейших неприятностей. Гребенщикова выгнали с работы, из комсомола, откуда только не выгнали. Это тогда было весьма неприятно. Алексея Романова посадили в тюрьму, Жанну Агузарову…. Другие люди вынуждены были работать в кочегарках, потому что остались без работы. И, кстати, поэты среди них были замечательные. Чтобы не обсуждать ныне живущих, назову Александра Башлачева, он действительно выдающийся русский поэт.
Елена Камбурова: Просто они очень много потом об этом везде писали. Но я помню момент, очень интересный, с Юрой Шевчуком. Я, может быть, была одной из тех, кто пытался его поддержать, потому что тогда с радиостанцией ''Юность'' у нас были очень хорошие отношения, он мне выслал свою пленку на бобине, я пыталась эту пленку как-то внедрить на радио, но не получилось. Важно, что это было, и что он недавно обо мне вспоминал, это было очень радостно.
(Звучит песня ''Динь-бом'')
Марина Тимашева: Все-таки вот это ощущение, что вы тогда сопротивлялись и сейчас вот так тихо сопротивляетесь. Вы в этой поп-вакханалии совершенно не участвовали. Не буду называть имен участников, они у всех на слуху, они все вытоптали вокруг себя: кого-то купили, кому-то сломали хребет, кем-то воспользовались. Люди, у которых был действительно вокальный талант, попав в эту обойму, оттуда еле живые вырвались, другие просто пропали, я бы сказала, без вести сгинули.
Елена Камбурова: Да, вдруг — раз! - и исчезает человек. Где он, что он? Очень был талантлив. Я помню, мне показали запись одного юного певца - потрясение! Где он, что? Нет. Что там произошло, не знаю.
Марина Тимашева: Более или менее понятно: человек, очевидно, не хотел принимать такие условия игры, в которых он не человек, не личность, а просто какая-то безделушка, которую можно разобрать, собрать продюсеру, и так далее.
(Звучит песня ''Балаганчик'')
Марина Тимашева: За такое мужественное, тихое сопротивление вам проходится платить, и приходится платить зрителям, потому что они недополучают вас и всего того, что есть в вас, или всего того, что вы бы им могли дать. Компромисс для вас возможен?
Елена Камбурова: Нет, если тогда не было компромиссов, то уж сегодня какие могут быть? Нет. Более того, сегодня в этом смысле гораздо проще, потому что я могу себе позволить вообще все петь, могу себе позволить называть всех. Ведь у меня было так: Николай Гумилев был Анатолием Грантом долгие годы, Юлий Ким был Юрием Михайловым, Лариса Крицкая была Леонидом Камковым и так далее. Но вот представить себе, что я бы в то время вышла и спела ''Дом'' Высоцкого - это было немыслимо. И, в то же время, ''Волшебную скрипку'' я пела. Просто это так было тихо, как подпольное такое.
Марина Тимашева: Рок-музыканты встречаются с Президентом. Допустим, если бы я была президентом (смешно!), я бы позвала вас, я позвала бы Городницкого, позвала бы Владимира Дашкевича, с которым вы очень много работали, позвала бы Юлия Кима, позвала бы Сухарева - в общем, многих людей, которые прекрасно понимают, что происходит, и у которых есть какие-то свои мысли и соображения. А почему-то вас никогда не зовут. Вы это сами понимаете?
Елена Камбурова: Мы не на виду, вот просто не на виду. И Совет по культуре, я не могу сказать, что там находятся все те люди, которые своей собственной жизнью доказали, что они представители действительно культуры. Потому что, если ты представитель культуры, как мне кажется, я, наверное, максималист в некотором роде, ты не можешь себе позволить, чтобы у тебя из под пера вышло что-то такое, за что неловко даже твоим слушателям. Бог с ними. Только одну вещь, очень важную, хотела сказать. Когда вручают премию, орден или что-то такое, то ты оказываешься в зале, куда выходит президент, и тебе вручают этот орден. И был действительно такой момент, Орден Дружбы я получала, и предыдущий человек, который получал награду, фальшиво говорил про прекрасную страну и нравственный климат. Это меня, наверное, вытолкнуло. Или полная уверенность, что то, что я скажу, для меня и подобных мне людей действительно важно. Я говорила про животных и про то, что сострадание это вообще чувство нормального человека. Если общество способно к состраданию, оно вообще другое. А поскольку сегодняшнее общество не способно к состраданию, в большинстве своем... Путин был, и я сказала, что я хотела бы пожелать нашей стране, чтобы был принят закон о защите животных от жестокого обращения, и этот закон защитит достоинство и честь самого человека. Я знала, что на меня будут смотреть, как на сумасшедшую, но что до такой степени! Это тоже был знак, знаете. И все , кто были в зале, включая Майю Плисецкую, у них было такое чувство отстранения — ну, ненормальная вышла. Вот по сей день я считаю, что нормально было об этом сказать. С издевкой об этом написали в газете.
Марина Тимашева: Они смотрели так потому, что тут возможны варианты. Первый вариант: обычно, когда человек получает доступ к телу президента, он сразу просит чего-нибудь для себя, а вовсе не для животных. То есть человек ведет себя нерационально, мог просить для себя…
Елена Камбурова: Просить сразу деньги на то, чтобы в Кремлевском зале выступить.
Марина Тимашева: Конечно. Но второй вариант может быть связан с тем, что раз я против жестокого обращения с животными, значит, я против отлова бродячих собак на улицах Москвы. Но, с другой стороны, что делать, потому что собаки действительно иногда нападают, сбиваются в стаи.
Елена Камбурова: Надо понимать, что собаки, как люди - разные, и если один человек жесток и может убить, то это не значит, что другой человек такой же. Это все очень видно. При каких-то учреждениях есть собаки, которых не надо трогать. Сколько таких случаев, когда на глазах у людей, которые их опекают, их убивали, стреляли прямо при них. Вот где жестокость немыслимая. Собака теряется. Что же ее сразу уничтожать? Вот что страшно. Вот где жестокость-то. Вот вы разбирайтесь со стаями. У нас тут тоже стая есть, я боюсь с Тошей гулять. Как с людьми разбираются: этого - в тюрьму, он опасен для окружающих, этого - в сумасшедший дом, потому что он опасен для окружающих. И эта собака, она опасна для окружающих, значит, вы ее изолируйте. А всех не надо. У нас тут жила сколько лет собачка, так и жила, мы ее все кормили. Или кошки. Кому они мешают? Почему нужно закрыть все доступы в подвалы? Для того, чтобы они погибли зимой холодной?
Марина Тимашева: Люди скажут, что получается так, что у государства нет денег даже на то, чтобы позаботиться о маленьких детях, которые остались беспризорными, и начинать надо тогда с этого, а уже когда-нибудь, когда разбогатеем...
Елена Камбурова: Дело в том, что надо сначала принципиально решить всю эту проблему, и тогда количество бездомных животных настолько сократится, что эти приюты будут нужны только, чтобы передержать, чтобы найти ему хозяина. А ведь программу стерилизации просто сознательно сорвали, спрятав в карман огромное количество денег.
Марина Тимашева: Вернемся к музыке. Вы пели на стихи Пушкина, Блока, Маяковского, Гумилева, Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, Самойлова. Вы поете и классическую музыку - и Шумана, и Шуберта, и вокальные циклы Мусоргского. А есть какие-то новые побеги, веточки? Появляется ли что-то новое, что вы слышите, видите, читаете, новые стихи, новые имена, новая музыка?
Елена Камбурова: Ну, я не могу сказать, что это в изобилии, совсем не могу сказать. Может быть дело во мне, в том, что я читаю, но, может быть, не нахожу то, что мне нужно. Мне очень трудно понимать абстрактные стихи, «где просто там ангелов до ста», как у меня была какая-то привязанность, любовь к пушкинской строке, Тютчев, весь 19-й век, дальше — Пастернак, эта плеяда, и Арсений Тарковский, и Давид Самойлов, не все у Бродского, но большая часть, я уж не говорю о Булате, Григорий Поженян, где ясна мысль и ясно изложена. Если еще учесть, что человек очень часто в зрительном зале впервые осмысливает эти стихи, и когда я выхожу на сцену здесь все должно быть очень не плакатно, но четко выражено сразу. Но ведь очень часто человек может не совсем понять и узреть смысл, а вот чувства его не подводят.
(Песня - ''Кинематограф'')
Елена Камбурова: Мне очень дороги мои совсем юные зрители - пять, шесть лет. У меня есть и такие. Они, особенно в последние годы, появились. Вот их приводят, я говорю: ''Обязательно пускайте''. Они есть, совсем юные. Одна, прямо в этом смысле солист-зритель, Люсенька такая, в Питере - поет уже мои песни.
Марина Тимашева: При том, что вы к ним не применяетесь?
Елена Камбурова: Вот сейчас в Новосибирске тоже - пять маленьких зрителей было. Особый им поклон.
Марина Тимашева: А зрители вообще поменялись?
Елена Камбурова: Конечно, был переходный период, когда, во-первых, многие уезжали, ''иных уж нет, а те далече''. И такие странные зрительные залы. Во-первых, цена билетов поменялась. Если раньше я могла по 4-5 концертов на одной площадке работать, разные программы, и люди могли себе позволить купить билеты на все мои концерты, при всех сложностях того времени, а сегодня, особенно в начале 90-х, звонят: ''А мы не можем - так дорого!''. Не дорого по сравнению с тем, какие у других цены, и мы получаем совершенно не те деньги, но для кого-то и это очень дорого. А эти ''кто-то'' - это как раз интеллигенция, бывшие учителя, пенсионеры. Вот что ужасно. Это важнейшая часть культуры и понимание государством того, что несет культура. Поэзия, что она делает с человеком, как она преобразует общество. И вот на это не надо жалеть деньги. А уж какие такие большие деньги? Сделать не такие высокие цены на билеты, даже на мои концерты. У нас не такие большие гонорары, уж совсем не большие. Мы ездим не в высшем классе для того, чтобы люди могли прийти в зал. А для кого-то, при такой малюсенькой пенсии, две тысячи за билет - это большая сумма.
Марина Тимашева: Теперь у музыкантов знаменитых есть ''райдер'', то есть они заранее сообщают организатору, что им нужно. А у вас есть какие-нибудь требования?
Елена Камбурова: У меня одно требование, о котором очень часто забывают. Я прошу, чтобы у меня в номере были две бутылки воды без газа.
(Песня)
