Оппозиционные политики Борис Немцов и Эдуард Лимонов вышли на свободу, отбыв 15 суток административного ареста. Немцов освобождён из ОВД "Тверское", куда его перевезли сегодня из СИЗО. Лимонов вышел из ОВД "Ломоносовское", куда его также заранее привезла милиция.
Оппозиционеры отбывали административный арест после акций на Триумфальной площади, где они были задержаны в ходе митинга в защиту 31-й статьи конституции о свободе собраний.
Вскоре после освобождения Эдуард Лимонов дал интервью Радио Свобода.
– Расскажите, пожалуйста, как вас освобождали?
– Заранее вынули из спецприемника больше чем за час, приблизительно в половину шестого. Я сказал, что никуда не пойду, я знаю процедуру, меня должны освободить в 18 часов 50 минут. Они стали настаивать, чуть ли не силой повели меня к начальнику спецприемника, он сказал, что я должен выйти, и меня должны повезти в Ломоносовское РОВД, чтобы провести со мной профилактическую беседу. Я сказал, что знаю процедуру, и это незаконно. Но меня все равно заставили. Я вернулся в камеру, там было еще кроме меня человек 15, вошел туда начальник закричал: "Сидите по местам". Народ стал волноваться. Но все-таки мне пришлось – во избежание более серьезных мер с их стороны – одеться и выйти. Посадили в автобус со шторками и увезли в Ломоносовский РОВД, где тянули время. Потом отдали вещи, и инцидент закончился.
– Они не хотели, чтобы вас встречали сторонники?
– Да, видимо, очень не хотели. Я сразу догадался, это было понятно.
– 10 лет назад в 2001 году вас арестовала ФСБ, и тогда это было одним из знаков новой путинской эпохи. Сейчас вам дали всего 15 суток, так что сравнивать сложно, но тоже, кажется, что это знак времени.
– Тогда действительно была иная эпоха, и обвинения были другие, я их тоже не признал. Хотя не стал даже обжаловать приговор, понимая, что в российской системе это обречено, прокуратура в ответ подаст свои возражения, это будет бесконечно, а я буду сидеть. Я тогда не рассматривал мой арест как знак эпохи. Сейчас, пожалуй, это действительно знак эпохи – ужесточение. Потому что состава не то, что преступления, – даже проступка административного нет! Я вышел из подъезда, меня ждала группа оперативников числом около 20 человек, они находились во дворе, и уже за полтора часа мы их видели. Но поскольку у меня есть долг, как уведомителя митинга по 31 числам, я должен был выйти. Я вышел из подъезда, и в 17.02 меня взяли, предъявили совершенно лживые свидетельства, лживые обвинения. Это знак времени – ужесточение, попрание закона. В первый раз оговор был применен в полной мере, то есть все ложь. Если раньше, когда брали на Триумфальной, то хотя бы часть обвинений можно было понять, ведь митинг несанкционированный. А сейчас обвинение голословное, лживое. Если так дальше пойдет, то могут и предъявить обвинение по уголовной статье.
– Многие думают, что все задержания 31 декабря – это следствие приговора Ходорковскому, свидетельство раздражения и склоки в верхах, сторонников жесткой и мягкой линии. Вы согласны с этим?
– Я бы отделил дело Ходорковского, потому что оно не вчера началось, и я думаю, что там играют роль какие-то личные мотивы. Вряд ли играют роль личные мотивы в нашем задержании – моем и Немцова. Кстати, и националистов задержали, и Владимира Тора два раза, он сейчас второй раз попал в спецприемник. Это говорит о том, что власть пытается сломить все протестные силы. Независимо от того, нравимся мы друг другу или нет, она все равно пытается нас сломить – это характерно. И от отчаяния это тоже, ведь не смогли они смириться с возрастающей гражданской активностью, с движением масс людей, с протестным движением. Я не думаю, что это имеет какую-то связь с делом Ходорковского.
– В протестном движении сейчас происходит раскол, 31 декабря было два митинга – согласованный и неразрешенный, причем на одном и том же месте. В чем суть разногласий, зачем они сейчас нужны?
– Раскола нет. Я думаю, что 31-го декабря была доказана ложность курса, который предлагала обществу Людмила Алексеева. Когда Немцова задержали на разрешенном, договоренном с Алексеевой митинге – это отличный непробиваемый аргумент в пользу моей позиции, что с любой властью можно договариваться, а с этой нельзя. Это блестяще доказано делом Немцова.
Оппозиционеры отбывали административный арест после акций на Триумфальной площади, где они были задержаны в ходе митинга в защиту 31-й статьи конституции о свободе собраний.
Вскоре после освобождения Эдуард Лимонов дал интервью Радио Свобода.
– Расскажите, пожалуйста, как вас освобождали?
– Заранее вынули из спецприемника больше чем за час, приблизительно в половину шестого. Я сказал, что никуда не пойду, я знаю процедуру, меня должны освободить в 18 часов 50 минут. Они стали настаивать, чуть ли не силой повели меня к начальнику спецприемника, он сказал, что я должен выйти, и меня должны повезти в Ломоносовское РОВД, чтобы провести со мной профилактическую беседу. Я сказал, что знаю процедуру, и это незаконно. Но меня все равно заставили. Я вернулся в камеру, там было еще кроме меня человек 15, вошел туда начальник закричал: "Сидите по местам". Народ стал волноваться. Но все-таки мне пришлось – во избежание более серьезных мер с их стороны – одеться и выйти. Посадили в автобус со шторками и увезли в Ломоносовский РОВД, где тянули время. Потом отдали вещи, и инцидент закончился.
– Они не хотели, чтобы вас встречали сторонники?
– Да, видимо, очень не хотели. Я сразу догадался, это было понятно.
– 10 лет назад в 2001 году вас арестовала ФСБ, и тогда это было одним из знаков новой путинской эпохи. Сейчас вам дали всего 15 суток, так что сравнивать сложно, но тоже, кажется, что это знак времени.
С любой властью можно договариваться, а с этой нельзя. Это блестяще доказано делом Немцова
– Тогда действительно была иная эпоха, и обвинения были другие, я их тоже не признал. Хотя не стал даже обжаловать приговор, понимая, что в российской системе это обречено, прокуратура в ответ подаст свои возражения, это будет бесконечно, а я буду сидеть. Я тогда не рассматривал мой арест как знак эпохи. Сейчас, пожалуй, это действительно знак эпохи – ужесточение. Потому что состава не то, что преступления, – даже проступка административного нет! Я вышел из подъезда, меня ждала группа оперативников числом около 20 человек, они находились во дворе, и уже за полтора часа мы их видели. Но поскольку у меня есть долг, как уведомителя митинга по 31 числам, я должен был выйти. Я вышел из подъезда, и в 17.02 меня взяли, предъявили совершенно лживые свидетельства, лживые обвинения. Это знак времени – ужесточение, попрание закона. В первый раз оговор был применен в полной мере, то есть все ложь. Если раньше, когда брали на Триумфальной, то хотя бы часть обвинений можно было понять, ведь митинг несанкционированный. А сейчас обвинение голословное, лживое. Если так дальше пойдет, то могут и предъявить обвинение по уголовной статье.
– Многие думают, что все задержания 31 декабря – это следствие приговора Ходорковскому, свидетельство раздражения и склоки в верхах, сторонников жесткой и мягкой линии. Вы согласны с этим?
– Я бы отделил дело Ходорковского, потому что оно не вчера началось, и я думаю, что там играют роль какие-то личные мотивы. Вряд ли играют роль личные мотивы в нашем задержании – моем и Немцова. Кстати, и националистов задержали, и Владимира Тора два раза, он сейчас второй раз попал в спецприемник. Это говорит о том, что власть пытается сломить все протестные силы. Независимо от того, нравимся мы друг другу или нет, она все равно пытается нас сломить – это характерно. И от отчаяния это тоже, ведь не смогли они смириться с возрастающей гражданской активностью, с движением масс людей, с протестным движением. Я не думаю, что это имеет какую-то связь с делом Ходорковского.
– В протестном движении сейчас происходит раскол, 31 декабря было два митинга – согласованный и неразрешенный, причем на одном и том же месте. В чем суть разногласий, зачем они сейчас нужны?
– Раскола нет. Я думаю, что 31-го декабря была доказана ложность курса, который предлагала обществу Людмила Алексеева. Когда Немцова задержали на разрешенном, договоренном с Алексеевой митинге – это отличный непробиваемый аргумент в пользу моей позиции, что с любой властью можно договариваться, а с этой нельзя. Это блестяще доказано делом Немцова.
