Марина Тимашева: Известный петербургский историк Яков Гордин заканчивает новую книгу: исследование, посвященное жизни императора Николая I. С автором книги беседует Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Яков Аркадьевич, вы так много занимались декабристами, что ваше обращение к фигуре Николая Первого кажется естественным. Каким предстанет ваш Николай?
Яков Гордин: Помните, наверное, ''Пушкин в жизни'' Вересаева? Это такой подбор документов, воспоминаний, писем, который должен дать общую картину личности, прежде всего. Я только, в отличие от такого вересаевского типа, еще и комментирую эти тексты. Я и сам многое для себя узнаю, потому что я специально именно Николаем, как личностью, не занимался. Но, оказываясь за границей (он довольно много ездил в Европу), он становился совершенно другим человеком и обаял, можно сказать, и Англию, и Австрию, и Германию.
Татьяна Вольтская: Может быть, у наших правителей всегда два лица - на Запад и на Восток?
Яков Гордин: Тут разные причины, потому что ему не нужно было заискивать перед Западом. Он считал себя неколебимым, как Россия. Но, кроме того, там с него сваливалось это бремя императорского долга, которое он здесь ощущал каждую минуту, там он становился человеком. И очень любопытные есть письма королевы Виктории о нем (которая, в общем-то, поняла, что он не такой подарок, как кажется), но, тем не менее, они очень трогательно прощались, там целовались и так далее, когда он был в Англии в 44-м году. А когда он Великим князем был в Англии в 16-м году, так он просто влюбил в себя всех английских дам. Некие леди пишут, что он - красивейший мужчина в Европе, божественное создание. При всем моем отсутствии симпатии к Николаю, фигура достаточно драматическая.
Татьяна Вольтская: А в чем драматичность?
Яков Гордин: Он, будучи человеком безусловно не глупым, принял на себя стопроцентное бремя ответственности, он был человеком долга, все об этом пишут, кто его знал - и враги, и друзья . С какого-то момента он стал понимать, что все это уходит у него из под рук. Есть же его известная фраза, что ''Россией управляю вовсе не я, а столоначальники''. А конец вообще был крайне печальный: он все -таки, если не отравился, что маловероятно, то, в общем, сознательно убил себя. Он, будучи уже сильно простуженным, отправился, вопреки мольбам семьи и врача, на очередной смотр в мороз в мундире. Воспаление легких, он отказывался принимать лекарства и умер. Но это было уже решающее поражение в Крымской войне, он был в депрессии, там слезы, и так далее. Так что он понимал, что здание, которое он с таким трудом создавал (а он был очень человек трудолюбивый, он вставал рано утром, работал целыми днями), все это идет прахом, подвига не получилось.
Татьяна Вольтская: Ужасно смотреть на это с высоты, с расстояния времени, и, кажется, так ясно: вот то бы сделать, то бы сделать...
Яков Гордин: Кончено. И вот в 44-м году королева Виктория в письме королю Леопольду, бельгийскому своему дяде, писала, что он - человек несчастливый.
Татьяна Вольтская: А как вы думаете, может быть, вообще роковая страна? Вот, видите, реформы хотел делать, а как-то обстоятельства сошлись, что все на дно утонуло.
Яков Гордин: Да, обстоятельства действительно не благоприятствовали. Но, с другой стороны, вольно же было брать на себя ответственность за всю Европу, послать 100 тысячную армию подавлять Венгрию, чтобы помочь своему другу австрийскому императору. А австрийский император благополучно предал его накануне Крымской войны, подвинул свои войска к границам России, что не давало возможность достаточные силы отправить в Крым, потому что нужно было держать войска на западной границе. В общем, Николая не поддержал никто, он считал, что они друзья навек с прусским королем, а прусский король его не поддержал вот в этой ситуации. Австрия вообще угрожала войной, хотя, казалось бы, только что он их спас от распада империи. Слишком много на себя взял - на себя и на страну. Кончилось царствование не только военным поражением, но и чудовищным финансовым разорением - гигантский внешний долг. Александр Второй получил разоренную страну.
Татьяна Вольтская: В управлении Россией всегда было как-то так.
Яков Гордин: Тяжелая для управления страна — большая, разнообразная, сложная. И, кроме того, вот мессианская идея русских императоров, которые считали, что они должны играть такую глобальную игру, вместо того, чтобы сосредоточиться на внутренних делах, это не помогало.
Татьяна Вольтская: Как потом и советским.
Яков Гордин: Естественно. Так советское государство в значительной степени повторило модель, причем даже модель до великих реформ, фактически петровскую модель. Потому что сталинская модель это была такая контрреволюция по отношению к великим реформам Александра Второго. Если тот отменил крепостное право, то Сталин его ввел, если тот отменил жестокую цензуру, то Сталин ее ввел. Вернулись действительно к петровской модели, к военно-бюрократическому государству, которое высасывало из страны все соки.
Татьяна Вольтская: Вот вы сейчас сидите в это время и пишете исторические книжки. И какое ощущение? Закольцовывается что-то? И, вообще, место историка?
Яков Гордин: У меня есть такая простая мысль, что исторический процесс - не расчленяем и един. Прошлое и настоящее это довольно условные категории. Никогда в одночасье не кончаются эпохи, они длятся. У меня нет ощущения, что я занимаюсь прошлым, я все время чувствую связь своей собственной судьбы с судьбой людей, о которых я пишу и которыми я занимаюсь. И, надо сказать, что это часто не очень весело.
