Ирина Лагунина: Главным политическим событием недели в США было ежегодное послание президента Конгрессу "О положении страны". Этот программный текст оживленно обсуждают журналисты, эксперты и законодатели. Их мнения разделились. Рассказывает Владимир Абаринов.
Владимир Абаринов: После тройной победы в Конгрессе предыдущего созыва, утвердившего три принципиально важных законопроекта, рейтинг Барака Обамы неуклонно пошел вверх и на сегодняшний день достиг 50 процентов. Но настроения общества переменчивы. Все усилия легко могут оказаться тщетными, если президент не найдет общий язык с новым Конгрессом, где нижнюю палату контролируют республиканцы. А ведь Обаме через два месяца надо подавать документы на переизбрание. Для нового рывка необходим новый импульс, новая яркая программа. Этой цели как нельзя лучше отвечает жанр послания "О положении страны", и президент использовал эту возможность в полной мере.
Он начал с того, что предложил республиканцам трудиться рука об руку на благо будущего Америки и признал их право на иную, чем у него, позицию.
Барак Обама: Конечно, ни для кого не секрет, что те из нас, кто собрался здесь сегодня, имели определенные разногласия в течение последних двух лет. Дебаты были напряженными; мы яростно отстаивали свои убеждения. И это хорошо. Это то, чего требует здоровая демократия. Это то, что выгодно отличает нас как страну.
Владимир Абаринов: Эта интонация особенно понравилась эксперту вашингтонского Института Брукингса Томасу Манну, который был модератором дискуссии, состоявшейся в этом "мозговом центре" наутро после речи президента.
Томас Манн: Я вернулся после речи с ощущением ее необычности. Это был не список неотложных дел, а плотно сбитое, целенаправленное заявление о том, чтó президент пытается сделать и что хочет донести до широкой публики. <…> Она была необычайно патриотичной, поскольку выражала позицию американской исключительности. Я заметил, что самыми бурными аплодисментами были встречены слова о том, что мы – особый народ, который не хочет подчиняться никакому другому правительству в мире. У нас было чувство, что мы потеряли свой волшебный талисман. И вот вместо того, чтобы сказать: "Все обстоит ужасно, и нам остается лишь помалкивать в тряпочку" нам говорят нечто духоподъемное. Это была речь, устремленная в будущее, речь оптимистическая, речь дерзкая – кому-то этот тон, возможно, не по душе, а я считаю, она наполнена смыслом.
Владимир Абаринов: Вместе с тем Томас Манн не склонен преуменьшать значение межпартийных разногласий.
Томас Манн: Однако это ни в коей мере не должно заслонить от нас глубину разногласий между двумя политическими партиями. Ничего похожего на нынешние крайности не было ни в американской, ни в европейской истории. У нас в Америке нет сейчас ни убежденных левых, ни по-настоящему правых. Игра ведется на середине поля. И тем не менее в речи Обамы и в ответе республиканцев заключены два принципиально разных взгляда на роль правительства.
Владимир Абаринов: Основное содержание президентской речи составила программа экономических и социальных преобразований под общим девизом "выиграть будущее". Эксперт Института Брукингса Брюс Кац считает, что эта программа закладывает основы новой экономической модели.
Брюс Кац: Президент, собственно говоря, вышел из фазы восстановления экономики и перешел к фазе экономического обновления. Я думаю, это кристально ясное заявление об уходе от той модели экономики, которая существовала до спада – экономики, которая стимулировалась потреблением и долговыми обязательствами – к экономике другого типа, которую будет стимулировать экспорт, движущей силой которой будут чистая энергетика и инновации, экономика, успех которой зависит от образованности и профессиональных навыков работника. Цели небывало амбициозны. Мы должны удвоить объемы экспорта в течение пяти лет. К 2035 году 80 процентов американской электроэнергии должно производиться при помощи чистых технологий. К 2015 году на дорогах Америки должен быть миллион автомобилей на электрической тяге. Через пять лет 98 процентов американцев должны получить доступ к высокоскоростной беспроводной связи. К 2035-му 60 процентов американцев будут пользоваться скоростными железными дорогами. И давайте подготовим 100 тысяч новых учителей по естествознанию, техническим дисциплинам, инженерному делу и математике. Это совершенно другой набор целей для страны, которая испытывает нечто вроде аллергии к стратегическому планированию, которая больше привыкла к политике невмешательства в экономическое строительство.
Владимир Абаринов: Но каким же образом осуществить эту программу, если взгляды демократов и республиканцев на экономические процессы диаметрально противоположны? Сотрудник Института Элис Ривлин, в прошлом директор административно-бюджетного управления Белого Дома при Билле Клинтоне, вспоминает, что схожая ситуация противостояния сложилась в 1994 году, когда республиканский Конгресс отказался оплачивать текущие расходы правительства, и Белый Дом в буквальном смысле остался без электричества. Именно ей президент поручил тогда найти выход из кризиса.
Элис Ривлин: Иногда говорят: почему бы вам всем не сесть за круглый стол и не договориться? А им отвечают: нет, мы не можем. Но вернемся к выборам 1994 года. Тогда существовала не менее острая конфронтация, и никто не садился за стол и не договаривался. Произошла серия столкновений, некоторые из них были весьма неприятными. Правительство дважды прекращало работу, но президент Клинтон очень умело пользовался правом вето и угрозой вето, и в итоге, как бы то ни было, мы прошли через все безобразия и достигли профицита федерального бюджета к 1998 году.
Владимир Абаринов: В отличие от экспертов по экономике, специалист по международным отношениям Роберт Кэган остался неудовлетворен внешнеполитическим разделом президентской речи.
Роберт Кэган: Как бы мы ни напрягали воображение, это была речь не о внешней политике. Я сказал бы, что меньше всего она была вдохновляющей или дальновидной. Дальновидности много в других местах речи, но как специалист по внешней политике должен сказать, что в международной части дальновидность равнялась нулю. <…> Однако две вещи поразили меня с точки зрения международной политики. Одна из них была там, где говорилось о внутренней политике. Тон был очень интересный – он говорит о том, что президент и его партия смотря на мир в космополитическом свете, воспринимают его через призму глобализации. В речи был ярко выраженный мотива соревнования. Соревнования со всем миром. Не думаю, что слово "демократия" употреблено в речи больше одного-двух раз. Слово "соревноваться" появилось там, по-моему, раз 50. Мы должны быть первыми в инновациях, в образовании. Их хорошо учат? Мы должны учить еще лучше. Это звучало почти так, как если бы мы не хотели, чтобы их хорошо учили. <…> Мы должны выиграть будущее. Это, кстати, интересная фраза. Интересная для президента-космополита. Это что касается тона в целом. И это самое важное, что он сказал о внешней политике. Более важное, чем то, что он сказал в самом разделе о внешней политике.
Что касается непосредственно внешней политики, то я уверен, что малый, писавший этот раздел, напился в стельку, когда все кончилось. Он, знаете ли, возможно, рад сегодняшнему снегопаду. Потому что я считаю, что единственное, что там было, хоть отдаленно напоминающее дальновидность или какую-то серьезную мысль, это краткий абзац о Тунисе, который погубило отсутствие малейшего упоминания нынешних беспорядков в другой стране, а именно в Египте. Думаю, немногие президенты могли бы себе позволить в послании "О положении страны" ровно ничего не сказать о беспрецедентных акциях протеста в Египте, происходивших в тот самый день. У них была куча времени вставить это упоминание. Поправки вносятся в речи за пять минут до того, как президент будет ее произносить. У них для этого был целый день. И кроме того, я думаю, что это упоминание было не более чем торопливым выкриком, который многие даже не услышали: в Тунисе, мол, нечто происходит, и мы поддерживаем это нечто и всех, кто будет делать то же самое где-нибудь в мире.
Владимир Абаринов: Вот короткий отрывок из внешнеполитического раздела речи.
Барак Обама: Подобно тому, как рабочие места и компании ныне свободно пересекают границы, то же самое можно сказать о новых угрозах и новых вызовах. Не существует ни единой стены, разделяющей Восток и Запад; нам не противостоит ни одна сверхдержава.
Поэтому мы должны побеждать наших непримиримых врагов, где бы они ни находились, и создавать коалиции, преодолевая региональные, расовые и религиозные барьеры. Моральный пример Америки должен и впредь вдохновлять всех, кто жаждет свободы, справедливости и уважения к человеческому достоинству. И поскольку мы уже начали эту работу, сегодня мы можем заявить, что Америка вернула себе роль лидера, Америка восстановила свою репутацию.
Владимир Абаринов: Роберт Кэган особенно разочарован тем, что в речи не прозвучала однозначная поддержка оппозиционных демократических движений.
Роберт Кэган: Я сказал бы, что это показательно, как эта администрация извивается прямо-таки ужом в вопросе о поддержке демократии. Можно подумать, что Джордж Буш восстал из своей политической могилы, схватил администрацию за глотку и убедил ее ни за что не показывать вида, будто она поддерживает демократические перемены. Заявление Хиллари Клинтон о событиях в Египте невероятно. Такое впечатление, что ее устами говорят в один голос Ричард Никсон, Джерри Форд и Джимми Картер. Ее спросили о волнениях в Египте, и она ответила: мы полагаем, что положение в Египте стабильное, что правительство делает все что может, и мы надеемся, что насилия там немного. В самом деле? Точно в таком же духе они говорили, когда в Тунисе началось брожение: мы не встаем ни на какую сторону и так далее, и тому подобное.
Владимир Абаринов: Барак Обама завершил свое выступление перед обеими палатами Конгресса своего рода гимном американской инициативе и предприимчивости.
Барак Обама: С первых дней основания нашей страны история Америки была историей простых людей, которые смели мечтать. Именно так мы победим в будущем.
Такие люди, как мы, говорят: "Пусть у меня совсем немного денег, но зато у меня есть отличная идея для новой компании. Пусть у меня в семье еще ни у кого не было высшего образования, но я буду первым, кто его получит. Пусть я не знаком с теми людьми, что попали в беду, но я, пожалуй, могу им помочь и должен попытаться это сделать.
Я не знаю точно, как мы достигнем лучшего места за горизонтом, но я знаю, что мы доберемся туда. Я знаю, что так будет".
Мы добиваемся многого.
Идея Америки живет. Наша судьба – в наших руках. И сегодня, более чем два века спустя, благодаря нашему народу наше будущее исполнено надежд, наш путь продолжается, и наш союз неколебим.
Владимир Абаринов: Способны ли эти слова мобилизовать избирателей так же, как их мобилизовали три года назад слова кандидата в президенты? Во всяком случае, это явная заявка на второй срок. Программа, с которой Барак Обама пойдет на выборы.
Владимир Абаринов: После тройной победы в Конгрессе предыдущего созыва, утвердившего три принципиально важных законопроекта, рейтинг Барака Обамы неуклонно пошел вверх и на сегодняшний день достиг 50 процентов. Но настроения общества переменчивы. Все усилия легко могут оказаться тщетными, если президент не найдет общий язык с новым Конгрессом, где нижнюю палату контролируют республиканцы. А ведь Обаме через два месяца надо подавать документы на переизбрание. Для нового рывка необходим новый импульс, новая яркая программа. Этой цели как нельзя лучше отвечает жанр послания "О положении страны", и президент использовал эту возможность в полной мере.
Он начал с того, что предложил республиканцам трудиться рука об руку на благо будущего Америки и признал их право на иную, чем у него, позицию.
Барак Обама: Конечно, ни для кого не секрет, что те из нас, кто собрался здесь сегодня, имели определенные разногласия в течение последних двух лет. Дебаты были напряженными; мы яростно отстаивали свои убеждения. И это хорошо. Это то, чего требует здоровая демократия. Это то, что выгодно отличает нас как страну.
Владимир Абаринов: Эта интонация особенно понравилась эксперту вашингтонского Института Брукингса Томасу Манну, который был модератором дискуссии, состоявшейся в этом "мозговом центре" наутро после речи президента.
Томас Манн: Я вернулся после речи с ощущением ее необычности. Это был не список неотложных дел, а плотно сбитое, целенаправленное заявление о том, чтó президент пытается сделать и что хочет донести до широкой публики. <…> Она была необычайно патриотичной, поскольку выражала позицию американской исключительности. Я заметил, что самыми бурными аплодисментами были встречены слова о том, что мы – особый народ, который не хочет подчиняться никакому другому правительству в мире. У нас было чувство, что мы потеряли свой волшебный талисман. И вот вместо того, чтобы сказать: "Все обстоит ужасно, и нам остается лишь помалкивать в тряпочку" нам говорят нечто духоподъемное. Это была речь, устремленная в будущее, речь оптимистическая, речь дерзкая – кому-то этот тон, возможно, не по душе, а я считаю, она наполнена смыслом.
Владимир Абаринов: Вместе с тем Томас Манн не склонен преуменьшать значение межпартийных разногласий.
Томас Манн: Однако это ни в коей мере не должно заслонить от нас глубину разногласий между двумя политическими партиями. Ничего похожего на нынешние крайности не было ни в американской, ни в европейской истории. У нас в Америке нет сейчас ни убежденных левых, ни по-настоящему правых. Игра ведется на середине поля. И тем не менее в речи Обамы и в ответе республиканцев заключены два принципиально разных взгляда на роль правительства.
Владимир Абаринов: Основное содержание президентской речи составила программа экономических и социальных преобразований под общим девизом "выиграть будущее". Эксперт Института Брукингса Брюс Кац считает, что эта программа закладывает основы новой экономической модели.
Брюс Кац: Президент, собственно говоря, вышел из фазы восстановления экономики и перешел к фазе экономического обновления. Я думаю, это кристально ясное заявление об уходе от той модели экономики, которая существовала до спада – экономики, которая стимулировалась потреблением и долговыми обязательствами – к экономике другого типа, которую будет стимулировать экспорт, движущей силой которой будут чистая энергетика и инновации, экономика, успех которой зависит от образованности и профессиональных навыков работника. Цели небывало амбициозны. Мы должны удвоить объемы экспорта в течение пяти лет. К 2035 году 80 процентов американской электроэнергии должно производиться при помощи чистых технологий. К 2015 году на дорогах Америки должен быть миллион автомобилей на электрической тяге. Через пять лет 98 процентов американцев должны получить доступ к высокоскоростной беспроводной связи. К 2035-му 60 процентов американцев будут пользоваться скоростными железными дорогами. И давайте подготовим 100 тысяч новых учителей по естествознанию, техническим дисциплинам, инженерному делу и математике. Это совершенно другой набор целей для страны, которая испытывает нечто вроде аллергии к стратегическому планированию, которая больше привыкла к политике невмешательства в экономическое строительство.
Владимир Абаринов: Но каким же образом осуществить эту программу, если взгляды демократов и республиканцев на экономические процессы диаметрально противоположны? Сотрудник Института Элис Ривлин, в прошлом директор административно-бюджетного управления Белого Дома при Билле Клинтоне, вспоминает, что схожая ситуация противостояния сложилась в 1994 году, когда республиканский Конгресс отказался оплачивать текущие расходы правительства, и Белый Дом в буквальном смысле остался без электричества. Именно ей президент поручил тогда найти выход из кризиса.
Элис Ривлин: Иногда говорят: почему бы вам всем не сесть за круглый стол и не договориться? А им отвечают: нет, мы не можем. Но вернемся к выборам 1994 года. Тогда существовала не менее острая конфронтация, и никто не садился за стол и не договаривался. Произошла серия столкновений, некоторые из них были весьма неприятными. Правительство дважды прекращало работу, но президент Клинтон очень умело пользовался правом вето и угрозой вето, и в итоге, как бы то ни было, мы прошли через все безобразия и достигли профицита федерального бюджета к 1998 году.
Владимир Абаринов: В отличие от экспертов по экономике, специалист по международным отношениям Роберт Кэган остался неудовлетворен внешнеполитическим разделом президентской речи.
Роберт Кэган: Как бы мы ни напрягали воображение, это была речь не о внешней политике. Я сказал бы, что меньше всего она была вдохновляющей или дальновидной. Дальновидности много в других местах речи, но как специалист по внешней политике должен сказать, что в международной части дальновидность равнялась нулю. <…> Однако две вещи поразили меня с точки зрения международной политики. Одна из них была там, где говорилось о внутренней политике. Тон был очень интересный – он говорит о том, что президент и его партия смотря на мир в космополитическом свете, воспринимают его через призму глобализации. В речи был ярко выраженный мотива соревнования. Соревнования со всем миром. Не думаю, что слово "демократия" употреблено в речи больше одного-двух раз. Слово "соревноваться" появилось там, по-моему, раз 50. Мы должны быть первыми в инновациях, в образовании. Их хорошо учат? Мы должны учить еще лучше. Это звучало почти так, как если бы мы не хотели, чтобы их хорошо учили. <…> Мы должны выиграть будущее. Это, кстати, интересная фраза. Интересная для президента-космополита. Это что касается тона в целом. И это самое важное, что он сказал о внешней политике. Более важное, чем то, что он сказал в самом разделе о внешней политике.
Что касается непосредственно внешней политики, то я уверен, что малый, писавший этот раздел, напился в стельку, когда все кончилось. Он, знаете ли, возможно, рад сегодняшнему снегопаду. Потому что я считаю, что единственное, что там было, хоть отдаленно напоминающее дальновидность или какую-то серьезную мысль, это краткий абзац о Тунисе, который погубило отсутствие малейшего упоминания нынешних беспорядков в другой стране, а именно в Египте. Думаю, немногие президенты могли бы себе позволить в послании "О положении страны" ровно ничего не сказать о беспрецедентных акциях протеста в Египте, происходивших в тот самый день. У них была куча времени вставить это упоминание. Поправки вносятся в речи за пять минут до того, как президент будет ее произносить. У них для этого был целый день. И кроме того, я думаю, что это упоминание было не более чем торопливым выкриком, который многие даже не услышали: в Тунисе, мол, нечто происходит, и мы поддерживаем это нечто и всех, кто будет делать то же самое где-нибудь в мире.
Владимир Абаринов: Вот короткий отрывок из внешнеполитического раздела речи.
Барак Обама: Подобно тому, как рабочие места и компании ныне свободно пересекают границы, то же самое можно сказать о новых угрозах и новых вызовах. Не существует ни единой стены, разделяющей Восток и Запад; нам не противостоит ни одна сверхдержава.
Поэтому мы должны побеждать наших непримиримых врагов, где бы они ни находились, и создавать коалиции, преодолевая региональные, расовые и религиозные барьеры. Моральный пример Америки должен и впредь вдохновлять всех, кто жаждет свободы, справедливости и уважения к человеческому достоинству. И поскольку мы уже начали эту работу, сегодня мы можем заявить, что Америка вернула себе роль лидера, Америка восстановила свою репутацию.
Владимир Абаринов: Роберт Кэган особенно разочарован тем, что в речи не прозвучала однозначная поддержка оппозиционных демократических движений.
Роберт Кэган: Я сказал бы, что это показательно, как эта администрация извивается прямо-таки ужом в вопросе о поддержке демократии. Можно подумать, что Джордж Буш восстал из своей политической могилы, схватил администрацию за глотку и убедил ее ни за что не показывать вида, будто она поддерживает демократические перемены. Заявление Хиллари Клинтон о событиях в Египте невероятно. Такое впечатление, что ее устами говорят в один голос Ричард Никсон, Джерри Форд и Джимми Картер. Ее спросили о волнениях в Египте, и она ответила: мы полагаем, что положение в Египте стабильное, что правительство делает все что может, и мы надеемся, что насилия там немного. В самом деле? Точно в таком же духе они говорили, когда в Тунисе началось брожение: мы не встаем ни на какую сторону и так далее, и тому подобное.
Владимир Абаринов: Барак Обама завершил свое выступление перед обеими палатами Конгресса своего рода гимном американской инициативе и предприимчивости.
Барак Обама: С первых дней основания нашей страны история Америки была историей простых людей, которые смели мечтать. Именно так мы победим в будущем.
Такие люди, как мы, говорят: "Пусть у меня совсем немного денег, но зато у меня есть отличная идея для новой компании. Пусть у меня в семье еще ни у кого не было высшего образования, но я буду первым, кто его получит. Пусть я не знаком с теми людьми, что попали в беду, но я, пожалуй, могу им помочь и должен попытаться это сделать.
Я не знаю точно, как мы достигнем лучшего места за горизонтом, но я знаю, что мы доберемся туда. Я знаю, что так будет".
Мы добиваемся многого.
Идея Америки живет. Наша судьба – в наших руках. И сегодня, более чем два века спустя, благодаря нашему народу наше будущее исполнено надежд, наш путь продолжается, и наш союз неколебим.
Владимир Абаринов: Способны ли эти слова мобилизовать избирателей так же, как их мобилизовали три года назад слова кандидата в президенты? Во всяком случае, это явная заявка на второй срок. Программа, с которой Барак Обама пойдет на выборы.
