Марьяна Торочешникова: Раскрытие теракта в аэропорту Домодедово, арест крупного начальника одной из силовых структур, разоблачение сети подпольных казино в Подмосковье… О каких еще громких делах и собственных успехах объявит Следственный комитет России? Есть ли реальная работа за этими заявлениями? И когда сыщикам бывает выгодно раскрывать тайну следствия? Собственно, о тайне следствия и пойдет речь в сегодняшней передаче.
В студии Радио Свобода – доктор юридических наук, профессор кафедры уголовно-процессуального права Московской государственной юридической академии имени Кутафина Лариса Масленникова.
Лариса Николаевна, я привела ряд дел, которые активно обсуждались журналистами и обществом в последние дни. Все эти дела объединяет одно: представители Следственного комитета или каких-то других силовых структур были заинтересованы в том, чтобы дать информацию об этих делах тогда, когда еще дело не только доведено до суда, приговора нет, а вот только-только начало расследоваться. С вашей точки зрения, насколько оправдано было разоблачение тайны следствия в этих случаях?
Лариса Масленникова: Я не могу сказать относительного вашего вопроса, насколько это было необходимо, применительно к конкретным делам. Могу сказать, что на протяжении практически месяца мы видели и слышали, как Конституция, которая охраняет презумпцию невиновности, собственность, частную жизнь, была буквально растоптана на наших глазах. И мы, как юристы, не можем к этому относиться спокойно, поскольку данные обстоятельства свидетельствуют о чем-то таком тревожном, проходящем в нашем обществе, что не может не заставить нас не обратить на это внимание. Ничто, кроме вступившего в законную силу приговора, не может публично признать человека совершившим какое-либо преступление, то есть виновным. Если в один день объявляется, что возбудили уголовное дело, задержали то или иное лицо, которое совершило преступление, раскрывается, якобы какое преступление, более того, при этом показывается его имущество, вполне возможно, не ему принадлежащее…
Марьяна Торочешникова: Это вы говорите сейчас о начальнике одной их силовых структур?
Лариса Масленникова: Да, и мы все были свидетелями, как показывали дом, квартиру, утверждалось, что это имущество нажито в результате якобы каких-то им совершенных преступлений. Конечно, это нарушение прежде всего презумпции невиновности, нарушение частной жизни, нарушение права собственности. Потому что еще не только не установлено, что это лицо совершило какое-либо преступление, тем более не установлено, кому принадлежит это имущество. Оно может принадлежать его супруге, детям, на правах дарения, наследования, которое они получили в гораздо более раннее время.
Относительного вашего вопроса, может или не может разглашаться тайна следствия. Дело в том, что Уголовно-процессуальный кодекс налагает запрет на разглашение данных предварительного расследования. В статье 161-ой об этом прямо сказано.
Марьяна Торочешникова: Я поясню для слушателей, что предварительным расследованием называется все, что происходит до суда.
Лариса Масленникова: Поэтому ни представители государства, следователи, дознаватели, прокуроры, ни их руководители, ни участники, которые вовлечены и привлечены, не имеют права разглашать какие-либо данные, которые им стали известны в связи с производством по делу либо в связи с вовлечением к это производство по делу.
Марьяна Торочешникова: До того, как дело передадут в суд.
Лариса Масленникова: Я бы полагала, до того момента, пока дело не передадут в суд, и если оно будет в открытом режиме, судебное разбирательство, то тогда в этот момент может быть какая-то информация доведена до общества, либо если оно будет в закрытом режиме, то тогда, когда приговор вступит в законную силу. Но уголовно-процессуальный закон знает одно исключение из этого правила, поскольку допускает следователю придать огласке какую-либо информацию, полученную в результате предварительного расследования. Но есть два условия: если это не противоречит интересам следствия, и если это не затрагивает какие-либо права и законные интересы участников. Кроме того, существует прямой запрет, что разглашение данных о частной жизни недопустимо без их согласия. Когда мы видели репортажи, в которых посчитали комнаты, простите, унитазы, показали какие-то предметы, дали им какую-то оценку, в утвердительной форме провозгласили, что человек совершил преступление, разве кто-то подумал об их родственниках, об их семье? И самое главное дело, задались ли журналисты и те, кто эту информацию предоставил, простым вопросом: а имею ли я на это право? Так вот, такого права у этих лиц не было!
Марьяна Торочешникова: Лариса Николаевна, а как же быть с общественным интересом? Ну, есть дела, которые представляют общественную значимость и интерес. Если говорить о деле по теракту в Домодедово, где разгласили все, что только можно, в самые первые дни, и даже президент России не выдержал и сказал уже: "Друзья, хватит пиариться, давайте начинать работать" – в адрес Следственного комитета. Людям ведь интересно. Обществу же нужно знать, что что-то происходит, ищут террористов, ведут борьбу с коррупцией, арестовывают крупных начальников, разоблачают подпольные казино. Ведь людям это важно знать, они должны понимать, что Следственный комитет что-то делает.
Лариса Масленникова: Я не возражают, что людям могут быть интересны какие-то подробности, особенно если эти подробности затрагиваю известные имена, крупных руководителей или такие несчастья крупного масштаба. Это действительно так. Но мне кажется, президент России сказал очень коротко, но очень понятно и, самое главное, в полном соответствии и с конституцией, и с законом: пиариться нечего, надо работать. Поэтому я полагаю, что о результатах работы досудебного производства объективно можно будет узнать только тогда, когда приговор вступит в законную силу. Тогда же, когда только лишь появились какие-то первые сведения о причастности каких-либо лиц, и эти сведения не проверены пока следственным путем, никто не имеет права утверждать о совершении этими лицами преступлений – публично. В рамках той деятельности, которая ведется по уголовному делу, конечно, следователь строит разные версии, он может обоснованно предполагать и даже быть уверен, что это или другое лицо совершило преступление, но он не имеет права переходить границы. Что касается любопытства граждан, а я должна сказать, что граждане не только иногда интересуются информацией, но даже высказывают свое мнение без суда и следствия, какие меры наказания нужно к кому-либо применить. По крайней мере, в момент возбуждения уголовного дела, когда были показаны вот эти репортажи, комната, был показан руководитель международной организации, какие были отклики? Нашлись люди, которые сказали: надо расстрелять всю семью. Вот Господь судья таким высказываниям и таким людям, но я полагаю, что преждевременная, не проверенная следственным путем информация вызывает нездоровое оживление в обществе, более того, это может приводить к каким-то действиям, это провоцирует к действиям, о которых потом придется пожалеть.
Марьяна Торочешникова: Была наглядная демонстрация, что это происходит, когда прямо в один из первых дней была сообщена фамилия предполагаемого террориста или соучастника этого преступления, а потом выяснилось, что это не тот человек, следователи потом другую фамилию назвали, а к родителям того человека, чья фамилия сообщалась сначала, уже начали поступать претензии и даже угрозы. Кто несет ответственность за последствия? Может ли эта семья, например, требовать сатисфакции от Следственного комитета?
Лариса Масленникова: Я полагаю, что требовать может каждый, но вопрос - какие последствия вызовут эти требования. Я имею в виду чисто юридические последствия. Первый вопрос: кто все-таки соглашает тайну следствия – сам следователь или, как мы иногда в СМИ видим, "источник сообщил"? Что же это за такие таинственные источники? Иногда мы, к сожалению, видим, что процессы, например, по вопросу о заключении под стражу, проводятся в закрытом режиме, потому что туда представлена какая-нибудь справка оперуполномоченного спецслужб, и при этом публика в зал судебного заседания не допускается. Однако содержание этой справки появляется практически во всех СМИ. Кто же передал содержание этой справки, если процесс закрыт? Соответственно, возникает вопрос: что это за источники и какую ответственность эти лица могут нести? Я полагаю, что ответственность за все, что происходило по делу, прежде всего несет следователь и руководитель следственного органа, и именно эти лица обязаны сохранить в тайне те сведения, которые добыты в результате производства по делу. Если же информация передается через СМИ этими лицами, то возникает вопрос: что это за информация? Если это прозвучало в формулировке, что "в результате активных действий установлено лицо, ведется расследование" – вряд ли можно предъявить претензии. Он не разгласил, он информировал. Если же это лицо названо до того, как судом, вступившим в законную силу приговоров установлено, что именно это лицо, - это как раз не только разглашение тайны следствия, это является нарушением презумпции невиновности, и в зависимости от последствий, которые наступили в результате такого разглашения и нарушения конституционных прав и свобод граждан, могут последовать самые разные санкции.
Марьяна Торочешникова: Лариса Николаевна, но в таком случае же люди вообще будут узнавать по факту и в последнюю очередь. Общество будет знать о чем-то, только когда вступит в силу решение суда, а ведь на стадии следствия могут случиться и нарушения прав, например, тех же обвиняемых в совершении преступления – об этом можно говорить? Или это тоже тайна следствия?
Лариса Масленникова: Я полагаю, что об этом не только можно, но и нужно говорить, но прежде всего в юридическом процессе об этом говорят путем подачи жалоб, заявлений и ходатайств, которые должны разрешаться в соответствии с законом. И конечно, тревожным во всем этом является то, что такие заседания без достаточных к тому оснований проводятся в закрытом режиме. И проблема не в том, чтобы средства массовой информации о каких-то таинственных информаторов получали информацию, а проблема в том, что судебные заседания должны быть в открытом режиме, и тогда общество будет информировано непосредственно из залов судебных заседаний.
Марьяна Торочешникова: То есть не будет эти конспирологических историй.
Лариса Масленникова: Конечно!
Марьяна Торочешникова: Сергей из Ленинградской области, пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте! Я считаю, что существует полный коллапс власти и неспособность навести элементарный порядок в делопроизводстве. Мы с моим коллегой обратились в Следственное управление по Санкт-Петербургу с 9 запросами. В результате подполковник Прыгунов, дуболом такой, взял и нам эти 9 обращений просто по почте назад отослал. Мы пытались у него входящие номера узнать – под одним входящим номером. Полная безграмотность! У нас в Санкт-Петербурге 550 человек в Следственном комитете! Да они бы могли уже давно со всей преступностью справиться. Тут две цели – отвлечь общественное мнение и как-то приукрасить, что хоть что-то раскрыли.
Марьяна Торочешникова: В общем-то, я так понимаю, что и Лариса Николаевна считает, что нужно работать по-настоящему, а не пиариться.
Лариса Масленникова: Я бы только внесла поправку, что эта позиция прежде всего высказана президентом, которую мы, естественно, поддержали. Но наш слушатель абсолютно правильно указывает на сверхшумиху последнего времени. Чем объяснимо именно это? Здесь может быть много различных версий, но для меня всегда было понятно одно: чем больше шума, тем меньше дела. И поэтому я согласна со слушателем – все начинается с того, как реагирует власть на простое обращение гражданина, который обратился, сообщив о чем-то. Сегодня мы видим, что невозможно напрямую обратиться, предлагается бросить ваше письмо в ящик, исходящий номер не сообщается, результаты по рассмотрению этого сообщения очень сложно, если отказывают, мотивировки нет. И самое главное, что даже у профессионального адвоката не остается на руках какого-либо документа либо отметки на копии, что он куда-то что-то сдал. И абсолютно правильная позиция, что как будто бы власть просто отмахивается от всего этого. А вот поднять шум вокруг крупных фигур в начале только лишь возбуждения и в начале расследования – это якобы просигнализировать об успехах. Но я полагаю, что именно такие сигналы и являются тревожными. Потому что там, где есть профессионализм, там шума нет.
Марьяна Торочешникова: Геннадий из Ленинградской области, пожалуйста.
Слушатель: Добрый день! Нам до сих пор неизвестны имена следователей, отпустивших подозреваемых в убийстве Егора Свиридова. Можно ли в этом случае ссылаться на тайну следствия? И можете ли вы назвать имена этих, как я считаю, горе-следователей? Спасибо большое!
Марьяна Торочешникова: Нет, Геннадий, мы имена этих следователей назвать не можем. Спасибо за ваш вопрос. Лариса Николаевна, общество должно знать своих "героев"? Люди должны знать, какой следователь расследованием какого дела занимался? Или нужно все-таки хранить это в тайне, чтобы соблюдать безопасность тех же сотрудников следствия?
Лариса Масленникова: Дело в том, что по своей правовой природе уголовный процесс является публично-правовым, и в силу публично-правового начала вся ответственность за деятельность конкретных следователей лежит на государстве. Поэтому здесь возникает вопрос, что если есть какие-то претензии по каким-то конкретным действиям, каким-то решениям, то они могут быть обжалованы в общем порядке к руководителю следственного органа, прокурору.
Марьяна Торочешникова: Но имен следователей мы не узнаем.
Лариса Масленникова: Дело в том, что, конечно, если это необходимо для того, чтобы подать жалобу, здесь два пути. Либо нужно сделать какой-то письменный запрос на имя руководителя этого следственного органа, и тогда они, в принципе, должны предоставить. Если же не предоставят, если это будет обращение в суд, то нужно будет указать просто дело, о котором идет речь, и суд может истребовать эту информацию.
Марьяна Торочешникова: И в конце концов, фамилия следователя всплывет. Но в принципе не разглашаются подобные данные.
Лариса Масленникова: Вы понимаете, они не должны разглашаться.
Марьяна Торочешникова: Вообще, мне кажется, что это все происходит потому, что идет сейчас какая-то нездоровая конкурентная борьба между Следственным комитетом Российской Федерации, который Александр Бастрыкин возглавляет, и Генеральной прокуратурой Российской Федерации, которую возглавляет Юрий Чайка. Такое ощущение, что они сейчас друг другу не то что бы палки в колеса вставляют, но пытаются друг друга задеть. Вот последняя история с сетью подпольных казино в Подмосковье – там же вообще чехарда какая-то: одни требуют ареста, возбуждают уголовные дела, другие называют эти уголовные дела незаконными, обжалуют постановления об аресте. И это все последовательно выбрасывается вот так вот в СМИ со ссылками иногда на официальные структуры, иногда на источники. Для чего это все нам знать? Для того чтобы мы видели, что они воюют, чтобы мы поняли, что Следственный комитет лучше, чем Генеральная прокуратура, или наоборот?
Лариса Масленникова: Вряд ли я смогу ответить на этот вопрос – для чего. Для меня совершенно понятно, что недопустимо, чтобы представители государственной власти, которые в уголовном процессе выступают на одной стороне, и которым в силу возложенных на них полномочий предстоит установить, а было ли событие преступления, и кто его совершил, вот так, публично, действительно разбираются, кто важнее, кто главнее, кто прав. Есть очень простой путь: если есть какие-то основания, возбудите уголовное дело по факту, не называйте никаких фамилий в день возбуждения, что вы задержали или задержите прокурора, не разглашайте какие-то тайны следствия, а просто работайте. И когда будет достаточно доказательств, выносите постановление о привлечении лица в качестве обвиняемого, и не важно, кто он будет – прокурор либо следователь, который тоже может оказаться в статусе обвиняемого. Но ведь проблема именно в том возникает, что разговоров много, но для меня возникает вопрос: а были ли вообще основания для того, чтобы поднимать конкретную тему в отношении каких-то конкретных лиц или это какая-то кампанейщина? Поэтому я полагаю, что Генеральная прокуратура в силу возложенных на нее обязанностей может, конечно, отменить постановление о возбуждении уголовного дела, но если опять следовать информации в СМИ, тогда почему отправляются эти материалы, как они сейчас утверждают, не по назначению, в Следственный комитет.
Я, как юрист, никогда не могу судить по информации, которая вот в СМИ расположена, потому что я не знаю, что происходит на самом деле. Я могу сказать только одно, что вот сейчас у Следственного комитета в лице руководителей и у прокуратуры в лице надзирающих прокуроров по сути есть такое равновесие в полномочиях по контролю за досудебным производством, которое нельзя признать позитивным. Потому что кто-то должен расследовать, а кто-то должен надзирать за законностью. Когда это все перемешано в таком коктейле, то у семи нянек дитя без глазу оказывается. У нас есть судебный контроль за досудебным производством, который практически никогда не действует в интересах участников процесса. Когда обращается следователь за судебным решением, практически всегда удовлетворяется; когда частные лица с жалобами или адвокаты в защиту частных лиц – как правило, оказывается. Что касается прокурорского надзора, в конкретном случае я не знаю, были или нет у них основания к отмене этого решения о возбуждении уголовного дела, но то, что у них такое право сейчас есть – признавать решение следователей, руководителей Следственного комитета незаконными либо необоснованными, это действительно так.
Марьяна Торочешникова: Другое дело, что непонятно, зачем это все на публичный обзор вынесли.
Анна из Москвы дозвонилась на Радио Свобода. Пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте! Вот такой крупный коррупционер попал в поле зрения правоохранительных органов – 1000 метров жилья! И вот перед нами выступает профессор, преподаватель юстиции, которая против гласности, против открытости. Она учит наших будущих юристов и делает вид, что не нужно нам знать, что происходит. Все идет в рамках процесса, который ведет президент страны, на разоблачение коррупционеров и их покрывателей!
Марьяна Торочешникова: Спасибо, Анна! Лариса Николаевна, вас сейчас слушательница фактически упрекнула в том, что вы призываете, учите студентов тому, чтобы все делать втихую, ни о чем не рассказывать. В этом есть какой-то смысл? Вот когда можно раскрывать тайну частной жизни, а когда нет?
Лариса Масленникова: Я хотела бы Анне, во-первых, сказать спасибо за ее вопрос, в какой бы форме он ни прозвучал. Чему я учу студентов, можно спросить самих студентов, и они иногда об этом пишут, в том числе в интернете. Я как раз сказала о том, что я за гласность, за открытые судебные процессы. Именно судебные процессы! Мне хотелось бы у Анны спросить, на основании чего она решила, что речь идет о коррупционере, и на основании чего она решила, что показанные метры принадлежат этому человеку?
Марьяна Торочешникова: У нас Анны уже нет на связи, но я попытаюсь ответить за нее: потому что журналисты сообщили, а журналистам сообщили следователи, которые их взяли с собой на арест, обыск и задержание.
Лариса Масленникова: Прежде чем давать какие-либо сообщения, следователи должны были установить, а действительно ли этот человек совершил вменяемое ему преступление. И второе, что ему действительно принадлежит какое-либо имущество. У нас в истории России уже был период, когда люди, которые не владели какой-то собственностью, экспроприировали эту собственность у тех, кто ею владел. Я категорически против того, чтобы в России вот такие этапы истории повторились.
Марьяна Торочешникова: Михаил из Москвы, здравствуйте!
Слушатель: Здравствуйте! Мне кажется, что наиболее сильным, этапным и резонансным делом сегодня является заявление Васильевой о том, что приговор по Ходорковскому написан не судьей. Это полный криминал и полный облом всей этой системы. И это связано с далеко идущими последствиями. Поэтому, на мой взгляд, развертывается гигантская операция прикрытия. Может быть, там что-то и есть, кого-то отловили, но всегда начальник в присутствии жалующегося начинает гневно обличать продавца, как он смел украсть у такого хорошего человека, а потом они заходят в кладовку и смеются вместе. Вот такая операция, конечно, разворачивается на наших глазах. Я не могу поверить, чтобы Чайка и Бастрыкин при любой степени нелюбви друг к другу вот так похабно совершенно на глазах изумленной публики друг у друга отменяли бы постановления.
Марьяна Торочешникова: Спасибо, Михаил, что напомнили нам о Наталье Васильевой. Эта тема тоже обсуждалась на протяжении всей недели. Но вот что странно мне во всей этой истории? Что не было реакции никакой со стороны прокуратуры. Когда речь идет о каких-то других делах, они проявляют активность, отменяют постановления, а здесь даже не было сообщения о том, что Генеральная прокуратура начала проверку по фактам, изложенным в публичном сообщении помощницы председателя Хамовнического суда Москвы Натальи Васильевой. Нет, молчок! И непонятно, они вообще заинтересовались этим делом или нет. Вот странная реакция, Лариса Николаевна, вам не кажется?
Лариса Масленникова: Я не могу ответить на ваш вопрос относительно реакции со стороны прокуратуры.
Марьяна Торочешникова: Но они должны были отреагировать?
Лариса Масленникова: Для меня совершенно ясно, что если помощник судьи сообщает о том, что, по сути, была нарушена тайна совещательной комнаты, потому что приговор должен был постановляться в условиях тайны совещательной комнаты, если помощник судьи готов это подтвердить, то есть быть свидетелем этому факту, то, конечно же, при рассмотрении жалобы в Верховном суде это является основанием к отмене этого приговора. Если, предположим, помощник судьи высказала не утверждение, а предположение, которое не может каким-либо способом обосновать, то, наверное, тогда публично надо будет извиниться. Если судья, который, предположим, выносил приговор, постановив его, как положено, в совещательной комнате, то он имеет право предъявить претензии о клевете к этому секретарю судебного заседания, помощнику. Но прокуратура-то что должна проверить?
Марьяна Торочешникова: Заявления, сделанные Натальей Васильевой. Она говорит фактически о совершении преступления – о давлении на суд, о нарушении тайны совещательной комнаты и о постановлении заведомо неправосудного приговора. Эти три факта прокуратура должна была проверить или нет?
Лариса Масленникова: В данном случае, конечно, речь идет о том, что говорить я не могу, правосудный или неправосудный приговор…
Марьяна Торочешникова: Конечно, это просто следует из заявлений. Если на судью давили, если он оглашал не свой приговор, а который ему привезли, как говорит Наталья Васильева, из Мосгорсуда, значит, приговор был уже априори неправосудным.
Лариса Масленникова: Я не хотела бы противоречить сама себе в высказанной позиции. Потому что мы знаем о каких-то фактах пока что только из СМИ, высказанных конкретным человеком. Дальше возникает вопрос: если здесь усматриваются признаки преступления, то, конечно, государственная власть должна возбудить уголовное дело, по крайней мере, провести проверку по этому факту. Но прежде всего, если этот помощник судьи готова дать показания перед судом, это основания к отмене приговора, поскольку нарушена тайна совещательной комнаты.
Марьяна Торочешникова: В общем, прокуратура пока молчит и никак не реагирует на эти заявления.
Любовь Семеновна из Москвы, здравствуйте!
Слушатель: Добрый день! Я хотела сказать, исходя из своего многолетнего опыта общения с правосудием и правоохранительными органами, еще начиная с 70-х годов, как "враг народа". Я в конечном счете поняла, что вообще само правосудие, как оно исполняется у нас во всех вариантах, оно является могильщиком того общественного устройства, которое на данный момент существует. И подчиняется даже сам закон, свое внутреннее убеждение – закону коррупции. Не может ни судья, ни прокурор… даже законодатели создают такую систему, что коррупция проходит генеральной линией. И прокуратура отдана фактически на прокорм.
Марьяна Торочешникова: Ваше мнение солидарно с мнениями многих общественных деятелей, которые высказывались последнее время. В частности, руководитель Национального антикоррупционного комитета Кирилл Кабанов сказал, что последние эти истории, вбросы информации, вот эта нездоровая конкуренция свидетельствует о том, что спецслужбы и правоохранительные органы, пребывая в совершенно безнадзорном со стороны общества, парламента состоянии, делают, что хотят, и делят власть. У них идет борьба и конкуренция за административные ресурсы, за собственные какие-то коррупционные моменты, вместо того чтобы заниматься реальной работой.
Лариса Масленникова: Я хочу поблагодарить за вопрос и позицию, но мне кажется, что слушательница несколько искажает мою позицию. Я как раз за то, чтобы государство боролось с коррупцией, но я против того, чтобы это делалось незаконными методами. Это чаще всего не основано не законе. Но если мы сегодня будем без суда и следствия просто назначать тех или иных лиц коррупционерами, виновными, не исследуя, имеют они отношения к какому-то имущество или нет, а просто потому, что нам это показали по телевизору, - я считаю, что это страшно. Если есть к человеку претензии, они должны быть доказаны в установленном законом порядке.
Марьяна Торочешникова: Лариса Николаевна, а вы помните, когда происходили все эти страшные события, взрывы в московском метро, например, а потом вдруг, спустя какое-то время, выяснялось, что террорист, организовавший взрыв в московском метро, уничтожен в ходе спецоперации на Северном Кавказе, или какой-то злоумышленник, который организовал тоже что-то страшное, уничтожен. Это же тоже нарушение тайны следствия. Там же вообще не было судебного разбирательства, мы вообще никогда не узнаем, действительно этот человек был причастен к совершению преступления или его просто назначили, чтобы люди успокоились, сказали: это был он, мы точно знаем. А на самом деле кто-то искал организаторов? Как этому верить?
Лариса Масленникова: Дело в том, что нужно разделять те вооруженные конфликты и вооруженные действия, так называемые зачистки… Для меня не очень понятно, когда вот военные действия на территории мирной страны происходят, тут я не являюсь специалистом, и вполне возможно, бывают уничтожены люди, которые попадают вот в сферу этих действий. Но вы абсолютно правы, заведомо устанавливать, это ли лицо устроило теракт или другое лицо, - я, как юрист, никогда бы этого не посмела сделать. Потому что мы действительно не знает, этот ли человек организовал. Вряд ли общество должно такими заявлениями успокаиваться.
Марьяна Торочешникова: Нам пришло смс-сообщение от слушателя, который подписался "Абель", он пишет: "Тайна следствия нарушается теми и тогда, когда кому-то нужно его скомпрометировать". То есть можно ли считать, что те "неназванные источники", на которых ссылаются журналисты, на самом деле такие засланные казачки, которые пытаются помешать проведению расследования?
Лариса Масленникова: Мне сложно ответить на этот вопрос. По крайней мере, те официальные репортажи, которые транслируются по ведущим каналам телевидения, ссылаются, как правило, на пресс-службы того или иного ведомства.
Марьяна Торочешникова: А агентства ссылаются, как правило, на источники. Во всяком случае, во всех последних делах всплывали те самые странные "источники". И была история с терактом в Домодедово, когда в Госдумы Российской Федерации прошло закрытое заседание, где депутатам рассказали о ходе расследования дела, заседание было закрытым намеренно, чтобы не помешать тайне следствия, и депутаты все молчали, но вдруг в тот же день из тех же самых правоохранительных органов источник сообщает агентствам о том, кого уже арестовали, все фамилии, кто где сидит, кого в чем подозревают. Вот что это такое?
Лариса Масленникова: Здесь нужно разделить, Марьяна. Если это неназванный безымянный источник, то здесь очень сложно говорить, кому это может быть выгодно. Это может быть выгодно одной и другой стороне по самым различным основаниям. Но когда, предположим, этот источник называется – управление каких-нибудь специальных служб, предположим, видеоматериалы взяты были – там были названы конкретные источники. И дальше возникает вопрос: какой интерес может быть у этих служб? Либо чтобы специально создать видимость активной борьбы с коррупцией, либо это могут быть какие-то иные интересы. Более того, нельзя исключать, что иногда у каких-то источников могут быть и корыстные интересы, информация может и продаваться, это тоже может быть. И насколько информация вообще соответствует действительности – это же тоже проверять нужно. Поэтому я думаю, что это вопрос как раз не к источникам, а к СМИ.
Марьяна Торочешникова: То есть вы считаете, что журналисты виноваты, что верят. Журналисты же свою работу исполняют: мы узнали – мы сообщаем.
Лариса Масленникова: Я не считают, что журналисты виноваты, но, конечно, журналисты тоже должны нести ответственность, информацию из каких источников они получают. И могут ли они доверять этой информации. Ведь можно вообще написать, что это получено из источника, а написать все что угодно.
Марьяна Торочешникова: То есть придумать самому.
Лариса Масленникова: Конечно!
Марьяна Торочешникова: Ну, это вы уже в недобросовестности журналистов упрекаете.
Лариса Масленникова: Нет-нет, я очень их всегда поддерживаю.
Марьяна Торочешникова: Будем надеяться, что источники все-таки действительно существуют, и журналисты ссылаются именно на их слова. Другое дело, что действительно бывает любопытно, а для чего это вдруг становится известно и кому это нужно. Но судя по тому, что мы сегодня обсудили в программе, получается, что в настоящее время это выгодно как раз Следственному комитету, который вместо того, чтобы работать, демонстрирует видимость этой работы. Демонстрирует видимость борьбы с терроризмом, с коррупцией… Хотя они, вообще-то, бороться ни с чем не должны, а должны расследовать какие-то факты. С вашей точки зрения, в сложившейся ситуации можно ли ожидать развития этих конфликтов между прокуратурой и Следственным комитетом?
Лариса Масленникова: Я бы не хотела, чтобы эти конфликты развивались, но это не зависит от моего мнения. Я думаю, что на законодательном уровне нужно просто определить соотношение процессуального контроля между прокуратурой и Следственным комитетом.
Марьяна Торочешникова: Разделить полномочия.
Лариса Масленникова: Да.
Марьяна Торочешникова: На волнах Радио Свобода прозвучала передача "Человек имеет право".
Со мной в студии сегодня была доктор юридических наук, профессор Лариса Масленникова.
