Объясняя бурю в исламском мире, политики говорят об интернете, обустроившем свою параллельную вселенную. Чтобы понять роль социальных сетей, мы можем опереться на прецедент предыдущей волны революций. Как и почему рухнул режим, выдержавший испытания полувековой Холодной войной, но не устоявший перед искушением свободы?
Один из ответов, говорят историки, заключен все в том же благотворном противоречии между государством и обществом. Больше других преуспели те страны и народы, у которых существовала альтернатива власти – вовсе не обязательно политическая, ибо за это уж точно сажали. Оставив государству все, на что оно претендовало, общество выгородило себе делянки досуга, забавы, хобби, безопасных, но горячих увлечений. В Прибалтике, например, пели. Фольклористы утверждают, что на каждого латыша приходится по одной песне, и Латвия редко останавливалась, не допев – и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе, и, что особенно важно, при Горбачеве, когда хор стал революцией и привел страну в Европу.
То же самое случилось в Польше, где каждый четвертый поляк числился в какой-нибудь негосударственной организации. Помимо католической церкви, это могли быть союз любители орхидей, или собаководов, или альпинистов, или любителей вышивать крестиком картины славных исторических свершений. Каждый такой кружок отличала способность к самоорганизации, сплоченность его членов, их искренний интерес к общему, но все-таки частному делу, и полное отсутствие тоталитарных амбиций. Кто может представить себе филателистов, которые "огнем и мечом" навязывали бы другим свои взгляды на почтовые марки? Несмотря на эти тихие (если не считать хора), увлечения, общественные организации сыграли сокрушительную роль в освобождении Восточной Европы.
В середине 90-х мне удалось в этом убедиться в Праге, куда переехала штаб-квартира Радио Свобода. К торжественному открытию станции ждали президента, о чем я узнал, когда меня остановил вахтер. До того - славные дотеррористические времена - я с ним просто здоровался, но в связи с официальным визитом мне понадобился пропуск. Я получил его у сотрудника безопасности, который на него категорически не походил: седая косичка, джинсы, майка с портретом Фрэнка Заппы. Я понимал, что в его ведомстве обычно ходят в штатском - но не до такой же степени. Откуда он такой взялся мне объяснил коллега, когда мы собрались встречать президента в актовом зале.
С тех пор, как выяснилось, что Гавел становится лидером страны, перед диссидентами остро встала проблема его охраны. Поскольку все профессионалы этого дела служили в организации, державшей будущего президента в тюрьме, нужны были новые люди. Ими оказались чешские буддисты. Стоя, как им положено, в стороне от земной власти, они сохранили независимость взглядов и – благодаря медитациям и йоге - хорошую физическую форму.
Нашу увлекательную беседу прервал президент. Его речь была стремительной и, в сущности, состояла из одного предложения:
- "Я много лет сидел за решеткой, без "Свободы" этих лет было бы больше", - сказал Гавел, и я приосанился.
Один из ответов, говорят историки, заключен все в том же благотворном противоречии между государством и обществом. Больше других преуспели те страны и народы, у которых существовала альтернатива власти – вовсе не обязательно политическая, ибо за это уж точно сажали. Оставив государству все, на что оно претендовало, общество выгородило себе делянки досуга, забавы, хобби, безопасных, но горячих увлечений. В Прибалтике, например, пели. Фольклористы утверждают, что на каждого латыша приходится по одной песне, и Латвия редко останавливалась, не допев – и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе, и, что особенно важно, при Горбачеве, когда хор стал революцией и привел страну в Европу.
То же самое случилось в Польше, где каждый четвертый поляк числился в какой-нибудь негосударственной организации. Помимо католической церкви, это могли быть союз любители орхидей, или собаководов, или альпинистов, или любителей вышивать крестиком картины славных исторических свершений. Каждый такой кружок отличала способность к самоорганизации, сплоченность его членов, их искренний интерес к общему, но все-таки частному делу, и полное отсутствие тоталитарных амбиций. Кто может представить себе филателистов, которые "огнем и мечом" навязывали бы другим свои взгляды на почтовые марки? Несмотря на эти тихие (если не считать хора), увлечения, общественные организации сыграли сокрушительную роль в освобождении Восточной Европы.
В середине 90-х мне удалось в этом убедиться в Праге, куда переехала штаб-квартира Радио Свобода. К торжественному открытию станции ждали президента, о чем я узнал, когда меня остановил вахтер. До того - славные дотеррористические времена - я с ним просто здоровался, но в связи с официальным визитом мне понадобился пропуск. Я получил его у сотрудника безопасности, который на него категорически не походил: седая косичка, джинсы, майка с портретом Фрэнка Заппы. Я понимал, что в его ведомстве обычно ходят в штатском - но не до такой же степени. Откуда он такой взялся мне объяснил коллега, когда мы собрались встречать президента в актовом зале.
С тех пор, как выяснилось, что Гавел становится лидером страны, перед диссидентами остро встала проблема его охраны. Поскольку все профессионалы этого дела служили в организации, державшей будущего президента в тюрьме, нужны были новые люди. Ими оказались чешские буддисты. Стоя, как им положено, в стороне от земной власти, они сохранили независимость взглядов и – благодаря медитациям и йоге - хорошую физическую форму.
Нашу увлекательную беседу прервал президент. Его речь была стремительной и, в сущности, состояла из одного предложения:
- "Я много лет сидел за решеткой, без "Свободы" этих лет было бы больше", - сказал Гавел, и я приосанился.
