Программу ведет Андрей Шарый. В программе участвуют корреспонденты Радио Свобода Асланбек Дадаев и Андрей Бабицкий.
Андрей Шарый: Чеченский сепаратистский сайт "Кавказ-Центр" разместил на своих страницах видеоролик о вылазке моджахедов в Ингушетии 22-го июня. Эти кадры демонстрируют Шамиля Басаева, который находится внутри захваченного оружейного склада в момент погрузки оружия и комментирует происходящее. В самой Ингушетии раньше мало кто сомневался в том, что рейд был организован именно Басаевым, тем более что его видели в Назрани. Что думают в республике о роли чеченского командира и его попытках втянуть Ингушетию в военное противостояние? Опрос в Назрани провел журналист Асланбек Дадаев.
Асланбек Дадаев: Мнения людей о Басаеве сходятся в одном - это человек, который дал повод начать войну в Чечне и хочет развязать ее в Ингушетии.
- Для меня Басаев - вообще негативная личность. Басаев для меня является преступником, бандитом, террористом, который подставил сперва свой чеченский народ - во время дагестанского рейда, а сейчас он хочет подставить ингушский народ и взорвать всю ситуацию на Северном Кавказе. Этим видеороликом Басаев поставил чеченских беженцев в очень неловкое положение.
- Мне трудно судить, освободитель он или бандит, но что касается именно действий в Ингушетии, действий его отрядов (как он говорил, под его руководством эта операция осуществлялась), то я не думаю, что Басаеву необходимо было освобождать Ингушетию, поскольку Чечня на сегодняшний день еще не свободна. Я не думаю, что это как-то повлияет на отношения между двумя народами. Чеченцы и ингуши жили и до Басаева, и будут жить после Басаева. В свое время, если где-то землетрясение, еще что-то, - все брал на себя Радуев. Это очень похоже на те заявления Радуева, тем более уже 5-6-ой годы войны - всем это надоело.
Андрей Шарый: Некоторые западные интеллектуалы считают, что Шамиль Басаев представляет собой некий особый тип "умеренного террориста". Французский философ Андрэ Глюксман, в частности, утверждает: Россия должна оценить, что чеченское вооруженное подполье не обращается к массовому террору против гражданского населения и ограничивает себя в применении террористических средств борьбы, несмотря на их доступность. Комментарий редактора по Северному Кавказу информационного агентства "Регнум" Константина Казенина.
Константин Казенин: Мне кажется, это тупиковая точка зрения, как вообще тупиковый путь - попытка различить между хорошими и плохими или более-менее плохими террористами. Дело в том, что отличие любого терроризма от простого каннибализма, в общем-то, в том и состоит, что терроризм ориентирован на некий общественный резонанс. Совершенно понятно, что если бы любой террорист, любое террористическое движение выходит за какие-то невозможные пределы, то говорить о каких-либо позитивных политических дивидендах просто невозможно. Ясно, что чеченские террористы - по крайней мере, раньше - постоянно апеллировали к Западу. И если бы они, допустим, просто не уехали бы из Буденновска, а, извините, всех беременных женщин там перестреляли, не дай бог, то понятно, что ни малейшей надежды им бы не оставалось хотя бы у каких-то кругов на Западе получить поддержку. А так они сохраняют имидж умеренных, и действительно, это дает пищу для таких вот точек зрения. Здесь, наверное, не нужно искать какие-то глубинные психологические причины, а причины лежат на поверхности, они гораздо более прагматичны.
Андрей Шарый: Три года назад мой коллега Андрей Бабицкий в эфире Свободы сравнил две фигуры - имама Шамиля, сражавшегося против Российской империи в середине XIX века, а потом ставшего ее вассалом, и Шамиля Басаева, который был объявлен своими соратниками имамом во время вторжения в Дагестан. Размышления Андрея не утратили актуальности по сей день, за исключением, может быть, одной детали: потеряв ногу, Басаев - по нормам ислама - уже не может претендовать на звание имама.
Андрей Бабицкий: Имам Шамиль не просто проиграл сражение, покорился воле русского царя и сдался в плен. Нет никаких сомнений, что человек такой силы духа принял бы смерть легко и спокойно, если бы полагал ее подвигом или обязанностью. Пленение Шамиля - это внешний план его внутренней капитуляции, рубеж, обозначивший окончательно крушение идеи мусульманской теократии, которую он столько лет упорно строил. Его поздние, из калужской ссылки, уничижительные характеристики чеченцев как разбойников свидетельствуют о том, что главное поражение в своей жизни он связывал не с пленением, а с вынужденной капитуляцией перед человеческим материалом, который он жестко и целенаправленно кроил по лекалам шариата. Этот человеческий материал - вольные чеченские общества, более двух десятилетий разрушавшие безжалостную иерархию цивилизационного мусульманского проекта. Шамиль был не единственным, кто потерпел поражение в попытках обуздать военную горскую демократию, о нее разбились два цивилизационных потока: один - с севера (в более широком смысле - из Европы), другой - с юга, из мусульманского мира.
Сегодня Чечня вроде бы зажата теми же тисками, но это внешнее сходство. В необязательно механической эволюции другого Шамиля - Басаева - короткий путь от приверженности адату и старинной чеченской вольности до джихада и силой насаждаемого шариата. Сегодня Басаев - амир Маджлисуль-Шуры - Верховного совета потенциальной карикатурной теократии для мусульман Чечни и Дагестана. И здесь все фарс, стилизация в карликовых пропорциях. Того Шамиля призвал совет старейшин чеченских племен, этого Шамиля никто не звал в Дагестан, и он был изгнан оттуда самым бесславным образом. Басаев хотел бы вернуться к соотечественникам не как партизанский командир, а как учитель жизни и политический лидер, как имам, которым он сам себя провозгласил в кругу совсем уж беззвестных авантюристов. Но в этой точке органичное чеченское мироощущение, основанное на переживании жизни как вольного, никем не понуждаемого потока, должно легко и вполне осознанно опрокинуть все попытки ложного имама загнать чеченцев в прокрустово ложе примитивного и кровавого сектантства. Залог этой легкости - память о всех прошедших и насущных бедах и победа над великим имамом прошлого.
Андрей Шарый: Чеченский сепаратистский сайт "Кавказ-Центр" разместил на своих страницах видеоролик о вылазке моджахедов в Ингушетии 22-го июня. Эти кадры демонстрируют Шамиля Басаева, который находится внутри захваченного оружейного склада в момент погрузки оружия и комментирует происходящее. В самой Ингушетии раньше мало кто сомневался в том, что рейд был организован именно Басаевым, тем более что его видели в Назрани. Что думают в республике о роли чеченского командира и его попытках втянуть Ингушетию в военное противостояние? Опрос в Назрани провел журналист Асланбек Дадаев.
Асланбек Дадаев: Мнения людей о Басаеве сходятся в одном - это человек, который дал повод начать войну в Чечне и хочет развязать ее в Ингушетии.
- Для меня Басаев - вообще негативная личность. Басаев для меня является преступником, бандитом, террористом, который подставил сперва свой чеченский народ - во время дагестанского рейда, а сейчас он хочет подставить ингушский народ и взорвать всю ситуацию на Северном Кавказе. Этим видеороликом Басаев поставил чеченских беженцев в очень неловкое положение.
- Мне трудно судить, освободитель он или бандит, но что касается именно действий в Ингушетии, действий его отрядов (как он говорил, под его руководством эта операция осуществлялась), то я не думаю, что Басаеву необходимо было освобождать Ингушетию, поскольку Чечня на сегодняшний день еще не свободна. Я не думаю, что это как-то повлияет на отношения между двумя народами. Чеченцы и ингуши жили и до Басаева, и будут жить после Басаева. В свое время, если где-то землетрясение, еще что-то, - все брал на себя Радуев. Это очень похоже на те заявления Радуева, тем более уже 5-6-ой годы войны - всем это надоело.
Андрей Шарый: Некоторые западные интеллектуалы считают, что Шамиль Басаев представляет собой некий особый тип "умеренного террориста". Французский философ Андрэ Глюксман, в частности, утверждает: Россия должна оценить, что чеченское вооруженное подполье не обращается к массовому террору против гражданского населения и ограничивает себя в применении террористических средств борьбы, несмотря на их доступность. Комментарий редактора по Северному Кавказу информационного агентства "Регнум" Константина Казенина.
Константин Казенин: Мне кажется, это тупиковая точка зрения, как вообще тупиковый путь - попытка различить между хорошими и плохими или более-менее плохими террористами. Дело в том, что отличие любого терроризма от простого каннибализма, в общем-то, в том и состоит, что терроризм ориентирован на некий общественный резонанс. Совершенно понятно, что если бы любой террорист, любое террористическое движение выходит за какие-то невозможные пределы, то говорить о каких-либо позитивных политических дивидендах просто невозможно. Ясно, что чеченские террористы - по крайней мере, раньше - постоянно апеллировали к Западу. И если бы они, допустим, просто не уехали бы из Буденновска, а, извините, всех беременных женщин там перестреляли, не дай бог, то понятно, что ни малейшей надежды им бы не оставалось хотя бы у каких-то кругов на Западе получить поддержку. А так они сохраняют имидж умеренных, и действительно, это дает пищу для таких вот точек зрения. Здесь, наверное, не нужно искать какие-то глубинные психологические причины, а причины лежат на поверхности, они гораздо более прагматичны.
Андрей Шарый: Три года назад мой коллега Андрей Бабицкий в эфире Свободы сравнил две фигуры - имама Шамиля, сражавшегося против Российской империи в середине XIX века, а потом ставшего ее вассалом, и Шамиля Басаева, который был объявлен своими соратниками имамом во время вторжения в Дагестан. Размышления Андрея не утратили актуальности по сей день, за исключением, может быть, одной детали: потеряв ногу, Басаев - по нормам ислама - уже не может претендовать на звание имама.
Андрей Бабицкий: Имам Шамиль не просто проиграл сражение, покорился воле русского царя и сдался в плен. Нет никаких сомнений, что человек такой силы духа принял бы смерть легко и спокойно, если бы полагал ее подвигом или обязанностью. Пленение Шамиля - это внешний план его внутренней капитуляции, рубеж, обозначивший окончательно крушение идеи мусульманской теократии, которую он столько лет упорно строил. Его поздние, из калужской ссылки, уничижительные характеристики чеченцев как разбойников свидетельствуют о том, что главное поражение в своей жизни он связывал не с пленением, а с вынужденной капитуляцией перед человеческим материалом, который он жестко и целенаправленно кроил по лекалам шариата. Этот человеческий материал - вольные чеченские общества, более двух десятилетий разрушавшие безжалостную иерархию цивилизационного мусульманского проекта. Шамиль был не единственным, кто потерпел поражение в попытках обуздать военную горскую демократию, о нее разбились два цивилизационных потока: один - с севера (в более широком смысле - из Европы), другой - с юга, из мусульманского мира.
Сегодня Чечня вроде бы зажата теми же тисками, но это внешнее сходство. В необязательно механической эволюции другого Шамиля - Басаева - короткий путь от приверженности адату и старинной чеченской вольности до джихада и силой насаждаемого шариата. Сегодня Басаев - амир Маджлисуль-Шуры - Верховного совета потенциальной карикатурной теократии для мусульман Чечни и Дагестана. И здесь все фарс, стилизация в карликовых пропорциях. Того Шамиля призвал совет старейшин чеченских племен, этого Шамиля никто не звал в Дагестан, и он был изгнан оттуда самым бесславным образом. Басаев хотел бы вернуться к соотечественникам не как партизанский командир, а как учитель жизни и политический лидер, как имам, которым он сам себя провозгласил в кругу совсем уж беззвестных авантюристов. Но в этой точке органичное чеченское мироощущение, основанное на переживании жизни как вольного, никем не понуждаемого потока, должно легко и вполне осознанно опрокинуть все попытки ложного имама загнать чеченцев в прокрустово ложе примитивного и кровавого сектантства. Залог этой легкости - память о всех прошедших и насущных бедах и победа над великим имамом прошлого.