Программу ведет Андрей Шарый. Принимает участие корреспондент Радио Свобода Елена Фанайлова.
Андрей Шарый: На Крымском Валу в Москве в рамках выставки «Московская абстракция» прошла конференция памяти первых художников-нонконформистов. Разговор о запрещенном искусстве перешел в дискуссию о политике, диссидентстве и советской истории времен «культа личности», «хрущевской оттепели» и «Брежневского застоя». Рассказывает Елена Фанайлова.
Елена Фанайлова: Советские послевоенные времена вспоминает киновед Александр Липко.
Александр Липко: Мы жили под железным колпаком с откачанным воздухом, мы не имели никакой информации о том, что происходит в мире. Пушкинского музея не было как такового. Пять лет последних сталинских это была выставка подарков Иосифу Виссарионовичу к его 70-летию. Что такое импрессионисты - народ не слыхал. И вот буквально через считанные месяцы после смерти Сталина все стремительно начинает меняться.
Елена Фанайлова: В феврале 1957-го года впервые с 30-х годов открылась квартирная выставка в Москве. Его устроителем был художник Игорь Куклис, в 60-е из абстрактной живописи ушедший как и многие в книжную графику. Рассказывает очевидец событий, критик Валентин Хромов.
Валентин Хромов: На улице Чаплгина около Покровских ворот в квартире физика Валентина Рокотяна, с февраля по апрель и по май на эту выставку стояла очередь по всей лестнице и выходила даже на улицу. Когда я выходил из метро "Площадь Дзержинского", "Лубянка" нынешняя, то там уже спрашивали, а где выставка? Стояла картонная коробка, на которой было написано "На краски", и туда клали деньги и на эти деньги друзья Куклиса очень долго гуляли. Все стены были увешены в три ряда работами. Результаты творчества 55-57-го года все были на этой выставке от пола до потолка. Был вечер поэта Красовицкого, были академик Ландау, Лившиц академик, его секретарь. Они там сели с трех часов до 12-ти ночи, все смотрели и открывали рот. Ландау говорил: "Я люблю стихи Лермонтова, но то, что я слышал сегодня, меня потрясло". Выставка была довольно смелой по тем временам. Оттепель уже закончилась. По Эренбургу оттепель с 4-го апреля 1953-го года по 4-е ноября 1956-го. Четвертого ноября, когда произошли нюренбергские события, это все закончилось. Это можно видеть и по Ленинке, где Троцкий и Бухарин опять ушли в спецхран, пролежав в открытом доступе неделю или две. Так же и "Нью-Йорк Таймс" исчез. Никита Сергеевич вспомнил товарища Сталина. В январе в Ленинграде стали ребят забирать за то, что венгерские события не правильно оценили. В Москве взяли поэта Леонида Черткова. Для нас это была не оттепель, люди сидели. Взяли Черткова, на пять лет посадили. За что? За стихи и антисоветскую пропаганду. Выставка открылась как раз через месяц после ареста.
Елена Фанайлова: О сомнительных свободах оттепели вспоминает художник Юрий Злотников. Он встретился с турецким поэтом-коммунистом Назымом Хикметом на одной из разрешенных тогда выставок.
Юрий Злотников: Вечер в Ромалаевском переулке, когда сообщили о том, что нависла гроза над Пастернаком. И выступил Назым, который произнес свое сожаление о случившемся. Я к Назыму подошел, целой группой, Эрнст Неизвестный сказал: "Назым, не очень ли вы рискованно?". Он показал валидол и сказал: "Мне недолго осталось".
Елена Фанайлова: 1957-й год считал концом оттепели и недавно умерший в Париже художник Владимир Слепян, математик и метафизик. Рассказывает искусствовед Андрей Ерофеев.
Андрей Ерофеев: Для него в 53-м году со смертью Сталина рухнуло все, СССР, коммунизм, все кончилось, сейчас настанет свобода. И вдруг она не настает. Танки сначала в Берлине, потом Будапешт. В Будапеште он понял: ничего в этой стране не изменится никогда, и он решил бежать.
Елена Фанайлова: Владимиру Слепяну не удалось войти в мир международного художественного авангарда. Под чужим именем он стал переводчиком, а со своим другом художником Юрием Злотниковым встретился несколько лет назад в Париже незадолго до смерти.
Владимир Слепян: Он слушал по французскому радио, что творится в Москве: Ельцин отобрал машину у Горбачева. Перед отъездом он сказал: "Пописай на мавзолей". Я спросил: "А ты приедешь?" "Пока там не родится Пушкин, я не приеду". Это как бы конец авангардиста, человека, который разрушил бытовые связи с жизнью. Это было и мещанство, одновременно это был Владимир Владимирович Маяковский, это была вообще эпоха героических личностей.
Елена Фанайлова: Лианозовская группа - объединение художников и литераторов, которое просуществовало около 20-ти лет, с 54-го по 74-й год. Свобода самовыражения возникла у лианозовцев еще и потому, что им было мало чего терять. Семья Евгения Капельницкого жила в бараке, у его зятя Аскара Рабина, будущего лидера "бульдозерной выставки" 74-го года, ныне жителя Парижа и признанного мэтра современного искусства, тогда не было телефона, и друзья по выходным приезжали на его квартирные выставки. Рассказывает член Лианозовской группы поэт Всеволод Некрасов.
Всеволод Некрасов: Всегда это был риск, и всегда это было связано с неприятностями от мелких до крупных. Вынужден был Аскар Рабин завести такое обыкновение. Такой уклад, которого не было ни у кого в Москве. Не потому что он такой диссидент и хотел идти на посадку, не потому что он смелее всех, хотя выходило так. Я в Лианозово попал в 59-м году одновременно с выпуском "Синтексиса. Это был самиздатовский журнал, Гинзбург выпускал, севший через какое-то время за него именно. Это был 59-й год, только прошло дело Черткова, было такое горячее. Все были достаточно злые и упертые на этом своем. У всех было что почитать, показать и все считали: ну, заяц, погоди, посмотрим. Вот ты меня съешь, а не подавишься ли? Не то, что подпольно, а прямо диссидентская, отчетливо упертая на своем подпольном положении. И как результат – продукция.
Елена Фанайлова: Большинство нонконформистов все-таки были вынуждены уехать за границу или отказаться от своих эстетических принципов. Как сын композитора Сергея Прокофьева художник Олег Прокофьев, которому десять лет не давали жениться на англичанке, авторе книги о первом русском авангарде Камиле Грей.
Андрей Ерофеев: Страшная история мезальянса, устроенная советской властью. Потому что Камила Грей хотела приехать сюда и выйти замуж, ей давали визу, визы не хватало на то, чтобы подать заявление и пожениться, ее отправляли назад в Лондон. Вот так это все продолжалось в течение десяти лет. Человеку сломали жизнь полностью, и Камиле, и Олегу Прокофьеву. Потому что он уже боялся всего, не дай бог спровоцировать эту власть, не дай бог быть авангардистом, не дай бог быть абстракционистом. И уже потом после смерти Камилы Грей, умерла здесь от желтухи, отвозя ее в Англию, он там и остался.
Елена Фанайлова: В рамках выставки абстракция в Третьяковской галерее на Крымском валу до конца марта пройдет еще несколько мероприятий, посвященных русскому нонконформистскому искусству.
Андрей Шарый: На Крымском Валу в Москве в рамках выставки «Московская абстракция» прошла конференция памяти первых художников-нонконформистов. Разговор о запрещенном искусстве перешел в дискуссию о политике, диссидентстве и советской истории времен «культа личности», «хрущевской оттепели» и «Брежневского застоя». Рассказывает Елена Фанайлова.
Елена Фанайлова: Советские послевоенные времена вспоминает киновед Александр Липко.
Александр Липко: Мы жили под железным колпаком с откачанным воздухом, мы не имели никакой информации о том, что происходит в мире. Пушкинского музея не было как такового. Пять лет последних сталинских это была выставка подарков Иосифу Виссарионовичу к его 70-летию. Что такое импрессионисты - народ не слыхал. И вот буквально через считанные месяцы после смерти Сталина все стремительно начинает меняться.
Елена Фанайлова: В феврале 1957-го года впервые с 30-х годов открылась квартирная выставка в Москве. Его устроителем был художник Игорь Куклис, в 60-е из абстрактной живописи ушедший как и многие в книжную графику. Рассказывает очевидец событий, критик Валентин Хромов.
Валентин Хромов: На улице Чаплгина около Покровских ворот в квартире физика Валентина Рокотяна, с февраля по апрель и по май на эту выставку стояла очередь по всей лестнице и выходила даже на улицу. Когда я выходил из метро "Площадь Дзержинского", "Лубянка" нынешняя, то там уже спрашивали, а где выставка? Стояла картонная коробка, на которой было написано "На краски", и туда клали деньги и на эти деньги друзья Куклиса очень долго гуляли. Все стены были увешены в три ряда работами. Результаты творчества 55-57-го года все были на этой выставке от пола до потолка. Был вечер поэта Красовицкого, были академик Ландау, Лившиц академик, его секретарь. Они там сели с трех часов до 12-ти ночи, все смотрели и открывали рот. Ландау говорил: "Я люблю стихи Лермонтова, но то, что я слышал сегодня, меня потрясло". Выставка была довольно смелой по тем временам. Оттепель уже закончилась. По Эренбургу оттепель с 4-го апреля 1953-го года по 4-е ноября 1956-го. Четвертого ноября, когда произошли нюренбергские события, это все закончилось. Это можно видеть и по Ленинке, где Троцкий и Бухарин опять ушли в спецхран, пролежав в открытом доступе неделю или две. Так же и "Нью-Йорк Таймс" исчез. Никита Сергеевич вспомнил товарища Сталина. В январе в Ленинграде стали ребят забирать за то, что венгерские события не правильно оценили. В Москве взяли поэта Леонида Черткова. Для нас это была не оттепель, люди сидели. Взяли Черткова, на пять лет посадили. За что? За стихи и антисоветскую пропаганду. Выставка открылась как раз через месяц после ареста.
Елена Фанайлова: О сомнительных свободах оттепели вспоминает художник Юрий Злотников. Он встретился с турецким поэтом-коммунистом Назымом Хикметом на одной из разрешенных тогда выставок.
Юрий Злотников: Вечер в Ромалаевском переулке, когда сообщили о том, что нависла гроза над Пастернаком. И выступил Назым, который произнес свое сожаление о случившемся. Я к Назыму подошел, целой группой, Эрнст Неизвестный сказал: "Назым, не очень ли вы рискованно?". Он показал валидол и сказал: "Мне недолго осталось".
Елена Фанайлова: 1957-й год считал концом оттепели и недавно умерший в Париже художник Владимир Слепян, математик и метафизик. Рассказывает искусствовед Андрей Ерофеев.
Андрей Ерофеев: Для него в 53-м году со смертью Сталина рухнуло все, СССР, коммунизм, все кончилось, сейчас настанет свобода. И вдруг она не настает. Танки сначала в Берлине, потом Будапешт. В Будапеште он понял: ничего в этой стране не изменится никогда, и он решил бежать.
Елена Фанайлова: Владимиру Слепяну не удалось войти в мир международного художественного авангарда. Под чужим именем он стал переводчиком, а со своим другом художником Юрием Злотниковым встретился несколько лет назад в Париже незадолго до смерти.
Владимир Слепян: Он слушал по французскому радио, что творится в Москве: Ельцин отобрал машину у Горбачева. Перед отъездом он сказал: "Пописай на мавзолей". Я спросил: "А ты приедешь?" "Пока там не родится Пушкин, я не приеду". Это как бы конец авангардиста, человека, который разрушил бытовые связи с жизнью. Это было и мещанство, одновременно это был Владимир Владимирович Маяковский, это была вообще эпоха героических личностей.
Елена Фанайлова: Лианозовская группа - объединение художников и литераторов, которое просуществовало около 20-ти лет, с 54-го по 74-й год. Свобода самовыражения возникла у лианозовцев еще и потому, что им было мало чего терять. Семья Евгения Капельницкого жила в бараке, у его зятя Аскара Рабина, будущего лидера "бульдозерной выставки" 74-го года, ныне жителя Парижа и признанного мэтра современного искусства, тогда не было телефона, и друзья по выходным приезжали на его квартирные выставки. Рассказывает член Лианозовской группы поэт Всеволод Некрасов.
Всеволод Некрасов: Всегда это был риск, и всегда это было связано с неприятностями от мелких до крупных. Вынужден был Аскар Рабин завести такое обыкновение. Такой уклад, которого не было ни у кого в Москве. Не потому что он такой диссидент и хотел идти на посадку, не потому что он смелее всех, хотя выходило так. Я в Лианозово попал в 59-м году одновременно с выпуском "Синтексиса. Это был самиздатовский журнал, Гинзбург выпускал, севший через какое-то время за него именно. Это был 59-й год, только прошло дело Черткова, было такое горячее. Все были достаточно злые и упертые на этом своем. У всех было что почитать, показать и все считали: ну, заяц, погоди, посмотрим. Вот ты меня съешь, а не подавишься ли? Не то, что подпольно, а прямо диссидентская, отчетливо упертая на своем подпольном положении. И как результат – продукция.
Елена Фанайлова: Большинство нонконформистов все-таки были вынуждены уехать за границу или отказаться от своих эстетических принципов. Как сын композитора Сергея Прокофьева художник Олег Прокофьев, которому десять лет не давали жениться на англичанке, авторе книги о первом русском авангарде Камиле Грей.
Андрей Ерофеев: Страшная история мезальянса, устроенная советской властью. Потому что Камила Грей хотела приехать сюда и выйти замуж, ей давали визу, визы не хватало на то, чтобы подать заявление и пожениться, ее отправляли назад в Лондон. Вот так это все продолжалось в течение десяти лет. Человеку сломали жизнь полностью, и Камиле, и Олегу Прокофьеву. Потому что он уже боялся всего, не дай бог спровоцировать эту власть, не дай бог быть авангардистом, не дай бог быть абстракционистом. И уже потом после смерти Камилы Грей, умерла здесь от желтухи, отвозя ее в Англию, он там и остался.
Елена Фанайлова: В рамках выставки абстракция в Третьяковской галерее на Крымском валу до конца марта пройдет еще несколько мероприятий, посвященных русскому нонконформистскому искусству.
