Ссылки для упрощенного доступа

Дмитрий Хоронько


Ведущая петербургского часа программы "Liberty Live" Ольга Писпанен: Сегодня у нас в гостях Дмитрий Хоронько, музыкант, актер и шансонье. Вот уже 10 лет почти, Дмитрий, существует ваш коллектив, хотя учились вы в петербургском театральном институте у великого мастера Петрова, тем не менее, все-таки занялись музыкой, музыкальным творчеством, как вы считаете, почему так сложилось, что вы более популярны, более любимы публикой, у вас очень много берут интервью показывают по телевидению, делают программы в Москве, а не в Петербурге?

Дмитрий Хоронько: Ну, Москва такова. Она как бы очень падка на нечто новое, для нее во всяком случае. Для Москвы все новое. И она тут же приходит с микрофоном, Москва на голове, Кремль, звездочки, она начинает спрашивать, Москва, а Питер, однако, холоднее всегда. В данном случае мы с тобой сейчас это чувствуем в буквальном смысле этого слова. Вот он таков, хотя любим.

Ольга Писпанен: Люди? А публика любима более там, или здесь?

Дмитрий Хоронько: Москва.

Ольга Писпанен: Все-таки Москва. Она более зажигательная?

Дмитрий Хоронько: Да, она начала петь во время моих концертов. Она выучила ноты и слова.

Ольга Писпанен: Потому что там чаще концерты?

Дмитрий Хоронько: Не знаю. Она хочет.

Ольга Писпанен: Вот твою манеру исполнения как только не называют. В основном, шансоном, хотя это слово у нас приобрело некий негативный оттенок после образования радио с таким же названием, где крутят, в основном, музыку немного приблатненную, так скажем, музыку из лагерей, ты сам какое-то определение своему стилю даешь?

Дмитрий Хоронько: Хоронько.

Ольга Писпанен: И все.

Дмитрий Хоронько: Просто Хоронько и оркестр. Сейчас уже да. Потому что я с очень многим количеством музыки познакомился, рождающимся в нашей стране, и понимаю, что это, как. Знаешь, очень громко заявлять о том, что мы создали жанр, но это так.

Ольга Писпанен: Это ни в коем случае не шансон.

Дмитрий Хоронько: Категорически. Это просто выходит Хоронько и поет свои песни. Не в буквальном смысле свои, а именно он это делает. И именно этот коллектив выходит и делает так, и ему принадлежит право это делать.

Ольга Писпанен: Вот, кстати, о своих не своих песнях. Недавно была большая история в газетах, во всяком случае, о том, что наследники российского композитора Шостаковича затеяли тяжбу по поводу того, что ты используешь тему из Седьмой симфонии в авторской вариации "Мурки". Чем же все это закончилось?

Дмитрий Хоронько: До тяжбы не дошло. Мы признали свою, скажем так, определенную неправоту по отношению использования цитат Дмитрия Дмитриевича, но совершенно мне трудно признать использование музыкальных фрагментов в этой стране, в нашей с тобой, в которой мы живем, и претензии на то, что вдруг музыка, оказывается, кому-то принадлежит, вообще, в принципе, и, оказывается, на музыке можно зарабатывать большие деньги, и, оказывается, по поводу музыки можно судиться, и по поводу музыки можно бить морду друг другу. Оказывается, так. Вот здесь у меня всегда возникает вопрос. Мне кажется, музыка не нами придумывается, не нами...

Ольга Писпанен: Почему же? Она же придумывается кем-то, композитором, она регистрируется

Дмитрий Хоронько: Знаешь, мы ж с тобой не вестник регистрации, или как бывает передача? Мне кажется, музыка - нерегистрируемая вообще, в принципе, вещь, музыка передается...

Ольга Писпанен: А не называется это воровством тогда?

Дмитрий Хоронько: Есть человек, который пишет ее, капая чернилами на нотную бумагу, есть человек такой, называется композитор, и фамилии бывают разные, но мне кажется, музыка не принадлежит человеку в принципе. Это создание свыше.

Ольга Писпанен: Тогда это бесконечный спор в Агентстве авторских прав. Ты же хочешь зарабатывать своей музыкой, ты же сочинил музыку.

Дмитрий Хоронько: Вот стоп. Я не думал об этом никогда, я знаю, что в этой стране невозможно зарабатывать музыкой, издавая музыку, к сожалению, поэтому она должна совершенно легко и просто распространяться, пока не придет сюда некая структура, которая упорядочит отношения музыканта и музыки, музыканта и покупателя этой музыки, и все тяжбы, и все суды - они абсолютно невозможно в таком случае. Использовали там-сям, корректно-некорректно, возможно, я не знаю, просто, мне кажется, я делал произведение "Мурка" про любовь, там слова нет - ни лагерей, ничего, там прекрасная женщина, которая любила и погибла от любви, а не от наркотиков, или еще от чего. И уместность цитаты Шостаковича совершенно...

Ольга Писпанен: Так претензии наследников были, потому что именно в "Мурке" использовалась эта тема, или просто потому что ты не заплатил?

Дмитрий Хоронько: Именно в "Мурке". Непристойный аспект - именно в "Мурке" музыка Шостаковича. То есть, "Мурка" у нас считается непристойной. У нас, оказывается, есть непристойные песни, музыка, да... За это могут морду набить, ну, в принципе, пусть делают это.

Ольга Писпанен: Но закончилось тем, что изъяли из продажи?

Дмитрий Хоронько: Изъяли пластинку. Мы по чесноку пошли по некоему, авторские права, изъяли из продаж, изъяли из пластинки песню, и стыдимся перед российским законом исполнять ее перед оркестром.

Ольга Писпанен: Дима, а скажите, кто из российских актеров мог бы стать политиком?

Дмитрий Хоронько: Упаси Господь нас, чтобы какой-нибудь из артистов стал политиком, потому как актерская природа совершенно, скажем так, парадоксальна, и мне кажется, во всяком случае, заниматься делами государственными ни один артист не может. Неврастения которая у артистов существует, вчера я посетил прекрасный спектакль Московского театра, такая дурь, которая должна быть в театре, вот они эти все восемь человек, и в том числе известные люди, должны заниматься тем, чем они занимаются. Если они придут к нам с тобой в дом, который мы знаем, они натворят удивительных ярких, но неуместных вещей, они не смогут построить дорогу, ну, понимаешь, как бы нам абсолютно, сюда посадить картошку, сюда построить дорогу... Эта дорога будет мостом, или... Это другая природа.

Ольга Писпанен: Ты сам по образованию актер драматического театра.

Дмитрий Хоронько: Ты хочешь сказать, чтобы я баллотировался?

Ольга Писпанен: Нет, просто почему не продолжаешь эту карьеру актерскую?

Дмитрий Хоронько: Я работаю в театре.

Ольга Писпанен: Все-таки служишь?

Дмитрий Хоронько: Конечно, служу. Нет, работаю. Служить я прекратил, скажем так, год назад. Я работаю в театре, играю спектакли драматические.

Ольга Писпанен: Исполнение таких народно-дворовых шлягеров, все, что на слуху с детства у российского человека, те песни, которые ты поешь, аранжируешь, исполняешь вместе со своим оркестром, опять же в симбиозе с какими-то классическими произведениями, удачными, но с песнями Вертинского, со стихами прекрасного поэта Олег Григорьева, тут довольно экстремальная тактика, которая, в общем, раньше не использовалась у нас на эстраде. И, наверное, мало какая радиостанция может понять формат, может ли она включать и такую музыку в свой формат. Где тебя можно услышать, кроме как в клубах?

Дмитрий Хоронько: Ни одна российская музыкальная радиостанция еще не определилась по сути дела. Кроме радио "Шансон", в том смысле, что они подбирают вообще как бы пыль эту самую. Их много очень. Вчера я ехал в машине и услышал, что, оказывается, 58 человек выпустили новое пластинки свои. Матвей Друг, Андрей Фигук, и так далее. К сожалению, радиостанции - это политика, а не музыка, существующие в России музыкальные радиостанции серьезные. Поэтому, наверное, вопрос благосклонности к Хоронько или благосклонности к тому или иному проекту. Есть вероятность звучания. Если благосклонно отнеслись к нам, в принципе, все, насколько я знаю всех продюсеров московских, а практически всех я знаю, они очень благосклонно отнеслись к проекту, существующему живьем, но ни одна радиостанция пока еще не может благосклонно отнестись к этому, как к существующему. Посему получается, что эта музыка не существует, и очень много музыки, я знаю, которая не существует.

Ольга Писпанен: То есть, это продолжение того же самого андерграундного музыкального мира, такие коллективы существуют на сценических площадках?

Дмитрий Хоронько: Искусство андерграундного мира - это искусственно выдуманная маркетологами фигня.

Ольга Писпанен: Но если не слышно этой музыки? Значит, это получается андерграунд.

Дмитрий Хоронько: Но это все искусственно. Оно растет в поле вместе, как будет, этот гриб и этот, ну, этот гриб, ребята, он очень фиолетовый, и мы не можем понять, как его есть, но он очень вкусный, но мы не можем понять. Вот произойдет ли какое-то движение в этом смысле - очень хотелось бы, потому что столько музыки присылают. Много музыки присылают интересной ребята, которые хотят продвинуться, и ребята, которые рыдают, есть такие, до отчаяния доведены люди, играют классную музыку, но никак...

Ольга Писпанен: Не вписаться никуда...

Дмитрий Хоронько: Потому что клуб тоже не хочет их брать, потому что, видите ли, они там не крутятся, и клуб есть такое странное поле, а музыка - она существует, она рождается, вот как дети и такое, ну что вот от белой матери черный мальчик - ну и что, это не стыд, он родился. Надо воспитывать, надо любить.

Ольга Писпанен: А можно ли все-таки заставить полюбить такого ребенка?

Дмитрий Хоронько: Это не вопрос, это обязательно произойдет.

Ольга Писпанен: То есть, воспитывается публика все-таки? Вот она изменилась за то время, что ты уже концертируешь, ездишь по городам и весям, меняется?

Дмитрий Хоронько: Не вопрос. В нашем дождливом городе уже очень много хорошего, мы живем в колоссальное время, это правда, абсолютно без пафоса, но мы пришли, вот мы с тобой останавливали троллейбус в каком-то там 1991-м году, учась в институте, и не зря.

Ольга Писпанен: Скажите пожалуйста, вот: "Хоронько - оркестр, шизофреничный ансамбль гитары, аккордеона ударных, кларнета и вокала Дмитрия Хоронько", - это цитата музыкальной рецензии. Не смущает слово "шизофреничный"?

Дмитрий Хоронько: Нет, это правда.

Ольга Писпанен: Правда?

Дмитрий Хоронько: Совершеннейшая.

Ольга Писпанен: То есть, все, что идет из Питера, оно, в общем, болезненно?

Дмитрий Хоронько: Шизофрения - это как бы диагноз, с точки зрения лекарства, а с точки зрения музыки это как бы не болезнь. Я думаю, что человек, который выходит на сцену и совершенно свободен, для многих несвободных людей является неадекватным и шизофреничным, и это нормально.

Ольга Писпанен: Вот, кстати, о несвободных людях. Ты достаточно провокационно, иногда даже бывает агрессивно, ведешь себя с публикой, вытягиваешь их на сцену, заставляешь петь

Дмитрий Хоронько: Скорее всего, провокационно, агрессивно – это не мое.

Ольга Писпанен: Бывают какие-то эксцессы?

Дмитрий Хоронько: Бывают. Бывают, люди гоняются за мной периодически по клубам, и хотят набить морду, так скажем, хотя у меня лицо человеческое, шансон с человеческим лицом. Бывает. Значит, все отлично, значит, все движется, значит, фишка живет. Если они будут сидеть вяло все, а потом в финале будет выходить человек лысый и выходить: "Внимание, а теперь надо бить морду ему, потому что... А, он обидел вас. А... И побежали". Нет, они сами они понимают, что они попадают в реку, в которую уже когда-то входили. Они попадают в собственные чувства, эмоции, они сами их создают, мною провоцированные, и сами в них попадают. Вот это супер, если получается... Я счастлив. Это для меня концерт состоялся. Потому что если он кричит, что ты... Вот недавно на концерте женщина мне сказала, "вот до этой шутки все было отлично", - а эта шутка была последняя практически в концерте. Вот она так участвовала, отслеживала, жила в этом, час она не потеряла, превратилась в совершенно другого человека, я надеюсь, пошла и думала что-то.

Ольга Писпанен: Должен артист угождать публике?

Дмитрий Хоронько: Категорически нет. Мы все вместе должны делать общее дело. И публика, и артист, это один и тот же спектакль, и артист бывает публикой, поэтому мы все вместе должны делать. Категорически. Вот те артисты, которые начинают развлекать и приходят на сцену – "почему они не смеются?" - не артисты, я думаю, просто.

Ольга Писпанен: Мне кажется, достаточно трудно смеяться. У тебя такие немного трагические композиции.

Дмитрий Хоронько: Ну, ты знаешь, в этом-то и есть, и заключается наша жизнь.

XS
SM
MD
LG