Ссылки для упрощенного доступа

Субботнее интервью: Полина Дашкова


Марк Крутов: Гость субботнего эфира Радио Свобода - одна из самых популярных российских писательниц Полина Дашкова, автор 12 детективных романов и поэтического сборника. Общий тираж книг Дашковой в России превысил 30 миллионов экземпляров, ее книги переведены на многие иностранные языки, причем в Германии она считается самым многотиражным русскоязычным писателем. По мотивам романа "Место под солнцем" снят телевизионный сериал, премьера которого проходит на телеканале НТВ. О современной литературе, поэзии, детективном жанре и его киновоплощении с Полиной Дашковой беседует корреспондент Радио Свобода Тамара Ляленкова.

Тамара Ляленкова: Какая это попытка снять сериал по вашему роману?

Полина Дашкова: Предложений было бесчисленное количество. Практически нет продюсерской студии, которая бы ко мне не обращалась. Я отношусь к этому весьма и весьма скептически, очень осторожно. Потому что та продукция, которая сейчас производится, мне не нравится категорически, это такие произведения-зомби. С "Местом под солнцем" получилось так, что я давно продала права на этот роман, на экранизацию одной студии, эта студия потом перепродала, когда был написан мною сценарий целиком, потом перепродала другой студии. Другая студия сняла сериал, восемь серий. Выбор главной героини - это не мой выбор, я об этом узнала из телевизионных новостей. То есть Катю там играет Анастасия Волочкова. Режиссер Алик Хамраев - это опытный профессиональный режиссер. Опять же мне сложно что-либо говорить, потому что меня абсолютно отстранили от этого процесса. Был взят мой сценарий и переделан так, что то, что получилось, я читать не смогла.

Тамара Ляленкова: Может быть, это правильно - устранять автора от создания серила? Потому что автор очень близко переживает судьбы своих героев. Может быть, ему трудно увидеть живое воплощение своего романа?

Полина Дашкова: Может быть и правильно. Но, с другой стороны, я здесь выступаю еще как автор сценария, а автор сценария обычно не устраняется.

Тамара Ляленкова: Насколько разный жанр? Трудно писать сценарий?

Полина Дашкова: Я не могу сказать, что это трудно, несопоставимо легче, чем писать роман. Это очень увлекательно. Это еще замечательный способ проверить прочность собственного произведения, как это все ложится в диалоги, в сцены, вообще как это все ложится на изобразительный ряд. Куплен еще роман "Херувим". Там что происходит, я не знаю вообще. Последняя информация была, что режиссер - чех. Почему чех - я не понимаю. С "Херувимом" была смешная история. Сначала студия "Глобус" перепродала это дело ОРТ. И ОРТ написало мне официальное письмо о том, что они считают необходимым поменять некоторые сюжетные линии по идеологическим соображениям, что наши органы, наша ФСБ показаны там не очень этично, и они могут обидеться. Хотя сами органы, которые меня читают, совершенно не обижаются. То есть ОРТ бежит впереди паровоза. И меня попросили ответить в письменной форме, почему я не считаю возможным сделать эти изменения. Я ответила в устной форме, что я просто больше не хочу с ними общаться и не хочу больше иметь с ними дело и все. В итоге студия "Глобус" у них назад все это дело забрала и продала какой-то другой студии. Что там происходит - не знаю. Может быть, вообще ничего не получится, и слава богу, для меня это было бы лучше. Очень больно, когда кромсают твое произведение. Для меня это нечто живое, близкое, действительно неприятно.

Тамара Ляленкова: Были какие-то предложения, может быть, с Запада или из Америки?

Полина Дашкова: Было очень смешное предложение от "Уорнер Бразерз". Приехал агент с договором на 50 страницах, в котором прописано было главным образом мое абсолютное неучастие в этом процессе. Но поскольку роман "Чувство реальности" не переведен на английский, они собирались засадить бригаду переводчиков, которые бы в течение месяца быстренько сварганили комиксовый вариант, а потом уже по этому делу писать сценарий. Когда я представила ужас всей этой клюквы, сопоставила с тем, что сейчас производит Голливуд, с уровнем американского кино, которое больше всего мне напоминает фильмы даже не нашего тоталитарного периода сталинского, а какой-то журнал "Корейская женщина" по своей идеологической насыщенности, я решила, что не надо, деньги проем, а стыд останется, не отдам я им.

Немцы сделали радиопостановку по трем романам, очень милые. Такие диски продаются, сейчас это очень модно, звуковые книги. Немцы что-то тоже вроде собираются снимать. Но тут я спокойна, я знаю, что немцы относятся к тексту весьма бережно и почтительно. Меня издает одно из лучших издательств, и с самого начала они поставили на меня как на звезду. Там очень важно, как издана первая книга - в твердой обложке или в покете. В твердой обложке книга - это совсем другой уровень, она издается долго, дорого, красиво. Вот они меня начали так издавать. И реклама, здесь у меня нет вообще никакой рекламы, и слава богу, потому что уровень нашей рекламы, книжки рекламируют примерно так же, как прокладки, йогурты и так далее. Там она совсем другая. Во-первых, первые сто книг тиража рассылаются в журналы и непосредственно критикам-обозревателям, которые, собственно, как-то влияют на процесс. Там нет проплаченных хвалебных или негативных рецензий, потому что оплачиваемое мнение никому не интересно. Реклама существует в виде плакатиков, которые развешиваются на ярмарках.

Тамара Ляленкова: Приятно увидеть свой большой портрет на книжной ярмарке?

Полина Дашкова: У меня был шок. Вы понимаете, какая штука: с одной стороны, конечно, это было приятно, причем первый раз, когда это случилось, меня привел пресс-секретарь издательства, и мы вошли в павильон главный. Он мне говорит: "А теперь закройте глаза". Я закрываю глаза, он меня ведет за ручку сквозь толпу: "А теперь открывайте". Вдруг я вижу свою физиономию колоссального совершенно размера, которая там витает под потолком. Конечно, мне было очень приятно, с одной стороны. С другой стороны, я подумала, как человек, выросший в советскую эпоху, я подумала: боже мой, что скажут наши писатели? Меня повесили, а больше никого не повесили. Ужас! Они же меня возненавидят люто. Надо сказать, что сильный был такой страх. Потом очень быстро прошел. Я подумала: ну ладно, они и так меня не особо жалуют. И остались только положительные эмоции по этому поводу, тем более фотография была отличная. Плюс еще там существует такая практика, как литературные чтения. Два раза в году примерно или это приурочено к ярмарке или просто так я езжу по Германии по разным городам, выступаю в университетах, в библиотеках, в книжных магазинах, в литературных клубах. Там принято это, на это ходят как в театр. Сначала я читаю по-русски небольшой кусочек, там бывает аудитория смешенная, наших эмигрантов много, а потом кто-то читает это по-немецки, потом идет разговор. Там нет проплаченных приглашений на телевидение, там нет косвенной рекламы. Там есть прямая реклама в очень интеллигентном виде. И есть четкое разграничение "желтой прессы" и приличной прессы. На ярмарках обычно стоит такой кордон у стенда, и когда я вижу, что какого-то журналиста ко мне не пускают, я спрашиваю: "Что это такое?", мне говорят: "Это "желтая пресса", это нельзя". Там есть практика рецензий, необязательно хвалебных, но серьезных, уважительных.

Тамара Ляленкова: От чего, как вы думаете, в литературной среде в России такое высокомерное отношение к детективному жанру, это, мол, не совсем литература?

Полина Дашкова: Корень любого высокомерия - это собственная ущербность. Дело же не в качестве той продукции, которую они обсуждают, а дело в них самих прежде всего.

Тамара Ляленкова: Есть закономерность: чем интереснее, чем красочнее вещь, необязательно роман, тем больше о нем можно сказать негативного, как ни странно. То есть, чем достойнее произведение, тем больше можно сказать критического.

Полина Дашкова: Скажем так, тем больше хочется сказать, хочется обсуждать. То, что хочется обсуждать, то, что вызывает эмоции даже негативные - это, действительно, произведение, то есть оно состоялось это произведение. Как Довлатов говорил: "Мне все равно, что обо мне пишут, лишь бы писали".

Тамара Ляленкова: Может быть еще такая зависть, пережиток советских времен, когда считалось, что хороший писатель должен быть обязательно несчастным и бедным?

Полина Дашкова: Да нет, я думаю, что каждый раз это что-то личное, это не имеет отношения к национальному характеру, к эпохе советской власти. Другое дело, что, допустим, на Западе если ты так злобствуешь, то ты тем самым всем сообщаешь, что человек несложившийся, неудавшийся, и ты уже неинтересен никому.

Тамара Ляленкова: Исторически сложилось так, что в советские опять-таки времена официальные литераторы были поставлены в определенные условия повышенной комфортности, неофициальные - напротив. Вот, на ваш взгляд, какого рода литература могла бы быть сейчас востребована?

Полина Дашкова: Очень странная штука. Действительно, у нас был огромный Союз писателей, он до сих пор существует, только раскололся, какие-то фракции. Были люди очень профессиональные, очень умелые мастера. Литература - это такая же профессия, как любая другая, это надо еще и уметь. Куда они сейчас делись? Почему они сейчас не пишут? То есть они остались в своем максимально успешном периоде и застряли, не могут двигаться дальше и не чувствуют время. Даже не то, что ждет от них время, а то, что оно может им дать, чтобы им как-то по-другому писалось.

Тамара Ляленкова: Считается, что литературный труд делает человека уязвимым. В каком качестве вы больше зависели от общественного мнения - в качестве поэтессы или в качестве писательницы детективных романов?

Полина Дашкова: В теперешнем своем состоянии я, конечно, завишу меньше, но, с другой стороны, просто мнений больше и масштаб другой. Поэт, безусловно, поэт вообще существо эфемерное, я бы сказала. Поэтический дар - вещь абсолютно загадочная. Я выпустила свои старые стихи очень выборочно, выпустила маленькую книжечку "Качели", чем вызвала, с одной стороны, гнев, недоумение. Многим понравилось. На каких-то встречах с читателями мне говорили: "Надо же, какие замечательные стихи". Нет, у меня другое дыхание сейчас стало, другое мышление, другой ритм. Допустим, иногда если у меня герой пишет стихи, я чего-нибудь для него сочиняю, но не более того.

Тамара Ляленкова: Вам пригодился поэтический, лирический опыт в прозе?

Полина Дашкова: Конечно. Во-первых, на уровне глубинных ощущений стихотворение или дышит или не дышит, реанимировать его нельзя. Живое оно всегда дает очень мощный внутренний заряд. И когда пишешь прозу, то это ощущение живого и мертвого очень помогает, оно идет из поэзии прежде всего.

Тамара Ляленкова: В ваших детективных романах присутствуют такие тонкие понятия, как порядочность, доброта, интеллигентность, такой старомодный по нынешним временам этический набор. С вашей стороны - это желание воспитать читателя или это ваше представление о добре, которое не должно быть с кулаками?

Полина Дашкова: Не дай бог желать кого-то воспитать. Я даже собственных детей не воспитываю, я их просто люблю. Мне неуютно, когда я пишу. Это мир, который я создаю, я в нем живу. И там ужасно неуютно и холодно, если нет порядочности, доброты, любви, каких-то самых банальных вещей, без которых на самом деле просто люди погибают рано или поздно.

Тамара Ляленкова: Убивая таким литературным виртуальным образом персонажа, как правило, персонажа положительного, потому что жалко того, кто симпатичен, совершаешь такой виртуальный грех. Как с этим?

Полина Дашкова: Очень трудно. Погибают у меня герои внутри логики сюжета. И все-таки не надо забывать, что это герои. Когда я писала "Приз", со мной происходило что-то ужасное, мне доктор Штраус мерещился везде, у меня пропадал голос как у Василисы. Я, просыпаясь утром, не могла говорить. То есть я проходила все концлагеря и так далее. Конечно, это колоссальные психо-эмоциональные затраты. Как сказал врач-психиатр из института Сербского, что психо-эмоциональная энергия - это самое ценное, что есть у человека и надо очень грамотно ее тратить. Когда пишешь роман всерьез, то это колоссальные затраты.

XS
SM
MD
LG