Андрей Шароградский: Лидер общественного движения "За достойную жизнь" Сергей Глазьев заявлял о намерении инициировать референдум по вопросу о замене льгот. Сергей Глазьев считает, что принятый закон ущемляет права граждан, прописанные в Конституции Российской Федерации. Депутат Государственной Думы Сергей Глазьев был гостем студии РС. Мой коллега Владимир Бабурин беседовал с ним о том, кому выгодно принятие законопроекта.
Владимир Бабурин: В нашей студии депутат Государственной Думы Сергей Глазьев, доктор экономических наук. Я не случайно об этом вспомнил. Как экономист вы не пытались хотя бы порядок определить, посчитать: раз государство с таким упорством настаивало на замене льгот денежными компенсациями, значит, надо полагать, что государству это выгодно? Были задействованы два федеральных канала, в течение нескольких месяцев разъясняя, насколько это будет полезно и хорошо. Какую выгоду, если это можно в денежном отношении посчитать, государство может получить?
Сергей Глазьев: Я бы хотел сделать одну оговорку, что речь идет не о государстве, а о нынешней властвующей элите, верхушке, которая расположилась на вершинах государственной власти. Выгоды у них политические, они сбросили с себя все социальные обязательства и гарантии. Теперь этим чиновникам не нужно соизмерять свои действия с требованием закона. Раньше действовали жесткие нормы: столько-то денег нужно выделять на образование, на здравоохранение, на культуру, науку, то сегодня полный бюрократические произвол, выделяем столько, сколько считаем возможным выделить после всех остальных расходов. То есть федеральный центр сбросил с себя ответственность. В этом их главный политический интерес.
Коммерческий интерес людей, которые пробивали эту антисоциальную реформу, заключается в том, что теперь между государством и получателем социальных услуг встали коммерческие фирмы, потому что монетизация льгот означает, что если раньше деньги поступали напрямую от государства к тем структурам, которые представляли людям бесплатные лекарства, услуги образования, транспортное обслуживание, минуя посредников, то сегодня эти же льготы будут проходить через коммерческие частные структуры и затем распределяться среди нуждающихся групп населения. При этом бюджет, как это ни парадоксально, теряет. То есть, с точки зрения здравого смысла, эта антисоциальная реформа является абсурдом. С одной стороны, государство денег тратит больше, а с другой стороны, люди получают меньше, потому что они урезаются в своих правах.
Объяснение очень простое. Между государством и получателями социальных обязательств становятся коммерческие структуры, которые эти самые государственные обязательства оставшиеся пропускают через себя в форме наличных денег. Так что здесь мы наблюдаем и коммерческий интерес в том, чтобы заработать на посредничестве между государством и обществом, и политический - чтобы сбросить с себя ответственность.
Владимир Бабурин: Вы обратили внимание или нет - сначала законопроект назывался очень длинно - о замене та-та-та, потом сократили до монетизации льгот. А ко второму чтению вообще формулировка, которая меня, честно говоря, поразила - "льготные выплаты" это теперь называется. Понимаете, льготы есть льготы, выплаты есть выплаты. Как выплаты могут быть льготными? Вы, как экономист, понимаете?
Сергей Глазьев: Ну, это лукавство, конечно, потому что социальные обязательства нынешнего государства - это прежде всего обязательства удовлетворить те жизненно важные потребности, будь то коммунальные услуги - тепло, вода, свет, телефон, проезд на транспорте, инсулин, лекарства, наконец, право на доступ к информации. То есть, в социальном государстве власть отвечает за удовлетворение жизненно важных потребностей людей, а в нынешнем коррупционно-бюрократическом государстве власть ни за что реально не отвечает, она просто имитирует теперь предоставление людям определенных услуг в социальной сфере в той мере, в которой у этой власти хватает денег. И фактически пропаганда официозная свела этот антиконституционный переворот к одному мелкому в общем-то вопросу - к вопросу формы предоставления социальных услуг. Хотя по сути это антисоциальная реформа является антиконституционным государственным переворотом, потому что фактически речь идет о ликвидации механизмов социального государства.
Что такое социальное государство? Это обязательства удовлетворять потребности общества в том естественном виде, в котором люди в них нуждаются. Поэтому наряду с обязательствами по обеспечению нуждающейся категории населения лекарствами и социальными услугами, это обязательство нормативного финансирования бюджетной сферы. Ведь в законах до принятия этого акта было расписано, сколько денег нужно тратить на образование, здравоохранение и культуру. Это отказ государства восстанавливать дореформенные сбережения граждан. Это отбитая нами пока во всяком случае попытка ликвидировать привязку минимальной зарплаты к прожиточному минимуму. Это в принципе отказ от федеральной ответственности за уровень жизни в стране и сбрасывание этой ответственности на плечи субъектов федерации, подавляющее большинство из которых не имеет необходимых для этого источников финансирования.
То есть то, что у нас произошло, это фактически антиконституционный переворот, потому что, во-первых, нарушается принцип социального государства, который провозглашен в Конституции, вместо социального государства мы имеем дело с бюрократическим государством, которое ни за что не хочет отвечать. Во-вторых, условия жизни более 20 миллионов человек ухудшаются с принятием этого закона, что нарушает прямую Конституцию. Наконец, в-третьих, отказ федерального центра от выполнения социальных гарантий в сфере образования, здравоохранения на всей территории страны означает, что фактически вводится дискриминация граждан по месту их проживания. Сравните возможности бюджета города Москвы и соседней Рязанской области или Тульской, или Калужской...
Владимир Бабурин: Дальневосточные губернаторы уже написали соответствующее письмо.
Сергей Глазьев: И выясняется, что с принятием этого закона у нас единство государства, как социального организма, исчезает, оно расчленяется на территории с принципиальным уровнем жизни.
Владимир Бабурин: Казалось бы, логично, что сейчас федеральная власть, отказавшаяся от выполнения каких-то социальных обязательств, сэкономив на этом, по всей вероятности, должна всячески способствовать развитию частного бизнеса, как крупного, так и среднего, потому что людям, наемным рабочим, которые работают в частном бизнесе, будь то крупный, будь то средний, с их уровнем зарплат, в общем-то, льготы не слишком интересны. Ну, они, конечно, не откажутся, если они будут, но они, в общем-то, не нужны. Вот вы верите, что такое может произойти?
Сергей Глазьев: Думаю, что это разные темы, потому что общая логика нынешней власти - это логика "ни за что не отвечать и все контролировать". По отношению к бизнесу - контролировать доходы. И той части бизнеса, которая не проявляет должной политической лояльности и не хочет делиться, уготована налоговая репрессия, что мы уже наблюдаем. Той части бизнеса, которая делится с коррумпированной государственной бюрократией, той можно дальше заниматься чем угодно, включая злоупотребление монопольным положением. А у граждан отнимают социальные гарантии. То есть если в этом что-то общее и есть, то это общее как раз на тему "отнять": у бизнеса - отнять право свободно распоряжаться доходами и поставить все под контроль, а еще лучше расставить своих людей там, где большие источники доходов, а у граждан - отнять социальные гарантии. То есть это фактически и есть полицейское бюрократическое государство, которое ни за что не отвечает, но все хочет контролировать.
Владимир Бабурин: В России главный закон - это закон Ломоносова-Лавуазье: если где-то убавится, то где-то непременно присовокупится. Из разговора с вами понятно, как вы предполагаете, где именно, в каком месте присовокупится.
И самый последний вопрос о втором нашумевшем законопроекте, - это сокращение рекламы пива. Пивные короли обвиняют думское водочное лобби, что якобы в Государственной Думе гораздо больше производителей водки и людей, их представляющих, и они протолкнули этот закон. Как вы к этому относитесь?
Сергей Глазьев: Ну, это полная, конечно, чепуха, потому что сама проблема возникла именно потому, что лоббисты от рекламных компаний и пивных компаний в свое время исключили пиво через подкупленных ими депутатов из перечня алкогольных напитков. У нас возникла абсурдная ситуация, когда оборот алкогольных напитков регулируется законом, который, кстати, в свое время мне пришлось продвигать через Думу, где мы запретили рекламу алкоголя и табака на телевидении, а пиво является как бы безалкогольным напитком, на который действие этого закона не распространяется. При этом был, конечно, прямой обман и депутатов и общества, потому что выведением пива из состава алкогольных напитков сопровождалось оговоркой, что по пиву будет принят специальный закон. Так вот, никто не мешал лоббистам от рекламных агентств и пивоваренных компаний принять специальный закон по обороту пива, они этого не сделали, потому что они вообще не хотели никакого регулирования. И в итоге мы получили просто эпидемию пивного алкоголизма.
Замечу, что пиво, в отличие от других алкогольных напитков, содержит в себе хмель, относящийся к наркотической группе растений, и дает чрезвычайно устойчивый эффект привыкания. Поэтому, как известно наркологам, пивной алкоголизм не лечится. А если к пиву человек пристрастен с 10 лет, то понятно, к чему это впоследствии приводит. И пивной алкоголизм пошел как раз среди детей, потому что, наблюдая рекламу пива с утра до вечера, дети всерьез считают, что пиво - это типа томатного сока напиток, который приносится только пользу.
Это колоссальная проблема, которая была обусловлена именно подкупом депутатов со стороны лоббистов, и я это наблюдал лично в Государственной Думе. Нам не удалось тогда противостоять этому натиску пивных денег, но сейчас, слава богу, удалось как-то ситуацию нормализовать, хотя далеко не полностью.
Самое простое было бы решение - поступить по здравому смыслу, вернуть пиво в состав алкогольных напитков. Вместо этого решение, которое принято, носит паллиативный характер, но это шаг вперед, я считаю.
Владимир Бабурин: В нашей студии депутат Государственной Думы Сергей Глазьев, доктор экономических наук. Я не случайно об этом вспомнил. Как экономист вы не пытались хотя бы порядок определить, посчитать: раз государство с таким упорством настаивало на замене льгот денежными компенсациями, значит, надо полагать, что государству это выгодно? Были задействованы два федеральных канала, в течение нескольких месяцев разъясняя, насколько это будет полезно и хорошо. Какую выгоду, если это можно в денежном отношении посчитать, государство может получить?
Сергей Глазьев: Я бы хотел сделать одну оговорку, что речь идет не о государстве, а о нынешней властвующей элите, верхушке, которая расположилась на вершинах государственной власти. Выгоды у них политические, они сбросили с себя все социальные обязательства и гарантии. Теперь этим чиновникам не нужно соизмерять свои действия с требованием закона. Раньше действовали жесткие нормы: столько-то денег нужно выделять на образование, на здравоохранение, на культуру, науку, то сегодня полный бюрократические произвол, выделяем столько, сколько считаем возможным выделить после всех остальных расходов. То есть федеральный центр сбросил с себя ответственность. В этом их главный политический интерес.
Коммерческий интерес людей, которые пробивали эту антисоциальную реформу, заключается в том, что теперь между государством и получателем социальных услуг встали коммерческие фирмы, потому что монетизация льгот означает, что если раньше деньги поступали напрямую от государства к тем структурам, которые представляли людям бесплатные лекарства, услуги образования, транспортное обслуживание, минуя посредников, то сегодня эти же льготы будут проходить через коммерческие частные структуры и затем распределяться среди нуждающихся групп населения. При этом бюджет, как это ни парадоксально, теряет. То есть, с точки зрения здравого смысла, эта антисоциальная реформа является абсурдом. С одной стороны, государство денег тратит больше, а с другой стороны, люди получают меньше, потому что они урезаются в своих правах.
Объяснение очень простое. Между государством и получателями социальных обязательств становятся коммерческие структуры, которые эти самые государственные обязательства оставшиеся пропускают через себя в форме наличных денег. Так что здесь мы наблюдаем и коммерческий интерес в том, чтобы заработать на посредничестве между государством и обществом, и политический - чтобы сбросить с себя ответственность.
Владимир Бабурин: Вы обратили внимание или нет - сначала законопроект назывался очень длинно - о замене та-та-та, потом сократили до монетизации льгот. А ко второму чтению вообще формулировка, которая меня, честно говоря, поразила - "льготные выплаты" это теперь называется. Понимаете, льготы есть льготы, выплаты есть выплаты. Как выплаты могут быть льготными? Вы, как экономист, понимаете?
Сергей Глазьев: Ну, это лукавство, конечно, потому что социальные обязательства нынешнего государства - это прежде всего обязательства удовлетворить те жизненно важные потребности, будь то коммунальные услуги - тепло, вода, свет, телефон, проезд на транспорте, инсулин, лекарства, наконец, право на доступ к информации. То есть, в социальном государстве власть отвечает за удовлетворение жизненно важных потребностей людей, а в нынешнем коррупционно-бюрократическом государстве власть ни за что реально не отвечает, она просто имитирует теперь предоставление людям определенных услуг в социальной сфере в той мере, в которой у этой власти хватает денег. И фактически пропаганда официозная свела этот антиконституционный переворот к одному мелкому в общем-то вопросу - к вопросу формы предоставления социальных услуг. Хотя по сути это антисоциальная реформа является антиконституционным государственным переворотом, потому что фактически речь идет о ликвидации механизмов социального государства.
Что такое социальное государство? Это обязательства удовлетворять потребности общества в том естественном виде, в котором люди в них нуждаются. Поэтому наряду с обязательствами по обеспечению нуждающейся категории населения лекарствами и социальными услугами, это обязательство нормативного финансирования бюджетной сферы. Ведь в законах до принятия этого акта было расписано, сколько денег нужно тратить на образование, здравоохранение и культуру. Это отказ государства восстанавливать дореформенные сбережения граждан. Это отбитая нами пока во всяком случае попытка ликвидировать привязку минимальной зарплаты к прожиточному минимуму. Это в принципе отказ от федеральной ответственности за уровень жизни в стране и сбрасывание этой ответственности на плечи субъектов федерации, подавляющее большинство из которых не имеет необходимых для этого источников финансирования.
То есть то, что у нас произошло, это фактически антиконституционный переворот, потому что, во-первых, нарушается принцип социального государства, который провозглашен в Конституции, вместо социального государства мы имеем дело с бюрократическим государством, которое ни за что не хочет отвечать. Во-вторых, условия жизни более 20 миллионов человек ухудшаются с принятием этого закона, что нарушает прямую Конституцию. Наконец, в-третьих, отказ федерального центра от выполнения социальных гарантий в сфере образования, здравоохранения на всей территории страны означает, что фактически вводится дискриминация граждан по месту их проживания. Сравните возможности бюджета города Москвы и соседней Рязанской области или Тульской, или Калужской...
Владимир Бабурин: Дальневосточные губернаторы уже написали соответствующее письмо.
Сергей Глазьев: И выясняется, что с принятием этого закона у нас единство государства, как социального организма, исчезает, оно расчленяется на территории с принципиальным уровнем жизни.
Владимир Бабурин: Казалось бы, логично, что сейчас федеральная власть, отказавшаяся от выполнения каких-то социальных обязательств, сэкономив на этом, по всей вероятности, должна всячески способствовать развитию частного бизнеса, как крупного, так и среднего, потому что людям, наемным рабочим, которые работают в частном бизнесе, будь то крупный, будь то средний, с их уровнем зарплат, в общем-то, льготы не слишком интересны. Ну, они, конечно, не откажутся, если они будут, но они, в общем-то, не нужны. Вот вы верите, что такое может произойти?
Сергей Глазьев: Думаю, что это разные темы, потому что общая логика нынешней власти - это логика "ни за что не отвечать и все контролировать". По отношению к бизнесу - контролировать доходы. И той части бизнеса, которая не проявляет должной политической лояльности и не хочет делиться, уготована налоговая репрессия, что мы уже наблюдаем. Той части бизнеса, которая делится с коррумпированной государственной бюрократией, той можно дальше заниматься чем угодно, включая злоупотребление монопольным положением. А у граждан отнимают социальные гарантии. То есть если в этом что-то общее и есть, то это общее как раз на тему "отнять": у бизнеса - отнять право свободно распоряжаться доходами и поставить все под контроль, а еще лучше расставить своих людей там, где большие источники доходов, а у граждан - отнять социальные гарантии. То есть это фактически и есть полицейское бюрократическое государство, которое ни за что не отвечает, но все хочет контролировать.
Владимир Бабурин: В России главный закон - это закон Ломоносова-Лавуазье: если где-то убавится, то где-то непременно присовокупится. Из разговора с вами понятно, как вы предполагаете, где именно, в каком месте присовокупится.
И самый последний вопрос о втором нашумевшем законопроекте, - это сокращение рекламы пива. Пивные короли обвиняют думское водочное лобби, что якобы в Государственной Думе гораздо больше производителей водки и людей, их представляющих, и они протолкнули этот закон. Как вы к этому относитесь?
Сергей Глазьев: Ну, это полная, конечно, чепуха, потому что сама проблема возникла именно потому, что лоббисты от рекламных компаний и пивных компаний в свое время исключили пиво через подкупленных ими депутатов из перечня алкогольных напитков. У нас возникла абсурдная ситуация, когда оборот алкогольных напитков регулируется законом, который, кстати, в свое время мне пришлось продвигать через Думу, где мы запретили рекламу алкоголя и табака на телевидении, а пиво является как бы безалкогольным напитком, на который действие этого закона не распространяется. При этом был, конечно, прямой обман и депутатов и общества, потому что выведением пива из состава алкогольных напитков сопровождалось оговоркой, что по пиву будет принят специальный закон. Так вот, никто не мешал лоббистам от рекламных агентств и пивоваренных компаний принять специальный закон по обороту пива, они этого не сделали, потому что они вообще не хотели никакого регулирования. И в итоге мы получили просто эпидемию пивного алкоголизма.
Замечу, что пиво, в отличие от других алкогольных напитков, содержит в себе хмель, относящийся к наркотической группе растений, и дает чрезвычайно устойчивый эффект привыкания. Поэтому, как известно наркологам, пивной алкоголизм не лечится. А если к пиву человек пристрастен с 10 лет, то понятно, к чему это впоследствии приводит. И пивной алкоголизм пошел как раз среди детей, потому что, наблюдая рекламу пива с утра до вечера, дети всерьез считают, что пиво - это типа томатного сока напиток, который приносится только пользу.
Это колоссальная проблема, которая была обусловлена именно подкупом депутатов со стороны лоббистов, и я это наблюдал лично в Государственной Думе. Нам не удалось тогда противостоять этому натиску пивных денег, но сейчас, слава богу, удалось как-то ситуацию нормализовать, хотя далеко не полностью.
Самое простое было бы решение - поступить по здравому смыслу, вернуть пиво в состав алкогольных напитков. Вместо этого решение, которое принято, носит паллиативный характер, но это шаг вперед, я считаю.
