Программу ведет Елена Коломийченко. В ней участвуют: Директор Русской Службы Радио Свобода Марио Корти; редактор Радио Свобода Джованни Бенси; венская журналистка Елена Харитонова; голландский славист Кейс Верхейл; живущий в Санкт-Петербурге немецкий юрист Дагмар Лоренс; Франк Фабель - немец, руководитель аудиторской фирмы в Санкт-Петербурге.
Елена Коломийченко:
Россия как наркотик для европейца. Идея, на которой построена эта передача, появилась пару лет назад у одного австрийского телережиссера. Фильм по разным причинам снят так и не был. Вот что рассказала об этом в Вене Елена Харитонова:
Елена Харитонова:
Однажды ко мне подошел знакомый режиссер с австрийского телевидения и сказал, что есть возможность снять документальный фильм об иностранцах, постоянно живущих в России. Как их, например, австрийцев туда заносит, и что держит, чем они там занимаются? Чем вообще может заниматься европеец в этой огромной беспорядочной стране? Я попыталась разыскать несколько таких европейцев и постепенно обнаружила, что это -совершенно особенные люди. Они приезжают в Россию по делам на несколько месяцев, максимум - на 1-2 года, и оседают там надолго. Некоторые пробуют уехать, но возвращаются назад. Мне рассказывали про немца, упрямо пытающегося развести где-то в Нечерноземье породистых свиней, которых у него постоянно разворовывают местные жители. Он уже два раза уезжал:
Это целый клан людей, нашедших для себя в России что-то такое, чего больше нигде нет, и с чем они не в состоянии расстаться. Причем они сами не в состоянии сформулировать, что же их держит. Я позвонила в Москву социологу Татьяне Кутковец и попросила ее объяснить этот феномен. Почему нормальный уравновешенный европеец может так увлечься безалаберной русской жизнью? Куда деваются его западные трезвость и прагматизм? Ответ был примерно такой: "Во-первых, деятельных, желающих заработать деньги и впечатления иностранцев в России ждет постоянный риск. Предприимчивые люди живут тут, как в прифронтовой полосе, а это состояние затягивает и пьянит. Достаточно вспомнить романы Хемингуэя. Во-вторых, иностранцы в России часто играют роль учителей, которые знают, как и что надо делать, а это тоже пьянит и завораживает, в-третьих, не имея российского гражданства и не очень завися от произвола российских чиновников эти люди живут здесь свободно, как подростки, а талантливость и невзрослость, как известно, связаны. В общем, Россия делает иностранцев талантливее, чем они были дома, но одновременно действует на них как наркотик, потому что от удовольствия жить особой жизнью потом бывает трудно отказаться. С европейцами это случалось. Можно вспомнить, например, швейцарца - математика Эйлера, сделавшего большинство своих открытий в России, или великого хореографа с французской фамилией Петипа.
Конечно, многие из таких людей сломали себе в России шею. Достаточно вспомнить тех, кто стали жертвами сталинских репрессий - их было около 200 тысяч. За последние 300 лет Россия втянула в себя с Запада огромное количество людей и идей. Все это было здесь на свой лад переработано и вошло в сплав русской культуры. Даже трагическое увлечение коммунизмом началось у русских с увлечения немецкой философией. А классический русский национализм начался 200 лет назад с того, что молодые люди, которые потом назвали себя "славянофилами", стали читать немецких романтиков. И сейчас российские сторонники рыночной экономики тоже смотрят на Запад. Вот примерно о чем говорили мы с австрийским режиссером, который хотел снимать фильм об иностранцах в России. Мы собирались называть его: "Die Droge Russland", что в переводе значит "Наркотик Россия", однако, по независящим от нас причинам дело до съемок, к сожалению, не дошло, но хорошие идеи, как и рукописи, не горят, и для европейцев из России нашлось место в передаче "Континент Европа".
Елена Коломийченко:
Мы стали искать людей, для которых Россия - если не наркотик, то, во всяком случае, источник вдохновения, часть жизни, смысл ежедневного поиска. Таких людей оказалось довольно много. Одни живут и работают в России, другие - вдали от нее, но их судьба та прочно переплелась с российской жизнью, что и отделить невозможно.
Итальянец, родился в Милане, вырос в Аргентине, в возрасте 16 лет вернулся в Италию. В 1976-м году стал одним из основателей кооперативного издательства в Милане, которое специализировалось на российской истории и культуре. На Радио Свобода с 1979-го года. Директор Русской Службы Радио Свобода Марио Корти:
Марио Корти:
Россию я полюбил в детстве, читая русскую классику в испанском переводе. Почему в испанском? Потому что, как многие итальянцы, я вырос в Аргентине. Иные персонажи Толстого, Достоевского и Тургенева, например, старцы и крестьяне - как принято считать, истинные представители русского народа - говорят, как мне казалось, какими-то евангельскими изречениями. Эти персонажи, а их так много в русской литературе прошлого века, воплощают идеалы человечества самым эффективным образом. В этом смысле, и в этой чисто мистической плоскости, прав Достоевский в своей Пушкинской Речи, когда он говорит о стремлениях русской души ко всемирности и всечеловечности, о всеевропейском и всемирном назначении русского народа.
То отношение к России, которое я излагаю - не только мое. Оно общее для всех, кто входит в Россию через эти врата - великой русской литературы. В русском языке есть такие ласковые слова: "голубушка", "батюшка", "матушка", которые так мило и странно звучат для западного уха. Еще привлекает в народном русском языке возможность образовывать уменьшительные из наречий - "туточку", "тамочки". Тут есть прямая аналогия с испанским языком - "acacito", "allacito". Еще больше я полюбил Россию, когда, читая Лескова, понял, что русские умеют еще и работать. Привлекала меня красота русского православного обряда. Произошло со мной то же самое, что и в легенде о посланниках Киевского князя Владимира. Во время службы в храме Агия София в Царьграде им казалось, что они находятся в раю. Отсюда и выражение "небо на земле".
Это, видимо, относится ко всем воспитанным в католичестве: потеряв красоту и тайну латинского обряда после реформы Второго Ватиканского Собора, они обнаруживают их в обрядах восточной церкви. А церковнославянский обряд в России выгодно отличается красотой русской церковной музыки.
Я не знаю ни одного западного человека, который занимается Россией и при этом не относился бы к ней с любовью. В этом я не отличаюсь от других. Но я знаю и немало русских людей, которые высмеивают нас за нашу любовь, смотрят на нас свысока, называют "милыми иностранцами" - мы, мол, не понимаем. Они ошибаются. Понимать - понимаем, знать - знаем, и потому - любим. Любим ее всю, со всеми недостатками.
Поэтому меня огорчает, когда нас - Радио Свобода, упрекают в враждебном отношении к России. Меня это задевает лично и сокровенно. Я могу относиться критически и даже совершенно отрицательно к тем или иным проявлениям, но никогда - к самой России как к совокупности ее граждан или как к государству, к России, как к культурному созвездию, которое является неотъемлемой частью нашего европейского небосвода, нашей общей культуры, другой половиной Европы, той половиной, которой нам так не хватает, и по которой мы постоянно тоскуем.
Елена Коломийченко:
Теперь цитата: "Профессором русского словесности и истории в свое время был небезызвестный Арчибальд Мун. Говорили, что единственное, что он в мире любит, это Россия. Многие не понимали, почему он там не остался. На вопросы такого рода Мун неизменно отвечал: "Справьтесь у Робертсона, - это был востоковед, - почему он не остался в Вавилоне".
Профессор Мун из романа Набокова "Подвиг" был британцем и преподавал русскую словесность историю в Кембридже. Образ европейца, влюбленного в Россию, человека, для которого Россия - главное или одно из главных увлечений, и, может быть, даже страсть, встречается не только в литературе, но и в реальной жизни. Кейс Верхейл - голландский славист, эссеист, прозаик, переводчик. В его романе "Вилла Бермонт" есть удивительная по ностальгической теплоте и истинной тонкости часть, посвященная первому знакомству автобиографического героя с волшебной фонетикой русского языка. Эту страсть к России, к ее языку и литературе Верхейл пронес через всю свою жизнь. Занятие историей русской словесности, переводы русских поэтов, дружба с Иосифом Бродским, и, наконец, роман "Вилла Бермонт", главным действующим лицом которого является Федор Тютчев. За этот роман автор получил русскую литературную премию - премию имени Петра Андреевича Вяземского. Пожалуй, впервые в истории можно сказать, что любовь европейца к России оказалась взаимной, счастливой. Кейс Верхейл об отношении к России, русскому языку, литературе, о своей первой встрече с русским и выборе профессии слависта.
Кейс Верхейл:
Скорее всего, я бы выбрал слово "любовь". Моя первая встреча с русским языком имела место во время Второй Мировой Войны. Я жил в голландском городке, где были русские пленные. Они под надзором немцев проходили каждый день мимо нашего дома - в 1944-м году, тогда мне было 4 года. Тогда мы с папой стояли перед нашим домом каждое утро и махали рукой русским пленным, и первыми русскими словами, которым я тогда научился были: "Добрый День". Это были мои первые русские слова и первая русская встреча. Мое детство - Вторая Мировая Война, а потом - "холодная война" - каждый день по радио нам говорили о России, в газетах писали, что это - единственная угроза за пределами нашего знакомого мира, и она меня в таком смысле привлекала, потому что это было далеко, таинственно и, в то же самое время, очень близко.
Елена Коломийченко:
Дагмар Лоренс - немка 36 лет, юрист, возглавляет юридическую контору в Санкт-Петербурге. 6 июля выиграла дело в Верховном Суде России. Дагмар Лоренс о своей работе:
Дагмар Лоренс:
В 1989-м году я была аспиранткой в университете в Ростоке, исследовала вопросы судостроительного договора для верфей ГДР. Это было как раз после того, когда стена упала, в ноябре 1989-го года: мой научный руководитель сказал мне, что есть возможность полгода стажироваться в Ленинграде, и он спросил меня, не хочу ли я воспользоваться этой возможностью, тем более, что для моей темы это было бы полезно. И я поехала, я продолжала свою аспирантуру здесь на юридическом факультете, исследовала уже совсем другую тематику, а именно - юридические вопросы создания совместных предприятий. В один прекрасный день я просто вынуждена была начать зарабатывать себе на жизнь, потому что стипендии не хватало, и в конце 1993-го года я решила создать свою фирму, и с 1993-го года мы работаем здесь. Мы занимаемся всем, кроме уголовных дел, отстаиваем интересы буквально во всех сферах и отраслях права. Первоначально, естественно, наше направление было обслуживание клиентов из немецкоязычных стран, которые каким-то образом хотели создать свой бизнес в России, а потом появились и русские клиенты. Чтобы их обслуживать, я создала в 1995-м году вторую фирму, которая называется "Петербургское юридическое общество", и мы даем консультации не только по вопросам российского законодательства, но также и по вопросам, связанным с заключением контрактов российскими фирмами с иностранцами.
Елена Коломийченко:
Юрист Дагмар Лоренс говорит о финансовом кризисе 1998-го года в России:
Дагмар Лоренс:
В 1998-м году я в первый раз за 5 лет решила поехать в отпуск. Как раз, когда кризис начинался, я еще была в отпуске, когда я вернулась, было уже поздно открывать счет в другом банке. Короче говоря, я потеряла не только свои личные деньги, но и деньги фирмы. Буквально со дня на день я не могла выплатить зарплаты, не говоря уже о том, чтобы покупать бумагу, чтобы печатать какие-то документы. Мне лично было очень тяжело. Тогда я задала себе вопрос: "Зачем я сюда приехала?! Все, что мы успели заработать, исчезло". Но поскольку у меня здесь очень хороший коллектив и замечательные сотрудники, перед которыми я несу ответственность, поэтому я осталась, и мы продолжали работать, и на сегодняшний день я в принципе уже забыла, что мы потеряли эти деньги, хотя они и не помешали бы.
Елена Коломийченко:
Франк Фабель - немец, 38 лет, возглавляет в Санкт-Петербурге аудиторскую фирму, говорит о России, работе, жизни и русском языке.
Франк Фабель:
Я сейчас уже 8 лет живу здесь, в России. 8 лет назад я в первый раз приехал сюда как турист, и у меня, вообще-то говоря, не было никаких планов. Потом я нашел первые контакты, я встречался со студентами из Берлина, славистами, которые начинали здесь работать, и у меня были первые контакты. У меня есть в Санкт-Петербурге аудиторская фирма. В принципе, это очень просто. Кто-то с Запада вкладывает деньги в Россию, и когда он хочет проверить, что делается с деньгами, наша задача - проверить это. "Аудитор", - этот термин происходит от слова слушать. Аудитор должен слушать и не слишком много говорить. Это сразу надо сказать, поэтому слишком много я сказать не могу, но могу сказать, что наши клиенты здесь в России действительно всегда очень хорошо отчитываются перед партнерами на Западе, и пока проблем не было.
Конечно, разница очень большая. Как организовать день: каждое утро новая задача - так я бы это назвал. В Германии все стоит на рельсах, все спланировано, а здесь каждый день заново надо пробовать что-то организовывать в новой ситуации. У меня здесь дом, где я живу с семьей, у меня трое детей: мальчику пять лет, девочке три, самой маленькой сейчас только полгода. Жена русская, и сейчас она, конечно, не работает. Я очень долго думал, где лучше жить и как мы должны жить. Мы поженились еще в Германии. Потом, в 1996-м - 1997-м годах мы окончательно решили, что мы должны попробовать устроить нашу жизнь в России, это было еще в 1997-м году, еще до кризиса. Наверное, это был самый важный шаг для нас. Тогда мы решили, что мы хотим строить здесь дом и жить здесь, и это важный момент. Если бы это было после кризиса, то мы, наверное, не нашли бы мужества начинать. Так как мы хотим жить с детьми - мы думали, и до сих пор чувствуем, что с детьми лучше жить в России. В Германии требования от бизнеса, от экономики гораздо выше, чем в России. Надо очень мобильно реагировать на рынок. Поэтому я чувствую и думаю, что в Германии не так просто жить с детьми - в России гораздо проще.
Елена Коломийченко:
На каком языке вы говорите дома?
Франк Фабель:
С женой - на немецком языке, конечно, дети с бабушкой говорят на русском языке и поэтому они, конечно, гораздо лучше говорят на русском языке, немецкий язык у них - слабое место. Они понимают его, но пока они уже поняли, что папа говорит и по-русски, и они отвечают и на русском языке. И поэтому в семье я говорю традиционно на русском языке. В театре или кино я не был уже 5 лет... Контакт с друзьями я чувствую гораздо интенсивнее, чем в Германии. Я бы сказал, что и отношения ближе, чем в Германии, и поэтому то, что у нас нет времени для кино или театра - это, наверное, не так важно.
Елена Коломийченко:
Джованни Бенси - наш коллега, итальянец, соредактор программы "Континент Европа". На Радио Свобода, в Русской Службе, он работает без малого 30 лет.
Джованни Бенси:
Если я задумываюсь, то мысленно переношусь во время моего детства, время Второй Мировой Войны, которое я провел в эвакуации, в деревушке в нескольких десятках километров от моего родного города Пьяченца в Северной Италии на реке По. За это время дом, где моя семья жила до войны, был разрушен бомбардировками. После войны у нас не было крыши над головой, мы не знали, где приютиться, и тут вмешалась администрация завода, где работал мой отец. Моего отца звали Марио Бенси. Он был хотя и малообразованный человек, но опытный механик - у меня чисто рабоче-крестьянское происхождение. Директор завода в Пьяченце - это был химический завод, который назывался "Сафта", предложил ему стать главным механиком, ответственным за все техническое оборудование предприятия. Поскольку для такой работы мой отец должен был быть постоянно на подхвате, нам дали квартиру прямо на заводе, в доме для гостей, который находился прямо над воротами.
Шел 1948-й год - год роковой для политической судьбы Италии. Война закончилась, было принята Конституция, итальянский народ на референдуме проголосовал против монархии, но еще не было избранного парламента и нормального правительства. После падения фашизма образовались десятки партий, но главных было две: правоцентристская - ХДС и левая - Коммунистическая. Выборы были назначены на 18 апреля 1948-го года - мне было ровно 10 лет. Я мало разбирался в политике, но она мне не была чужда. Квартира на заводе мне позволяла близко соучаствовать в одном из самых характерных явлений политической жизни - митингах. Дело в том, что перед заводом была небольшая площадь. Рабочие основной смены -их было человек 400, выходили в пол шестого дня, и в недели перед выборами почти каждый день на площади перед заводом "Сафта" проходил митинг.
Чаще всего выступали, естественно, христианские демократы и коммунисты. Режиссура была примерно одинаковой: партийная команда приезжала на грузовике, трибуна устраивалась на грузовике, выставлялись флаги и символы - для всех итальянские зелено-бело-красные триколоры, а потом для правых - белые щиты с крестом и надписью "Свобода" и портреты лидера Альчидо де Гаспери; а для левых - красные флаги и серп и молот, портреты лидера коммунистов Пальмиро Тольятти, и некоего таинственного дяди с густыми усами. Из своей комнаты над воротами завода я часто прислушивался к тому, что говорили ораторы противоположных направлений. Вот приходили коммунисты, исполняли гимн "Баньера Росса" и потом оратор перечислял мотивы, по которым следует голосовать за коммунистов. Почти всегда оратор напоминал слушателям, что существует такая чудесная страна, называемая "Unione Sovietica" - конечно же, Советский Союз, она же "Russia", в которой правит всеми любимый и уважаемый вождь - Иосиф Сталин - великий отец трудящихся всего мира. Тут оратор жестом руки указывал на портрет дяди с усами. В этой сказочной стране, якобы, все живут припеваючи, все любят друг друга, у всех полный достаток, счастье и все блага - словом, замечательный "Unione Sovietica"...
На следующий вечер сцена менялась: приезжали христианские демократы. Грузовик был тот же, декорация иная, и оратор, конечно, тоже говорил по-другому - сначала доводы, почему следует голосовать за белых против красных, а потом - пламенный призыв: "Надо сплоченными рядами защищать только что обретенные свободу и демократию, которым грозят коммунисты". Они, мол, на службе у ужасной страны, которая называется "Unione Sovietica", она же - "Russia" в которой беспощадно правит палач Иосиф Сталин, который всех загоняет в концлагеря, где люди голодают, живут в страхе и бегут, если только могут. Я был озадачен: "Вот, не понимаю, как может быть, чтобы об одной и той же стране говорили такие противоположные вещи: для одних это земля обетованная, а для других - преисподняя". Это наблюдение и вызвало в моем сердце желание узнать побольше об этой стране. Ключ к расширению моих знаний - конечно, изучение языка. Я начал не сразу, сначала справлялся в энциклопедиях, впервые познакомился с русским шрифтом и мне показалось, что в этой "Unione Sovietica", где все живут не как другие - они еще к тому же и пишут не как другие". Я собирал почтовые марки. Мне попадались и советские с надписями тем же странным шрифтом, который я худо-бедно пытался расшифровать...
Русский язык стал моей судьбой. Я поступил в университет "Ка Фоскари" в Венеции на факультет иностранных языков по специальности русский язык и литература. С 1972-го года я редактор Русской Службы Радио Свобода, а через три года уйду на пенсию. Вот как моя жизнь была определена Россией в ее хороших и плохих аспектах. Прошло более 50 лет с тех дней, когда я удивлялся по поводу упоминаний об "Unione Sovietica" на предвыборных митингах в Италии. Впрочем, на тех выборах коммунисты проиграли, и я ни о чем не сожалею.
Елена Коломийченко:
И снова Кейс Верхейл, голландский славист, прозаик, переводчик.
Кейс Верхейл:
Во-первых, я не считаю, что я сделал выбор, ведь объект любви не выбирают, ведь, скорее всего, объект любви выбирает вас. Свою жизнь без России я как-то себе не представляют. Но наркотик - наркотиком я бы Россию тоже не назвал. Для меня все-таки это предполагает какую-то зависимость... В смысле зависимости - да, но не в смысле идеализации. В этом случае наркотик сочетается с моментами отрезвления. Это было бы, как влюбленность, но любовь всегда предполагает момент отрезвления, то есть, зависимость вместе с критикой, с трезвым моментом, и даже с моментом отвращения.
Елена Коломийченко:
Руководитель юридической конторы Дагмар Лоренс:
Дагмар Лоренс:
В России мы живем более интенсивно и более интересно, а интересное для меня все, что не просто. То, что просто - как-то мне кажется скучным, скучноватым, когда все как-то решено заранее, не надо ничего придумывать - это же менее интересно, правильно?! Я же люблю Россию, и я думаю, что будущее именно в России, потому что люди заинтересованы, подъем не только в экономике, но и, что на мой взгляд немаловажно, это отношения между людьми. Я думаю как раз, что я настолько здесь счастлива, потому что здесь есть вот эта "русская душевность". Я не сказала бы, что она у нас отсутствует. У меня и в Германии - не только в Восточной, но и в Западной, (хотя на самом деле у нас десять лет уже общая страна, но есть еще к сожалению такое деление), тоже еще есть люди, которые от души могут чем-то заниматься, человеку помочь. Но мне кажется, что здесь в России таких людей больше, я встречаю их каждый день.
Франк Фабель:
Для меня это вторая родина. Этим все сказано. Конечно, я немец, может быть, я еще сильнее чувствую это, чем раньше. Я даже стал немного больше немец, чем был. Но все равно, Россия - это земля, на которой мы стоим, и здесь мы попробуем организовать и устроить, что можем.
