Северокавказские народы вошли в состав России в разные периоды истории. Большинство горских народов не сразу отыскали общий язык с соседней империей, отсюда и долгие кровопролитные войны. Добровольно на сторону русских, как утверждают историки, переходили только отдельные горские общества осетин, дагестанцев, чеченцев и ингушей, остальные противились приходу России на Северный Кавказ. Поэтому политика Петербурга на Северном Кавказе в 18-19-м веках в целом была большей частью завоевательной. История напоминает о себе и сегодня. Она оказывает влияние и на современные отношения между Россией и северокавказскими народами. Эти отношения по-прежнему сложны и проблематичны. Что стоит за сегодняшней политикой России на Северном Кавказе? Каким образом следует Москве выстраивать политику в регионе, чтобы избежать новых горячих точек? Об этом мы размышляем с политологом, главным редактором исторического журнала "Лабиринты времен" Тимуром Музаев.
Тимур Музаев: Что касается взаимоотношений между Российской Федерацией и ее субъектами на Северном Кавказе, то это, конечно, не отношение между империей и колониями, эти отношения давно уже прошли. Что касается отношений между федеральным центром и субъектами федерации, реальной федерации, то, мне кажется, что сейчас вопрос об этом тоже не стоит. Особенно с выстраиванием вертикали власти, как мне кажется, началось разрушение федеративных связей между центром и субъектами. На самом деле центр разрушает естественные федеративные связи. Что скрывать, субъекты заинтересованы в сильном, мощном, экономически процветающем государстве - вот это является основой федеративных отношений, а вовсе не начальники, назначенные из Москвы. К сожалению, в Москве сейчас превалирует такое мнение, что именно командами, административной системой можно построить устойчивое государство. Мне кажется, что это заблуждение. А нужно отстраивать реальные федеративные связи, то есть экономические, политические, общественные, даже культурные. Но главное - это, конечно, политические и экономические, чтобы субъекты были реально заинтересованы, во-первых, в сильном государстве, которое их защитит, которое обеспечит им развитие. Таким образом, у нас не получается ни федерации, ни империи, а получается нечто переходное. К сожалению, этот переход затягивается, как мне кажется.
Олег Кусов: Наиболее проблемным регионом на Северном Кавказе остается Чечня, о событиях в которой мы много рассказываем в эфире Радио Свобода. В этом выпуске программы "Кавказские хроники" поговорим о других потенциально взрывоопасных регионах Северного Кавказа. Политолог Тимур Музаев размышляет о ситуации в республике Дагестан.
Тимур Музаев: Там, конечно, огромная проблема с этнополитической ситуацией. Огромное количество народов, между ними и земельные, и административные проблемы, борьба за влияние во власти, между этническими элитами этих народов. Но там огромная, как мне кажется, проблема самореализации людей. Люди не могут ни начать собственное дело, кредиты выдаются только по знакомству, люди не могут получить ссуды на строительство. Специально для того, чтобы хоть как-то исправить ситуацию, была принята программа "Горы", она осуществлялась, если я не ошибаюсь, в течение нескольких лет. Результатом этой программы стало то, что практически все деньги разворованы чиновниками. И что в этих условиях делать человеку? С одной стороны, жесткая социально-экономическая структура, в которой он не может реализовать свои таланты, начать дело, с другой стороны, жесткая политическая структура, он не может протестовать против этого. С третьей стороны, все эти структуры поддерживаются федеральной властью, а с четвертой стороны, есть, скажем, силы, которые говорят ему: все это от дьявола, от сатаны. Значит нужно бороться за мусульманское государство, при котором тебе будет открыта дорога. Создаются условия для распространения религиозного экстремизма. В Дагестане целые базы были. Дагестан - это одна из наиболее проблемных и в социальном плане, и в консервативности структур всех республика. На какое-то время федеральному центру удалось притушить протестное движение в этих республиках. Но последние события особенно в Дагестане и Карачаево-Черкесии свидетельствуют о том, что полностью не обращать внимания на проблемы невозможно, они все равно прорываются. В Дагестане каждую неделю происходят политические убийства.
Олег Кусов: Попытка федеральных войск силовым способом решить проблему радикального ислама, естественно, на мой взгляд, не привела ни к чему хорошему.
Тимур Музаев: Часть наиболее радикальных экстремистов ушла в подполье. Наступило какое-то отрезвление. Потому что игра с этими опасными лозунгами - джихад, исламская армия - ничего не принесет хорошего ни народу, ни им самим, ни исламу как таковому. Наступило некоторое отрезвление и отход. Но это не значит, что проблема решена. Экстремизм в той или иной форме порождается условиями жизни. В Дагестане условия жизни не изменились. Неизбежно консерватизм в такой форме порождает экстремизм, тем более, что там все усугубляется еще межнациональными пробелами. Как это решать - это сложнейший вопрос, это практически задача для, может быть, десятилетия. Надо начать хотя бы процесс, показать обществу. Общественности, власти, показать народу, что хоть какие-то процессы пошли, внушить какую-то надежду людям, что ситуация может поменяться.
Олег Кусов: Тимур, а выборы президента Дагестана к чему могут привести в этих условиях?
Тимур Музаев: Дагестанская элита всегда опасалась введения поста президента и всегда активно сопротивлялась предложениям ввести какого-то одного дагестанского начальника. Введение поста президента неизбежно приведет к обострению борьбы между республиканскими элитами, которая и так уже обострена до крайнего предела. Второе: естественно, межнациональный вопрос. Президент Дагестана не может иметь, скажем, девять наций. Если в госсовете Дагестана, который являлся коллективным президентом, были представлены все титульные нации Дагестана, президентом может быть только один человек. Это очень большая проблема для республики, власть в которой традиционно основана на этнических квотах, в котором парламент избирается по этническим квотам, и коллективный президент, то есть госсовет формируется по этническим квотам, и места в правительстве распределяются фактически по этническим квотам. Этот, значит, пост за даргинцем, за аварцем, за лакцем и так далее, этот за русским.
Олег Кусов: А это опасно еще и тем, что президент республики, как правило, могут ограничиться даже двумя сроками, им хочется третий, четвертый?
Тимур Музаев: Я думаю, ни к чему хорошему это не приведет. Я думаю, что это решение было принято под давлением центра, тенденция всюду вводить вертикаль власти, где нужно и где в данном случае не нужно.
Олег Кусов: За этим стоит некомпетентность федерального центра?
Тимур Музаев: Я думаю, что за всеми действиями федерального центра на Северном Кавказе стоят некомпетентность, непонимание ситуации и нежелание в ней разбираться.
Олег Кусов: Говоря об осетино-российских отношениях, историки чаще всего подчеркивают их добровольный характер. Профессор Руслан Хасбулатов, многие годы занимающийся русско-кавказскими связями, в своей недавно вышедшей книге "Кремль и российско-чеченская война" опровергает эти убеждения. Отрывок из книги Руслана Хасбулатова читает Никита Татарский.
Никита Татарский: В таких условиях начался новый этап экспансии России на Кавказ. Поражение Надир-шаха от горцев Кавказа произвело огромное впечатление не только на Россию, но и на Европу. Тем более что Кавказ все еще оставался малоизвестным регионом в мире, не говоря уже о России. В период новой царской экспансии первой пала Осетия, завоеванная царскими войсками в 1774 году, причем, несмотря на значительное число христиан в этой стране, беспощадность русских войск была беспредельной. И всякие разговоры о близости осетин к России - это миф, иллюзия. Этот народ уничтожался завоевателями с нормативной жестокостью, свойственной русским не меньше, чем иным завоевателям. Вскоре пали Большая и Малая Кабарда, когда большинство населения было вырезано. В 1783-м году Грузия стала протекторатом России, в 1801 была захвачена Южная Осетия, в 1809 - Назрановское общество ингушей.
Олег Кусов: На мой вопрос о современных взаимоотношениях между Россией и Осетией отвечает политолог и историк Тимур Музаев.
Власти Северной Осетии на протяжении многих лет говорят об особой политике федерального центра к этой республике. Есть ли она, и в чем заключается?
Тимур Музаев: Федеральный центр по отношению к Северной Осетии действительно проводит особую политику - это политика благоприятствования, поддержки, особенно республиканской элиты. Известна ситуация с осетино-ингушским конфликтом, когда федеральный центр практически поддержал Владикавказ. В последующих действиях федеральный центр неоднократно превращал Северную Осетию в форпост своей политики, в том числе и силовой политики. Создается впечатление, что население, общественность Северной Осетии и в некоторой степени и даже и власти Северной Осетии несколько тяготятся такой ситуацией, когда территория республики превращена в форпост особенно силовой политики. Трагические события в Моздоке, ну и не только, взрывы во Владикавказе. Притом, что и население, и власть прекрасно сознают выгоду дружбы с федеральным центром. Это было бы нелепо не признавать. Это кредиты, это возможности для реализации экономических, социальных программ, что очень важно для кавказских республик. Вместе с тем, мне кажется, что Осетия нуждается в какой-то более продуманной и какой-то более самостоятельной роли на Северном Кавказе. Но, во всяком случае, такая политика федерального центра, особая по отношению к Северной Осетии, естественно, проводится, и федеральный центр требует от руководства каких-то особых услуг - это очевидно.
Олег Кусов: Историческая близость осетин к России, понятно, что она эксплуатируется сегодня политиками, но она имеет перспективу, когда Северный Кавказ находится, так скажем в провальной ситуации, когда кремль все больше и больше совершает ошибок на Северном Кавказе, вгоняет его в хронические проблемы?
Тимур Музаев: Я думаю, что осетинского общества и осетинской элиты, в частности, на Россию она, конечно, способствовала развитию Осетии. В православной Осетии еще до революции было больше школ, поскольку школы действовали под патронажем православной церкви, больше учебных заведений. Но, как говорят, нельзя складывать все яйца в одну корзину, а Осетия это все-таки часть Северного Кавказа. И мне кажется, что политику Владикавказ должен выстраивать с учетом понимании своей кавказскости и стремлении использовать свои связи с Москвой, свои особые отношения с Россией для того, чтобы урегулировать ситуацию на Кавказе, способствовать разрешению мирному проблем между федеральным центром и северокавказскими и другими республиками. Северная Осетия могла бы выступить таким посредником, который понимает федеральный центр и который одновременно является одной из республикой Северной Кавказа. В этом, возможно, и перспектива развития Северной Осетии, и перспектива сохранения ее особых связей с Москвой.
Олег Кусов: Мы говорили об осетино-ингушском конфликте. Последствия этого конфликта, конечно, были ужасные для обеих сторон, особенно для ингушей. Много очень изменилось тогда в сознании ингушей. Я помню, как в 92-м году ингуши смотрели на представителя федерального центра примерно так, как сейчас смотрят чеченцы. Они называют их подчеркнуто "российскими чиновниками", "российскими военными". Они себя дистанцировали от представителей федерального центра отчетливо. Но затем все это ушло. Что произошло за это время, на ваш взгляд?
Тимур Музаев: Трагедия 92-го года - трагедия и для ингушского народа, и для осетинского народа. Она, конечно, наложила, пожалуй, самый глубокий отпечаток на ингушскую историю последнего времени. Практически все десятилетие создания Ингушской республики шло под знаком преодоления последствий этого конфликта. Ингушская республика практически вся была вовлечена в этот конфликт, и российские танки просто прокатились до самых границ Чечни. Республики практически не существовало, было несколько районов бывшей Чечено-Ингушетии, в которой и власти толком не было, ни каких-то инфраструктур, ни, в общем-то, организованной общественности не было. Был ингушский народ оставлен один на один со своим горем. В этой ситуации приход к власти президента Руслана Аушева был, я считаю, просто даром небесным для Ингушетии.
Олег Кусов: Наконец-то мы нашли хоть одно правильное решение федерального центра на Северном Кавказе.
Тимур Музаев: Да, это было решение просто очень удачное, но о котором федеральный центр потом, прямо скажем, пожалел. Руслану Аушеву действительно удалось из этой озлобленной и неорганизованной массы людей построить настоящую республику. Она очень маленькая, она слабая в экономическом отношении, но это уже какой-то зачаток государства, политической самоорганизации, механизм, при помощи которого ингушский народ может представлять свои интересы, может отстаивать свои права, может развиваться культурно, экономически, общественно. Заслуга Аушева в том, что он, несмотря на самые тяжелейшие социальные условия, отсутствие всяческих ресурсов, а затем, несмотря на противодействия центра, сумел сдержать экстремистские поползновения, сумел сдержать распространение религиозного экстремизма, что было в этих условиях задача практически невыполнимая, но он ее совершил. Все-таки сумел преодолеть и убедить ингушей, что нужно жить в мире, что все равно друг от друга мы на Марс не улетим, мы будем все равно жить вместе, нам нужно договариваться. При нем какое-то экономическое движение началось. Его уход был воспринят федеральным центром как победа. Но, мне кажется, что это может статья пирровой победой. То согласие, тот консенсус между обществом и властью, который в Ингушетии сложился при Аушеве, сейчас дал трещину. Недовольство в обществе, некоторое отчуждение от власти уже чувствуется. И если новые власти республики Ингушетия не будут проявлять видимую заботу о своем народе, то это отчуждение может превратиться в какие-то серьезные проблемы. А для Ингушетии это очень серьезно, поскольку республика не имеет экономического потенциала, она находится в тяжелейшем социальном положении, и там любые экстремистские идеи могут найти сразу же благоприятную почву. Аушев сумел это сдержать, он сумел консолидировать народ. Сможет ли это новый президент Ингушетии?
Олег Кусов: Покажет время.
Тимур, на Северном Кавказе есть республика, которую многие наблюдатели называют самой стабильной - это Кабардино-Балкария. В то же время это республика, которая состоит из двух титульных национальностей, между которыми противоречия были как исторические, так и современные. Это что - видимая стабильность или президенту Кокову удалось найти какой-то паритет национальный, экономический, политический?
Тимур Музаев: В 90-91-х годах это республика стояла на грани революции, практически на грани того, что совершилось в Чечне. Конгресс кабардинского народа практически сверг Кокова, он подал в отставку, и власть буквально была на улице. Еще через несколько лет вспыхнул балкарский кризис, Балкария потребовала выхода из состава Кабардино-Балкарии, и общественное движение за выход Балкарии получило огромнейшую поддержку практически всего балкарского народа. Таким образом, Кабардино-Балкария пережила целую серию кризисов и политических, и этнополитических.
Олег Кусов: Но в то же время Коков вернулся в свой кабинет, а балкарцы остаются в составе.
Тимур Музаев: На какое-то время, подчеркиваю, на какое-то время президенту Кокову удалось снять напряжение и найти компромисс с частью балкарской элиты. Умелый кавказский государственный политик, который манипулирует элитами, умеет с ними договариваться, умеет найти компромисс и строит политику именно на безусловной лояльности центру, во-вторых, на таких договоренностях и давлении на элиту, то есть метод кнута и пряника. Прикармливая часть элиты, с другой стороны, нещадно подавляя оппозицию. Но это не решение проблемы, проблема все равно остается. И манипулируя элитами, невозможно решить реальные проблемы, социальные. Известно, что балкарцы населяют горную часть Кабардино-Балкарии, что у них самое большое отставание в республике по развитию образования, социальной инфраструктуры и так далее. Территориальная проблема существует между балкарскими и кабардинскими районами, вызванная, в частности, выселением балкарцев, их возвращением. Были перекроены несколько районов. Нужно развивать горную зону, нужно предоставить балкарцам возможность реально влиять на политическую ситуацию, на общественную ситуацию, на экономическую ситуацию.
Олег Кусов: А у вас есть впечатление, что федеральный центр в отношении Кабардино-Балкарии не совершил каких-то очевидных ошибок?
Тимур Музаев: Мне кажется, что в отношении Кабардино-Балкарии каких-то очевидных ошибок в последнее время, по крайней мере, не было. То есть там были ошибки в 91-м году, были почти роковые ошибки. Сначала попытка силового давления, потом провоцирование проабхазских выступлений. Коков сумел ситуацию стабилизировать, все-таки это исключительно его заслуга, а федеральный центр сделал очень много для того, чтобы обострить ситуацию в 91-93-х годах. Хотя там были сигналы из Кабардино-Балкарии о том, что там тоже получает распространение религиозные экстремизм, и власти Кабардино-Балкарии принимали довольно жесткие меры. Уж не знаю, насколько они были оправданы. Практика свидетельствует, что если экстремистам попустительствовать, то ничего хорошего из этого не получается, а если переусердствовать, то экстремизм получает только распространение. То есть здесь важно соблюсти меру.
Олег Кусов: Есть ли у федерального центра продуманная северокавказская политика?
Тимур Музаев: Эксперты неоднократно, практически все, анализируя действия России на Северном Кавказе в последние десять лет, практически все без исключения отмечали, что продуманной, последовательной и отвечающей реальным интересам российского государства политики нет. И это действительно так. Центр либо реагирует как пожарная команда на случаи возгорания конфликтов, либо старается проблемы не замечать. Как бы с этим можно согласиться, но не совсем. Политики нет, однако в действиях представителей федерального центра на Северном Кавказе можно проследить довольно отчетливое желание, выраженное или не выраженное, желание законсервировать ситуацию любыми способами. В первую очередь это касается сохранения старой элиты во всех республиках, что центр стремится тех руководителей и те элиты, которые уже сформировались в республиках Северного Кавказа, сохранить и поддержать в любых кризисах, даже если это не очень выгодно для федерального центра. В некоторых случаях это не удается, как в Чечне, но в большинстве случаев это удается. Дальше, те проблемы, которые реально существуют в северокавказских обществах, в первую очередь это проблемы социальные, они не решаются, они консервируются в этой консервной банке, созданной федеральным центром и местными элитами, там происходят процессы брожения. Результатом этого становится - либо срывает крышку, либо взрывается банка, то есть открытый вооруженный конфликт, как в Чечне.
Олег Кусов: "Банка" под названием Северный Кавказ, она уже, на ваш взгляд, разорвалась, выплеснув все содержимое, или еще сопротивляется кипению?
Тимур Музаев: Вы знаете, Северный Кавказ я бы сравнил не с банкой, а с погребом, в котором набор целый банок. Банка под названием Чечня уже разорвалась, и там еще несколько баночек есть, которые тоже в свою очередь кипят. Банка под названием Дагестан уже издает какие-то звуки, которые предупреждают, что она может взорваться. Банка под названием Карачаево-Черкесия тоже в некоторых местах выдала пар. Кабардино-Балкария и Северная Осетия они вроде пока спокойны и не затронуты процессами брожениями. Но что происходит внутри - мы же не можем залезть в эту банку, она законсервирована, а узнаем, когда она взорвется. Вот такая политика негожа, это негосударственная политика, это политика страусиная.
Олег Кусов: Погреб ведь способен похоронить весь дом.
Тимур Музаев: Что касается взаимоотношений между Российской Федерацией и ее субъектами на Северном Кавказе, то это, конечно, не отношение между империей и колониями, эти отношения давно уже прошли. Что касается отношений между федеральным центром и субъектами федерации, реальной федерации, то, мне кажется, что сейчас вопрос об этом тоже не стоит. Особенно с выстраиванием вертикали власти, как мне кажется, началось разрушение федеративных связей между центром и субъектами. На самом деле центр разрушает естественные федеративные связи. Что скрывать, субъекты заинтересованы в сильном, мощном, экономически процветающем государстве - вот это является основой федеративных отношений, а вовсе не начальники, назначенные из Москвы. К сожалению, в Москве сейчас превалирует такое мнение, что именно командами, административной системой можно построить устойчивое государство. Мне кажется, что это заблуждение. А нужно отстраивать реальные федеративные связи, то есть экономические, политические, общественные, даже культурные. Но главное - это, конечно, политические и экономические, чтобы субъекты были реально заинтересованы, во-первых, в сильном государстве, которое их защитит, которое обеспечит им развитие. Таким образом, у нас не получается ни федерации, ни империи, а получается нечто переходное. К сожалению, этот переход затягивается, как мне кажется.
Олег Кусов: Наиболее проблемным регионом на Северном Кавказе остается Чечня, о событиях в которой мы много рассказываем в эфире Радио Свобода. В этом выпуске программы "Кавказские хроники" поговорим о других потенциально взрывоопасных регионах Северного Кавказа. Политолог Тимур Музаев размышляет о ситуации в республике Дагестан.
Тимур Музаев: Там, конечно, огромная проблема с этнополитической ситуацией. Огромное количество народов, между ними и земельные, и административные проблемы, борьба за влияние во власти, между этническими элитами этих народов. Но там огромная, как мне кажется, проблема самореализации людей. Люди не могут ни начать собственное дело, кредиты выдаются только по знакомству, люди не могут получить ссуды на строительство. Специально для того, чтобы хоть как-то исправить ситуацию, была принята программа "Горы", она осуществлялась, если я не ошибаюсь, в течение нескольких лет. Результатом этой программы стало то, что практически все деньги разворованы чиновниками. И что в этих условиях делать человеку? С одной стороны, жесткая социально-экономическая структура, в которой он не может реализовать свои таланты, начать дело, с другой стороны, жесткая политическая структура, он не может протестовать против этого. С третьей стороны, все эти структуры поддерживаются федеральной властью, а с четвертой стороны, есть, скажем, силы, которые говорят ему: все это от дьявола, от сатаны. Значит нужно бороться за мусульманское государство, при котором тебе будет открыта дорога. Создаются условия для распространения религиозного экстремизма. В Дагестане целые базы были. Дагестан - это одна из наиболее проблемных и в социальном плане, и в консервативности структур всех республика. На какое-то время федеральному центру удалось притушить протестное движение в этих республиках. Но последние события особенно в Дагестане и Карачаево-Черкесии свидетельствуют о том, что полностью не обращать внимания на проблемы невозможно, они все равно прорываются. В Дагестане каждую неделю происходят политические убийства.
Олег Кусов: Попытка федеральных войск силовым способом решить проблему радикального ислама, естественно, на мой взгляд, не привела ни к чему хорошему.
Тимур Музаев: Часть наиболее радикальных экстремистов ушла в подполье. Наступило какое-то отрезвление. Потому что игра с этими опасными лозунгами - джихад, исламская армия - ничего не принесет хорошего ни народу, ни им самим, ни исламу как таковому. Наступило некоторое отрезвление и отход. Но это не значит, что проблема решена. Экстремизм в той или иной форме порождается условиями жизни. В Дагестане условия жизни не изменились. Неизбежно консерватизм в такой форме порождает экстремизм, тем более, что там все усугубляется еще межнациональными пробелами. Как это решать - это сложнейший вопрос, это практически задача для, может быть, десятилетия. Надо начать хотя бы процесс, показать обществу. Общественности, власти, показать народу, что хоть какие-то процессы пошли, внушить какую-то надежду людям, что ситуация может поменяться.
Олег Кусов: Тимур, а выборы президента Дагестана к чему могут привести в этих условиях?
Тимур Музаев: Дагестанская элита всегда опасалась введения поста президента и всегда активно сопротивлялась предложениям ввести какого-то одного дагестанского начальника. Введение поста президента неизбежно приведет к обострению борьбы между республиканскими элитами, которая и так уже обострена до крайнего предела. Второе: естественно, межнациональный вопрос. Президент Дагестана не может иметь, скажем, девять наций. Если в госсовете Дагестана, который являлся коллективным президентом, были представлены все титульные нации Дагестана, президентом может быть только один человек. Это очень большая проблема для республики, власть в которой традиционно основана на этнических квотах, в котором парламент избирается по этническим квотам, и коллективный президент, то есть госсовет формируется по этническим квотам, и места в правительстве распределяются фактически по этническим квотам. Этот, значит, пост за даргинцем, за аварцем, за лакцем и так далее, этот за русским.
Олег Кусов: А это опасно еще и тем, что президент республики, как правило, могут ограничиться даже двумя сроками, им хочется третий, четвертый?
Тимур Музаев: Я думаю, ни к чему хорошему это не приведет. Я думаю, что это решение было принято под давлением центра, тенденция всюду вводить вертикаль власти, где нужно и где в данном случае не нужно.
Олег Кусов: За этим стоит некомпетентность федерального центра?
Тимур Музаев: Я думаю, что за всеми действиями федерального центра на Северном Кавказе стоят некомпетентность, непонимание ситуации и нежелание в ней разбираться.
Олег Кусов: Говоря об осетино-российских отношениях, историки чаще всего подчеркивают их добровольный характер. Профессор Руслан Хасбулатов, многие годы занимающийся русско-кавказскими связями, в своей недавно вышедшей книге "Кремль и российско-чеченская война" опровергает эти убеждения. Отрывок из книги Руслана Хасбулатова читает Никита Татарский.
Никита Татарский: В таких условиях начался новый этап экспансии России на Кавказ. Поражение Надир-шаха от горцев Кавказа произвело огромное впечатление не только на Россию, но и на Европу. Тем более что Кавказ все еще оставался малоизвестным регионом в мире, не говоря уже о России. В период новой царской экспансии первой пала Осетия, завоеванная царскими войсками в 1774 году, причем, несмотря на значительное число христиан в этой стране, беспощадность русских войск была беспредельной. И всякие разговоры о близости осетин к России - это миф, иллюзия. Этот народ уничтожался завоевателями с нормативной жестокостью, свойственной русским не меньше, чем иным завоевателям. Вскоре пали Большая и Малая Кабарда, когда большинство населения было вырезано. В 1783-м году Грузия стала протекторатом России, в 1801 была захвачена Южная Осетия, в 1809 - Назрановское общество ингушей.
Олег Кусов: На мой вопрос о современных взаимоотношениях между Россией и Осетией отвечает политолог и историк Тимур Музаев.
Власти Северной Осетии на протяжении многих лет говорят об особой политике федерального центра к этой республике. Есть ли она, и в чем заключается?
Тимур Музаев: Федеральный центр по отношению к Северной Осетии действительно проводит особую политику - это политика благоприятствования, поддержки, особенно республиканской элиты. Известна ситуация с осетино-ингушским конфликтом, когда федеральный центр практически поддержал Владикавказ. В последующих действиях федеральный центр неоднократно превращал Северную Осетию в форпост своей политики, в том числе и силовой политики. Создается впечатление, что население, общественность Северной Осетии и в некоторой степени и даже и власти Северной Осетии несколько тяготятся такой ситуацией, когда территория республики превращена в форпост особенно силовой политики. Трагические события в Моздоке, ну и не только, взрывы во Владикавказе. Притом, что и население, и власть прекрасно сознают выгоду дружбы с федеральным центром. Это было бы нелепо не признавать. Это кредиты, это возможности для реализации экономических, социальных программ, что очень важно для кавказских республик. Вместе с тем, мне кажется, что Осетия нуждается в какой-то более продуманной и какой-то более самостоятельной роли на Северном Кавказе. Но, во всяком случае, такая политика федерального центра, особая по отношению к Северной Осетии, естественно, проводится, и федеральный центр требует от руководства каких-то особых услуг - это очевидно.
Олег Кусов: Историческая близость осетин к России, понятно, что она эксплуатируется сегодня политиками, но она имеет перспективу, когда Северный Кавказ находится, так скажем в провальной ситуации, когда кремль все больше и больше совершает ошибок на Северном Кавказе, вгоняет его в хронические проблемы?
Тимур Музаев: Я думаю, что осетинского общества и осетинской элиты, в частности, на Россию она, конечно, способствовала развитию Осетии. В православной Осетии еще до революции было больше школ, поскольку школы действовали под патронажем православной церкви, больше учебных заведений. Но, как говорят, нельзя складывать все яйца в одну корзину, а Осетия это все-таки часть Северного Кавказа. И мне кажется, что политику Владикавказ должен выстраивать с учетом понимании своей кавказскости и стремлении использовать свои связи с Москвой, свои особые отношения с Россией для того, чтобы урегулировать ситуацию на Кавказе, способствовать разрешению мирному проблем между федеральным центром и северокавказскими и другими республиками. Северная Осетия могла бы выступить таким посредником, который понимает федеральный центр и который одновременно является одной из республикой Северной Кавказа. В этом, возможно, и перспектива развития Северной Осетии, и перспектива сохранения ее особых связей с Москвой.
Олег Кусов: Мы говорили об осетино-ингушском конфликте. Последствия этого конфликта, конечно, были ужасные для обеих сторон, особенно для ингушей. Много очень изменилось тогда в сознании ингушей. Я помню, как в 92-м году ингуши смотрели на представителя федерального центра примерно так, как сейчас смотрят чеченцы. Они называют их подчеркнуто "российскими чиновниками", "российскими военными". Они себя дистанцировали от представителей федерального центра отчетливо. Но затем все это ушло. Что произошло за это время, на ваш взгляд?
Тимур Музаев: Трагедия 92-го года - трагедия и для ингушского народа, и для осетинского народа. Она, конечно, наложила, пожалуй, самый глубокий отпечаток на ингушскую историю последнего времени. Практически все десятилетие создания Ингушской республики шло под знаком преодоления последствий этого конфликта. Ингушская республика практически вся была вовлечена в этот конфликт, и российские танки просто прокатились до самых границ Чечни. Республики практически не существовало, было несколько районов бывшей Чечено-Ингушетии, в которой и власти толком не было, ни каких-то инфраструктур, ни, в общем-то, организованной общественности не было. Был ингушский народ оставлен один на один со своим горем. В этой ситуации приход к власти президента Руслана Аушева был, я считаю, просто даром небесным для Ингушетии.
Олег Кусов: Наконец-то мы нашли хоть одно правильное решение федерального центра на Северном Кавказе.
Тимур Музаев: Да, это было решение просто очень удачное, но о котором федеральный центр потом, прямо скажем, пожалел. Руслану Аушеву действительно удалось из этой озлобленной и неорганизованной массы людей построить настоящую республику. Она очень маленькая, она слабая в экономическом отношении, но это уже какой-то зачаток государства, политической самоорганизации, механизм, при помощи которого ингушский народ может представлять свои интересы, может отстаивать свои права, может развиваться культурно, экономически, общественно. Заслуга Аушева в том, что он, несмотря на самые тяжелейшие социальные условия, отсутствие всяческих ресурсов, а затем, несмотря на противодействия центра, сумел сдержать экстремистские поползновения, сумел сдержать распространение религиозного экстремизма, что было в этих условиях задача практически невыполнимая, но он ее совершил. Все-таки сумел преодолеть и убедить ингушей, что нужно жить в мире, что все равно друг от друга мы на Марс не улетим, мы будем все равно жить вместе, нам нужно договариваться. При нем какое-то экономическое движение началось. Его уход был воспринят федеральным центром как победа. Но, мне кажется, что это может статья пирровой победой. То согласие, тот консенсус между обществом и властью, который в Ингушетии сложился при Аушеве, сейчас дал трещину. Недовольство в обществе, некоторое отчуждение от власти уже чувствуется. И если новые власти республики Ингушетия не будут проявлять видимую заботу о своем народе, то это отчуждение может превратиться в какие-то серьезные проблемы. А для Ингушетии это очень серьезно, поскольку республика не имеет экономического потенциала, она находится в тяжелейшем социальном положении, и там любые экстремистские идеи могут найти сразу же благоприятную почву. Аушев сумел это сдержать, он сумел консолидировать народ. Сможет ли это новый президент Ингушетии?
Олег Кусов: Покажет время.
Тимур, на Северном Кавказе есть республика, которую многие наблюдатели называют самой стабильной - это Кабардино-Балкария. В то же время это республика, которая состоит из двух титульных национальностей, между которыми противоречия были как исторические, так и современные. Это что - видимая стабильность или президенту Кокову удалось найти какой-то паритет национальный, экономический, политический?
Тимур Музаев: В 90-91-х годах это республика стояла на грани революции, практически на грани того, что совершилось в Чечне. Конгресс кабардинского народа практически сверг Кокова, он подал в отставку, и власть буквально была на улице. Еще через несколько лет вспыхнул балкарский кризис, Балкария потребовала выхода из состава Кабардино-Балкарии, и общественное движение за выход Балкарии получило огромнейшую поддержку практически всего балкарского народа. Таким образом, Кабардино-Балкария пережила целую серию кризисов и политических, и этнополитических.
Олег Кусов: Но в то же время Коков вернулся в свой кабинет, а балкарцы остаются в составе.
Тимур Музаев: На какое-то время, подчеркиваю, на какое-то время президенту Кокову удалось снять напряжение и найти компромисс с частью балкарской элиты. Умелый кавказский государственный политик, который манипулирует элитами, умеет с ними договариваться, умеет найти компромисс и строит политику именно на безусловной лояльности центру, во-вторых, на таких договоренностях и давлении на элиту, то есть метод кнута и пряника. Прикармливая часть элиты, с другой стороны, нещадно подавляя оппозицию. Но это не решение проблемы, проблема все равно остается. И манипулируя элитами, невозможно решить реальные проблемы, социальные. Известно, что балкарцы населяют горную часть Кабардино-Балкарии, что у них самое большое отставание в республике по развитию образования, социальной инфраструктуры и так далее. Территориальная проблема существует между балкарскими и кабардинскими районами, вызванная, в частности, выселением балкарцев, их возвращением. Были перекроены несколько районов. Нужно развивать горную зону, нужно предоставить балкарцам возможность реально влиять на политическую ситуацию, на общественную ситуацию, на экономическую ситуацию.
Олег Кусов: А у вас есть впечатление, что федеральный центр в отношении Кабардино-Балкарии не совершил каких-то очевидных ошибок?
Тимур Музаев: Мне кажется, что в отношении Кабардино-Балкарии каких-то очевидных ошибок в последнее время, по крайней мере, не было. То есть там были ошибки в 91-м году, были почти роковые ошибки. Сначала попытка силового давления, потом провоцирование проабхазских выступлений. Коков сумел ситуацию стабилизировать, все-таки это исключительно его заслуга, а федеральный центр сделал очень много для того, чтобы обострить ситуацию в 91-93-х годах. Хотя там были сигналы из Кабардино-Балкарии о том, что там тоже получает распространение религиозные экстремизм, и власти Кабардино-Балкарии принимали довольно жесткие меры. Уж не знаю, насколько они были оправданы. Практика свидетельствует, что если экстремистам попустительствовать, то ничего хорошего из этого не получается, а если переусердствовать, то экстремизм получает только распространение. То есть здесь важно соблюсти меру.
Олег Кусов: Есть ли у федерального центра продуманная северокавказская политика?
Тимур Музаев: Эксперты неоднократно, практически все, анализируя действия России на Северном Кавказе в последние десять лет, практически все без исключения отмечали, что продуманной, последовательной и отвечающей реальным интересам российского государства политики нет. И это действительно так. Центр либо реагирует как пожарная команда на случаи возгорания конфликтов, либо старается проблемы не замечать. Как бы с этим можно согласиться, но не совсем. Политики нет, однако в действиях представителей федерального центра на Северном Кавказе можно проследить довольно отчетливое желание, выраженное или не выраженное, желание законсервировать ситуацию любыми способами. В первую очередь это касается сохранения старой элиты во всех республиках, что центр стремится тех руководителей и те элиты, которые уже сформировались в республиках Северного Кавказа, сохранить и поддержать в любых кризисах, даже если это не очень выгодно для федерального центра. В некоторых случаях это не удается, как в Чечне, но в большинстве случаев это удается. Дальше, те проблемы, которые реально существуют в северокавказских обществах, в первую очередь это проблемы социальные, они не решаются, они консервируются в этой консервной банке, созданной федеральным центром и местными элитами, там происходят процессы брожения. Результатом этого становится - либо срывает крышку, либо взрывается банка, то есть открытый вооруженный конфликт, как в Чечне.
Олег Кусов: "Банка" под названием Северный Кавказ, она уже, на ваш взгляд, разорвалась, выплеснув все содержимое, или еще сопротивляется кипению?
Тимур Музаев: Вы знаете, Северный Кавказ я бы сравнил не с банкой, а с погребом, в котором набор целый банок. Банка под названием Чечня уже разорвалась, и там еще несколько баночек есть, которые тоже в свою очередь кипят. Банка под названием Дагестан уже издает какие-то звуки, которые предупреждают, что она может взорваться. Банка под названием Карачаево-Черкесия тоже в некоторых местах выдала пар. Кабардино-Балкария и Северная Осетия они вроде пока спокойны и не затронуты процессами брожениями. Но что происходит внутри - мы же не можем залезть в эту банку, она законсервирована, а узнаем, когда она взорвется. Вот такая политика негожа, это негосударственная политика, это политика страусиная.
Олег Кусов: Погреб ведь способен похоронить весь дом.
