Программу ведут Джованни Бенси и Елена Коломийченко. В ней участвуют профессор Государственного гуманитарного университета, историк религий Андрей Зубов, сотрудник московской редакции еженедельника "Русская Мысль" Александр Кырлежев и руководитель исследовательского центра "Религия и общество в странах СНГ и Балтии" Марк Смирнов
Елена Коломийченко:
В эти дни Русская Православная Церковь отмечает Рождество Христово, но не все православные церкви празднуют Рождение Спасителя в этот день. Многие церкви, например, Элладская и Румынская приняли реформу календаря, введенную Папой Римским Григорием XIII в 1582-м году и отметили Рождество вместе с католиками и протестантами уже 25-го декабря прошлого года. Мы в предыдущих передачах излагали историческую подоплеку этой календарной разницы и не будем сегодня вдаваться в подробности.
Джованни Бенси:
Протестантизм возник сравнительно недавно, в 16-м веке. Католицизм и православие наоборот - две из древнейших христианских конфессий. Первоначально они были одним и тем же - церковь называлась Католической или Кафолической, то есть Вселенской, и в то же время православной, по-гречески "Ортодоксос", то есть правоверной, чтобы отличить ее от возникавших тогда монофизитских и докетических церквей.
Елена Коломийченко:
Разделение Западной и Восточной Церквей, первая из которых сохранила определение Католической, а вторая - Православной - длительный процесс, растянувшийся на несколько веков. Разделение Римской империи на Западную и Восточную в конце IV века привело к образованию двух религиозных центров - в Риме и Константинополе, между которыми к VII веку выявились различия в догматике обрядах и организации.
Джованни Бенси:
Особенно обострились противоречия между обеими церквями во второй половине IX века из-за стремлений Папы Римского и Константинопольского Патриарха к господству над церковью Болгарии, тогда принявшей христианство и из-за споров о "Филиокве". Это - богословская дискуссия об исхождении Святого Духа. Традиционно считалось, что Святой дух - третье лицо Святой Троицы исходит только от отца: "Qui a Patre procedit - Иже от Отца исходящего", - как говорится в символе веры. Но в 589-м году на Толедском соборе католические богословы пришли к заключению, что Святой Дух исходит и от Отца, и от Сына, и соответствующее изменение было внесено в латинскую версию символа веры: "Qui a Patre filioque procedit - Иже от Отца и Сына исходящего".
Елена Коломийченко:
Традиционно датой разделения церквей считается 1054-й год, когда углублявшиеся разногласия привели к тому, что Папа Лев IX и Патриарх Михаил Керуларий предали друг друга анафеме. Следует напомнить, что в IX и Х веках, когда Кирилл и Мефодий распространяли восточное христианство среди южных славян, и Великий князь Владимир совершал крещение Киевской Руси, официальное разделение церквей еще не произошло, хотя серьезные разногласия уже существовали.
Джованни Бенси:
Следует также напомнить, что в 1965-м году на Втором Ватиканском Соборе Католической Церкви Папа Павел VI и Константинопольский Патриарх Афиногор 1-й объявили о своем совместном решении предать забвению анафему 1054-го года.
Елена Коломийченко:
Это - некоторые черты церковной истории прошлого. В ходе сегодняшней передачи мы будем обсуждать историю и развитие православия в только что завершившемся ХХ веке. В беседе участвуют профессор Государственного гуманитарного университета, историк религий Андрей Зубов, сотрудник московской редакции еженедельника "Русская Мысль" Александр Кырлежев и руководитель исследовательского центра "Религия и общество в странах СНГи Балтии" Марк Смирнов.
Джованни Бенси:
Предварительный вопрос Александру Кырлежеву, каковы основные вехи исторического пути вселенского православия в ХХ столетии, я имею в виду не только русское православие в СССР, но и зарубежное, в эмиграции, в странах Ближнего Востока, в Румынии и в Грузии?
Александр Кырлежев:
Вообще, ХХ век для православия был очень важным, потому что после того, как российская империя, которая была оплотом православия и помогала всем православным церквям Востока, которые были под мусульманами, так сказать, пала, православные стали сами пытаться найти новые контакты и актуализировать свою кафоличность. С другой стороны, они стали и открываться к западному христианству. Началось это с известных энциклик Констатинопольского патриарха в самом начале ХХ века, когда он призвал к объединению усилий и к тому, чтобы открыться общению с западными христианами. В 30-е годы начались усиленные встречи и консультации представителей всех православных церквей, Русская церковь тогда практически не была представлена, и она смогла вступить только уже после второй мировой войны, когда государство, которое ее жестко контролировало, ей позволило выступать как-то за пределами СССР и Советского блока. И тогда она активно участвовала в контактах с другими православными церквями и в экуменическом движении. Другой чертой ХХ века для православия является появления множества общин в диаспоре. Это связано с эмиграцией и с миграцией православных и, прежде всего, русских после революции. Была и миграция греков, которых, в общем, очень сильно вытесняли с территории Турции. Так, на Западе, в Америке, в Австралии, Европе, вне православных исторически стран возникли самые разные этнические православные общины, и таким образом православие стало присутствовать и через общины, и через интеллектуалов и богословов, которые тоже оказались в эмиграции и на самом деле открыли православие западному миру, который очень плохо его знал. Я должен сказать, что вот это - две главные черты, которые изменили положение православия в мире, в западном мире, и открыли возможность его консолидации. Но парадоксальным образом, в советское время церкви, которые находились в СССР и странах Восточного блока, активно участвовали в процессе подготовки Православного Собора. Эта подготовка велась долгие годы, разные были конференции, но парадоксальным образом после падения коммунизма процесс консолидации наоборот приостановился и сегодня можно наблюдать поляризацию, и даже конфликт между двумя главными центрами - православным Константинополем, это Патриарх греческий, который окормляет всех греков, которые находятся за пределами Греции, то есть в диаспоре и претендует на юрисдикцию над всеми православными в диаспоре, и Московский Патриарх, который, конечно, является лидером славянского православия. Здесь вместо консолидации часто имели место и конфликты, даже временное прекращение общения недавно - это было связано с Эстонией. Но сегодня мы буквально сейчас, перед Рождеством, видим, что в Вифлееме была встреча представителей всех православных церквей и Патриархов, и Московский Патриарх, который ранее уклонялся от таких встреч, сегодня в юбилейный год тоже пошел на новый контакт.
Елена Коломийченко:
Я хочу перейти к Русской Православной Церкви - как бы вы охарактеризовали ее путь в ушедшем столетии, Марк Смирнов?
Марк Смирнов:
В ХХ столетии Русская Православная Церковь тоже, можно сказать, вышла на новое свое историческое поприще, прежде всего, общественное, потому что в конце прошлого века она все-таки была очень зависима от чиновно-бюрократического аппарата, имперского аппарата государства, обслуживала интересы российского самодержавия и очень сильно была связана с интересами помещиков. Любопытно, что в тех краях, где православие сталкивалось с протестантизмом, например, в Балтийском, Остзейском крае, или где соприкасалось с католичеством, скажем, в Холмском крае, там, наоборот, церковь выступала в борьбе за права простых людей - крестьян, потому что помещики были либо немецкие бароны, либо польские помещики. И тут церковь выступала в защиту простого человека. У себя же дома в исконно русских землях Церковь оказывалась всегда защитницей интересов богатых и имущественных классов. В частности, например, именно такая ситуация побудила священника Георгия Гапона создать профессиональное рабочее движение, рабочие кассы, выйти с требованиями к императору, но катастрофа 1905-го года показала, что это крайне сложно. Затем церковь поняла, что больше так жить нельзя и нужно заявить о своих правах, в конце концов, само государство поняло, что нельзя не опираться на церковь в связи с угрозой революционного движения. Тогда церковь заговорила более открытым голосом, она заговорила и о необходимости собрания Всероссийского собора, который, к сожалению, произошел только в 1917-м году, уже во время революции, большевистского переворота. И церковь стала обсуждать, как ей жить, как быть ближе к людям, как изменить литургию, как изменить уставы монастырей, как сделать избранным епископат и духовенство, все эти проблемы вышли наружу, и надо сказать, что любопытно, что своей постановкой вопроса, своей остротой проблем они намного опередили даже западное христианство, даже, может быть, и Второй Ватиканский Собор.
Джованни Бенси:
Марк Смирнов, вы действительно подняли вопрос большого исторического значения, который я хочу развивать дальше, и это вопрос, который еще до конца не выяснен - какова была общественная позиция Русской Православной Церкви в период Русской Смуты - революции 1917-го года и последующих лет, вплоть до 1922-го года? Я хотел бы послушать мнение профессора Андрея Зубова.
Андрей Зубов:
Когда произошла революция, Русская Церковь в массе сразу же заняла позицию положительно отношения к Февральской революции, к свержению монархии, хотя много частных людей в Церкви и среди епископата были консерваторами и против этого. Сразу же значительное числе епископов-консерваторов было уволены на покой. Но большевистский переворот церковь однозначно отвергла и считала, это было прямо сказано в посланиях Святейшего Патриарха Тихона, что большевистский призыв к экспроприации имуществ и к борьбе с целыми социальными классами - величайшее духовное преступление. Особенно в этом смысле характерно выступление Святейшего Патриарха Тихона в годовщину Октябрьского переворота, в его знаменитом Послании к большевикам. И на протяжении всего периода Гражданской войны церковь душой была с белым движением, хотя, в силу именно какой-то осторожности, ради того, чтобы не подвергаться крайним преследованиям со стороны большевиков, Патриарх рекомендовал не встречать, скажем, колокольным звоном входившие в русские города освобождавшие их белые войска. Но, тем не менее, со стороны большевиков церкви, как известно, не было никакой пощады буквально с первых же дней революции, и жесточайшие гонения на церковь не прекращались. При этом была попытка расколоть церковь, попытки большевиков подержать Обновленческую Церковь Введенского, и всячески принизить и, по возможности, полностью разрушить Патриаршую церковь. Этому в значительной степени послужил инспирированный большевиками голод в Поволжье и последовавшая затем экспроприация церковных имуществ. Церковь естественно ответила на это протестом. И подавляющее большинство архиереев находилось или под домашним или под обычным арестом и преследования нарастали практически постоянно, почти без перерыва весь довоенный период.
Елена Коломийченко:
Коммунистический тоталитаризм достиг апогея при Сталине. Во время Великой Отечественной Войны изменилось положение Православной Церкви. Прежде она была Церковью гонимой. Но Сталин в результате известного компромисса с местоблюстителем патриаршего престола, а затем Патриархом Сергием превратил ее в орудие имперской политики СССР. Да и сегодня Православная Церковь весьма активно участвует в политике. Напомним участие Патриарха Алексия в передаче власти от Ельцина Путину. Марк Смирнов, ваше мнение?
Марк Смирнов:
Действительно с установлением в СССР, скажем так, власти не коммунистов, а национал-большевиков, церковь стала нужна власти не только для внешнего употребления, но и для внутреннего. Церковь стала как бы некоей консолидирующей силой, цементом, спаивающим нацию перед лицом опасности, что особенно ярко проявилось во время Второй Мировой Войны. Что касается дальнейшего пути Русского Православия, то оно, увы, снова оказалось в зависимости от власти, имперской, но уже имперской коммунистической, и стала опять обслуживать интересы правящего слоя. Во внешнеполитической деятельности она выступала как сторонница борьбы за мир, в то время, как СССР наращивал ядерное вооружение. В своей политике она тоже старалась всячески закамуфлировать собственную религиозную ситуацию в стране, особенно гонения на верующих в 60-х и других годах. Епископы, представители Русского Православия, выступая за границей, всегда говорили, что в СССР нет никаких гонений, это тоже входило в задачи церковного руководства. Наконец, когда пал коммунизм, я сказал бы, что Церковь несколько растерялась, не знала, как ей быть, потому что ведь решение каждого епископа внутри епархии было прежде всего решением местных властей - КГБ, Совета по делам Религий, и вдруг оказалось, что Церковь освобождена от этого, эмансипировалась, и как ей быть дальше? Этот период очень интересен тем, что Церковь оказалась, в общем, на волне тех общественных ожиданий, перестроечных ожиданий, что общество обретет в лице Церкви нравственный голос и станет совестью нации. Но, увы, на протяжении этого десятилетия Русская Православная Церковь стала испытывать сильное искушение прийти во власть, и во власти отстоять свои права. Это сказалось в лоббировании нового Закона о религии, в стремлении попасть в истеблишмент нового государства. Мы видим, что Патриарх Алексий Второй находится в списке государственных лиц, присутствует по протоколу на всевозможных государственных церемоний и по протоколу даже выше чем президент Академии Наук России. Это - большое и сильно искушение для русского православия - есть такая опасность, что у церкви снова возникнет искушение ассоциировать себя с некими черносотенными силами.
Джованни Бенси:
В минувшем веке зародился экуменизм, который в последние годы, особенно, благодаря усилиям нынешнего Папы Римского Иоанна Павла Второго достиг большого расцвета. Участвует ли РПЦ в этом движении, и какую роль она играет в нем?
Александр Кырлежев:
Здесь опять ее участие связано с революцией им эмиграцией - русские эмигранты, такие знаменитые люди, как отец Сергий Булгаков, стояли у истоков экуменического движения и были прямыми его организаторами. Но они не представляли всю церковь, а представляли только эмигрантскую русскую церковную общину. Послевоенное возрождение церкви наоборот сопровождалось требованиями, чтобы Церковь с одной стороны клеймила Ватикан, а с другой - экуменические организации как враждебные силы. Но интересно, что парадоксально, на мой взгляд, что в 1961- м году именно по указанию властей Русская Церковь вступила в экуменическое движение, в Совет Церквей, и активно там участвовала, но этот приказ со стороны власти, в общем, пошел на пользу, потому что в эти тяжелые годы представители церкви и богословы, которые были у нас в советское время, смогли непосредственно общаться с Западом, и это общение позволило православию, замкнутому внешне советской властью, открыться. Сегодня есть проблемы с участием православных и Русской Церкви в экуменическом движении, но я думаю, что они связаны, прежде всего, с кризисом того типа экуменизма, организованного экуменизма, который был после войны, но я думаю, что на личном уровне, на уровне общин, такое довольно активное общение между церковью в Росси и различными конфессиями на Западе происходит.
Елена Коломийченко:
В последний период только что ушедшего века католическая церковь признала ошибки прошлого - злоупотребления инквизиции, преследования таких реформаторов, как Ян Гус и так далее. Не заходя так далеко назад, я хочу спросить Андрея Зубова: Есть ли в России представители Православной Церкви, которые призывают к осознанию ответственности и отчасти вины за то, что произошло с российским обществом в ХХ столетии?
Андрей Зубов:
Безусловно, такие представители есть и даже в епископате Русской Церкви. Буквально в последнем или предпоследнем номере журнала "Континент" опубликована статья епископа Иннокентия, ныне находящегося в Париже, в которой он говорит о большой ответственности русской церкви за то, что общество было ввергнуто в революцию, что церковь как бы не воспитывала народ достаточно, и приводит мнение целого ряда тогдашних богословов и архиереев, которые в один голос говорили о неподготовленности народа и Русской Церкви и своей огромной вине за то, что произошло. Это - частное мнение, вся беда в том, что, как известно по Писанию, суд начинается с Дома Божьего, то есть с Церкви, и покаяние тоже. Церковь не осознала, публично не объявила и не объяснила, в чем же ее пороки, в чем же ее ошибки, которые привели общество к революции, и потом вообще к столь плачевному для России итогу в ХХ веке. А между тем, если мы обратимся к воспоминаниям той поры, то один из ближайших ко двору священников - Отец Георгий Щавельский, писал, что немыслимо было себе представить, чтобы Император Всероссийский обратился за обычным советом к Митрополиту Петербургскому или Московскому. Они были абсолютно чужды друг другу. Архиереи Церкви и Двор - это были разные миры. Поэтому понадобился мужичок из народа - Распутин, который бы восполнял отсутствующее каноническое церковное православие - это ведь признак огромной болезни. С другой стороны, Святейший Патриарх Тихон писал в своем послании коммунистам: "Вы развратили народ такими и такими-то посулами"! Но ведь, в конечном счете, до этого на протяжении веков церковь не воспитывала народ, чтобы он не прельстился на эти посулы - другие, даже и не православные народы, как, скажем, мусульмане Средней Азии, не прельстились, а вот русские прельстились. Конечно, все эти ошибки, ошибки советского периода, огромные, частью компромиссы, но частью и явные ошибки, например, архиепископ Василий Кривошеев вспоминает о митрополите Николе Ярошевиче, что тот с пеной у рта на частных собраниях кричал: "Я борюсь за мир до последней капли крови". Ведь, согласимся, что это не та позиция, за которую не надо покаяться. Мне кажется, что если бы Россия, русские люди увидели такое серьезное покаянное послание, допустим новый учебник по истории Православия в XIX и ХХ веках, услышали слова, звучащие с амвонов церквей и из уст патриарха, то, наверное, и в обществе родился бы тот модус покаяния, который сейчас так необходим русскому народу, без которого будущего для России нет. Хотя отдельные намеки на это есть во многих речах Патриарха, в целом такой покаянный тон отсутствует.
Елена Коломийченко:
В эти дни Русская Православная Церковь отмечает Рождество Христово, но не все православные церкви празднуют Рождение Спасителя в этот день. Многие церкви, например, Элладская и Румынская приняли реформу календаря, введенную Папой Римским Григорием XIII в 1582-м году и отметили Рождество вместе с католиками и протестантами уже 25-го декабря прошлого года. Мы в предыдущих передачах излагали историческую подоплеку этой календарной разницы и не будем сегодня вдаваться в подробности.
Джованни Бенси:
Протестантизм возник сравнительно недавно, в 16-м веке. Католицизм и православие наоборот - две из древнейших христианских конфессий. Первоначально они были одним и тем же - церковь называлась Католической или Кафолической, то есть Вселенской, и в то же время православной, по-гречески "Ортодоксос", то есть правоверной, чтобы отличить ее от возникавших тогда монофизитских и докетических церквей.
Елена Коломийченко:
Разделение Западной и Восточной Церквей, первая из которых сохранила определение Католической, а вторая - Православной - длительный процесс, растянувшийся на несколько веков. Разделение Римской империи на Западную и Восточную в конце IV века привело к образованию двух религиозных центров - в Риме и Константинополе, между которыми к VII веку выявились различия в догматике обрядах и организации.
Джованни Бенси:
Особенно обострились противоречия между обеими церквями во второй половине IX века из-за стремлений Папы Римского и Константинопольского Патриарха к господству над церковью Болгарии, тогда принявшей христианство и из-за споров о "Филиокве". Это - богословская дискуссия об исхождении Святого Духа. Традиционно считалось, что Святой дух - третье лицо Святой Троицы исходит только от отца: "Qui a Patre procedit - Иже от Отца исходящего", - как говорится в символе веры. Но в 589-м году на Толедском соборе католические богословы пришли к заключению, что Святой Дух исходит и от Отца, и от Сына, и соответствующее изменение было внесено в латинскую версию символа веры: "Qui a Patre filioque procedit - Иже от Отца и Сына исходящего".
Елена Коломийченко:
Традиционно датой разделения церквей считается 1054-й год, когда углублявшиеся разногласия привели к тому, что Папа Лев IX и Патриарх Михаил Керуларий предали друг друга анафеме. Следует напомнить, что в IX и Х веках, когда Кирилл и Мефодий распространяли восточное христианство среди южных славян, и Великий князь Владимир совершал крещение Киевской Руси, официальное разделение церквей еще не произошло, хотя серьезные разногласия уже существовали.
Джованни Бенси:
Следует также напомнить, что в 1965-м году на Втором Ватиканском Соборе Католической Церкви Папа Павел VI и Константинопольский Патриарх Афиногор 1-й объявили о своем совместном решении предать забвению анафему 1054-го года.
Елена Коломийченко:
Это - некоторые черты церковной истории прошлого. В ходе сегодняшней передачи мы будем обсуждать историю и развитие православия в только что завершившемся ХХ веке. В беседе участвуют профессор Государственного гуманитарного университета, историк религий Андрей Зубов, сотрудник московской редакции еженедельника "Русская Мысль" Александр Кырлежев и руководитель исследовательского центра "Религия и общество в странах СНГи Балтии" Марк Смирнов.
Джованни Бенси:
Предварительный вопрос Александру Кырлежеву, каковы основные вехи исторического пути вселенского православия в ХХ столетии, я имею в виду не только русское православие в СССР, но и зарубежное, в эмиграции, в странах Ближнего Востока, в Румынии и в Грузии?
Александр Кырлежев:
Вообще, ХХ век для православия был очень важным, потому что после того, как российская империя, которая была оплотом православия и помогала всем православным церквям Востока, которые были под мусульманами, так сказать, пала, православные стали сами пытаться найти новые контакты и актуализировать свою кафоличность. С другой стороны, они стали и открываться к западному христианству. Началось это с известных энциклик Констатинопольского патриарха в самом начале ХХ века, когда он призвал к объединению усилий и к тому, чтобы открыться общению с западными христианами. В 30-е годы начались усиленные встречи и консультации представителей всех православных церквей, Русская церковь тогда практически не была представлена, и она смогла вступить только уже после второй мировой войны, когда государство, которое ее жестко контролировало, ей позволило выступать как-то за пределами СССР и Советского блока. И тогда она активно участвовала в контактах с другими православными церквями и в экуменическом движении. Другой чертой ХХ века для православия является появления множества общин в диаспоре. Это связано с эмиграцией и с миграцией православных и, прежде всего, русских после революции. Была и миграция греков, которых, в общем, очень сильно вытесняли с территории Турции. Так, на Западе, в Америке, в Австралии, Европе, вне православных исторически стран возникли самые разные этнические православные общины, и таким образом православие стало присутствовать и через общины, и через интеллектуалов и богословов, которые тоже оказались в эмиграции и на самом деле открыли православие западному миру, который очень плохо его знал. Я должен сказать, что вот это - две главные черты, которые изменили положение православия в мире, в западном мире, и открыли возможность его консолидации. Но парадоксальным образом, в советское время церкви, которые находились в СССР и странах Восточного блока, активно участвовали в процессе подготовки Православного Собора. Эта подготовка велась долгие годы, разные были конференции, но парадоксальным образом после падения коммунизма процесс консолидации наоборот приостановился и сегодня можно наблюдать поляризацию, и даже конфликт между двумя главными центрами - православным Константинополем, это Патриарх греческий, который окормляет всех греков, которые находятся за пределами Греции, то есть в диаспоре и претендует на юрисдикцию над всеми православными в диаспоре, и Московский Патриарх, который, конечно, является лидером славянского православия. Здесь вместо консолидации часто имели место и конфликты, даже временное прекращение общения недавно - это было связано с Эстонией. Но сегодня мы буквально сейчас, перед Рождеством, видим, что в Вифлееме была встреча представителей всех православных церквей и Патриархов, и Московский Патриарх, который ранее уклонялся от таких встреч, сегодня в юбилейный год тоже пошел на новый контакт.
Елена Коломийченко:
Я хочу перейти к Русской Православной Церкви - как бы вы охарактеризовали ее путь в ушедшем столетии, Марк Смирнов?
Марк Смирнов:
В ХХ столетии Русская Православная Церковь тоже, можно сказать, вышла на новое свое историческое поприще, прежде всего, общественное, потому что в конце прошлого века она все-таки была очень зависима от чиновно-бюрократического аппарата, имперского аппарата государства, обслуживала интересы российского самодержавия и очень сильно была связана с интересами помещиков. Любопытно, что в тех краях, где православие сталкивалось с протестантизмом, например, в Балтийском, Остзейском крае, или где соприкасалось с католичеством, скажем, в Холмском крае, там, наоборот, церковь выступала в борьбе за права простых людей - крестьян, потому что помещики были либо немецкие бароны, либо польские помещики. И тут церковь выступала в защиту простого человека. У себя же дома в исконно русских землях Церковь оказывалась всегда защитницей интересов богатых и имущественных классов. В частности, например, именно такая ситуация побудила священника Георгия Гапона создать профессиональное рабочее движение, рабочие кассы, выйти с требованиями к императору, но катастрофа 1905-го года показала, что это крайне сложно. Затем церковь поняла, что больше так жить нельзя и нужно заявить о своих правах, в конце концов, само государство поняло, что нельзя не опираться на церковь в связи с угрозой революционного движения. Тогда церковь заговорила более открытым голосом, она заговорила и о необходимости собрания Всероссийского собора, который, к сожалению, произошел только в 1917-м году, уже во время революции, большевистского переворота. И церковь стала обсуждать, как ей жить, как быть ближе к людям, как изменить литургию, как изменить уставы монастырей, как сделать избранным епископат и духовенство, все эти проблемы вышли наружу, и надо сказать, что любопытно, что своей постановкой вопроса, своей остротой проблем они намного опередили даже западное христианство, даже, может быть, и Второй Ватиканский Собор.
Джованни Бенси:
Марк Смирнов, вы действительно подняли вопрос большого исторического значения, который я хочу развивать дальше, и это вопрос, который еще до конца не выяснен - какова была общественная позиция Русской Православной Церкви в период Русской Смуты - революции 1917-го года и последующих лет, вплоть до 1922-го года? Я хотел бы послушать мнение профессора Андрея Зубова.
Андрей Зубов:
Когда произошла революция, Русская Церковь в массе сразу же заняла позицию положительно отношения к Февральской революции, к свержению монархии, хотя много частных людей в Церкви и среди епископата были консерваторами и против этого. Сразу же значительное числе епископов-консерваторов было уволены на покой. Но большевистский переворот церковь однозначно отвергла и считала, это было прямо сказано в посланиях Святейшего Патриарха Тихона, что большевистский призыв к экспроприации имуществ и к борьбе с целыми социальными классами - величайшее духовное преступление. Особенно в этом смысле характерно выступление Святейшего Патриарха Тихона в годовщину Октябрьского переворота, в его знаменитом Послании к большевикам. И на протяжении всего периода Гражданской войны церковь душой была с белым движением, хотя, в силу именно какой-то осторожности, ради того, чтобы не подвергаться крайним преследованиям со стороны большевиков, Патриарх рекомендовал не встречать, скажем, колокольным звоном входившие в русские города освобождавшие их белые войска. Но, тем не менее, со стороны большевиков церкви, как известно, не было никакой пощады буквально с первых же дней революции, и жесточайшие гонения на церковь не прекращались. При этом была попытка расколоть церковь, попытки большевиков подержать Обновленческую Церковь Введенского, и всячески принизить и, по возможности, полностью разрушить Патриаршую церковь. Этому в значительной степени послужил инспирированный большевиками голод в Поволжье и последовавшая затем экспроприация церковных имуществ. Церковь естественно ответила на это протестом. И подавляющее большинство архиереев находилось или под домашним или под обычным арестом и преследования нарастали практически постоянно, почти без перерыва весь довоенный период.
Елена Коломийченко:
Коммунистический тоталитаризм достиг апогея при Сталине. Во время Великой Отечественной Войны изменилось положение Православной Церкви. Прежде она была Церковью гонимой. Но Сталин в результате известного компромисса с местоблюстителем патриаршего престола, а затем Патриархом Сергием превратил ее в орудие имперской политики СССР. Да и сегодня Православная Церковь весьма активно участвует в политике. Напомним участие Патриарха Алексия в передаче власти от Ельцина Путину. Марк Смирнов, ваше мнение?
Марк Смирнов:
Действительно с установлением в СССР, скажем так, власти не коммунистов, а национал-большевиков, церковь стала нужна власти не только для внешнего употребления, но и для внутреннего. Церковь стала как бы некоей консолидирующей силой, цементом, спаивающим нацию перед лицом опасности, что особенно ярко проявилось во время Второй Мировой Войны. Что касается дальнейшего пути Русского Православия, то оно, увы, снова оказалось в зависимости от власти, имперской, но уже имперской коммунистической, и стала опять обслуживать интересы правящего слоя. Во внешнеполитической деятельности она выступала как сторонница борьбы за мир, в то время, как СССР наращивал ядерное вооружение. В своей политике она тоже старалась всячески закамуфлировать собственную религиозную ситуацию в стране, особенно гонения на верующих в 60-х и других годах. Епископы, представители Русского Православия, выступая за границей, всегда говорили, что в СССР нет никаких гонений, это тоже входило в задачи церковного руководства. Наконец, когда пал коммунизм, я сказал бы, что Церковь несколько растерялась, не знала, как ей быть, потому что ведь решение каждого епископа внутри епархии было прежде всего решением местных властей - КГБ, Совета по делам Религий, и вдруг оказалось, что Церковь освобождена от этого, эмансипировалась, и как ей быть дальше? Этот период очень интересен тем, что Церковь оказалась, в общем, на волне тех общественных ожиданий, перестроечных ожиданий, что общество обретет в лице Церкви нравственный голос и станет совестью нации. Но, увы, на протяжении этого десятилетия Русская Православная Церковь стала испытывать сильное искушение прийти во власть, и во власти отстоять свои права. Это сказалось в лоббировании нового Закона о религии, в стремлении попасть в истеблишмент нового государства. Мы видим, что Патриарх Алексий Второй находится в списке государственных лиц, присутствует по протоколу на всевозможных государственных церемоний и по протоколу даже выше чем президент Академии Наук России. Это - большое и сильно искушение для русского православия - есть такая опасность, что у церкви снова возникнет искушение ассоциировать себя с некими черносотенными силами.
Джованни Бенси:
В минувшем веке зародился экуменизм, который в последние годы, особенно, благодаря усилиям нынешнего Папы Римского Иоанна Павла Второго достиг большого расцвета. Участвует ли РПЦ в этом движении, и какую роль она играет в нем?
Александр Кырлежев:
Здесь опять ее участие связано с революцией им эмиграцией - русские эмигранты, такие знаменитые люди, как отец Сергий Булгаков, стояли у истоков экуменического движения и были прямыми его организаторами. Но они не представляли всю церковь, а представляли только эмигрантскую русскую церковную общину. Послевоенное возрождение церкви наоборот сопровождалось требованиями, чтобы Церковь с одной стороны клеймила Ватикан, а с другой - экуменические организации как враждебные силы. Но интересно, что парадоксально, на мой взгляд, что в 1961- м году именно по указанию властей Русская Церковь вступила в экуменическое движение, в Совет Церквей, и активно там участвовала, но этот приказ со стороны власти, в общем, пошел на пользу, потому что в эти тяжелые годы представители церкви и богословы, которые были у нас в советское время, смогли непосредственно общаться с Западом, и это общение позволило православию, замкнутому внешне советской властью, открыться. Сегодня есть проблемы с участием православных и Русской Церкви в экуменическом движении, но я думаю, что они связаны, прежде всего, с кризисом того типа экуменизма, организованного экуменизма, который был после войны, но я думаю, что на личном уровне, на уровне общин, такое довольно активное общение между церковью в Росси и различными конфессиями на Западе происходит.
Елена Коломийченко:
В последний период только что ушедшего века католическая церковь признала ошибки прошлого - злоупотребления инквизиции, преследования таких реформаторов, как Ян Гус и так далее. Не заходя так далеко назад, я хочу спросить Андрея Зубова: Есть ли в России представители Православной Церкви, которые призывают к осознанию ответственности и отчасти вины за то, что произошло с российским обществом в ХХ столетии?
Андрей Зубов:
Безусловно, такие представители есть и даже в епископате Русской Церкви. Буквально в последнем или предпоследнем номере журнала "Континент" опубликована статья епископа Иннокентия, ныне находящегося в Париже, в которой он говорит о большой ответственности русской церкви за то, что общество было ввергнуто в революцию, что церковь как бы не воспитывала народ достаточно, и приводит мнение целого ряда тогдашних богословов и архиереев, которые в один голос говорили о неподготовленности народа и Русской Церкви и своей огромной вине за то, что произошло. Это - частное мнение, вся беда в том, что, как известно по Писанию, суд начинается с Дома Божьего, то есть с Церкви, и покаяние тоже. Церковь не осознала, публично не объявила и не объяснила, в чем же ее пороки, в чем же ее ошибки, которые привели общество к революции, и потом вообще к столь плачевному для России итогу в ХХ веке. А между тем, если мы обратимся к воспоминаниям той поры, то один из ближайших ко двору священников - Отец Георгий Щавельский, писал, что немыслимо было себе представить, чтобы Император Всероссийский обратился за обычным советом к Митрополиту Петербургскому или Московскому. Они были абсолютно чужды друг другу. Архиереи Церкви и Двор - это были разные миры. Поэтому понадобился мужичок из народа - Распутин, который бы восполнял отсутствующее каноническое церковное православие - это ведь признак огромной болезни. С другой стороны, Святейший Патриарх Тихон писал в своем послании коммунистам: "Вы развратили народ такими и такими-то посулами"! Но ведь, в конечном счете, до этого на протяжении веков церковь не воспитывала народ, чтобы он не прельстился на эти посулы - другие, даже и не православные народы, как, скажем, мусульмане Средней Азии, не прельстились, а вот русские прельстились. Конечно, все эти ошибки, ошибки советского периода, огромные, частью компромиссы, но частью и явные ошибки, например, архиепископ Василий Кривошеев вспоминает о митрополите Николе Ярошевиче, что тот с пеной у рта на частных собраниях кричал: "Я борюсь за мир до последней капли крови". Ведь, согласимся, что это не та позиция, за которую не надо покаяться. Мне кажется, что если бы Россия, русские люди увидели такое серьезное покаянное послание, допустим новый учебник по истории Православия в XIX и ХХ веках, услышали слова, звучащие с амвонов церквей и из уст патриарха, то, наверное, и в обществе родился бы тот модус покаяния, который сейчас так необходим русскому народу, без которого будущего для России нет. Хотя отдельные намеки на это есть во многих речах Патриарха, в целом такой покаянный тон отсутствует.
