Со мной в студии адвокат Карина Акоповна Москаленко и еще один адвокат - в прошлом депутат Госдумы - кандидат юридических наук Андрей Михайлович Макаров.
В нашей передаче речь пойдет о кодексе персональной этики адвоката, который был принят месяц назад на Первом Всероссийском съезде адвокатов. Андрей Михайлович, кстати, к перечню ваших регалий можно добавить еще одну, автор проекта кодекса адвокатской этики.
Андрей Макаров: Поскольку он принят с одной маленькой поправкой, можно считать, что автор кодекса, а не проекта. Но я бы не хотел присваивать себе все авторские права, я все-таки считаю, что автором кодекса является съезд адвокатов, хотя работали над ним вместе с известным адвокатом Николаем Алексеевичем Гагариным.
Леонид Никитинский: Этот разговор мы немножко отложим. А по традиции нашей передачи мы начнем с сюжета, который пришел к нам из города Обнинска. Он даст пищу для предметного разговора.
Алексей Собачкин: Обнинский городской суд приговорил адвоката Сергея Звягина к двум годам лишения свободы условно. Сергей Звягин был осужден за попытку подкупа старшего следователя прокуратуры Алексея Илларионова. Но обо всем по порядку.
В Обнинске в течение одного месяца одна за другой были убиты три девушки. Преступников удалось найти. За это они уже получили свои сроки. Один из преступников - Соцков - поначалу все отрицал, но следствие нашло неопровержимые доказательства, поэтому его адвокат Сергей Звягин стал искать способы смягчения наказания своему подзащитному. Смягчающими обстоятельствами в данном случае могли быть явка с повинной и чистосердечное признание. Адвокат предложил следователю прокуратуры следующее: оформить задним числом признательные документы, а протоколы допросов, на которых преступник ни в чем не сознавался, уничтожить. За это было предложено 500 долларов. Следователь согласился не сразу, поэтому начались угрозы. Рассказывает прокурор Куйбышевского района Калужской области Алексей Илларионов, на тот момент старший следователь обнинской прокуратуры.
Алексей Илларионов: В мой адрес шли конкретные угрозы, что у них руки дотянутся, что я не один в этом деле замешан, за мной люди стоят, я в братве.
Алексей Собачкин: Была разработана операция, чтобы взять адвоката с поличным. Звягин назначил Илларионову встречу в лесополосе. Там состоялся обмен денег на протоколы допросов.
Алексей Илларионов: В момент передачи денег тут же подлетели сотрудники милиции, ФСБ, прокуратуры также, ну и Сергей Петрович денежки мне уже передал в этот момент, баш на баш было.
Алексей Собачкин: Поначалу Звягин свою вину отрицал, заявлял, что деньги с него вымогала прокуратура, но суд во всем разобрался, и, что интересно, Звягин приговор даже не обжаловал. А явление, когда адвокаты решают проблемы своих подзащитных подкупом следователей, стало типичным. В Обнинске подобное дело, когда адвокат садится на скамью подсудимых, далеко не первое. Говорит известный обнинский адвокат Сергей Бабицын.
Сергей Бабицын: Адвокаты делятся на две категории: адвокаты-законники и адвокаты-несуны. То есть те, которые несут пачки долларов в кабинеты. И, к сожалению, в настоящее время вторая категория растет и растет. Я считаю, что недопустимо работать таким способом и решать вопросы не законным путем, а путем внесения каких-то денег.
Алексей Собачкин: В Обнинске, разумеется, Сергей Звягин больше не работает.
Леонид Никитинский: Карина Акоповна, наверное, вы первая выскажитесь по этому сюжету.
Карина Москаленко: Сюжет нам совершенно понятен - абсолютно недопустимое поведение адвоката, это часто теперь наблюдается, к сожалению. Поэтому когда кодекс профессиональной этики создавался и, особенно, принимался, я, конечно, с большим удовлетворением восприняла этот факт.
Кодекс по-своему должен поставить заслон на пути работы таких адвокатов. Во всяком случае, есть хороший механизм освобождения адвокатского сообщества от подобных адвокатов.
Я бы разделила адвокатов еще на большее количество категорий. Как минимум третья категория адвокатов, это так называемые адвокаты-оборотни, которые, может быть, и не несут деньги следствию, и не так выкупают своих подзащитных, но, во всяком случае, появляются каким-то странным фантастическим образом. В самом начале следствия, когда закладывается перспектива по делу, и работают на интересы следствия и против своих подзащитных. Для меня это самая страшная категория адвокатов.
Леонид Никитинский: Давайте вернемся к этому сюжету. Вас не удивило условное наказание?
Карина Москаленко: Обсуждать тяжесть этого преступления и тяжесть наказания в данной ситуации некорректно. Я все-таки адвокат, я не могу сказать, что мало дали, это вообще не постановка вопроса.
Андрей Макаров: А мне корректно. В этом деле, о каком сейчас говорили, то, что происходит, это на самом деле всплеск, вершина айсберга. Не поняв причины, почему это все происходит, мы не поймем что это за явление, не поймем, почему дали условно то, о чем мы сейчас сказали.
Леонид Никитинский: Андрей, если можно, продолжите в русле разделения на несунов и законников. Справедливо ли такое разделение, которое сделал автор сюжета?
Андрей Макаров: Наверное, можно сделать большее количество градаций. Я бы разделил адвокатов на тех, кто вообще что-то собой представляет и может реально помочь клиенту, действуя по закону, и тех, кто не может. Тех, кто не может в свою очередь разделил бы на тех, кто хочет помочь и ищет вот такие пути, как то, что мы слышали, придумывают какие-то возможности. Еще раз говорю, что градаций гораздо больше, они намного шире, как сама жизнь на самом деле.
Проблема в том, что не надо делать вид, что адвокаты придумали носить деньги следователю и судьям. То, что огромную часть адвокатуры пытались превратить в министерство почты и телеграфов по передаче денег в правоохранительные органы - это явление, которое создало само государство. Я хочу напомнить, что адвокатура всегда существовала как традиционная российская адвокатура. Но в какой-то момент министерство юстиции, еще СССР, стало создавать так называемые параллельные коллегии. Для чего они создавались? Первые коллегии вообще создавались для удовлетворения интересов отдельных руководителей министерства юстиции и генеральной прокуратуры.
Леонид Никитинский: Это где-то начало 90-х годов.
Андрей Макаров: Да. Это и первые параллельные коллегии, это бывший министр юстиции Федоров и, определенный интерес, бывший генеральный прокурор Степанков. Но главное в том, что создали базу, куда стали уходить из правоохранительных органов люди, которых не захотели публично выгонять или публично посадить. Уходили люди, коррупционно-замешенные в первую очередь в правоохранительных органах. Они приходили в адвокатуру ничего не умея делать, и не имея ничего за душой, кроме чисто коррупционных связей из тех органов, откуда их не захотели публично уволить. Тем самым и была создана база для того, чтобы такие явления стали возможны. И это, кстати, ответ на ваш вопрос: почему в данном случае адвокат получил условно. Поверьте, что любой другой человек, передавший взятку не в связи с правоохранительными органами, получил бы реальную меру наказания.
Я еще раз говорю, я не адвокат, я не за то, чтобы кто-то сидел, просто речь идет о том, что это лишь вершина айсберга. Государство в лице конкретных людей пестовало эту систему, само ее создавало. Именно поэтому люди в данном случае стараются. Да, получилось так, пришлось, публичный скандал возник, его надо спустить на тормозах, чтобы основная часть айсберга не стала видна.
Леонид Никитинский: Карина Акоповна, вы что-то хотите добавить?
Карина Москаленко: Это, конечно, позор адвокатуры. Когда создавался новый закон об адвокатуре, вы помните, каким ярым противником закона была я, и больше всего меня пугало оказаться в одной организации с этими людьми. Ведь, вы посмотрите, если мы вернемся к кодексу, я не в праве высказываться о действиях моего коллеги негативно, я не буду к точному тексту обращаться. А ведь этот человек - мой коллега, это бывший следователь, который когда-то выбивал показания, когда-то фальсифицировал документы. Он занимался этим, потому что, как я убеждена, это сама система работы. И как после этого нам всем оказаться в одной организации? Почему не учтено было при создании закона то, что каждый в отдельности адвокат пришел в ту коллегию, которая исповедовала близкие ему принципы. Я хочу сказать, что, придя в 26 лет в Московскую городскую коллегию адвокатов, я точно знала, куда я пришла, и это было самоуправляемое объединение людей, занимающихся адвокатской деятельностью. Сегодня я не знаю, куда меня пришли.
Андрей Макаров: Есть два момента. Во-первых, кодекс вовсе не запрещает Карине Акоповне говорить то, что она думает о деятельности своего коллеги, кодекс запрещает ей обсуждать это с клиентами. Потому что, к сожалению, именно эта попытка очернить деятельность своего коллеги для того, чтобы привлечь доверителя, клиента к себе, и таким образом зарабатывать. Она, кстати, очень серьезно распространена в первую очередь в этих параллельных коллегиях, но есть и в других местах. Но обратиться по поводу действий своего коллеги в адвокатскую палату, квалификационную комиссию кодекс не только не запрещает, наоборот, прямо предусматривает эту возможность.
Я только что вернулся из Кемерово, я там был на первом заседании квалификационной комиссии. Там рассматривался именно такой случай, когда адвокат подал заявление в квалификационную комиссию на недопустимые действия своего коллеги, поэтому кодекс о профессиональной этике эту возможность позволяет. Другое дело, когда было сказано сейчас, что касается закона. Ведь нельзя просто сказать, что те коллегии, которые были традиционны, без экзаменов получают статус, а все остальные должны сдавать экзамен. Потому что, во-первых, люди совершенно разные в разных коллегиях, есть и нормальные люди. Критерии отбора здесь установить очень сложно. Мы стояли на позиции, я имею в виду авторов закона, что все адвокаты, те, кто получил статус в соответствии с действующим до этого законодательством, должны сохранить этот статус. Было другое предложение. Предложить, чтобы все адвокаты сдали экзамены. А вот экзамены пришлось сдавать министерству юстиции. Выбор был между двумя вариантами. Нам казалось, что наиболее правильный вариант, чтобы все адвокаты, получившие этот статус в соответствии с законом, сохраняют его и одновременно создается механизм для очищения рядов адвокатуры. Мне кажется, что и та, и эта задача сейчас решены.
Леонид Никитинский: Андрей Михайлович, для нас чрезвычайно интересно (с точки зрения вашего предыдущего опыта как депутата Госдумы) понять в развитии, в динамике этот законотворческий процесс. Как принимался закон об адвокатуре, об адвокатской деятельности, какие здесь были лоббистские интересы, чьи и т.д.
Андрей Макаров: Закон об адвокатуре имеет огромную историю. Необходимость принятия нового закона была ясна всем, потому что до этого адвокатура действовала в соответствии с положением 80-го года, которое, естественно, потеряло всякое представление о реальности и не соответствовало тому, что происходит. Были разные варианты: от сверхдемократичных до зажимавших адвокатуру, низводивших ее до отдела министерства юстиции. Были разные варианты. Тот вариант, который был в итоге подготовлен, с моей точки зрения, наиболее сбалансированный, и смысл его состоял в том, что тяжесть переносилась с коллегий, которые были раньше, непосредственно на адвокатов, поскольку именно это положение было положено в основу подлинной независимости адвокатуры. Это как раз вызвало наибольшую дискуссию. При этом надо сказать сразу, что здесь были очень серьезные противники. С одной стороны, это были "старые генералы" от адвокатуры. Они сделали все для того, чтобы не выпустить адвоката из своего подчинения. Не случайно господин Гологанов - руководитель Московской областной коллегии адвокатов - просто утверждает, что адвокаты находятся с коллегиями в трудовых отношениях, хотя основной принцип адвокатуры не быть зависимым ни от кого, в том числе и от трудовых отношений с каким-то нанимателем и т.д.
С другой стороны, другая позиция, она сомкнулась с предыдущей позицией, ее представляли собой руководители вот этих параллельных коллегий адвокатов, которые были созданы. В первую очередь их представлял Гасан Борисович Мерзоев, руководитель гильдии российских адвокатов. Понятно, что эти люди точно также цеплялись за власть в своих коллегиях, как и те, о которых я говорил выше. Просто, может, методы, которые они применяли, больше соответствовали духу их понимания адвокатуры. Но надо сказать, что их позиции полностью совпали в данном случае, и вдвоем они атаковали закон об адвокатуре.
Кстати, не случайно именно эти же силы после того, как им не удалось торпедировать закон, сделали все, чтобы торпедировать кодекс профессиональной этики. То есть было сделано все, чтобы кодекс профессиональной этики либо не был принят вообще, либо был принят в абсолютно усеченном виде, не давая никакой возможности для того, чтобы вообще решать те проблемы.
Леонид Никитинский: Я хочу предоставить слово Карине Акоповне, тем более что она, насколько я знаю, тоже является отчасти противником закона и кодекса.
Карина Москаленко: Я не просто протестовала против этого закона, я видела в нем очень много опасностей для адвокатского сообщества. Действиями Андрея Михайловича этот закон был намного улучшен, но это не сохранило адвокатуру от очень многих серьезных неприятностей, с которыми мы обязательно еще столкнемся. Если ранее добровольное сообщество адвокатов принимало адвокатов и устанавливало и этические, и профессиональные уровни приема новых членов или решало вопрос о том, что этот адвокат не достоин далее находиться в сообществе, то сейчас те адвокатские сообщества, которые добровольно создавались, эти вопросы не решают. А решать этот вопрос будет теперь палата, в которую объединили нас всех. Может быть, я грубое слово употреблю, но это стойло, в которое нас по воле власти согнали всех (и законников, и несунов, и ту самую страшную когорту людей, которую мы называем оборотнями, работающими против интересов своих подзащитных).
Андрей Макаров: Я вообще очень люблю демагогию, куда нас согнали, "в стойло". Как говорил товарищ Сталин: "Других писателей у меня для вас нет". Есть кодекс профессиональной этики, очищайтесь, если вы кем-то недовольны. Но есть одно "но". Говорить о том, что в нашем законе созданы какие-то условия, что нам будет кто-то что-то диктовать, это неправильно. Создана система, квалификационная комиссия, которая занимается вопросами приема. Заметьте, что установлен единый экзамен, то есть то, чего по существу не было в параллельных коллегиях. Теперь для того, чтобы приобрести статус адвоката, необходимо сдать экзамен. Как сдается экзамен четко прописано в законе. Принимает экзамен квалификационная комиссия, с участием двух представителей министерства юстиции, судебных органов и т.д. Но почему это происходит, почему это необходимо, почему это не наш российский опыт? Да потому что адвокаты выполняют публичную функцию. И государство гарантирует, посмотрите Конституцию, оказание квалифицированной юридической помощи. Значит, государство не может оставаться в стороне от того, кто же приходит в адвокатуру.
Теперь с точки зрения того, что можно принять, а что можно не принять. У адвокатов (в большинстве) в квалификационной комиссии никаких проблем нет. Но если не понравился адвокат, можно его исключить? Да ничего подобного! Исключить, то есть прекратить статус адвоката можно будет бесспорно только в случае наступления смерти, осуждения, приговора суда, вступившего в силу и т.д. Во всех же остальных случаях обращение идет в адвокатскую палату, и палата вправе рассмотреть этот вопрос. Более того, те изменения, которые сейчас будут внесены, сделаны следующие, что Министерство юстиции сможет обжаловать решение адвокатской палаты (орган юстиции) только в том случае, если адвокатская палата отказалась рассматривать вопрос. Решение же адвокатской палаты обжаловать будет нельзя. Другое дело, что мы не можем лишить гражданина права обжаловать. Это предусмотрено другими законами. Поэтому любое решение адвокатской палаты, как удовлетворило иск и прекратило статус, или, наоборот, отказало, это решение в любом случае гражданином может быть обжаловано. Так это всегда было, и до закона, и после. Это бесспорное право гражданина, и отнимать у гражданина право обжаловать действие адвоката, статус адвоката, который, скажем, его обманул, злоупотребил доверием и т.д., мне кажется, просто неправильно.
Еще раз говорю, с моей точки зрения, закон на сегодняшний день принят взвешенный, сбалансированный. Это закон именно интересов адвокатов, их клиентов, а главное - гарантий, которые государство должно требовать не от адвокатов, а от адвокатуры (с точки зрения предоставления квалифицированной юридической помощи). Вот эту ответственность с государства никто снять не может.
Леонид Никитинский: Время нашей передачи идет к концу, и мне бы хотелось, чтобы вы, наконец, в чем-то согласились, потому что у слушателей может возникнуть ложное впечатление, что вы ни в чем не согласны. Я думаю, что это не так.
Карина Москаленко: Я не знаю, не уведет ли это нас от консенсуса, но, не находите ли вы, Андрей Михайлович, что кодекс профессиональной этики - это слабость сегодняшней адвокатуры, это вынужденность. Вспомните, у нас был свод правил адвокатской этики, который назывался "Дисциплинарная практика". Это так называемый прецедент. И в нормальной системе должен действовать прецедент, потому что кодифицированное право по сравнению с прецедентом права, оно сильно проигрывает, оно сильно формализует и само деяние, и процедуру, и все остальное. Но самая главная слабость этого документа в том, что мы вынуждены создавать кодекс, когда существуют неписанные правила либо традиционные правила, либо свод прецедентных правил поведения адвоката, это намного лучше. И раньше в московской городской коллегии это существовало и очень эффективно действовало. И каждый адвокат знал, что именно он не должен совершать, какие именно поступки будут считаться наказуемыми.
Андрей Макаров: Московская и российская адвокатура берет свое начало не в 37-м, и даже не в 17-м году прошлого века, а все-таки в великих указах середины XIX века. И адвокатура выработала огромное количество правил, и блестящие русские адвокаты создали в свое время свод правил адвокатской профессии. В частности адвокат Марков, блестящий адвокат, известен тем, что он их написал. Нам, на мой взгляд, удалось в этом документе совместить лучшие традиции российской присяжной адвокатуры с новыми международными стандартами адвокатской профессии, то есть реальность.
России не присуща прецедентная система права. Как можно для адвоката вводить прецедентную систему, если прецедентной системы нет в судах.
И, наконец, последнее. Я не стал бы говорить о дисциплинарной практике (не важно какой: московской, городской или любой коллегии адвокатов советского времени), как о вершине нормотворчества, определявшего деятельность адвокатов. Я еще раз говорю, что все эти вопросы зависят от людей. Мы заложили принципы. Здесь заложены принципы и правила адвокатской профессии, которые созданы веками, веками российской адвокатуры. И эти принципы сегодня заложены в этом кодексе. Вы возражаете против кодекса только потому, что вам видится какая-то другая система, но ведь у нас демократия.
В нашей передаче речь пойдет о кодексе персональной этики адвоката, который был принят месяц назад на Первом Всероссийском съезде адвокатов. Андрей Михайлович, кстати, к перечню ваших регалий можно добавить еще одну, автор проекта кодекса адвокатской этики.
Андрей Макаров: Поскольку он принят с одной маленькой поправкой, можно считать, что автор кодекса, а не проекта. Но я бы не хотел присваивать себе все авторские права, я все-таки считаю, что автором кодекса является съезд адвокатов, хотя работали над ним вместе с известным адвокатом Николаем Алексеевичем Гагариным.
Леонид Никитинский: Этот разговор мы немножко отложим. А по традиции нашей передачи мы начнем с сюжета, который пришел к нам из города Обнинска. Он даст пищу для предметного разговора.
Алексей Собачкин: Обнинский городской суд приговорил адвоката Сергея Звягина к двум годам лишения свободы условно. Сергей Звягин был осужден за попытку подкупа старшего следователя прокуратуры Алексея Илларионова. Но обо всем по порядку.
В Обнинске в течение одного месяца одна за другой были убиты три девушки. Преступников удалось найти. За это они уже получили свои сроки. Один из преступников - Соцков - поначалу все отрицал, но следствие нашло неопровержимые доказательства, поэтому его адвокат Сергей Звягин стал искать способы смягчения наказания своему подзащитному. Смягчающими обстоятельствами в данном случае могли быть явка с повинной и чистосердечное признание. Адвокат предложил следователю прокуратуры следующее: оформить задним числом признательные документы, а протоколы допросов, на которых преступник ни в чем не сознавался, уничтожить. За это было предложено 500 долларов. Следователь согласился не сразу, поэтому начались угрозы. Рассказывает прокурор Куйбышевского района Калужской области Алексей Илларионов, на тот момент старший следователь обнинской прокуратуры.
Алексей Илларионов: В мой адрес шли конкретные угрозы, что у них руки дотянутся, что я не один в этом деле замешан, за мной люди стоят, я в братве.
Алексей Собачкин: Была разработана операция, чтобы взять адвоката с поличным. Звягин назначил Илларионову встречу в лесополосе. Там состоялся обмен денег на протоколы допросов.
Алексей Илларионов: В момент передачи денег тут же подлетели сотрудники милиции, ФСБ, прокуратуры также, ну и Сергей Петрович денежки мне уже передал в этот момент, баш на баш было.
Алексей Собачкин: Поначалу Звягин свою вину отрицал, заявлял, что деньги с него вымогала прокуратура, но суд во всем разобрался, и, что интересно, Звягин приговор даже не обжаловал. А явление, когда адвокаты решают проблемы своих подзащитных подкупом следователей, стало типичным. В Обнинске подобное дело, когда адвокат садится на скамью подсудимых, далеко не первое. Говорит известный обнинский адвокат Сергей Бабицын.
Сергей Бабицын: Адвокаты делятся на две категории: адвокаты-законники и адвокаты-несуны. То есть те, которые несут пачки долларов в кабинеты. И, к сожалению, в настоящее время вторая категория растет и растет. Я считаю, что недопустимо работать таким способом и решать вопросы не законным путем, а путем внесения каких-то денег.
Алексей Собачкин: В Обнинске, разумеется, Сергей Звягин больше не работает.
Леонид Никитинский: Карина Акоповна, наверное, вы первая выскажитесь по этому сюжету.
Карина Москаленко: Сюжет нам совершенно понятен - абсолютно недопустимое поведение адвоката, это часто теперь наблюдается, к сожалению. Поэтому когда кодекс профессиональной этики создавался и, особенно, принимался, я, конечно, с большим удовлетворением восприняла этот факт.
Кодекс по-своему должен поставить заслон на пути работы таких адвокатов. Во всяком случае, есть хороший механизм освобождения адвокатского сообщества от подобных адвокатов.
Я бы разделила адвокатов еще на большее количество категорий. Как минимум третья категория адвокатов, это так называемые адвокаты-оборотни, которые, может быть, и не несут деньги следствию, и не так выкупают своих подзащитных, но, во всяком случае, появляются каким-то странным фантастическим образом. В самом начале следствия, когда закладывается перспектива по делу, и работают на интересы следствия и против своих подзащитных. Для меня это самая страшная категория адвокатов.
Леонид Никитинский: Давайте вернемся к этому сюжету. Вас не удивило условное наказание?
Карина Москаленко: Обсуждать тяжесть этого преступления и тяжесть наказания в данной ситуации некорректно. Я все-таки адвокат, я не могу сказать, что мало дали, это вообще не постановка вопроса.
Андрей Макаров: А мне корректно. В этом деле, о каком сейчас говорили, то, что происходит, это на самом деле всплеск, вершина айсберга. Не поняв причины, почему это все происходит, мы не поймем что это за явление, не поймем, почему дали условно то, о чем мы сейчас сказали.
Леонид Никитинский: Андрей, если можно, продолжите в русле разделения на несунов и законников. Справедливо ли такое разделение, которое сделал автор сюжета?
Андрей Макаров: Наверное, можно сделать большее количество градаций. Я бы разделил адвокатов на тех, кто вообще что-то собой представляет и может реально помочь клиенту, действуя по закону, и тех, кто не может. Тех, кто не может в свою очередь разделил бы на тех, кто хочет помочь и ищет вот такие пути, как то, что мы слышали, придумывают какие-то возможности. Еще раз говорю, что градаций гораздо больше, они намного шире, как сама жизнь на самом деле.
Проблема в том, что не надо делать вид, что адвокаты придумали носить деньги следователю и судьям. То, что огромную часть адвокатуры пытались превратить в министерство почты и телеграфов по передаче денег в правоохранительные органы - это явление, которое создало само государство. Я хочу напомнить, что адвокатура всегда существовала как традиционная российская адвокатура. Но в какой-то момент министерство юстиции, еще СССР, стало создавать так называемые параллельные коллегии. Для чего они создавались? Первые коллегии вообще создавались для удовлетворения интересов отдельных руководителей министерства юстиции и генеральной прокуратуры.
Леонид Никитинский: Это где-то начало 90-х годов.
Андрей Макаров: Да. Это и первые параллельные коллегии, это бывший министр юстиции Федоров и, определенный интерес, бывший генеральный прокурор Степанков. Но главное в том, что создали базу, куда стали уходить из правоохранительных органов люди, которых не захотели публично выгонять или публично посадить. Уходили люди, коррупционно-замешенные в первую очередь в правоохранительных органах. Они приходили в адвокатуру ничего не умея делать, и не имея ничего за душой, кроме чисто коррупционных связей из тех органов, откуда их не захотели публично уволить. Тем самым и была создана база для того, чтобы такие явления стали возможны. И это, кстати, ответ на ваш вопрос: почему в данном случае адвокат получил условно. Поверьте, что любой другой человек, передавший взятку не в связи с правоохранительными органами, получил бы реальную меру наказания.
Я еще раз говорю, я не адвокат, я не за то, чтобы кто-то сидел, просто речь идет о том, что это лишь вершина айсберга. Государство в лице конкретных людей пестовало эту систему, само ее создавало. Именно поэтому люди в данном случае стараются. Да, получилось так, пришлось, публичный скандал возник, его надо спустить на тормозах, чтобы основная часть айсберга не стала видна.
Леонид Никитинский: Карина Акоповна, вы что-то хотите добавить?
Карина Москаленко: Это, конечно, позор адвокатуры. Когда создавался новый закон об адвокатуре, вы помните, каким ярым противником закона была я, и больше всего меня пугало оказаться в одной организации с этими людьми. Ведь, вы посмотрите, если мы вернемся к кодексу, я не в праве высказываться о действиях моего коллеги негативно, я не буду к точному тексту обращаться. А ведь этот человек - мой коллега, это бывший следователь, который когда-то выбивал показания, когда-то фальсифицировал документы. Он занимался этим, потому что, как я убеждена, это сама система работы. И как после этого нам всем оказаться в одной организации? Почему не учтено было при создании закона то, что каждый в отдельности адвокат пришел в ту коллегию, которая исповедовала близкие ему принципы. Я хочу сказать, что, придя в 26 лет в Московскую городскую коллегию адвокатов, я точно знала, куда я пришла, и это было самоуправляемое объединение людей, занимающихся адвокатской деятельностью. Сегодня я не знаю, куда меня пришли.
Андрей Макаров: Есть два момента. Во-первых, кодекс вовсе не запрещает Карине Акоповне говорить то, что она думает о деятельности своего коллеги, кодекс запрещает ей обсуждать это с клиентами. Потому что, к сожалению, именно эта попытка очернить деятельность своего коллеги для того, чтобы привлечь доверителя, клиента к себе, и таким образом зарабатывать. Она, кстати, очень серьезно распространена в первую очередь в этих параллельных коллегиях, но есть и в других местах. Но обратиться по поводу действий своего коллеги в адвокатскую палату, квалификационную комиссию кодекс не только не запрещает, наоборот, прямо предусматривает эту возможность.
Я только что вернулся из Кемерово, я там был на первом заседании квалификационной комиссии. Там рассматривался именно такой случай, когда адвокат подал заявление в квалификационную комиссию на недопустимые действия своего коллеги, поэтому кодекс о профессиональной этике эту возможность позволяет. Другое дело, когда было сказано сейчас, что касается закона. Ведь нельзя просто сказать, что те коллегии, которые были традиционны, без экзаменов получают статус, а все остальные должны сдавать экзамен. Потому что, во-первых, люди совершенно разные в разных коллегиях, есть и нормальные люди. Критерии отбора здесь установить очень сложно. Мы стояли на позиции, я имею в виду авторов закона, что все адвокаты, те, кто получил статус в соответствии с действующим до этого законодательством, должны сохранить этот статус. Было другое предложение. Предложить, чтобы все адвокаты сдали экзамены. А вот экзамены пришлось сдавать министерству юстиции. Выбор был между двумя вариантами. Нам казалось, что наиболее правильный вариант, чтобы все адвокаты, получившие этот статус в соответствии с законом, сохраняют его и одновременно создается механизм для очищения рядов адвокатуры. Мне кажется, что и та, и эта задача сейчас решены.
Леонид Никитинский: Андрей Михайлович, для нас чрезвычайно интересно (с точки зрения вашего предыдущего опыта как депутата Госдумы) понять в развитии, в динамике этот законотворческий процесс. Как принимался закон об адвокатуре, об адвокатской деятельности, какие здесь были лоббистские интересы, чьи и т.д.
Андрей Макаров: Закон об адвокатуре имеет огромную историю. Необходимость принятия нового закона была ясна всем, потому что до этого адвокатура действовала в соответствии с положением 80-го года, которое, естественно, потеряло всякое представление о реальности и не соответствовало тому, что происходит. Были разные варианты: от сверхдемократичных до зажимавших адвокатуру, низводивших ее до отдела министерства юстиции. Были разные варианты. Тот вариант, который был в итоге подготовлен, с моей точки зрения, наиболее сбалансированный, и смысл его состоял в том, что тяжесть переносилась с коллегий, которые были раньше, непосредственно на адвокатов, поскольку именно это положение было положено в основу подлинной независимости адвокатуры. Это как раз вызвало наибольшую дискуссию. При этом надо сказать сразу, что здесь были очень серьезные противники. С одной стороны, это были "старые генералы" от адвокатуры. Они сделали все для того, чтобы не выпустить адвоката из своего подчинения. Не случайно господин Гологанов - руководитель Московской областной коллегии адвокатов - просто утверждает, что адвокаты находятся с коллегиями в трудовых отношениях, хотя основной принцип адвокатуры не быть зависимым ни от кого, в том числе и от трудовых отношений с каким-то нанимателем и т.д.
С другой стороны, другая позиция, она сомкнулась с предыдущей позицией, ее представляли собой руководители вот этих параллельных коллегий адвокатов, которые были созданы. В первую очередь их представлял Гасан Борисович Мерзоев, руководитель гильдии российских адвокатов. Понятно, что эти люди точно также цеплялись за власть в своих коллегиях, как и те, о которых я говорил выше. Просто, может, методы, которые они применяли, больше соответствовали духу их понимания адвокатуры. Но надо сказать, что их позиции полностью совпали в данном случае, и вдвоем они атаковали закон об адвокатуре.
Кстати, не случайно именно эти же силы после того, как им не удалось торпедировать закон, сделали все, чтобы торпедировать кодекс профессиональной этики. То есть было сделано все, чтобы кодекс профессиональной этики либо не был принят вообще, либо был принят в абсолютно усеченном виде, не давая никакой возможности для того, чтобы вообще решать те проблемы.
Леонид Никитинский: Я хочу предоставить слово Карине Акоповне, тем более что она, насколько я знаю, тоже является отчасти противником закона и кодекса.
Карина Москаленко: Я не просто протестовала против этого закона, я видела в нем очень много опасностей для адвокатского сообщества. Действиями Андрея Михайловича этот закон был намного улучшен, но это не сохранило адвокатуру от очень многих серьезных неприятностей, с которыми мы обязательно еще столкнемся. Если ранее добровольное сообщество адвокатов принимало адвокатов и устанавливало и этические, и профессиональные уровни приема новых членов или решало вопрос о том, что этот адвокат не достоин далее находиться в сообществе, то сейчас те адвокатские сообщества, которые добровольно создавались, эти вопросы не решают. А решать этот вопрос будет теперь палата, в которую объединили нас всех. Может быть, я грубое слово употреблю, но это стойло, в которое нас по воле власти согнали всех (и законников, и несунов, и ту самую страшную когорту людей, которую мы называем оборотнями, работающими против интересов своих подзащитных).
Андрей Макаров: Я вообще очень люблю демагогию, куда нас согнали, "в стойло". Как говорил товарищ Сталин: "Других писателей у меня для вас нет". Есть кодекс профессиональной этики, очищайтесь, если вы кем-то недовольны. Но есть одно "но". Говорить о том, что в нашем законе созданы какие-то условия, что нам будет кто-то что-то диктовать, это неправильно. Создана система, квалификационная комиссия, которая занимается вопросами приема. Заметьте, что установлен единый экзамен, то есть то, чего по существу не было в параллельных коллегиях. Теперь для того, чтобы приобрести статус адвоката, необходимо сдать экзамен. Как сдается экзамен четко прописано в законе. Принимает экзамен квалификационная комиссия, с участием двух представителей министерства юстиции, судебных органов и т.д. Но почему это происходит, почему это необходимо, почему это не наш российский опыт? Да потому что адвокаты выполняют публичную функцию. И государство гарантирует, посмотрите Конституцию, оказание квалифицированной юридической помощи. Значит, государство не может оставаться в стороне от того, кто же приходит в адвокатуру.
Теперь с точки зрения того, что можно принять, а что можно не принять. У адвокатов (в большинстве) в квалификационной комиссии никаких проблем нет. Но если не понравился адвокат, можно его исключить? Да ничего подобного! Исключить, то есть прекратить статус адвоката можно будет бесспорно только в случае наступления смерти, осуждения, приговора суда, вступившего в силу и т.д. Во всех же остальных случаях обращение идет в адвокатскую палату, и палата вправе рассмотреть этот вопрос. Более того, те изменения, которые сейчас будут внесены, сделаны следующие, что Министерство юстиции сможет обжаловать решение адвокатской палаты (орган юстиции) только в том случае, если адвокатская палата отказалась рассматривать вопрос. Решение же адвокатской палаты обжаловать будет нельзя. Другое дело, что мы не можем лишить гражданина права обжаловать. Это предусмотрено другими законами. Поэтому любое решение адвокатской палаты, как удовлетворило иск и прекратило статус, или, наоборот, отказало, это решение в любом случае гражданином может быть обжаловано. Так это всегда было, и до закона, и после. Это бесспорное право гражданина, и отнимать у гражданина право обжаловать действие адвоката, статус адвоката, который, скажем, его обманул, злоупотребил доверием и т.д., мне кажется, просто неправильно.
Еще раз говорю, с моей точки зрения, закон на сегодняшний день принят взвешенный, сбалансированный. Это закон именно интересов адвокатов, их клиентов, а главное - гарантий, которые государство должно требовать не от адвокатов, а от адвокатуры (с точки зрения предоставления квалифицированной юридической помощи). Вот эту ответственность с государства никто снять не может.
Леонид Никитинский: Время нашей передачи идет к концу, и мне бы хотелось, чтобы вы, наконец, в чем-то согласились, потому что у слушателей может возникнуть ложное впечатление, что вы ни в чем не согласны. Я думаю, что это не так.
Карина Москаленко: Я не знаю, не уведет ли это нас от консенсуса, но, не находите ли вы, Андрей Михайлович, что кодекс профессиональной этики - это слабость сегодняшней адвокатуры, это вынужденность. Вспомните, у нас был свод правил адвокатской этики, который назывался "Дисциплинарная практика". Это так называемый прецедент. И в нормальной системе должен действовать прецедент, потому что кодифицированное право по сравнению с прецедентом права, оно сильно проигрывает, оно сильно формализует и само деяние, и процедуру, и все остальное. Но самая главная слабость этого документа в том, что мы вынуждены создавать кодекс, когда существуют неписанные правила либо традиционные правила, либо свод прецедентных правил поведения адвоката, это намного лучше. И раньше в московской городской коллегии это существовало и очень эффективно действовало. И каждый адвокат знал, что именно он не должен совершать, какие именно поступки будут считаться наказуемыми.
Андрей Макаров: Московская и российская адвокатура берет свое начало не в 37-м, и даже не в 17-м году прошлого века, а все-таки в великих указах середины XIX века. И адвокатура выработала огромное количество правил, и блестящие русские адвокаты создали в свое время свод правил адвокатской профессии. В частности адвокат Марков, блестящий адвокат, известен тем, что он их написал. Нам, на мой взгляд, удалось в этом документе совместить лучшие традиции российской присяжной адвокатуры с новыми международными стандартами адвокатской профессии, то есть реальность.
России не присуща прецедентная система права. Как можно для адвоката вводить прецедентную систему, если прецедентной системы нет в судах.
И, наконец, последнее. Я не стал бы говорить о дисциплинарной практике (не важно какой: московской, городской или любой коллегии адвокатов советского времени), как о вершине нормотворчества, определявшего деятельность адвокатов. Я еще раз говорю, что все эти вопросы зависят от людей. Мы заложили принципы. Здесь заложены принципы и правила адвокатской профессии, которые созданы веками, веками российской адвокатуры. И эти принципы сегодня заложены в этом кодексе. Вы возражаете против кодекса только потому, что вам видится какая-то другая система, но ведь у нас демократия.