Ссылки для упрощенного доступа

Человек имеет право


В этом выпуске:

- Григорий Пасько освобожден из-под стражи в зале суда, но дело его продолжается.
- Из истории правозащитного движения. Писатель Аркадий Белинков.
- Комитет по защите прав человека Республики Татарстан о себе.
- Новости.
- Суд над анархистами в Краснодаре.
- Советы правоведа. Если вы свидетельствуете в суде.
- Обращение московских правозащитников в программу "Человек имеет право"


Дело Григория Пасько, к которому неоднократно обращалось Радио Свобода и, в частности, наша передача, завершилось неожиданным приговором. Обвиняемый в государственной измене военный журналист был освобожден из-под стражи в зале Суда Тихоокеанского флота.

"В принципе, задолго до своего ареста, я много раз говорил о том, что понятие "военная журналистика", с точки зрения здравого смысла, вообще сомнительно. Как сомнительны, на мой взгляд, военные музыканты, спортсмены, художники, врачи и артисты. Я думаю, что их быть не должно. По крайней мере, в мирное время. Об этом своем мнении я пытался сказать с трибуны съезда союза журналистов России. Но малоизвестные мне лица в штатском, назвавшиеся военными журналистами, настойчиво посоветовали не выступать.

Двадцатилетний опыт службы в вооруженных силах, возможно, дает мне право утверждать, что военному ведомству журналистика нужна. Но не зависимая, молчаливая и беззубая, а просто журналистика. В том виде, в каком ее понимают во всех цивилизованных странах: смелая, независимая, руководствующаяся федеральными законами, а не подпольными ведомственными приказами."

Эта цитата из выступления Григория Пасько, опубликованного несколько дней назад в одной из центральных российских газет, могла бы стать эпиграфом к его многотомному судебному делу. Делу, в котором все еще не поставлена точка.

Напомню: закрытый судебный процесс в военном суде Тихоокеанского флота над капитаном второго ранга, военным журналистом, сотрудником газеты "Боевая вахта" Григорием Пасько, обвиняемом в государственной измене, завершился 20 июля 1999 года. Завершился неожиданно для собравшихся в зале суда российских и иностранных журналистов и представителей дипломатического корпуса.

Суд переквалифицировал деяние Пасько со статьи 275 Уголовного Кодекса Российской Федерации, "Государственная измена", на статью 285, "Злоупотребление должностным положением", и приговорил журналиста к трем годам исправительных работ. А так как год и восемь месяцев Пасько уже провел в заключении, он попал под амнистию и был освобожден в зале суда.

Частное определение было вынесено судом в адрес начальника контрразведки Тихоокеанского флота за нарушения, допущенные его сотрудниками в ходе следствия.

Радио Свобода и, в частности, передача "Человек имеет право", неоднократно обращалась к делу Пасько, предоставляя слово известным правозащитникам, адвокатам и правоведам, литераторам и журналистам, информируя слушателей о ходе его дела. И все же вспомним.

Военный журналист Григорий Пасько был арестован 20 ноября 1998 года в аэропорту Владивостока сотрудниками ФСБ, - сам Пасько упорно именует эту организацию по старинке: КГБ, - по возвращении из командировки в Японию. Согласно материалам обвинительного заключения, ему инкриминировалась передача иностранным гражданам десяти документов, составляющих государственную тайну.

Сам журналист и его защита, во время следствия и суда, утверждали, что Пасько передавал в японскую прессу исключительно сведения о состоянии экологически опасных объектов Тихоокеанского флота. И, как показало время, суд согласился с этими доводами.

О подробностях своего ареста рассказывает Григорий Пасько, который находится сейчас во Владивостоке и с которым мы связались по телефону.

Григорий Пасько:

Когда меня арестовали... почти арестовали в аэропорту 13 ноября 1997 года, при вылете в Японию, эти ребята из таможни сказали: "Вот, у вас есть папка с документами, и нам поручило КГБ ее изъять". Я говорю: "Ну ладно, ребята, раз вам поручили, давайте посмотрим, что тут у нас есть". Они забрали эту папочку, там оформили ее, и все такое. Я говорю: "Ну, если у вас есть такое распоряжение из КГБ, то наверняка надо провести, как минимум, осмотр всех моих вещей и личный досмотр меня самого?" "Да нет, нам это не поручали", - сказали ребята из таможни.

Так что арест вот этот весь, после этого инцидента с таможней, для меня не оказался какой-то неожиданностью. Потому что я уже был как-то подготовлен. Поэтому, когда я прилетел, и меня начали арестовывать, это было как в плохом, дешевом фильме средней паршивости, и я не испытал никакого ни ужаса, ни страха, ничего. Первое мое предложение было... Я спросил: "Ребята, а вы предупредили того человека, который приехал меня встречать?" Они сказали: "Да." Тогда я сказал: "У меня тут несколько сумок. Давайте, вы их возьмете сами". И мы поехали.

В машине, когда мы ехали в контору эту, КГБ, из аэропорта, - я спал, совершенно спокойно отдыхал. Потому что я уже знал, чем это все может обернуться. Потому что я очень хорошо знаю историю своего Государства Российского. К счастью, или к сожалению, я ее знаю. Поэтому никаких иллюзий я изначально не питал.

Илья Дадашидзе:

Закрытый судебный процесс над Григорием Пасько начался 21 января 1999 года и продолжался пять месяцев. Несмотря на многочисленные ходатайства об освобождении журналиста из-под стражи под подписку о невыезде, международная амнистия объявила его узником совести, все это время он провел в тюремной камере, а в зале суда - в железной клетке. И вот - неожиданный приговор. О последнем дне суда Пасько вспоминает так.

Григорий Пасько:

Это был полный, стопроцентный Достоевский в современной российской нашей жизни, в частности, во Владивостоке. Все было по Достоевскому. Этот его мрачный, тяжелый, страшный юмор, это он присутствовал живьем. Он наличествовал, как биологическая какая-то масса, живьем.

Это и приход какой-то кликушествующей тетки, которая призывала всех покаяться на этом суде. Когда судья зачитывал полностью всю преамбулу, описательную часть приговора, по статьям 303 и 305, Уголовно-процессуального кодекса, которая была написана год назад (написана была по 275 статье)... И он ее не переделал. Он ее зачитал. А потом к ней пристроил 285 статью и переквалификацию. Описательная часть приговора не соответствует резолютивной части этого приговора. Не надо быть для этого юристом, чтобы этого не видеть.

Далее. Не надо быть юристом, чтобы не видеть и не понимать того, что Григорий Пасько - не должностное лицо, как написано в приговоре, часть первая 285 статьи, "Злоупотребление должностным положением". Какое должностное положение, если нету должности у Пасько?!

Илья Дадашидзе:

Уже выйдя на свободу, Григорий Пасько пояснит в своих интервью, что не искал экологической темы. С просьбой взяться за нее к нему обратилось командование Тихоокеанского флота, предложив писать на любом уровне, в том числе и в зарубежные средства массовой информации. Приговор суда журналист готов принять лишь в одном случае - если это будет оправдательный приговор.

Григорий Пасько:

Мы в процессе защиты вынудили их прийти к выводу, что это дело - нуль, на нуле. Здесь должен быть только оправдательный приговор. И чтобы окончательно не уронить этих лиц из КГБ и из прокуратуры, они сделали вот такую как бы... прокладку между ситуацией всей, запрошенными двенадцатью годами, и реально данными тремя годами. Нету там никакой статьи, никаких трех лет. Это брошенная мне кость.

Илья Дадашидзе:

И еще раз о последнем дне суда, увиденном глазами общественного защитника Григория Пасько Александра Ткаченко, генерального директора русского "Пен-центра", взявшего на себя защиту журналиста.

Александр Ткаченко:

Когда зачитывали приговор, это было страшное и фантастическое зрелище, потому что бедная жена его, Галя, упала в обморок тут же, на пятой минуте. Я сам, более-менее здоровый мужик, чуть не упал в обморок, потому что это было действительно страшно. При стечении огромного количества журналистов, прессы иностранной, всяких культ-атташе, представителей, все - зачитывается абсолютно обвинительный приговор, который прямо... ну, лет на двадцать тянет.

Я думаю, что это было сделано сознательно, для того, чтобы показать журналистам и всем людям, которые там присутствовали, что - "вот смотрите, он виновен, он виноват в этом, в этом, в этом и в этом, но мы его отпускаем". И это произошло всего там за пять или семь минут после того, когда были зачитаны все обвинительные статьи, которые ему вменялись.

Это был шок. Это был показательный шок для всей интеллигенции, для всех журналистов, которые там присутствовали.

Илья Дадашидзе:

Как было встречено во Владивостоке известие об освобождении Пасько? Вот что говорит об этом Александр Ткаченко.

Александр Ткаченко:

Не было ни одного человека, который подошел бы и сказал что-то плохое. Все подходят и говорят: "Григорий, поздравляем!". Его воспринимают сейчас, как символ победы в это вот такое... немножко не очень хорошее время. Но какой-то появился просвет у людей. Что что-то можно добиться в этой стране.

Илья Дадашидзе:

И последние новости по делу Пасько. Как сообщил 27 июля агентству "Интерфакс-Евразия" исполняющий обязанности военного прокурора Тихоокеанского флота, полковник юстиции Роман Колбанов, в кассационном протесте обвинение просит признать приговор незаконным и направить дело на новое расследование. Позиция военной прокуратуры при этом остается неизменной: Пасько должен быть признан виновным и приговорен к двенадцати годам лишения свободы.

Защита Григория Пасько в своей кассационной жалобе также просит отменить приговор как незаконный и необоснованный и уголовное дело в отношении журналиста прекратить за отсутствием события преступления. Дело Григория Пасько продолжается.

"Человек имеет право". Правозащитная программа Радио Свобода. Наша рубрика "Из истории правозащитного движения". Писателя Аркадия Белинкова представляет член правления общества "Мемориал" Александр Даниэль.

Александр Даниэль:

Аркадий Викторович Белинков был человеком невероятным. В сорок четвертом году двадцатитрехлетний Белинков написал роман, в котором герой рассуждает о пакте тридцать девятого года между Сталиным и Гитлером. Роман был представлен в Литинститут в качестве дипломной работы и оценен по достоинству - смертная казнь, замененная восемью годами лагерей. Таким было начало литературной карьеры Белинкова.

По-видимому, именно в лагере он нашел свой литературный жанр - политическая эссеистика и философско-публицистические исследования. Свои работы он на сей раз не посылал в Гослитиздат. Собственно говоря, почему? Это было бы вполне в его духе... Он прятал их в жестянки, которые зарывал в землю за бараком.

Но тайна была раскрыта, и три банки "консервированной прозы" обошлись Белинкову в новый двадцатипятилетний срок. Аркадий Викторович вспоминал, что на него произвел впечатление не столько срок, сколько торжественное сожжение рукописей у него на глазах.

Таково было продолжение литературной карьеры Белинкова.

Он выдержал это. Дожил до амнистии, вернулся в Москву, написал книгу о своем любимом Юрии Тынянове. Второе, дополненное издание этой книги в шестьдесят пятом году стало сенсацией. Автор с невероятной для советского литератора свободой размышляет о русской истории, о русской литературе, о вечном треугольнике "власть-интеллигенция-народ".

Казалось удивительным, что эта книга прошла через цензуру. Мало кто знает, что Белинков попросту сжульничал, подсунув редактору на визирование не тот текст, который она просматривала и отправляла в Главлит.

Но все это были цветочки по сравнению с главами из книги Белинкова о Юрии Олеше, которые в начале шестьдесят восьмого года напечатал малоизвестный провинциальный журнал "Байкал". Каким волшебством прошли через Главлит откровенные антисоветские размышления автора о судьбах революции, о ее неизбежном перерождении в новую деспотию, о трагедии русской интеллигенции?

Если Тынянов был сенсацией, то байкальская публикация казалась просто чудом. Она стала абсолютным и непревзойденным рекордом свободомыслия в советской печати. Такова была вершина литературной карьеры Белинкова.

Конечно, чудо длилось не долго. Уже в мае-июне "Литературка" поместила две разгромных статьи-доноса на публикацию. Номера журнала были изъяты из библиотек, редколлегия разогнана, с самими Белинковым расторгнуты все издательские договоры.

Аркадий Викторович в это время был в турпоездке в Венгрии. Знал ли он, что никогда больше не вернется в Россию?..

Последний невероятный фокус, который Белинков отколол по адресу советской власти - его фантастический побег из Венгрии в Югославию, а оттуда на Запад - производил впечатление обдуманного поступка. А его последний жест, "Открытое письмо Союзу писателей СССР", один из самых ярких публицистических текстов тогдашнего самиздата, - явно был написан загодя.

В эмиграции Белинкову пришлось туго. Он ведь бежал на Запад не для того, чтобы спастись. Он мечтал, вслед за Герценым, возобновить традицию вольного русского книгопечатания за рубежом. Но эта ниша была занята старой русской эмиграцией, Белинков же стал первым представителем эмиграции так называемой третьей волны, и был не понят и отвергнут.

Ему даже не удалось издать задуманный им еще в СССР альманах "Новый колокол". Это сделала его вдова, Наталья Белинкова, уже после его смерти. А его мечта о современной русской печати за рубежом сбылась лишь через несколько лет, с начала массового исхода литераторов из СССР.

В России же многие книги и статьи Аркадия Белинкова не переизданы и по сей день.

Илья Дадашидзе:

О писателе Аркадии Белинкове говорил Александр Даниэль.

Комитет по защите прав человека Республики Татарстан представляет в нашей программе его председатель Дмитрий Вохмянин.

Дмитрий Вохмянин:

Комитет по защите прав человека Республики Татарстан был учрежден в декабре 1995 года по инициативе группы журналистов - Дмитрия Вохмянина, Фарида Манасыпова, Александра Курникова, Бориса Емельянова, Дмитрия Жигина и Леонида Кривошеева. Впоследствии к организации присоединились преподаватели и студенты юридических факультетов Казанского Государственного Университета и Татарского института содействия бизнесу. Такие люди, как Геннадий Курдюков, Сергей Князькин, Александр Воржецов, Алсу Насырова, Павел Чиков и другие.

На сегодняшний день в составе организации - сто десять человек. Разных возрастов, национальностей, специальностей и вероисповеданий. Они работают в двадцати семи районах республики, занимаются тем, что собирают информацию о нарушении прав человека и формируют независимый доклад о состоянии прав человека и гражданских свободах в Республике Татарстан, который распространяется среди неправительственных организаций, органов государственной власти и средств массовой информации Российской Федерации.

В 1996 году организация открыла общественную правозащитную приемную по оказанию бесплатной юридической помощи населению. За время существования Комитета сюда обратилось более двух тысяч человек. Проведено шестьдесят четыре общественных расследования по факту нарушения прав человека, результаты которых опубликовывались в печати.

В настоящее время открыта специальная приемная по оказанию помощи при подготовке жалоб и индивидуальных петиций в международные инстанции. На стадии реальной подготовки сегодня - два таких обращения.

Организация является одним из инициаторов создания союза правозащитных организаций Республики Татарстан и Ассоциации неправительственных правозащитных организаций национальных республик Российской Федерации.

Наши партнеры - это, прежде всего, Московская Хельсинская группа, Агентство правозащитной литературы, комитеты по правам человека в Чувашской республике и в Удмуртской республике, Представительский центр по правам человека Республики Башкортостан, Татарстанский Фонд помощи беженцам и вынужденным переселенцам, Комитет солдатских матерей Республики Татарстан, британская организация "БАРР траст", союз "Чернобыль" и другие.

Приоритетные направления Комитета по защите прав человека Татарстана - это мониторинг прав человека, пропаганда прав человека, особенно в сельских, отдаленных районах республики. Бесплатная правовая помощь, защита прав социально не защищенных слоев населения. Это пенсионеры, инвалиды, призывники, солдаты срочной службы, женщины и дети.

За два года сотрудники Комитета выступили общественными защитниками в пятидесяти восьми судебных процессах, и в тридцати двух случаях удалось защитить права в судебном порядке. С 1996 по 1998 годы выходила специальная телевизионная программа по местному телевидению.

Переведены на татарский язык Всеобщая Декларация прав человека и Европейская конвенция о правах человека.

В 1999 году был создан Аналитический центр по мониторингу законодательства Республики Татарстан на предмет соответствия нормам международного федерального права и Комиссия по защите прав женщин, молодежи, молодых семей.

Координаты нашей организации. Адрес: 420045, город Казань, улица Николая Ершова, дом 35-а, офис 95. Телефон и факс: код 8432, номер телефона и факса 75-57-31, E-mail: Nalimov@edmi.ru

Илья Дадашидзе:

Это был председатель Комитета по защите прав человека Республики Татарстан Дмитрий Вохмянин.

В эфире "Человек имеет право", правозащитная программа Радио Свобода. Новости июля читает Альбина Лир.

Альбина Лир:

Третьего июля Федеральная служба безопасности по Приморскому краю провела обыск в квартире и лаборатории известного специалиста в области ядерной океанологии, профессора Владимира Сойфера, занимающегося проблемами радиационного заражения в тихоокеанском регионе.

Поводом для проведения обыска стало выявление нарушений в работе с документами закрытого характера, а также обнаружение их копий в сейфе ученого.

Мера пресечения в отношении Сойфера пока не избрана. Но в документе на обыск говориться. что его действия создают угрозу государственной и военной безопасности России.

- Мэр Москвы Юрий Лужков предлагает отменить иммунитет депутатов Государственной Думы и членов Совета Федерации на предвыборный период и на время работы в парламенте. Эта мера, считает мэр столицы, связана с тем, что на прошедших в декабре 1997 года выборах в московскую городскую Думу свои кандидатуры выдвинули люди, находившиеся не в ладах с законом.

- Федеральная служба налоговой полиции России начала проверку финансовой деятельности издательства "Семь дней": газеты "Сегодня", журналов "Итоги", "Семь дней" и "Караван", входящих в "Медиа-мост". Руководитель этих изданий считает, что такое указание было получено из Кремля, в ответ на ряд критических выступлений телекомпании "НТВ", радиостанции "Эхо Москвы", газеты "Сегодня" и журнала "Итоги".

В этой связи группа руководителей изданий холдинга "Медиа-мост" выступила с открытым письмом к президенту России. "Впервые в истории новой России, - говорится в письме, - мы становимся свидетелями грубого и откровенного давления на одно из главных завоеваний российской демократии - свободу слова."

- Оперативный штаб при президенте Чечни поручил Министерству Госбезопасности провести тщательное расследование по факту распространения слухов о расстреле, якобы запланированном в Грозном.

Поводом для такого поручения послужило скопление в течение последних суток на площади Дружбы народов нескольких тысяч людей, взбудораженных слухами о будто бы готовящемся расстреле двух женщин. Молва приписывала им совершение чудовищных злодеяний, в том числе похищения детей с целью продажи трансплантантов.

Как заявил дивизионный генерал Магомед Хамбиев, за последние два года ни одна женщина не приговаривалась к высшей мере. Более того, под следствием также не находятся женщины, подозреваемые в совершении преступлений, попадающих под расстрельные статьи.

- Международная амнистия обратилась к президенту Таджикистана Эмомали Рахмонову с просьбой отменить смертный приговор полковнику полиции Азадулло Шоматову. Его обвиняют в организации криминальной группировки с целью транспортировки и продажи наркотиков.

Верховный суд Таджикистана отклонил апелляцию на смертный приговор Шоматову от 4 июля этого года. Приговоренного могут казнить в течение месяца, если президент его не помилует.

Правозащитники полагают, что дело могло быть сфабриковано.

- Уголовное дело по факту опубликованных в независимой газете "Имя" 15 июля материалах о работниках прокуратуры возбуждено в Белоруссии. В рамках расследования данного дела проведен обыск в редакции газеты. 22 июля на несколько часов, для допроса органами прокуратуры, была задержана главный редактор газеты Ирина Халип. В этот же день в ее квартире был произведен обыск.

Пресс-служба Белорусской прокуратуры предупредила, что заказные публикации в отношении работников правоохранительных органов будут и впредь пресекаться, а виновные лица - привлекаться к уголовной ответственности.

Илья Дадашидзе:

В правозащитных новостях июля (их читала Альбина Лир) были использованы материалы газеты "Экспресс-хроника" и информационных российских агентств.

И еще один судебный процесс, также, как и процесс над Григорием Пасько, завершившийся в эти дни. Репортаж Елены Фанайловой.

Елена Фанайлова:

Четыре года лишения свободы в колонии общего режима, по приговору Первомайского суда города Краснодара, получила 20 июля москвичка Лариса Щипцова. Три года - житель Майкопа Геннадий Непшикуев.

Молодые люди осуждены за изготовление и перевозку взрывного устройства. Оно было обнаружено краснодарской милицией в ноябре прошлого года в сумке студента Непшикуева во время обычной проверки документов. После нескольких дней пребывания в СИЗО ФСБ Краснодарского края, известного в народе как "гестаповка", Геннадий сообщил, что взрывное устройство он получил от Ларисы Щипцовой. Сама Щипцова это категорически отрицает.

В начале февраля женщина, находящаяся на четвертом месяце беременности, была арестована и до окончания следствия в мае находилась в том же краснодарском СИЗО.

Дело сразу же приобрело политическую окраску. Непшикуева и Щипцову следствие пыталось в попытке покушения на губернатора Краснодарского края Николая Кондратенко. Однако, в суде это доказано не было. Представители защиты надеялись, что наказание будет условным, а Щипцова, мать четырехлетнего ребенка, за месяц до рождения второго будет амнистирована.

После оглашения приговора обвиняемые были взяты под стражу прямо в зале суда.

Вину Непшикуева и Щипцовой пытались доказать, как в недоброй памяти процессах тридцатых годов, только на основании признаний обвиняемых. Краснодарскому суду для вынесения обвинительного заключения хватило признания одного обвиняемого, Геннадия Непшикуева, хотя объективными доказательствами это признание не подтверждается.

Говорит адвокат Ларисы Щипцовой Станислав Маркелов.

Станислав Маркелов:

В ходе процесса было полное впечатление, что дело, что называется, разваливается. Нет никакой доказательной базы под то, что им инкриминируют. В ходе этого дела были такие нарушения, которые просто не вписываются даже в нашу привычную практику работы правоохранительных органов.

Елена Фанайлова:

Нарушались не только права подследственных, но и адвокатов.

Станислав Маркелов:

В материалах дела появился оперативный материал на адвоката, то есть на меня. Там появились некие видеозаписи, оперативные разработки. Более того, на основе этих оперативных данных производились следственные действия. Это прямое нарушение Закона об оперативно-розыскной деятельности Уголовно-процессуального законодательства Конституции Российской Федерации.

За мной просто велось постоянное видеонаблюдение во время моего пребывания в Краснодаре. И они не постеснялись внести эти данные в данные материала уголовного дела. Причем, даже оперативный материал на тех лиц, на которых заведено уголовное дело, может быть включен, по нашему законодательству, если он находит подтверждение в следственных действиях, уже в ходе предварительного следствия.

Елена Фанайлова:

Краснодарский губернатор Николай Кондратенко оказывал прямое давление на следствие и суд.

Станислав Маркелов:

Одно из его выступлений на Съезде кубанских писателей (обращаю внимание, что все эти выступления - публичные):

"В ноябре месяце была разоблачена группа террористов с бомбой, которая должна была взорваться у меня под кабинетом...(С чего это взято? - С.Маркелов). Их арестовали. Это оказались люди еврейской национальности. Я собрал силовые структуры и говорю: "Не обнародую, дабы не вызвать волну антисемитизма".

Даже не касаясь того, что там просто не было людей еврейской национальности... там был адыг, там была русская, - но сами по себе эти заявления нельзя расценивать иначе, как прямое оказание давления администрацией.

И целая серия публикаций, как перед судом, так и во время следствия, о том, что якобы на Кондратенко готовилось покушение, о том, что люди, которых собираются судить, - это чуть ли не исчадия ада. То есть: "они готовились убивать ваших детей"... Там были и такие пассажи, что можно было развести руками. Они остались не замеченными ни судом, ни следствием, несмотря на все мои ходатайства.

Елена Фанайлова:

С самого начала делу был придан политический характер.

Станислав Маркелов:

В самом материале дела больше половины материалов почему-то связано с политическими взглядами, с идейными убеждениями... Многочисленные ксероксы с самиздатской литературой, не имеющие никакого отношения к тем фактам, которые им инкриминируют.

Судья постоянно делает акцент именно на идейных взглядах. Это как бы взгляды левой неформальной молодежи, во многом анархистского толка. Моя подзащитная занималась контркультурой, она не скрывала своих анархистских взглядов.

Но дело в том, что эта анархистская среда - это просто замкнутая среда молодежи, которая живет, что называется, в своем кругу, и сейчас попала вот под эту кампанию борьбы с экстремизмом.

Можно было бы говорить, что это частные огрехи следствия и суда, если бы на этом фактически не основывалось все дело.

Елена Фанайлова:

Адвокат Станислав Маркелов намерен обжаловать решение суда. Комментарий правозащитника Валентина Гефтера, исполнительного директора Института прав человека.

Валентин Гефтер:

У правозащитников особые претензии есть к двум вещам. Вначале. У нас действует уже больше двух месяцев постановление об амнистии. Законодатель прописал применение ограничений к применению амнистии, а амнистия беременных женщин и имеющих маленьких детей, вот таких, как Лариса Щипцова, должна касаться в первую очередь... Он прописал эти ограничения, связанные, в частности, с теми статьями, которые ей вменялись. Но при этом законодатель не оговорил, что те, кто находится уже не под следствием, но еще не осуждены, те, кто находится только в процессе судебного рассмотрения, этим ограничениям не подлежат. Это, может быть, и изъян законодателя, но суд обязан был применять то, что действовало в настоящий момент.

К сожалению, несмотря на ходатайства защиты, суд отвел этот железный, с моей точки зрения, аргумент, для того, чтобы сразу, уже в начале процесса, Щипцову освободить от наказания в виде лишения свободы.

И заключительная фаза. Когда Ларисе Щипцовой дали четыре года лишения свободы, а второму обвиняемому, Геннадию Непшикуеву - три, Уголовно-процессуальный кодекс, 361 статья, позволяет судье применить отсрочку применения наказания в течение одного года, если это беременная женщина. А Лариса Щипцова находится сейчас уже на девятом месяце беременности.

К сожалению, тот же судья, Слашенко, не применил, хотя мог вполне применить эту гуманную, так сказать, меру, для того, чтобы облегчить хотя бы то, что сейчас будет происходить с Ларисой.

Вот эти два момента настораживают нас и заставляют говорить уже теперь не только о тех или иных изъянах следствия или судопроизводства, но и говорить об общей атмосфере. И правозащитники, и даже защита не отрицают тех немногочисленных фактов, которые положены в основу этого уголовного дела. Никто не говорит, что не было рюкзака, не было его содержимого, и не было некоторой связи между одной подсудимой и другим подсудимым.

Но тот фон юридического и внеюридического - особенно - характера, на котором происходили следствие и суд, говорит о том, что это дело можно уже относить к разряду связанных с политикой, мотивированных политикой.

Видимо, местным властям (а мы понимаем, что и правоохранительные органы, и судебные, конечно, с ними тоже тем или иным образом коррелируют, скажем так) - им, безусловно, было выгодно наличие подобного рода дела, его раздувание, преувеличение, наличие там будто бы иных сил каких-то присутствующих.

Вот это и дает нам право говорить о том, что это не было объективным рассмотрением. И поэтому мы всячески настаиваем на том, чтобы быстрейшим образом апелляционные жалобы были рассмотрены, и рассмотрение дела, желательно, было бы перенесено в другой регион. И тогда мы надеемся на то, что справедливость здесь восторжествует.

Елена Фанайлова:

Это был правозащитник Валентин Гефтер, исполнительный директор Института прав человека.

Илья Дадашидзе:

Это был репортаж Елены Фанайловой о судебном процессе в Краснодаре.

Следующая рубрика нашей программы - советы правоведа. Если вам предстоит свидетельствовать в суде. Рекомендации кандидата юридических наук, судьи Московского городского суда, Сергея Пашина.

Сергей Пашин:

В судебном разбирательстве действует общее условие непосредственности. Это значит, что суд обязан допросить тех свидетелей, которые вызваны в судебное заседание. Суд должен это сделать сам, и не довольствоваться просто оглашением показаний.

Поэтому важнейшим этапом судебного следствия является допрос потерпевшего и свидетелей. Потерпевший допрашивается по тем же правилам, что и свидетель.

Допрос свидетеля начинается с того, что выясняют его личность, разъясняют ему его обязанность говорить правду и просят дать подписку о том, что он предупрежден о существовании в Российской Федерации уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и дачу ложных показаний.

Свидетель может отказаться от дачи показаний в одном случае - если этими показаниями он будет изобличать себя или своих близких родственников в совершении преступления. Но в том случае, если свидетель ранее давал показания на предварительном следствии, его отказ от дачи показаний будет означать, что его показания прежние, зафиксированные следователем в протоколе, будут оглашены. Если близкий родственник подсудимого отказывается давать показания в суде, он должен иметь это в виду. Если на предварительном следствии он сказал что-то против своего близкого родственника, ныне находящегося на скамье подсудимых, ему стоит все-таки дать показания, с тем чтобы как-то изменить свою позицию, по сравнению с той, которая была на предварительном следствии.

К сожалению, по большей части допрос свидетелей сводится к тому, что судья и прокурор стремятся получить от них те же сведения, какие они давали в ходе предварительного следствия. В отличие от многих западных стран, где свидетели делятся на свидетелей обвинения и свидетелей защиты, в Российской Федерации все свидетели допрашиваются одинаково.

Сперва им предлагают дать показания в свободном рассказе, и тут свидетель может говорить, что хочет, если это имеет отношение к делу. Потом их допрашивает суд, потом их допрашивает прокурор, и лишь потом очередь доходит до защитника и до подсудимого, а потом еще и до других защитников и других подсудимых.

Очень типично, что во время допроса свидетеля одновременно оглашаются его показания, данные им на предварительном следствии, под тем предлогом, что он говорит что-то не так, что он что-то забыл. Закон позволяет огласить показания в двух случаях: если свидетель отсутствует по причинам, исключающим возможность его явки в суд (ну, например, уехал в далекую зарубежную командировку), и во-вторых, если его показания противоречат тем показаниям, которые он давал на предварительном следствии.

У нас оглашают протоколы еще и тогда, когда в суде свидетель не может вспомнить каких-то подробностей, или же если его показания на следствии были более полны, более подробны, и освещали какие-то другие обстоятельства. Это незаконно, но на такие тонкости, как правило, у нас не обращают внимания.

Человеку, который присутствует в суде на скамье подсудимых, и не имеет - особенно! - своего адвоката, можно дать три очень простых совета, связанных с допросом свидетелей.

Во-первых, свидетелей не надо ставить в неловкое положение. Ну, например, если у свидетеля спрашивают: "Давно ли вы пьянствуете?" - то можно нарваться на очень жесткий ответ. Например, свидетель может сказать, что "пью на свои, и совсем не так часто, как ты сам".

Во-вторых, никогда не надо требовать от свидетеля подтверждать твердую позицию, которую он уже высказал. А то иногда свидетеля буквально пытают: "Так вы хорошо помните?" "Да", - говорит свидетель. "Так вы точно помните?" - "Конечно", - отвечает свидетель. - "Так вы можете поклясться в этом?" - "Ну, разумеется", - говорит свидетель. Наконец, ему говорят: "А вы не лжете?" Он, конечно, говорит: "Я говорю правду". Ну, и в итоге - четыре раза свидетель подтвердил невыгодные для подсудимого показания.

И самый главный завет - это не задавать вопросов свидетелю, ответов на которые вы сами не знаете. Потому что тот, кто задает свидетелю такие вопросы, рискует получить ответ, который его просто погубит.

Свидетельские показания очень важны, и многие уголовные дела решаются на основе свидетельских показаний, потому что предварительное следствие ведется, как правило, плохо, и сплошь и рядом основано на признаниях самого обвиняемого, и, главным образом, на свидетельских показаниях.

Приемы допроса свидетелей, которыми довольно трудно овладеть неспециалисту, будут работать на подсудимого, если у него будет квалифицированный адвокат.

Илья Дадашидзе:

Это был судья Московского городского суда Сергей Пашин.

Программа "Человек имеет право", по традиции, завершается письмами наших слушателей. На этот раз, однако, вместо письменных обращений, мы приводим обращение устное, с которым на Радио Свобода обратилась глава Московского исследовательского центра по правам человека, в который входит пятнадцать правозащитных организаций, Валентина Мельникова. Правозащитников выгоняют на улицу.

Валентина Мельникова:

Сегодня положение наших пятнадцати организаций, которые принимают граждан России уже семь лет в помещении Лучников переулок, 4, - там, где когда-то был ЦК ВЛКСМ, - наше положение очень тяжелое. Месяц назад мы получили извещение, что мы должны срочно выметаться, буквально... и сделали первые шаги. Обратились в московское правительство, которому принадлежит это здание, с просьбой, чтобы мэр Москвы заключил с нами прямой договор аренды, и чтобы правозащитные организации смогли продолжать свою работу.

Мы нашли понимание у Лужкова и в московском правительстве. Такое решение - оставить Российский исследовательский центр и заключить с ним договор аренды - было принято. Мы очень обрадовались, стали говорить всем журналистам. что все в порядке, однако все оказалось совсем не так хорошо.

Наши бывшие владельцы по-прежнему пытаются, так же беззастенчиво, использовать нас в своих интересах. Оказывается, что освобождение от нашего физического присутствия дома по Лучникова, 4, является залогом того, что они по-прежнему будут кормиться за счет здания бывшего ЦК ВЛКСМ. То есть мы оказались просто предметом торга.

Как мы это узнали? Мы узнали это, к сожалению, в ведомстве уважаемого нами префекта Центрального округа, Александра Ильича Музыкантского. Уже зная, что есть решение о том, что мы остаемся, по мнению московского правительства, мы пришли к чиновнику Центрального округа, который, знакомясь с нами, сказал: "А что такое - права человека? А чем вы там вообще занимаетесь? Нет, вы можете размещаться только в подвале. Мы вам подвал какой-нибудь обязательно предложим, подальше. Чтобы он требовал капитального ремонта, и там вы можете продолжать делать все, что угодно, если вы сможете".

В первый раз за многие годы мы столкнулись с совершенно неприкрытым желанием вернуть правозащитников туда, откуда они пришли в восемьдесят девятом году, - опять вернуть нас всех в подполье. Это, в общем, весьма нас насторожило, и мы хотели бы во всеуслышание предложить Александру Ильичу Музыкантскому: если его чиновники не знают, что такое права человека, мы готовы провести им столько бесплатных семинаров, сколько нужно для того, чтобы объяснить, что это такое. Насколько наша работа, работа Комитета солдатских матерей, Фонда права матери, Независимой психиатрической ассоциации, организации Валеры Абрамкина содействия реформе уголовного правосудия; насколько наша работа необходима и москвичам, и гражданам России. И тогда, может быть, подчиненные перестанут дискредитировать свое руководство, потому что префект Музыкантский известен и правозащитникам, и гражданам России и Москвы, как человек весьма просвещенный, весьма демократичный, и тогда на самом деле у Российского исследовательского центра не будет проблем с помещением. И телефоны, адрес, известный и в России, и по всему миру, сохранится, и люди не будут нас искать.

Интересным оказалось то, кто же предпочтительнее, чем правозащитники, в этих комнатах. Это оказался Фонд правовых проблем федерализма местного самоуправления. Вполне возможно, что там работают достойные люди, однако, на сегодняшний день, в отличие от нашего Российского центра по правам человека, который признан и за рубежом, и в нашей стране, про этот фонд не знает никто. Ни соответствующий комитет Госдумы, ни правительство России.

Наверное, мы могли бы существовать под одной крышей, и совершенно не понятно, почему нас хотят выгнать, а этот фонд разместить. Мы очень надеемся, что все кончится благополучно, но без поддержки наших друзей, без поддержки людей, которые нуждаются в нашей помощи, мы чувствуем, что мы не сможем там остаться. Наступает решающая неделя, последняя неделя до первого августа. Мы просим поддержки.

Илья Дадашидзе:

Это было обращение Валентины Мельниковой к слушателям программы "Человек имеет право".

Завершая на этом нашу передачу, напоминаю адрес московской редакции Радио Свобода: 103006, Москва, Старопименовский переулок, дом 13, корпус 1. Пишите нам.

XS
SM
MD
LG