Владимир Тольц:
Сейчас, в приближении к юбилею Победы, мы много говорим о Второй мировой войне. Чаще всего, что естественно, - о том, что происходило в Советском Союзе. О том, что проходило в стане его врагов - гораздо реже. В массе своей наши слушатели в общих чертах знают, конечно, что охваченная нацистским безумием Германия все же не была в этом безумии вполне едина. Существовало немецкое сопротивление, и социал-демократы, и коммунисты, и люди весьма далекие от коммунистических убеждений - христиане, протестанты и католики, к примеру, не принявшие гитлеризм и выступавшие против него. Некоторые из них даже пережили в свое время увлечение национал-социализмом, но отрезвели при виде его реалий. И, как это ни парадоксально, немало таких людей было среди командного состава вермахта. Именно генералы и офицеры составили заговор против Гитлера, попытались его убить и отстранить нацистов от власти. Покушение на Гитлера 20 июля 1944 года окончилось неудачей. Полковник граф фон Штауфенберг принес бомбу на совещание у фюрера, но Гитлер был лишь слегка контужен взрывом.
Ольга Эдельман: Два месяца спустя, 19 сентября 1944 года, Лаврентий Берия направил Сталину совершенно секретную докладную записку, копии - Молотову, Маленкову, в Наркомат государственной безопасности, в разведуправление Красной Армии и Абакумову в Главное управление контрразведки "Смерш".
Представляю показания немецкого военнопленного полковника Кромэ.
Ганс Кромэ выходец из семьи лютеранского священника, кадровый офицер рейхсвера, окончил германскую академию Генштаба, взят в плен под Сталинградом в январе 1943 года в бытность его начальником штаба 4-го армейского корпуса.
В связи с опубликованием в прессе сведений о покушении на Гитлера, Кромэ сообщил, что он является участником военно-заговорщической организации, возникшей в Германии в 1941 году.
В своих показаниях Кромэ сообщает представляющие интерес данные об обстоятельствах возникновения заговорщической организации, о составе и настроениях ее участников, а также о целях и деятельности организации.
Ольга Эдельман: О себе Ганс Кромэ сообщил, что вырос он в семье священника, получил "простое и строго лютеранское воспитание", собирался и сам стать священником, но в 1918 году "вследствие необходимости прохождения военной службы и под влиянием патриотического порыва, добровольно вступил в армию". По окончании войны демобилизовался, но через несколько лет вновь оказался в армии. Сделал неплохую карьеру, занимал различные штабные посты. В 1940 году был назначен начальником разведотдела штаба оккупационных войск во Франции и до мая 1942 года служил в Париже. Затем его отправили на Восточный фронт, в Крым, потом - под Сталинград, где он и попал в плен.
9 августа 1944 года мне стало известно о состоявшемся 20 июля с.г. покушении на Гитлера.
В связи с этим, я счел своим долгом сообщить Народному Комиссариату Внутренних Дел Советского Союза о том, что находясь в Германии, я с осени 1941 года до момента моего пленения - 31 января 1943 года - принадлежал к нелегальной организации, ставившей своей целью - устранение Гитлера и его политической системы.
Мне неизвестны подробности покушения, однако, данные о том, что исполнителем террористического акта против Гитлера являлся полковник Генштаба немецкой армии граф фон Штауффенберг, дают мне основание утверждать, что покушение на Гитлера совершено нелегальной организацией, к которой я принадлежу [...]
Ольга Эдельман: Полковник Кромэ пояснил, почему после более чем полуторагодичного пребывания в плену он вдруг решил поведать советской стороне то, что сам знал об антигитлеровском заговоре:
Выступление нашей организации 20 июля сего года дает мне право как участнику этой организации начать активные действия против гитлеровского правительства.
До этого момента я, находясь в плену, молчал и ни в чем себя не проявлял из опасения, что мои открытые антигитлеровские выступления могут навести службу безопасности "СД" или гестапо на след нашей организации и тем самым только повредить делу.
Занимая отрицательную позицию по отношению к антифашистскому движению военнопленных в СССР, я исходил из представления, что деятельность нашей организации - это наше внутреннее немецкое дело [...] Я полагал при этом, что моим единомышленникам, находящимся в Германии, виднее, когда и каким образом можно выступать против Гитлера. Сейчас я очень многое передумал и очень многое понял [...] и не могу себе простить, что своим молчанием я бесцельно потерял так много времени. Я убежден в необходимости беспощадной борьбы с Гитлером и его политической системой [...] Именно поэтому я решил правдиво и исчерпывающе сообщить органам Советского Союза все, что мне известно о нашей нелегальной организации, и передать себя в полное распоряжение советских властей [...]
Не будучи в курсе внутренних событий в Германии, я, естественно, стеснен в своих практических предложениях, но я убежден, что если НКВД признает возможным мое сотрудничество, то готов на любых условиях сделать все, что будет содействовать делу борьбы с Гитлером.
Ольга Эдельман: Показания Кромэ - достаточно пространный документ. Он описал предысторию, почву, на которой возник заговор, вообще позицию немецких военных и их отношение к Гитлеру.
Нам было привито убеждение, что армия является орудием государства и стоит вне какой-либо политической или партийной борьбы. Согласно этим убеждениям, - политика считалась делом штатских, наше дело - солдатская служба.
Жизнь офицера проходила в казарме, в офицерском казино, на лагерных сборах и в своей семье. Эта жизнь была отгорожена непроницаемой стеной от внешнего мира с его политическими и социальными бурями.
Приход к власти Гитлера 30 января 1933 года не внес никаких существенных перемен в жизнь немецкого офицерского корпуса, потому что гитлеровское движение стояло далеко от армейских кругов и поддержкой их не пользовалось [...]
Среди офицеров Рейхсвера было настолько развито пренебрежительное отношение к политике и политическим партиям, что попытки невежественных в военном отношении эсэсовцев вмешиваться в чисто армейские дела и намерения нацистов превратить казармы в политическую трибуну, - встретили со стороны офицерского корпуса резкий отпор.
Ольга Эдельман: В немецких военных кругах переживали поражение в Первой мировой войне, были недовольны версальской системой, национальным унижением Германии. Им импонировали действия Гитлера по возрождению армии, но перспектива новой большой войны тревожила. "Рейхсвер рассматривал захват власти Гитлером ... событием, хотя и достойным сожаления, однако, фактом, с которым можно и необходимо было примириться", - писал Кроме.
Ход событий с 1933 года до войны 1939 года показал, что Гитлер не хочет считаться с мнением военных кругов и совершенно не намерен руководить государством в рамках конституции [...]
В кругах высших офицеров уже тогда были широко распространены мысли о необходимости устранения Гитлера, мысли, основанные на правильном сознании той колоссальной опасности, которую представлял Гитлер для Германии и судьбы немецкого народа.
Я знаю из личных бесед с генералами Геппнером, Линдеманном и адмиралом Канарисом, что эти мысли были у очень многих военных, в том числе и у высших руководящих генералов: фон Браухича, фон Клюге, Бека, Гальдера, Фромма. Однако, тогда приходили к выводу, что Гитлер сумел так подчинить своему влиянию массы и разжечь у них иллюзии на лучшее будущее, что наши выступления, даже при организованном их характере, не получили бы поддержки в широких массах [...]
В 1939 году Гитлер начал войну.
Первые этапы ее создавали впечатление, что война имеет локальный характер. Была надежда на быстрое ее прекращение.
Это впечатление усиливалось договором о дружбе с Советским Союзом. [...]
Нападение Гитлера на Советский Союз народ принял с изумлением, а трезвые люди и, прежде всего, военные, - с большой тревогой.
Эта авантюра была слишком безумна, чтобы ее можно было оправдать.
Именно в 1941 году переполнилась чаша терпения, исчезли всякие иллюзии в способности Гитлера вывести Германию из тупика.
Генерал-полковник Бек при возникновении войны с Советским Союзом заявил: "Мы доверили судьбу Германии авантюристу. Теперь он воюет со всей вселенной". Генерал Бек стал во главе заговора против Гитлера[...]
Генерал-майор Кребс - бывший помощник военного атташе в Москве, говорил: "Эти люди, видимо, не имеют никакого представления о состоянии и силе России. Война с Россией - гибель Германии" [...]
Такие настроения и высказывания я слышал неоднократно. Еще весной 1941 года, во время военной игры в штабе Рунштедта в Париже, когда нам, офицерам Генштаба, стало известно, что готовится нападение на Советский союз, никто из присутствующих на этой игре генералов и офицеров не выразил по этому поводу ни малейшего энтузиазма.
Из неоднократных бесед с адмиралом Канарисом и его помощником по "Абверу" генералом Остером мне стало ясно, что война с Советским Союзом явилась для них решающим фактом, побудившим их к участию в нелегальной организации против Гитлера.
Владимир Тольц: Сегодня мы рассказываем о показаниях военнопленного немецкого полковника Ганса Кромэ, заявившего органам НКВД, что он участвовал в заговоре против Гитлера. Кромэ утверждал, что многие немецкие высокопоставленные военные считали начало войны против СССР авантюрой настолько опасной, что это заставило их задуматься об организации путча. Надо сказать, что в 1944-м для первых читателей показаний Кромэ такое освещение событий выглядело весьма необычно. В нашей московской студии - историк Сергей Зиновьевич Случ, и я прошу его объяснить нашим слушателям, что это был за заговор?
Сергей Случ: Мне кажется, нужно хорошо представлять себе положение рейхсвера, а начиная с 1935 года - вермахта в системе нацистского государства. В отличие от показаний Кромэ, я считаю, что у большинства офицеров тогдашнего рейхсвера не вызвал сожаления приход Гитлера к власти, те меры, которые предприняло новое нацистское руководство по устранению своих политических противников, ликвидации левой и вообще какой-либо оппозиции в Германии. Неслучайно рейхсвер присягал летом 1934 года персонально Адольфу Гитлеру. Мероприятия нового режима создавали новые возможности для карьерного роста, льстили самолюбию большого числа офицеров, создавали впечатление о том, что новое политическое руководство страны способно вновь возродить величие Германии. А вот когда Гитлер поставил вопрос о проведении агрессивной внешней политики, это вызвало достаточно серьезные опасения. Это дало толчок к формированию верхушечной антигитлеровской оппозиции, прежде всего в военных кругах. Рубеж 1937-38 годов заложил основы формирования этой оппозиции. Она прошла несколько стадий. Этапами были периоды, предшествующие мюнхенскому соглашению, затем после нападения Германии на Польшу и начало Второй мировой войны, когда Гитлер сообщил генералитету о своем намерении разгромить Францию. Однако триумф западной кампании приглушил какие-либо опасения в военных кругах, создал миф о гениальности фюрера и о непобедимости германской армии. Поэтому потребовалось отрезвление в ходе поражения под Москвой зимой 1941-42 года, чтобы дать новый толчок в развитии заговора против Гитлера.
В октябре 1941 года в Париж приехал мой старый друг - профессор экономических наук Берлинского университета доктор Иессен, человек, пользующийся в научных и промышленных кругах Германии большим авторитетом.
Доктор Иессен встречался со мной неоднократно до этой парижской встречи и знал мое отрицательное отношение к Гитлеру. Поэтому он без особых вступлений сообщил мне о том, что в Берлине в 1941 году образовалась нелегальная организация, ставящая своей целью - устранение Гитлера, его политической системы и прекращение войны. При этом Иессен сообщил мне, что ядром организации являются: генерал-полковник в отставке Бек - бывший начальник Генерального штаба; адмирал Канарис - начальник управления "Абвер"; генерал пехоты Ольбрехт - начальник организационного управления Главного штаба сухопутных сил; генерал-фельдмаршал Витцлебен; генерал пехоты фон Фалькенгаузен; генерал-майор Остер - ближайший помощник адмирала Канариса по "Абверу"; бургомистр гор. Лейпциг Герделер и он - Иессен.
Предложение доктора Иессена принять участие в организации, самой собой разумеется, мною было принято без колебаний.
Ольга Эдельман: Витцлебен был начальником Кромэ, он командовал оккупационными войсками во Франции, и Кромэ должен был служить связным между ним и берлинским центром организации. Кромэ назвал многих участников заговора, например, начальника связи штаба верховного командования генерала Эриха Фельгибеля (он помог в покушении 20 июля 1944 - после взрыва на несколько часов отключил связь в резиденции Гитлера), или начальника берлинской полиции графа Гельсдорфа и других.
Генералы Витцлебен, Фалькенгаузен и Бек, по общему решению, практической деятельностью не занимались, а как наиболее авторитетные лица, были намечены в состав будущего правительства. Адмирал Канарис, как начальник Управления "Абвер", также держался в тени. [...]
Уже осенью 1941 года стало ясно, что наиболее осуществимой формой политического действия организации является вооруженный путч [...]
Основным методом вербовки являлось использование личного знакомства и доверия у лиц, отрицательные политические взгляды которых хорошо были известны участникам организации.
Должен сказать, что провалов и случаев отказа от участия в организации за время с октября 1941 года по январь 1943 года, не было.
Ольга Эдельман: Кромэ уверял, что завербовал несколько генералов и офицеров действующей армии на Восточном фронте. В Крыму, под Сталинградом, на Кавказе. По его сведениям, на фронте в заговоре состояли три генерала, три полковника Генерального штаба и уполномоченный германского МИД.
Проездом на Восточный фронт я имел встречу в Берлине с адмиралом Канарисом, генералом Остером, доктором Иессеном и генерал-полковником Беком. Бек и Канарис в личной со мной беседе поручили мне развернуть вербовочную работу на Восточном фронте. Здесь мы условились, что не позже августа я должен приехать в Берлин для получения ориентировки и новых заданий. С генералом Остером я договорился служебной почтой условно сообщать ему о новых вербовках. При этом было решено, что о завербованных я буду писать как о новоприобретенных знакомых. До момента пленения в Берлин мне выехать не удалось.
Владимир Тольц: Оля, я предлагаю задумать вот о чем: перед нами - показания, данные следователям НКВД. А показания есть показания. Как мы знаем прекрасно, они могли быть составлены под прямым давлением - в НКВД это умели. Да даже и без того, все равно и Ганс Кромэ, и те, кто его допрашивал, могли иметь какие-то свои интересы и виды в этом деле. Военнопленному было выгодно предстать антифашистом, следователям хотелось удивить начальство сенсационной информацией. Насколько, по вашему мнению, можно доверять этому документу - спрашиваю я нашего гостя Сергея Зиновьевича Случа?
Сергей Случ: Я думаю, что к этому документу нужно относиться с большой осторожностью. В нем содержится информация, которая довольно серьезно расходится с действительным положением дел. Скажем, утверждение Кромэ относительно опасений в верхушке вермахта перед нападением Германии на Советский Союз. Это не просто преувеличение - это искаженная картина. Советский Союз воспринимался абсолютным большинством офицеров и генералов вермахта как центр большевистской заразы, и поэтому война против Советского Союза воспринималась ими как вполне естественная.
Ольга Эдельман: Я совершенно согласна, что показания требуют осторожности - практически любые показания, такой уж это жанр. Но вот что заставило меня отнестись к этому документу со вниманием: он все-таки находится не где-нибудь, а в Особой папке Сталина, это такие папки, куда в секретариате НКВД подшивали копии всего, что по их линии докладывалось вождю. Откровенную, созданную в НКВД фальшивку никто, ни Берия, ни тем более его подчиненные, не решились бы вот так подать Сталину. А если документ был создан для дезинформации противника, то Сталину его бы именно в таком качестве и представили. Кроме того, если создавалась фальшивка - то зачем? Возможны два варианта: или легенда для внедрения агента, или кто-то хотел выслужиться. Но был уже сентябрь 1944 года, внедрением агентов уже не занимались, дело шло к победе над Германией. И с точки зрения карьерной, сочинять такую фальшивку было и опасно, и не очень-то осмысленно. Так что мне кажется, что чины НКВД "купились" на показания, которые были даны действительно по инициативе самого Кромэ. Да и кто ж здесь мог знать, что он участник антигитлеровского заговора? Только если сам рассказал. На документе есть любопытная помета, что "показания приняли" полковник Швец и капитан госбезопасности Петерс. Не допросили, а именно приняли показания. И разослали всем советским ведомствам, занимавшимся военной разведкой (в СМЕРШ, в армейскую разведку, в госбезопасность).
Сергей Случ: Я думаю, что нужно иметь в виду еще и следующее. Огромная литература, которая существует о движении сопротивления в Германии и о заговоре против Гитлера, не подтверждает факта сколько-нибудь активного участия полковника Кромэ в заговорщицкой деятельности. Естественно, это не может не вызывать сомнения относительно его общего замысла, связанного с этими показаниями. Скорее всего, он стремился облегчить свою участь в плену и поделился информацией, о которой от кого-то мог слышать, в том числе и уже находясь в плену. Ибо целый ряд сведений, которые он сообщает, произошли уже после того, как он оказался в плену. Но все его усилия в этом отношении не дали какого-то ощутимого результата, несмотря на его предложения сотрудничать с органами НКВД. До 1949 года он находился в лагере, а в конце 1949 года был осужден и получил по 58-й статье 25 лет. И лишь в 1955 году он вместе с основной массой немецких военнопленных был освобожден и уехал в Федеративную республику, где, впрочем, продолжал военную карьеру и даже дослужился до бригадного генерала, уже бундесвера.
В конце декабря 1941 года я по телефону был вызван генералом Остером из Парижа в Берлин.
Прибыв в Берлин и встретившись с д-ром Иессеном и генералом Остером, на квартире доктора Иессена, я узнал, что руководством организации принято решение организовать между 20 и 25 декабря 1941 года вооруженный путч [...]
Профессор Иессен и генерал Остер мне объяснили, что это решение принято потому, что положение на Восточном фронте, в результате успешных контрударов Красной Армии на Московском, Тихвинском и Ростовском направлениях, складывается для германской армии чрезвычайно угрожающе и трезвая оценка положения приводит к заключению, что это является началом полного разгрома германской армии [...]
Из секретных переговоров в Берлине я узнал, что руководство организацией путча принял на себя генерал-полковник Гальдер, который с этой целью подтянул в Берлин и Восточную Пруссию надежные части, которые будут использованы для осуществления путча [...] в Берлине предполагалось использовать отдельную авиадесантную дивизию, впоследствии разгромленную в боях под Ленинградом [...] Генерал связи Фелльгибель должен был организовать захват средств связи и радио.
Мне было поручено лично информировать о подготовке путча фельдмаршала Витцлебена и вместе с ним принять меры к поддержанию путча в Париже. Конкретного плана действий в Париже тогда разработано не было. Д-р Иессен [...] сообщил мне, что об аресте Гитлера нам будет сообщено по радио и что мы немедленно получим дополнительные указания.
Вернувшись в Париж, я о принятом решении доложил фельдмаршалу Витцлебену, который также высказал мнение, что контрудары Красной Армии таят в себе чрезвычайно опасное положение для германской армии. К сообщению о подготовке путча Витцлебен отнесся скептически, заявив, что наша организация еще очень слаба.
Путч в декабре 1941 года, как известно, не состоялся.
В январе 1942 года я был снова вызван в Берлин под предлогом служебной командировки и здесь при встречах с адмиралом Канарисом, [...] с генералом Остером и д-ром Иессеном установил, что генерал-полковник Гальдер, оценив наши реальные возможности, от осуществления путча отказался. Воинские чести, предполагавшиеся к использованию, за несколько дней до дня путча были спешно, по приказу Гитлера, переброшены на Восточный фронт.
После этого [...] состоялось несколько конспиративных совещаний.
В процессе этих совещаний было решено осуществить путч осенью 1942 года, когда предполагаемое летнее наступление немецкой армии на Восточном фронте неизбежно захлебнется.
Ольга Эдельман: Путч, как известно, не состоялся ни тогда, ни позже. А действительно ли он планировался, спрашиваю я нашего гостя историка Сергея Случа?
Сергей Случ: Что касается путча, о котором сообщает в своих показаниях полковник Кромэ, планировавшегося в конце 41 года, то мне неизвестно о том, что подобного рода намерения могли иметь место. Более того, объективный ход событий не подтверждает возможности проведения каких-либо акций против Гитлера после первых неудач в ходе осуществления плана "Барбаросса", после того, как вермахт потерпел поражение под Москвой. Дело в том, что над офицерами и генералами вермахта в течение длительного времени висело представление о причинах поражения Германии в Первой мировой войне, так называемая легенда об ударе ножом в спину. Якобы Германия потерпела поражение из-за внутренней нестабильности, внутренних волнений. Поэтому пойти на выступление против Гитлера, к тому же не имея для этого ни сил, ни реальных возможностей, да и планов конкретных к концу 1941 года, связанных не только с физическим устранением Гитлера, но и с приведением в действие надежных войск, которые могли бы элиминировать возможные контрдействия со стороны СС, службы безопасности и так далее, их просто не было. Поэтому рассуждения относительно якобы несостоявшегося выступления генералов против Гитлера в конце 1941 года лишены реальной основы.
Владимир Тольц: Мне представляется важным отметить сейчас, что, несмотря на все дефекты в показаниях полковника Кромэ, которые отметил Сергей Случ, в НКВД этим показаниям все-таки поверили и дали им последующий ход. Собственно, что было делать? Сведения, которые Кромэ сообщил о заговоре, могли оказаться важными. Проверить их детально было сложно тогда, а в общих чертах они содержат немало фактов, которые можно подтвердить другими материалами, были названы люди, действительно причастные к этому заговору. Кстати, не будем забывать, что мы знакомимся с показаниями Кромэ в переводе с немецкого языка, и сам перевод может оказаться источником некоторых ошибок. Нам сейчас трудно судить, что именно было известно тогда советским спецслужбам об офицерской оппозиции Гитлеру. Они должны были собирать и анализировать все имеющиеся данные. И современным историкам зачастую приходится проделывать тот же путь: собирать противоречащие друг другу факты, строить догадки, пытаться вычислить, каким сведениям из каких документов и в какой степени можно доверять, каким нет.
Ольга Эдельман: Два месяца спустя, 19 сентября 1944 года, Лаврентий Берия направил Сталину совершенно секретную докладную записку, копии - Молотову, Маленкову, в Наркомат государственной безопасности, в разведуправление Красной Армии и Абакумову в Главное управление контрразведки "Смерш".
Представляю показания немецкого военнопленного полковника Кромэ.
Ганс Кромэ выходец из семьи лютеранского священника, кадровый офицер рейхсвера, окончил германскую академию Генштаба, взят в плен под Сталинградом в январе 1943 года в бытность его начальником штаба 4-го армейского корпуса.
В связи с опубликованием в прессе сведений о покушении на Гитлера, Кромэ сообщил, что он является участником военно-заговорщической организации, возникшей в Германии в 1941 году.
В своих показаниях Кромэ сообщает представляющие интерес данные об обстоятельствах возникновения заговорщической организации, о составе и настроениях ее участников, а также о целях и деятельности организации.
Ольга Эдельман: О себе Ганс Кромэ сообщил, что вырос он в семье священника, получил "простое и строго лютеранское воспитание", собирался и сам стать священником, но в 1918 году "вследствие необходимости прохождения военной службы и под влиянием патриотического порыва, добровольно вступил в армию". По окончании войны демобилизовался, но через несколько лет вновь оказался в армии. Сделал неплохую карьеру, занимал различные штабные посты. В 1940 году был назначен начальником разведотдела штаба оккупационных войск во Франции и до мая 1942 года служил в Париже. Затем его отправили на Восточный фронт, в Крым, потом - под Сталинград, где он и попал в плен.
9 августа 1944 года мне стало известно о состоявшемся 20 июля с.г. покушении на Гитлера.
В связи с этим, я счел своим долгом сообщить Народному Комиссариату Внутренних Дел Советского Союза о том, что находясь в Германии, я с осени 1941 года до момента моего пленения - 31 января 1943 года - принадлежал к нелегальной организации, ставившей своей целью - устранение Гитлера и его политической системы.
Мне неизвестны подробности покушения, однако, данные о том, что исполнителем террористического акта против Гитлера являлся полковник Генштаба немецкой армии граф фон Штауффенберг, дают мне основание утверждать, что покушение на Гитлера совершено нелегальной организацией, к которой я принадлежу [...]
Ольга Эдельман: Полковник Кромэ пояснил, почему после более чем полуторагодичного пребывания в плену он вдруг решил поведать советской стороне то, что сам знал об антигитлеровском заговоре:
Выступление нашей организации 20 июля сего года дает мне право как участнику этой организации начать активные действия против гитлеровского правительства.
До этого момента я, находясь в плену, молчал и ни в чем себя не проявлял из опасения, что мои открытые антигитлеровские выступления могут навести службу безопасности "СД" или гестапо на след нашей организации и тем самым только повредить делу.
Занимая отрицательную позицию по отношению к антифашистскому движению военнопленных в СССР, я исходил из представления, что деятельность нашей организации - это наше внутреннее немецкое дело [...] Я полагал при этом, что моим единомышленникам, находящимся в Германии, виднее, когда и каким образом можно выступать против Гитлера. Сейчас я очень многое передумал и очень многое понял [...] и не могу себе простить, что своим молчанием я бесцельно потерял так много времени. Я убежден в необходимости беспощадной борьбы с Гитлером и его политической системой [...] Именно поэтому я решил правдиво и исчерпывающе сообщить органам Советского Союза все, что мне известно о нашей нелегальной организации, и передать себя в полное распоряжение советских властей [...]
Не будучи в курсе внутренних событий в Германии, я, естественно, стеснен в своих практических предложениях, но я убежден, что если НКВД признает возможным мое сотрудничество, то готов на любых условиях сделать все, что будет содействовать делу борьбы с Гитлером.
Ольга Эдельман: Показания Кромэ - достаточно пространный документ. Он описал предысторию, почву, на которой возник заговор, вообще позицию немецких военных и их отношение к Гитлеру.
Нам было привито убеждение, что армия является орудием государства и стоит вне какой-либо политической или партийной борьбы. Согласно этим убеждениям, - политика считалась делом штатских, наше дело - солдатская служба.
Жизнь офицера проходила в казарме, в офицерском казино, на лагерных сборах и в своей семье. Эта жизнь была отгорожена непроницаемой стеной от внешнего мира с его политическими и социальными бурями.
Приход к власти Гитлера 30 января 1933 года не внес никаких существенных перемен в жизнь немецкого офицерского корпуса, потому что гитлеровское движение стояло далеко от армейских кругов и поддержкой их не пользовалось [...]
Среди офицеров Рейхсвера было настолько развито пренебрежительное отношение к политике и политическим партиям, что попытки невежественных в военном отношении эсэсовцев вмешиваться в чисто армейские дела и намерения нацистов превратить казармы в политическую трибуну, - встретили со стороны офицерского корпуса резкий отпор.
Ольга Эдельман: В немецких военных кругах переживали поражение в Первой мировой войне, были недовольны версальской системой, национальным унижением Германии. Им импонировали действия Гитлера по возрождению армии, но перспектива новой большой войны тревожила. "Рейхсвер рассматривал захват власти Гитлером ... событием, хотя и достойным сожаления, однако, фактом, с которым можно и необходимо было примириться", - писал Кроме.
Ход событий с 1933 года до войны 1939 года показал, что Гитлер не хочет считаться с мнением военных кругов и совершенно не намерен руководить государством в рамках конституции [...]
В кругах высших офицеров уже тогда были широко распространены мысли о необходимости устранения Гитлера, мысли, основанные на правильном сознании той колоссальной опасности, которую представлял Гитлер для Германии и судьбы немецкого народа.
Я знаю из личных бесед с генералами Геппнером, Линдеманном и адмиралом Канарисом, что эти мысли были у очень многих военных, в том числе и у высших руководящих генералов: фон Браухича, фон Клюге, Бека, Гальдера, Фромма. Однако, тогда приходили к выводу, что Гитлер сумел так подчинить своему влиянию массы и разжечь у них иллюзии на лучшее будущее, что наши выступления, даже при организованном их характере, не получили бы поддержки в широких массах [...]
В 1939 году Гитлер начал войну.
Первые этапы ее создавали впечатление, что война имеет локальный характер. Была надежда на быстрое ее прекращение.
Это впечатление усиливалось договором о дружбе с Советским Союзом. [...]
Нападение Гитлера на Советский Союз народ принял с изумлением, а трезвые люди и, прежде всего, военные, - с большой тревогой.
Эта авантюра была слишком безумна, чтобы ее можно было оправдать.
Именно в 1941 году переполнилась чаша терпения, исчезли всякие иллюзии в способности Гитлера вывести Германию из тупика.
Генерал-полковник Бек при возникновении войны с Советским Союзом заявил: "Мы доверили судьбу Германии авантюристу. Теперь он воюет со всей вселенной". Генерал Бек стал во главе заговора против Гитлера[...]
Генерал-майор Кребс - бывший помощник военного атташе в Москве, говорил: "Эти люди, видимо, не имеют никакого представления о состоянии и силе России. Война с Россией - гибель Германии" [...]
Такие настроения и высказывания я слышал неоднократно. Еще весной 1941 года, во время военной игры в штабе Рунштедта в Париже, когда нам, офицерам Генштаба, стало известно, что готовится нападение на Советский союз, никто из присутствующих на этой игре генералов и офицеров не выразил по этому поводу ни малейшего энтузиазма.
Из неоднократных бесед с адмиралом Канарисом и его помощником по "Абверу" генералом Остером мне стало ясно, что война с Советским Союзом явилась для них решающим фактом, побудившим их к участию в нелегальной организации против Гитлера.
Владимир Тольц: Сегодня мы рассказываем о показаниях военнопленного немецкого полковника Ганса Кромэ, заявившего органам НКВД, что он участвовал в заговоре против Гитлера. Кромэ утверждал, что многие немецкие высокопоставленные военные считали начало войны против СССР авантюрой настолько опасной, что это заставило их задуматься об организации путча. Надо сказать, что в 1944-м для первых читателей показаний Кромэ такое освещение событий выглядело весьма необычно. В нашей московской студии - историк Сергей Зиновьевич Случ, и я прошу его объяснить нашим слушателям, что это был за заговор?
Сергей Случ: Мне кажется, нужно хорошо представлять себе положение рейхсвера, а начиная с 1935 года - вермахта в системе нацистского государства. В отличие от показаний Кромэ, я считаю, что у большинства офицеров тогдашнего рейхсвера не вызвал сожаления приход Гитлера к власти, те меры, которые предприняло новое нацистское руководство по устранению своих политических противников, ликвидации левой и вообще какой-либо оппозиции в Германии. Неслучайно рейхсвер присягал летом 1934 года персонально Адольфу Гитлеру. Мероприятия нового режима создавали новые возможности для карьерного роста, льстили самолюбию большого числа офицеров, создавали впечатление о том, что новое политическое руководство страны способно вновь возродить величие Германии. А вот когда Гитлер поставил вопрос о проведении агрессивной внешней политики, это вызвало достаточно серьезные опасения. Это дало толчок к формированию верхушечной антигитлеровской оппозиции, прежде всего в военных кругах. Рубеж 1937-38 годов заложил основы формирования этой оппозиции. Она прошла несколько стадий. Этапами были периоды, предшествующие мюнхенскому соглашению, затем после нападения Германии на Польшу и начало Второй мировой войны, когда Гитлер сообщил генералитету о своем намерении разгромить Францию. Однако триумф западной кампании приглушил какие-либо опасения в военных кругах, создал миф о гениальности фюрера и о непобедимости германской армии. Поэтому потребовалось отрезвление в ходе поражения под Москвой зимой 1941-42 года, чтобы дать новый толчок в развитии заговора против Гитлера.
В октябре 1941 года в Париж приехал мой старый друг - профессор экономических наук Берлинского университета доктор Иессен, человек, пользующийся в научных и промышленных кругах Германии большим авторитетом.
Доктор Иессен встречался со мной неоднократно до этой парижской встречи и знал мое отрицательное отношение к Гитлеру. Поэтому он без особых вступлений сообщил мне о том, что в Берлине в 1941 году образовалась нелегальная организация, ставящая своей целью - устранение Гитлера, его политической системы и прекращение войны. При этом Иессен сообщил мне, что ядром организации являются: генерал-полковник в отставке Бек - бывший начальник Генерального штаба; адмирал Канарис - начальник управления "Абвер"; генерал пехоты Ольбрехт - начальник организационного управления Главного штаба сухопутных сил; генерал-фельдмаршал Витцлебен; генерал пехоты фон Фалькенгаузен; генерал-майор Остер - ближайший помощник адмирала Канариса по "Абверу"; бургомистр гор. Лейпциг Герделер и он - Иессен.
Предложение доктора Иессена принять участие в организации, самой собой разумеется, мною было принято без колебаний.
Ольга Эдельман: Витцлебен был начальником Кромэ, он командовал оккупационными войсками во Франции, и Кромэ должен был служить связным между ним и берлинским центром организации. Кромэ назвал многих участников заговора, например, начальника связи штаба верховного командования генерала Эриха Фельгибеля (он помог в покушении 20 июля 1944 - после взрыва на несколько часов отключил связь в резиденции Гитлера), или начальника берлинской полиции графа Гельсдорфа и других.
Генералы Витцлебен, Фалькенгаузен и Бек, по общему решению, практической деятельностью не занимались, а как наиболее авторитетные лица, были намечены в состав будущего правительства. Адмирал Канарис, как начальник Управления "Абвер", также держался в тени. [...]
Уже осенью 1941 года стало ясно, что наиболее осуществимой формой политического действия организации является вооруженный путч [...]
Основным методом вербовки являлось использование личного знакомства и доверия у лиц, отрицательные политические взгляды которых хорошо были известны участникам организации.
Должен сказать, что провалов и случаев отказа от участия в организации за время с октября 1941 года по январь 1943 года, не было.
Ольга Эдельман: Кромэ уверял, что завербовал несколько генералов и офицеров действующей армии на Восточном фронте. В Крыму, под Сталинградом, на Кавказе. По его сведениям, на фронте в заговоре состояли три генерала, три полковника Генерального штаба и уполномоченный германского МИД.
Проездом на Восточный фронт я имел встречу в Берлине с адмиралом Канарисом, генералом Остером, доктором Иессеном и генерал-полковником Беком. Бек и Канарис в личной со мной беседе поручили мне развернуть вербовочную работу на Восточном фронте. Здесь мы условились, что не позже августа я должен приехать в Берлин для получения ориентировки и новых заданий. С генералом Остером я договорился служебной почтой условно сообщать ему о новых вербовках. При этом было решено, что о завербованных я буду писать как о новоприобретенных знакомых. До момента пленения в Берлин мне выехать не удалось.
Владимир Тольц: Оля, я предлагаю задумать вот о чем: перед нами - показания, данные следователям НКВД. А показания есть показания. Как мы знаем прекрасно, они могли быть составлены под прямым давлением - в НКВД это умели. Да даже и без того, все равно и Ганс Кромэ, и те, кто его допрашивал, могли иметь какие-то свои интересы и виды в этом деле. Военнопленному было выгодно предстать антифашистом, следователям хотелось удивить начальство сенсационной информацией. Насколько, по вашему мнению, можно доверять этому документу - спрашиваю я нашего гостя Сергея Зиновьевича Случа?
Сергей Случ: Я думаю, что к этому документу нужно относиться с большой осторожностью. В нем содержится информация, которая довольно серьезно расходится с действительным положением дел. Скажем, утверждение Кромэ относительно опасений в верхушке вермахта перед нападением Германии на Советский Союз. Это не просто преувеличение - это искаженная картина. Советский Союз воспринимался абсолютным большинством офицеров и генералов вермахта как центр большевистской заразы, и поэтому война против Советского Союза воспринималась ими как вполне естественная.
Ольга Эдельман: Я совершенно согласна, что показания требуют осторожности - практически любые показания, такой уж это жанр. Но вот что заставило меня отнестись к этому документу со вниманием: он все-таки находится не где-нибудь, а в Особой папке Сталина, это такие папки, куда в секретариате НКВД подшивали копии всего, что по их линии докладывалось вождю. Откровенную, созданную в НКВД фальшивку никто, ни Берия, ни тем более его подчиненные, не решились бы вот так подать Сталину. А если документ был создан для дезинформации противника, то Сталину его бы именно в таком качестве и представили. Кроме того, если создавалась фальшивка - то зачем? Возможны два варианта: или легенда для внедрения агента, или кто-то хотел выслужиться. Но был уже сентябрь 1944 года, внедрением агентов уже не занимались, дело шло к победе над Германией. И с точки зрения карьерной, сочинять такую фальшивку было и опасно, и не очень-то осмысленно. Так что мне кажется, что чины НКВД "купились" на показания, которые были даны действительно по инициативе самого Кромэ. Да и кто ж здесь мог знать, что он участник антигитлеровского заговора? Только если сам рассказал. На документе есть любопытная помета, что "показания приняли" полковник Швец и капитан госбезопасности Петерс. Не допросили, а именно приняли показания. И разослали всем советским ведомствам, занимавшимся военной разведкой (в СМЕРШ, в армейскую разведку, в госбезопасность).
Сергей Случ: Я думаю, что нужно иметь в виду еще и следующее. Огромная литература, которая существует о движении сопротивления в Германии и о заговоре против Гитлера, не подтверждает факта сколько-нибудь активного участия полковника Кромэ в заговорщицкой деятельности. Естественно, это не может не вызывать сомнения относительно его общего замысла, связанного с этими показаниями. Скорее всего, он стремился облегчить свою участь в плену и поделился информацией, о которой от кого-то мог слышать, в том числе и уже находясь в плену. Ибо целый ряд сведений, которые он сообщает, произошли уже после того, как он оказался в плену. Но все его усилия в этом отношении не дали какого-то ощутимого результата, несмотря на его предложения сотрудничать с органами НКВД. До 1949 года он находился в лагере, а в конце 1949 года был осужден и получил по 58-й статье 25 лет. И лишь в 1955 году он вместе с основной массой немецких военнопленных был освобожден и уехал в Федеративную республику, где, впрочем, продолжал военную карьеру и даже дослужился до бригадного генерала, уже бундесвера.
В конце декабря 1941 года я по телефону был вызван генералом Остером из Парижа в Берлин.
Прибыв в Берлин и встретившись с д-ром Иессеном и генералом Остером, на квартире доктора Иессена, я узнал, что руководством организации принято решение организовать между 20 и 25 декабря 1941 года вооруженный путч [...]
Профессор Иессен и генерал Остер мне объяснили, что это решение принято потому, что положение на Восточном фронте, в результате успешных контрударов Красной Армии на Московском, Тихвинском и Ростовском направлениях, складывается для германской армии чрезвычайно угрожающе и трезвая оценка положения приводит к заключению, что это является началом полного разгрома германской армии [...]
Из секретных переговоров в Берлине я узнал, что руководство организацией путча принял на себя генерал-полковник Гальдер, который с этой целью подтянул в Берлин и Восточную Пруссию надежные части, которые будут использованы для осуществления путча [...] в Берлине предполагалось использовать отдельную авиадесантную дивизию, впоследствии разгромленную в боях под Ленинградом [...] Генерал связи Фелльгибель должен был организовать захват средств связи и радио.
Мне было поручено лично информировать о подготовке путча фельдмаршала Витцлебена и вместе с ним принять меры к поддержанию путча в Париже. Конкретного плана действий в Париже тогда разработано не было. Д-р Иессен [...] сообщил мне, что об аресте Гитлера нам будет сообщено по радио и что мы немедленно получим дополнительные указания.
Вернувшись в Париж, я о принятом решении доложил фельдмаршалу Витцлебену, который также высказал мнение, что контрудары Красной Армии таят в себе чрезвычайно опасное положение для германской армии. К сообщению о подготовке путча Витцлебен отнесся скептически, заявив, что наша организация еще очень слаба.
Путч в декабре 1941 года, как известно, не состоялся.
В январе 1942 года я был снова вызван в Берлин под предлогом служебной командировки и здесь при встречах с адмиралом Канарисом, [...] с генералом Остером и д-ром Иессеном установил, что генерал-полковник Гальдер, оценив наши реальные возможности, от осуществления путча отказался. Воинские чести, предполагавшиеся к использованию, за несколько дней до дня путча были спешно, по приказу Гитлера, переброшены на Восточный фронт.
После этого [...] состоялось несколько конспиративных совещаний.
В процессе этих совещаний было решено осуществить путч осенью 1942 года, когда предполагаемое летнее наступление немецкой армии на Восточном фронте неизбежно захлебнется.
Ольга Эдельман: Путч, как известно, не состоялся ни тогда, ни позже. А действительно ли он планировался, спрашиваю я нашего гостя историка Сергея Случа?
Сергей Случ: Что касается путча, о котором сообщает в своих показаниях полковник Кромэ, планировавшегося в конце 41 года, то мне неизвестно о том, что подобного рода намерения могли иметь место. Более того, объективный ход событий не подтверждает возможности проведения каких-либо акций против Гитлера после первых неудач в ходе осуществления плана "Барбаросса", после того, как вермахт потерпел поражение под Москвой. Дело в том, что над офицерами и генералами вермахта в течение длительного времени висело представление о причинах поражения Германии в Первой мировой войне, так называемая легенда об ударе ножом в спину. Якобы Германия потерпела поражение из-за внутренней нестабильности, внутренних волнений. Поэтому пойти на выступление против Гитлера, к тому же не имея для этого ни сил, ни реальных возможностей, да и планов конкретных к концу 1941 года, связанных не только с физическим устранением Гитлера, но и с приведением в действие надежных войск, которые могли бы элиминировать возможные контрдействия со стороны СС, службы безопасности и так далее, их просто не было. Поэтому рассуждения относительно якобы несостоявшегося выступления генералов против Гитлера в конце 1941 года лишены реальной основы.
Владимир Тольц: Мне представляется важным отметить сейчас, что, несмотря на все дефекты в показаниях полковника Кромэ, которые отметил Сергей Случ, в НКВД этим показаниям все-таки поверили и дали им последующий ход. Собственно, что было делать? Сведения, которые Кромэ сообщил о заговоре, могли оказаться важными. Проверить их детально было сложно тогда, а в общих чертах они содержат немало фактов, которые можно подтвердить другими материалами, были названы люди, действительно причастные к этому заговору. Кстати, не будем забывать, что мы знакомимся с показаниями Кромэ в переводе с немецкого языка, и сам перевод может оказаться источником некоторых ошибок. Нам сейчас трудно судить, что именно было известно тогда советским спецслужбам об офицерской оппозиции Гитлеру. Они должны были собирать и анализировать все имеющиеся данные. И современным историкам зачастую приходится проделывать тот же путь: собирать противоречащие друг другу факты, строить догадки, пытаться вычислить, каким сведениям из каких документов и в какой степени можно доверять, каким нет.
