Иван Полстой: 6 октября во Франкфурте-на-Майне открылась крупнейшая книжная ярмарка. Репортаж нашего корреспондента в Германии Евгения Бовкуна.

Евгений Бовкун: Очередную, 56-ю книжную ярмарку во Франкфурте-на-Майне канцлер ФРГ открыл призывом к честному диалогу между исламом и Западом. Соперничеству двух культур, христианской и мусульманской, необходимо, по словам Шредера, противопоставить их сотрудничество и совместную борьбу с международным терроризмом. Франкфуртскую ярмарку можно считать подходящей платформой для развития подобного диалога. Это установочное выступление канцлера совпало с намерениями организаторов мероприятия. Крупнейшая в мире выставка книжной продукции должна, в большей мере, чем прежде, уделить внимание проблемам политики. Если в прошлом году, в павильонах, в качестве зазывал доминировали бойкие ведущие развлекательных телепередач, то теперь администрация ориентируется на политические дискуссии. Необходимую предпосылку создает для этого решение провозгласить страны арабской лиги главным гостем Франкфуртской ярмарки. Некоторые члены упомянутой организации, включая Ирак, Алжир и Кувейт, принять в ней участие, правда, отказались. Однако представительность книжного форума и без того впечатляет. Около 7 000 издательств из ста с лишним государств привезли во Франкфурт-на-Майне свою продукцию. Особенно велико присутствие писателей и издателей с Ближнего и Среднего востока. Столь значительное количество новинок арабской литературы демонстрируется в Германии впервые. В качестве почетного гостя в церемонии открытия выставки приняла участие супруга президента Египта Сузанна Мубарак. В числе участников - именитые авторы, художники и политики из арабского мира. Хозяин ярмарки Фолкер Нойман надеется, что его арабские гости помогут посетителям и самим организаторам глубже разобраться в проблемах современного ислама. Специальная программа предполагает дискуссии о роли женщин и о правах человека в исламе. Посетителям предлагаются интересные новинки. Например, новые иллюстрации к сказкам Братьев Гримм, сделанные писателем Гюнтером Грассом. Уже составлен список бестселлеров. Первые три места в нем заняли, правда, не произведения арабской литературы, а романы-трилогии Толкиена "Властелин колец". По сравнению с предыдущей ярмаркой, не оправдавшей надежд ее устроителей, нынешняя встреча книгоиздателей, книготорговцев и авторов обещает относительный успех. Динамика участия в ней, по крайней мере, в нынешнем году, носит положительный характер. Фолькер Нойман исходит из того, что Франкфурт, по-прежнему, может удержать за собой мировое первенство в области продажи лицензий на издание книг. Оптимизму германских книготорговцев противоречит лишь одно существенное обстоятельство - нулевой рост оборота книжной торговли в Германии.

Иван Толстой: В Риме открылась грандиозная выставка шедевров итальянского и русского искусства "Италия-Россия". Выставку посетил наш корреспондент в Италии Михаил Талалай.

Михаил Талалай: Гигантская выставка "Италия-Россия", имеет подзаголовок "От Джотто до Малевича. Взаимное восхищение". Через 5 месяцев она приедет в Россию и, возможно, подзаголовок будет переведен как-то иначе. Но содержание выставки будет прежним. Это диалог, перекличка двух культур, пусть и далеких, но испытывающих издавна взаимную тягу, очарование, восхищение. Римская экспозиция, конечно, останется надолго в памяти у итальянцев и, надеюсь, в будущем, и у россиян. Ибо, впервые, перед нами сопоставление русского и итальянского искусства происходит на самых первоклассных подлинниках. Помимо Джотто и Малевича, этих двух крайних точек, перед нами Рублев, Крамской, Репин, Кандинский, Шагал, Татлин с русской стороны. А с итальянской это Ботичелли, Леонардо, Тициан, Де Кирико. Надо сказать, что в первых залах, в средневековых, Россия явно лидирует. Джотто и Дуче де Бовенсения проигрывают, по сравнению с Рублевым и нашими анонимными иконописцами. Затем, с 15 века, с эпохи Кватроченто, итальянцы делают фантастический прорыв, тут уж за ними ни одна нация не угналась, с тем, чтобы в 19-20-х веках им не пришлось уйти на европейскую обочину, скажем так, и наши реалисты, тот же Репин или русский авангард, а среди них и Пиросмани, Гончарова, Чурленис, это, действительно, нечто очень и очень передовое. Я, впрочем, был рад, что увидел бронзовую статую итальянского футуриста начала ХХ века Боччони. Дело в том, что ее поместили на новую монету достоинством в 20 итальянских евроцентов. Если на других итальянских евромонетах знаменитые памятники античности и ренессанса - Колизей, Капитолийский холм, "Весна" Ботичелли, профиль Данте - то 20 итальянских центов оставались загадкой и для меня, и для рядовых итальянцев. Почему этот малоизвестный футурист Боччони попал на эту распространенную монету, так мне и не стало ясно, но, по крайней мере, я увидел в Риме подлинник. На открытии выставки 1 октября, в пятницу, пришли соответствующие министры иностранных дел и культур. Патронаж над выставкой объявили президенты обеих стран. Для экспозиции отвели бывший папский конюшенный двор, стоящий на одном из семи римских холмов - на Квиринальском. Всего перед нами представлено 190 великолепных шедевров, застрахованных на общую сумму 750 миллионов евро. Всего подготовка выставки и ее осуществление обошлись в два с половиной миллиона евро. Конечно, гигантская реклама. Афиша выставки даже попала на автобусные билеты римского городского транспорта. Главным художественным учреждением с русской стороны выступил Музей Пушкина. Но участвовало и много других музеев - Эрмитаж, Русский музей. Малевича привезли из Екатеринбурга. Русские участники открытия, которых было много на церемонии, несколько удивились афише. Лик Мадонны, написанный Джотто, пересекается лучами с картиной Малевича. В самом деле, название выставки "От Джотто до Малевича", но, пожалуй, это было сделано слишком прямолинейно. Да и деву Марию перечеркивать негоже. Надеюсь, что в русском варианте, в афише будет больше вкуса. Иначе это взаимное восхищение будет несколько подпорчено.

Иван Толстой: Польский режиссер Анджей Вайда снимает фильм о Катынской трагедии. С Вайдой встретилась Юлия Кантор.

Юлия Кантор: Легенда польского кинематографа Анджей Вайда приезжал в Петербург на церемонию вручения премии "Балтийская звезда". Эта премия, придуманная знаменитым театром-фестивалем "Балтийский дом", присуждается в этом году впервые и учреждена, помимо "Балтийского дома", Министерством культуры России, питерским Комитетом по культуре и Всемирным Клубом Петербуржцев. За развитие и укрепление гуманитарных связей в странах балтийского региона эту премию получили Анджей Вайда, Донатос Банионис, Михаил Пиотровский и Михаил Швыдкой. Анджей Вайда - постоянный и любимый гость "Балтийского дома". Год назад, приехав в Петербург, он заявил о том, что собирается начать работу над фильмом о Катынской трагедии. Сейчас заканчивается написание сценария этого нового фильма, над которым Анджей Вайда работает со знаменитым польским драматургом Владимиром Одоевским. И уже вышел самостоятельный роман по этому сценарию. Теперь сценарий переписывается по указаниям Анджея Вайды, и в начале будущего года начнутся съемки. Катынский сюжет ныне получил мощный политический стимул. Буквально несколько дней назад Россия объявила об окончании расследования Катынского дела и намерении передать документы Польше. С этого мы начали разговор с Анджеем Вайдой. Официальное, документальное расследование закончено. Вы считаете, что в Катынской истории поставлена точка?

Анджей Вайда: Официальное, документальное окончание расследования, было, конечно, необходимо. Но оно не ставит точку в истории - в прямом и переносном смысле. Документы, расследование по Катыни, - только начало, необходимая основа. Необходимо общественное осмысление. Польский кинематограф не может, не должен пройти мимо Катынской трагедии. Есть фильмы о Варшавском восстании, о 1939 годе, о восстании в Варшавском гетто. И не может быть, чтобы Катынь не нашла отражения в художественном сознании. И если я не создам этот фильм, он все равно возникнет.

Юлия Кантор: Изначально обсуждалось несколько вариантов сценария. Рассказ от первого лица, как бы автобиографический, рассказ отстраненный, от лица тех, кто участвовал в трагедии, и рассказ из дня сегодняшнего. Итак, каким будет фильм, будет ли он историческим повествованием?

Анджей Вайда: Это лента о том, как раскрывается страшная правда. Я помню, как моя мать рассказывала мне о Катыни - там погиб мой отец. Потому фильм будет в какой-то степени автобиографичным. Это преступление - расстрел советским НКВД нескольких тысяч польских офицеров во время Второй мировой войны - тщательно скрывалось. Первые документы о Катыни были привезены в Краков польским Красным Крестом в 1944, уже в 1947 польские власти и управление госбезопасности эти документы изъяли. И люди, пытавшиеся расследовать эту трагедию - и русские, и поляки - исчезали. Вот про каждый шаг поиска правды я хочу рассказать.

Юлия Кантор: Еще несколько лет назад в Польше не было особого интереса к трагическим и драматическим событиям, относительно недавнего прошлого. И потому я спросила Анджея Вайду, на какую аудиторию сегодня он рассчитывает, снимая фильм о Катыни.

Анджей Вайда: Действительно, еще несколько лет назад не было интереса к прошлому, молодежь хотела смотреть только в будущее. Молодые актеры также. Но постепенно осознание того, что без прошлого нет будущего, произошло. Сейчас мы отмечали 60-летие Варшавского восстания, и в юбилейных акциях принимало участие много молодых людей. И я хотел бы, чтобы "катынский" фильм посмотрели они. Моя задача - рассказать правду. Есть явления, мрачно знаковые для ХХ века. Их нужно осмыслить и прочувствовать, чтобы не было спекуляций. Несколько тысяч военнопленных офицеров расстреляли в Катыни. Они были в руках НКВД, они могли принять участие в войне против фашистов: это были офицеры, более половины из которых - польская интеллигенция. Врачи, профессора, священники. Расстрел в Катыни - акция против права существования Польши как таковой. Мы потеряли тогда огромную часть интеллигенции, которая после войны могла бы строить Польшу. Я хотел бы, чтобы фильм стал российско-польским. Я разговаривал в прошлом году с Михаилом Швыдким, тогда - министром культуры, и он заинтересовался идеей, хотел получить сценарий. Надеюсь, что и теперь в российском министерстве культуры интерес к этой теме не пропадет.

Юлия Кантор: Во времена польской Солидарности участвуя в политической жизни Польши, сегодня Анджей Вайда практически устранился от этого. Сегодня он занимается только искусством. Вот о том, насколько искусство может быть оторвано от жизни страны и насколько сегодня интеллигенция в посттоталитарных странах участвует в социальной жизни общества, я спросила Анджея Вайду.

Анджей Вайда: В демократической стране у интеллигенции нет необходимости быть монолитной. Но сохраняется, как мне кажется, обязанность показывать ошибки правящих. Интеллигенция сейчас потеряла неформальную трибуну - в тоталитарном государстве ее голос был нравственным камертоном среди общего молчания и политических "заглушек". Теперь все не так. И это многих испугало, разочаровало. Но это закономерно и правильно. Нужно существовать в полифонии. Интеллигенции необходимо этому учиться и апеллировать к обществу - участие в жизни страны, соучастие в политике определяется в нормальном государстве не только и не столько членством в партиях или организации социально значимых акций. Художник должен быть "созвучен" времени и слышать его доминанты.

Юлия Кантор: И напоследок, вопрос о том, насколько сегодня ситуация в Польше созвучна ментальному настрою художника?

Анджей Вайда: Время идеализации прошло. Когда появилась "Солидарность" - оппозиция, мы думали, что будем быстро идти вперед. А потом выяснилось, что наши старые болезни сильно въелись в наше сознание. И общество развивается, растет медленнее, чем мы хотели бы. И самое страшное, что разочарование могло качнуть маятник времени назад. Старая система огрызалась очень упорно, отчаянно, зло. Я должен сказать одно: мы все понимали, от чего мы уходим. И это понимание стало залогом движения вперед. Теперь Польша очень изменилась, она становится цивилизованной страной - политически и экономически.

Иван Толстой: Интернет у британцев. Такую тему предложил вниманию Европейского часа наш лондонский автор Юрий Колкер.

Юрий Колкер: Первое, что было сказано про интернет, когда компьютеры появились в каждом частном доме развитых стран, это что он - новая форма демократии. Каждый желающий получил возможность высказаться перед всем миром, быть услышанным повсюду (во всяком случае, в принципе). Географические расстояния и государственные границы перестали ощущаться как реальность. Телеграммы ушли в область преданий. Деловая жизнь упростилась неимоверно. В самолеты чаще садятся туристы, переселенцы и любовники, чем бизнесмены. А поскольку рост деловой активности увеличивает благосостояние народов, то ясно, что интернет сделал всех нас богаче.

Его демократическая составляющая недавно заявила о себе в Великобритании самым непосредственным образом: возникла политическая партия, существующая только в электронной сети. Называется она тоже весьма демократично: Твоя партия. Основал ее сетевой инженер Дан Томпсон, человек известный, сколотивший на интернете порядочное состояние. Партия собирается выставить своих кандидатов на всевозможных выборах - от муниципалитетов до Европейского парламента. Если она преуспеет, появятся политические деятели, направляемые своими избирателями в такой мере, какой прежние формы народовластия не знали со времен классической Греции.

Другая особенность Твоей партии - то, что она лишена идеологии. Это опять новое измерение демократии, и очень современное, ибо народы всё меньше симпатизируют стройным политическим теориям, столько раз их обманувшим. Научное мировоззрение оказалось вздором, историософия - ловушкой. Раньше людей легче всего было созвать только под знамена. От гвельфов и гибеллинов до большевиков и нацистов - партиям всегда требовались отвлеченные схемы. Партии осенялись мифом, самоутверждались лозунгом. А тут - в этом нет никакой нужды. Каждый конкретный вопрос можно обсудить немедленно, быстрее, чем на афинской агоре, и выяснить волю большинства. Современный гражданин по своему типу - обыватель, исходящий из своей непосредственной выгоды. Ему нужны не лозунги, а деньги и безопасность. Спрашивается, какая партия может представить его интересы лучше, чем интернетная?

Но интернет преобразил и нравственную физиономию человечества. Самые реальные любовные приключения, романы и супружеские союзы начинаются в наши дни виртуально: чаще в сети, чем в университете или дискотеке. Еще недавно это почти повсеместно считалось дурным тоном, но сейчас с этим покончено. В сети находят себе пару не какие-нибудь неудачники, а молодые преуспевающие профессионалы, у которых нет нехватки в прямом человеческом общении. Цифры говорят: каждый пятый британец, ищущий пару, ищет ее через интернет. Целых 46% пользователей службы match.com - моложе 30 лет. У этой молодежи выработался уже и свой знаковый язык для обозначения любовных реалий и коллизий: звездочками, скобками и другими символами компьютерной клавиатуры закодированы разновидности поцелуя и душевного состояния.

Оттенок неблаговидности, лежавший на интернетном флирте, не выдержал напора современности. Не выдерживает он и здравой критики. Вывесить свой портрет в сети - не позорнее, чем принарядившись отправиться в театр, в гости или на танцы. Человек, пока он свободен, всегда нацелен на поиск пары, и тут интернет не хуже вечеринки с выпивкой. Интернет много лучше такой вечеринки в интеллектуальном смысле: беседа в сети ведется свободнее, быстрее выявляет общность вкусов, интересов и душевного склада. К моменту первой встречи лицом к лицу люди уже хорошо знают друг друга.

Великий мыслитель Владимир Вернадский говорил о ноосфере, сфере разума, едином связном пространстве духовной и интеллектуальной деятельности человека. Непосредственно ощутимой реальностью делает ноосферу именно интернет.

Иван Толстой: Йозеф Шкворецкий один из идейных и литературных лидеров Пражской весны на этой неделе посетил Чехию и был в центре общественного внимания. Рассказывает Нелли Павласкова.

Нелли Павласкова: Свое 80-летие Шкворецкий решил отметить в родном городе Наход, который вошел в литературу, как самостоятельный персонаж многих его знаменитых книг и, в первую очередь, романов "Трусы" и "Чудный сезон". Вместе с женой, писательницей Зденой Саливаровой, он на много дней очутился в центре внимания своей бывшей родины. И не только ее. На трехдневную конференцию, посвященную творчеству Шкворецкого, съехались исследователи из разных стран. Приехали переводчики его произведений, коллеги-писатели, его бывшие канадские студенты и нынешние студенты пражской литературной академии имени Йозефа Шкворецкого. Конференцию открыл ни кто иной, как президент Чешской республики Вацлав Клаус. Он охарактеризовал феномен Шкворецкого.

Диктор: Йозеф Шкворецкий был и есть для меня исключительное явление культурно-политической жизни ХХ века. Он не только литератор, но и символ соотношения сил в культуре нашей страны. Его культурная ориентация всегда была направлена в сторону консервативных ценностей западного мира с его стремлением к индивидуальной свободе, за которую надо платить такую же высокую цену личной ответственности. Йозеф Шкворецкий исключителен еще и благодаря тому, что в чешскую литературную и культурную среду, воспитанную, отчасти на католических традициях, а большей частью - на идеях всегда доминировавших у нас левых кругов, он внес дух англо-американского консерватизма и свободомыслия. В 50-е и 60-е годы он был оазисом независимого мышления, истоки которого не ищите ни на Востоке, ни на Юге, ищите его на Западе. Другой источник влияния на его авторскую индивидуальность - это джаз. Джаз с его импровизациями и творческой свободой, не вяжущейся ни с одной идеологической догмой. Я думаю, что точно с такой же джазовой легкостью, свободой и полетом и, при том, с печалью и сочувствием к другим людям писал Шкворецкий и свои книги.

Нелли Павласкова: Клаус назвал Шкворецкого и главного героя многих его книг, Данни Смржицкого, свободным человеком в несвободном мире и рассказал, что весной 69 года, будучи на стажировке в США, он посетил 4 лекции Шкворецкого, уже ставшего эмигрантом. И потом еще несколько раз они встречались, и, однажды, молодой экономист Клаус пришел к Шкворецким в гости. "Я хорошо помню этот вечер, - вмешалась в рассказ президента жена писателя Здена. Мы тогда ничем, кроме яичницы, не смогли вас угостить".

Первый свой роман Шкворецкий, выпускник философского факультета Карлова университета по специальности англо-американская литература, написал в 1948 году, но вышел роман только в 58-м. Эта знаменитая книга называлась "Трусы", и в ней глазами 20-летнего гимназиста и саксофониста подпольного джаза Данни Смржицкого описываются последние 8 дней войны в провинциальном городе Костелец, он же Наход.

В Чехословакии в 50-е годы и даже после того, как сюда ворвались отголоски ХХ съезда партии с разоблачением Сталина, в частушковой литературе царили герои социалистической прозы - Анна Пролетарка и Пепа Ударник. И вдруг - роман "Трусы". С молодежным языком, с джазом, преследуемым Геббельсом, а теперь ЦК коммунистической партии Чехословакии и с героем, любящим вместо фрезерного станка красивых девушек и игру на саксофоне. Правдивое описание конца войны в родном городе, когда бывшие обыватели и приспособленцы наскоро создали ополчение и ночным дозором ходили по городу, оберегая порядок и издеваясь над пленными немцами, вызвало сенсацию. Которая, как каждая сенсация в те времена, была наказуема. Шкворецкого вышвырнули отовсюду. И из журнала, и из издательства. Начали выходить рецензии под названиями: "Пощечина мертвым", "Червивое яблоко", "Паршивый котенок чешской литературы, оскорбляющий рабочий класс и Красную армию". Особенно возмутительными казались цензорам такие пассажи.

Диктор: Мы сидели в нашем баре "Порт Артур", и Бенна сказал: "Итак, революция откладывается на неопределенное время". "Tell me, Данни, сказал Сиден, - ты рад, что сюда пришли русские? Или тебе милее были бы англичане?". "Понятно, что я предпочел бы англичан, - ответил я, но вдруг почувствовал, клянусь Богом, надо мной какую-то неуверенность и сомнение. - Но русские ведь здесь, и это изменить невозможно".

Нелли Павласкова: Главный герой книги Данни проработал на германский рейх два года на фабрике. Страстно мечтая о свободе, он ставит в центр своих интересов личную жизнь. Это для своих любимых девушек он страстно играет на саксофоне, самом сексуальном инструменте мира, ловушке для Золушек. Под маской покорителя женских сердец скрывается тонкая душа артиста.

Диктор: Я чувствовал себя совершенно одиноким. Я не боялся за Ирену, при чем здесь Ирена? Все равно, я ее не любил. Или, может быть, любил из-за нехватки лучшего товара. Поэтому я любил Ирену. Она любила не меня. А я была влюблен в нее. И мне было все равно, что меня-то она не любит.

Нелли Павласкова: Настали либеральные 60-е годы. И роман "Трусы" был переиздан трижды. Доктрина соцреализма затрещала по всем швам. Но ненадолго. Написанный в 68 году роман о Данни Смржицком, отбывающим воинскую повинность в Чехословацкой народной армии, роман "Танковый батальон", был запрещен после поражения Пражской весны и вышел уже за границей. К героям "Трусов" Шкворецкий возвращается в романе "Конец нейлонового века", в сборнике новелл "Чудный сезон" и в своем самом зрелом романе "История инженера человеческих душ". В нем Данни Смржицкий выступает как профессор канадского университета, как политический эмигрант точно так же, как и его автор. Шкворецкий преподавал в университете Торонто англо-американскую литературу и читал лекции по чешской прозе, вплоть до 90-го рода. В период каникул он писал романы. Кроме вышеназванных, "Миракл", историческую прозу "Невеста из Техаса", и "Скерццо Капричиоза" - о Дворжаке, детективы "Два убийства в моей двойной жизни", а по вечерам помогал своей жене писательнице Здене Саливаровой в ее издательстве "68 Publisher". Они вместе основали его в 71 году. Здесь Шкворецкие печатали произведения чешских писателей-эмигрантов и чешский самиздат. Всего они издали 237 книг чешской прозы. Милан Кундера по этому поводу написал.

Диктор: У Шкворецкого и Саливаровой мировое историческое первенство. Они пожертвовали часть собственного творчества ради творчества своих коллег. А такого еще и в самом деле никогда не было, чтобы одни писатели принесли себя в жертву другим писателям. А ведь Шкворецкий - основатель новой волны чешской прозы, наш единственный настоящий экзистенциалист.

Нелли Павласкова: В Праге Шкворецкий задержался недолго. Во Дворце книги "Люксор", в самом большом книжном магазине в центральной Европе, была устроена встреча писателя с читателями. И презентация его новых книг - "Из жизни чешского общества", "Встречи в Праге с убийством" и совместная со Зденой Саливаровой проза "Я люблю петь по нотам". В ближайшее время в Чехии выйдет 40 томов сочинений Йозефа Шкворецкого. На встречу с ним пришло столько читателей, что зал не смог вместить всех желающих. Люди принесли книги Шкворецкого для подписи, они долго стояли в очереди за автографом, шум и суматоха стояли неимоверные. А тут еще организаторы привели исторический диксиленд - музыкантов-ветеранов эпохи юности писателя. Оглушенный и растроганный бурной встречей 80-летний писатель юбиляр сказал только несколько слов.

Йозеф Шкворецкий: Я рад, что я здесь с вами. И хотя я не ожидал такого количества людей и такой канонады со стороны техники, тем не менее, я действительно, рад, что меня все же слышно, что вы все пришли, и надеюсь, что мы все это выдержим.

Иван Толстой: Записки русского путешественника. Из Лихтенштейна вернулась Наталья Голицина.

Наталья Голицына: В самом центре Европы, вытянувшись с севера на юг вдоль Рейна, расположено одно из самых маленьких государств континента - княжество Лихтенштейн. Зажатый между Австрией и Швейцарией, Лихтенштейн с населением около тридцати тысяч человек, представляет собой узкую полоску земли площадью 160 кв. км, причем две трети его территории занимают горы.

Из окна автомобиля или автобуса княжество представляется сказочной страной молочных рек и кисельных берегов. Идиллические пейзажи с кажущимися игрушечными фермами и позвякивающими колокольчиками коровами, заботливо возделанные виноградники и ухоженные леса на фоне живописных гор производят впечатление первозданной буколичности. А между тем это одно из самых промышленно развитых индустриальных государств Европы, один из крупнейших ее финансовых центров, страна с одним из самых высоких уровней жизни в мире. Уж не попала ли я в таком случае в рай земной?

Мои первые впечатления подтвердились в разговоре с бароном Фальц-Фейном, лихтенштейнским подданным, чья семья, покинув свой заповедник Аскания Нова, бежала из России сразу после революции и поселилась в княжестве в 1917 году. Свою виллу в столице княжества Вадуце Эдуард Александрович Фальц-Фейн тоже назвал Аскания Нова.

Сидя в гостиной своего дома в окружении портретов предков, барон рассказывает о том, чем отличается этот народ от своих соседей - австрийцев и швейцарцев. "Я живу в княжестве с 1917 года, - говорит он, - и ни разу не был свидетелем социального конфликта или политических манифестаций. Иногда мне кажется, - признается Эдуард Александрович, - что время здесь остановилось. Хотя это, конечно, и не так. Что же касается ментальности лихтенштейнцев, то, в отличие, например, от русской, тайны никакой она не представляет: ее можно и понять, и даже измерить общим аршином. Я бы назвал ее в основе своей австрийской". Австрия, конечно, оказала главное культурное влияние на жителей княжества, а Швейцария, по мнению барона, научила их деловой сноровке, привила вкус к бизнесу; недаром денежная единица княжества - швейцарский франк.

Помню, меня поразило, что в процветающем индустриальном Лихтенштейне нет местного телевидения и радио, а в столице издаются только две газеты - органы соперничающих политических партий. Впрочем, это понятно: население столицы княжества составляет около четырех с половиной тысяч человек.

В Лихтенштейне зарегистрировано свыше тридцати тысяч иностранных компаний, то есть по одной на душу населения. Соотношение невиданное в других странах! Объясняется это отсутствием каких-либо ограничений для свободного предпринимательства. Низкие налоги на прибыль и отсутствие бюрократических рогаток привлекают в княжество иностранных бизнесменов. Впрочем, надо признать, среди этих компаний немало и полуфиктивных.

Говорят, что счастливые народы не имеют истории. История Лихтенштейна близка этому идеалу. Она коротка и незатейлива. Княжество было основано в январе 1719 года князем Антоном Флорианом Лихтенштейнским, давшим свое имя и княжеству, и династии. В 1806 году Наполеон Бонапарт создал под протекторатом Франции Рейнскую конфедерацию, куда вошел и Лихтенштейн. До этого княжество входило в состав Австрийской империи. После Венского конгресса 1815 года Лихтенштейн стал частью Германской конфедерации со статусом независимого государства. С распадом конфедерации в 1866 году Лихтенштейн становится конституционной монархией. После 1868 года и до настоящего времени в Лихтенштейне нет армии - впрочем, до этого она насчитывала всего 80 военнослужащих. Лихтенштейн никогда не воевал, никогда на его землю не ступала нога неприятеля. И это - главное благословение, ниспосланное маленькому княжеству.

В первый день, когда я ехала на такси от пограничной швейцарской железнодорожной станции в столицу княжества Вадуц, по дороге, окруженной обширными виноградниками, я спросила шофера:

- Чьи это виноградники?

- Князя, - последовал ответ.

- А те фермы у подножия горы?

- Тоже князя.

- А вот тот замок высоко в горах?

- Ну, это же дворец князя, - ответил мой Кот в сапогах.

Княжество Лихтенштейн - едва ли не самое спокойное и безопасное государство Европы. Всего в штате местной полиции числится 55 полицейских и еще 10 человек работает в управлении. Не особенно рассчитывая на успех, я все же попросила шефа полиции Лихтенштейна Вернера Максера показать мне местную тюрьму. Тем не менее, он согласился и тут же любезно сопроводил меня в единственное пенитенциарное учреждение княжества. Надо сказать, я была искренне поражена увиденным. Камеры, которые больше напоминали номер очень приличной гостиницы, кухни для заключенных, оснащенные электронным оборудованием, шторки на окнах камер ("от солнца" - пояснил начальник полиции). Отвечая на мое недоумение по поводу того, что обеды для арестантов доставляют из ресторана лучшей в Вадуце четырехзвездочной гостиницы, шеф полиции ответил: "У нас так мало заключенных, что нам просто невыгодно держать тюремного повара".

Говорят, что тюрьма, наряду с общественными туалетами и кладбищами - главный показатель цивилизованности государства. Посетив все эти заведения Лихтенштейна, сомнений в высочайшей цивилизованности княжества у меня не осталось.