Стоит им пересечь границу, как они начинают выть. Постояв на нейтральной полосе в приграничной деревушке Морин несколько часов, я понял: вой, стон, плач - женский, детский, мужской - это и есть, должно быть, та самая «жажда жизни», «воля к жизни».

Впереди, метрах в пятидесяти я вижу сербские фуражки и два флага - югославский и сербский. Позади меня - развалюха, где разместилась албанская таможня. Уже полтора месяца албанские таможенники не проверяют узлов, торб, мешков. Мимо ползут трактора, подводы, повозки, брички. С одной из повозок прямо за чертой границы кричат: «У нас раненый! Помогите!». Первыми прибегают телевизионщики. Вслед за ними медики с носилками. Осторожно снимают с повозки молодого мужчину. Он смертельно бледен. Вся левая часть туловища - в крови. Это не грим для телесъёмок. Кровь - настоящая. Свою радиоработу я уже сделал: записал голос молодой женщины. Она рыдала. Рыдания не нуждаются в переводе. Сколько в её словах правды, сколько страшных видений и фантазий - я не знаю. Но разве страшные видения и фантазии не часть душевной жизни? В лагере её и других беженцев накормят, дадут лекарства, но жизнь их ожидает тусклая. Электричества в палатках нет, лампу или телевизор не включишь. Их прошлое - по ту сторону границы, настоящее - в сумерках, будущее - во мраке. Такими людьми легко помыкать. В лагерях уже есть свои спекулянты, свои сутенёры. Привлекательным девушкам могут предложить переезд в работу гарантируют. И обещание сдержут. Проституция - бизнес выгодный. Ещё есть спрос на детей, разлучённых с родителями. Ими можно торговать. Молодые и сильные мужчины тоже в цене. Им могут сказать: «Добро пожаловать в ряды добровольцев!» - и при этом так сожмут руку, что не выдернешь.

В лагерях беженцев главное событие - прибытие новичков. Их можно расспросить о близких, узнать последние новости. В этих новостях нет новизны. Этнические чистки - операция стандартная. Когда новичков нет, в лагере царит скука. Я видел, как человек двести окружили девочку, внезапно потерявшую сознание. Девочка быстро пришла в себя, но толпа ещё долго не расходилась. Иностранец с магнитофоном - тоже событие. За мной стайкой ходили дети и подростки. Малыши прикасались ко мне и что-то лопотали. В Турции, в Португалии, в Тунисе на приветствия детей я всегда отвечаю по-русски. В Кукесе я перешёл на английский. Русская интонация похожа на сербскую: вдруг дети испугаются, начнут плакать. В одной английской газете мне попался вопрос, который 11-летний лондонский школьник задал учителю в разговоре о Косово: «Сэр, а на чьей стороне Иисус Христос?». В Кукесе понимаешь, на чьей: на стороне страдающих.