Ведущий программы - Тенгиз Гудава. С грузинской поэтессой Изой Орджоникидзе беседовал корреспондент Радио Свобода в Тбилиси Юрий Вачнадзе.
Тенгиз Гудава:
В рамках программы "Кавказ" мы продолжаем серию "Грузия глазами Художника".
Сегодня герой выпуска - грузинская поэтесса Иза Орджоникидзе, вот уже 20 лет, с перерывами, руководящая Грузинским Государственным Литературным Музеем имени Георгия Леонидзе.
С Изой Орджоникидзе беседует наш тбилисский корреспондент Юрий Вачнадзе.
Иза Орджоникидзе:
О теперешней Грузии говорят много, говорят люди, которые разбираются в ситуации, и говорят особенно много те, которые совершенно не разбираются в ситуации. В Грузии очень много плохого, но не все так плохо. Прежде всего, я наблюдаю потребность моего народа, моих сограждан в честности, порядочности, духовности от правящего клана. Но мне досадно наблюдать спад того настроения, которое присутствовало до 1998-го года. До 1998-го года мы, хотя маленькими шажками, но все равно двигались вперед. Прибавлялась зарплата, жила и расцветала надежда, что этот кошмар революции, гражданской войны междоусобицы - все это постепенно отойдет на второй план и люди поймут самое главное - что объединять может только любовь. Любовь к своей родине, к своему государству, желание сделать что-то ценное для этой родины, для этого государства, для ближнего. Вот что случилось с 1998-го года, точнее, скажем, с августа месяца, почему все так круто изменилось? Я долго не могла понять. Начал симптом, какой-то очень болезненный симптом проявлять себя, какая-то пропасть сперва обозначилась, а потом эта пропасть расширялась, расширялась, сейчас эта пропасть такая большая, такая, в общем глубокая, что я не знаю, смогут ли в ближайшем будущем наши политики, которые придут, заполнить вот эту пропасть, и что не делает мое правительство. Потому что в Грузии все, почти все и голодают, и сидят в холоде, и нервничают всю зиму без света, без света, надежды на лучшее - в это время 500 человек процветают и живут как в Америке, как в Европе. Конечно, я не большевик...
Юрий Вачнадзе:
Извините, я вас перебью, фамилия у вас Орджоникидзе, но, к счастью, вас никто не отождествляет с тем образом, который в общем сформировался в образ врага Грузии - совсем наоборот...
Иза Орджоникидзе:
Когда в начале мы диссидентствовали и все обо мне доносили в ЦК, что я веду себя очень плохо в отношении советского строя, наш президент теперешний схохмил, говорит: "А может она хочет исправить ошибки Серго Орджоникидзе". Ситуация социалистическая вполне, в правительстве и везде сидят люди старой номенклатуры, и сидят прекрасно, еще лучше, чем при коммунистах. Нет потребности в умных, честных, порядочных людях. И эти люди еще чем отличаются от людей, которые не прут, не лезут, о себе не напоминают, тихо сидят в своих холодных темных квартирах и страдают, и голодают, но писка не издают. А это не значит, что они не нуждаются и они не требуют ласки, внимания, потому что они это заслужили. Я не хочу сейчас во всеуслышание называть фамилии известнейших писателей, переводчиков и друзей моих, которые когда заболели - у них не оказалось средств на лечение и так далее, и тому подобное. Несмотря на это никто из нас не собирается покинуть корабль, который почти тонет. Но я думаю, что эту брешь, которую имеет наш корабль, мы все-таки заполним своей любовью, полной отдачей и правдой, в которой сегодня больше всего нуждается и наш президент, и наш парламент, и наши хорошо упитанные министры.
Юрий Вачнадзе:
Калбатоно Иза, все происходящее сейчас в Грузии увязывается с именем одного человека, который вот уже 30 лет фактически, с небольшим перерывом правит Грузией - это президент Эдуард Шеварднадзе. Вот мне хотелось бы услышать от вас оценку не политика, а оценку поэта - его деятельности...
Иза Орджоникидзе:
Батоно Юра, я ему всегда говорила правду, не лицемеря. Я вам чистосердечно отвечу - он не простой человек и разложить его по полочкам как это, в общем, стараются многие - совершенно невозможно. Иногда он бывает мудро непредсказуемым и иногда он допускает такие элементарные проигрыши, которые, в общем, никак не должен допускать. Огромный плюс его - что он мыслящий по государственному. А окружающая его среда не размышляет по государственному, не думает об этом, не успевает. Он - единственный политик в Грузии, потому что когда он уйдет - я боюсь. Мы хотим сейчас, чтобы он отдохнул и ушел, когда закончится его срок президентства, но я думаю, что теперешние политики еще будут бегать к нему спрашивать совета, потому что сами ничего не соображают, многие-многие. Но он не смог уберечь себя и свое правление от страшной беды, которую мы получили, так сказать, в подарок от социализма - коррупции. Потому что у него работают те же люди, которые воровали во время коммунистов, хотя там куш был чуть-чуть меньше. Сейчас огромный куш они срывают, выражаясь словарем, так сказать, уголовников. И когда он не смог их поставить на место - весь гнев критики народа хлынул на него. Мне иногда жалко его, потому что я не сомневаюсь, что он любит свою родину и старается как лучше. Но почему выходит как всегда?..
Тенгиз Гудава:
Иза Орджоникидзе принадлежит к когорте грузинских поэтов, имеющих славную историю. Она автор 15 поэтических сборников, большого количества переводов и искусствоведческих статей. Тут нелишне упомянуть, что Иза Орджоникидзе закончила факультет славистики МГУ, а до того училась на факультете востоковедения Тбилисского Университета. Свободно владеет греческим языком и перевела с греческого на грузинский Малую Антологию ХХ века.
Будучи ярой сторонницей чистоты грузинского языка - этому посвящены ее статьи и выступления в грузинских масс-медиа - Иза Орджоникидзе является одновременно тем мостом между грузинской и великой русской поэзией, которым по сути была грузинская поэтическая мысль во все времена. В прошлом году в издательстве "Джали" вышел сборник ее переводов 50 стихотворений Анны Ахматовой, с параллельным русским оригинальным текстом.
Быть поэтом в тяжелейшее, смутное время грузинской истории - бремя не из легких. Иза Орджоникидзе, как многие представители грузинской элитной интеллигенции пыталась заниматься политикой: она была депутатом парламента в 1992-м-95-м годах - независимым депутатом. Вообще с властями у поэтессы отношения складывались не самые лучшие: в 80-х годах КГБ установил подслушивающую аппаратуру в ее кабинете, а при Гамсахурдиа она, как едва ли не все грузинские художники, попала в опалу. Впрочем, и сейчас, при Шеварднадзе, госпожа Орджоникидзе не считает себя обласканной. В начале выпуска мы сказали, что Иза Орджоникидзе возглавляет 20 лет Грузинский Литературный Музей - с перерывами. Так вот был случай, когда власти потребовали от нее сократить состав музея на 10 человек. В ответ на это Иза Орджоникидзе ушла сама.
Юрий Вачнадзе:
Калбатоно Иза, Франклин Деланор Рузвельт в свое время сформировал 4 принципа демократического государства. Это - свобода слова, свобода вероисповедания, свобода от нужды и свобода от страха. Не могли бы вы прокомментировать этот контекст в отношении Грузии?
Иза Орджоникидзе:
Свобода слова - слава Богу, эта свобода в Грузии есть. Но вы знаете что, у нас говорят в Грузии: "Сумасшедшие всегда свободны", - у нас говорят, в Грузии. Вот свобода наша иногда граничит с этим сумасшествием. Слово у нас в таком же положении находится, как и вся нация. Она политизированна, она безответственна, она страдает дефицитом любви и сострадания, и - все можно. Не для этого я и моя друзья боролись. В Грузия всегда ценилась и война, и мир с единственным критерием - это критерий человеческого достоинства, а достоинство объединяет очень много компонентов. Без этого тоже строить общество нельзя. Так что свобода слова у нас есть. Видимо, у нас и правительство очень умное - ничего у нас нет, а если это отнимут, тогда как раз будет бунт, а бунта никто не хочет. Вы помните прекрасно, что если бы Гамсархурдиа дал один час оппозиции в телевидении - этого ужаса бы не было. В этом отношении и можно поставить десять баллов из пяти нашему правительству. У нас можно критиковать президента и всех можно критиковать, но критика, и при том острая критика - больше требует культуры, чем похвала и дифирамбы.
Второе - свобода вероисповедания. Это у нас, я считаю, очень болезненная тема, потому что кто-то, какие-то силы хотят показать Грузию не такой толерантной, какой она была всегда, и славилась этим. И мусульмане, и евреи, и армяне, и другие еще национальности - всех я перечислять не буду, их 103, всегда жили припеваючи в Грузии, никто никогда их не притеснял. Советской власти не надо было для этого... Но вот сейчас кое-кому захотелось, чтобы что-то было не так.
Юрий Вачнадзе:
Простите, а вот кому?
Иза Орджоникидзе:
Этот вопрос очень тонкий. Говорить о вере надо очень тщательно, все обдумать, чтобы не оскорбить чувства верующих всех тех исповеданий, которые у нас имеются... То, что происходит с этими иеговистами - это мне тоже кажется искусственным - почему? Во-первых, я сама свидетельница, что вот ко мне постучались двое молодых из Мегрелии шикарных девчонок, молодых, прекрасных и принесли мне литературу. Они прямо в дом зашли и давайте меня агитировать в секту. Я им показала: "Хотите чаю, хотите кофе, или если кушать я вам подам? Но давайте условимся в дома не врываться", - потому что вера такая вещь, которую надо избрать самой, самому...
Юрий Вачнадзе:
Калбатоно Иза, осталось еще два принципа - свобода от нужды и свобода от страха...
Иза Орджоникидзе:
Насчет страха - если по себе судить, я никогда ничего не боялась. Вы этому свидетель. Я была совсем маленькой девчонкой, когда в Москве, в 1963-м году, не буду хвастаться - это факт, я оставила комсомольский билет на столе, когда Никита Хрущев раскритиковал московскую выставку и когда напали на Эрнста Неизвестного. Кстати, в этом году Эрнст Неизвестный гостил в Грузии, он был у меня в гостях, и прекрасно помнил все те знаменательные дни, которые мы провели в Москве вместе. Первую его выставку мы делали, при университете у нас был клуб любителей искусств. Был такой философ, Аркадий Пригожий, если я не ошибаюсь, и я была заместительницей. Мы сделали шикарную выставку Чюрлиониса в 1963-м году и Эрнста Неизвестного...
Свобода от нужды у нас будет тогда, когда будут рабочие места и не будет такой огромной безработицы. Меня больше всего угнетает, когда талантливейшие сыны и дочери моего народа уходят и работают, трудятся - некоторые в Америке, некоторые в Европе и дальше даже - в Японии. Потому что здесь для музыканта, для дирижера, для многих-многих совершенно нет возможности выявить себя, утвердиться и подарить свой талант людям. А человек хочет реализоваться. Он хочет выдать свое добро, свою любовь, но не имеет возможности. И вот тогда он решается на самое страшное - обречь себя на добровольную эмиграцию, которая мучает, точит нервы и психику, но человек не Бог, он хочет высвободиться, от музыки, от живописи... Самые несчастные в этом отношении - писатели. Потому что они пишут на родном языке, а наш язык никто не понимает за рубежом. Вот, писатели сидят и голодают, и нуждаются, и с ума сходят.
Юрий Вачнадзе:
Калбатоно Иза, вы как поэт, не чувствуете себя обездоленной, если действительно за рамки родного языка ваши произведения, к сожалению, в силу знаете каких - я то понимаю, что финансовых, прежде всего, обстоятельств - они не выходят в большой мир?
Иза Орджоникидзе:
И когда была возможность - и тогда я не была активной - издать свои стихи на русском. Потому что для этого нужны было какие-то большие манипуляции, а не люблю эти манипуляции. Культура очень незащищенная сейчас. Вы знаете что перерыв в культуре потом не восполняется. Перерыв в культуре - это значит необразованные дети, недолеченные, ненакормленные дети, неустроенные выставки, неизданные книги, непоставленные прекрасные спектакли. Я удивляюсь, батоно Юра, в такой нужде мои друзья - художники, артисты, режиссеры, шедевры ставят на сцены, выставки устраиваются шикарные. Это еще раз доказывает, что и Европа, и все остальное человечество очень много может получить от нас, и духовного, и интересного...
Я не сторонница того, чтобы моментально стать европейцами, потому что мы живем на стыке двух культур, и если сравнить нас с Англией - конечно, мы - азиаты. Но если с Ираном и Турцией - мы европейцы. Но, совмещая в себе, нося в себе огромную восточную культуру, огромную, таинственную, удивительную, глубокую и все, что дала миру Европа - это мы все носим, обо всем осведомлены и у нас есть хорошее впечатление о культуре и цивилизации...
Несчастная у меня любовь с моей родиной - с Грузией, я ее люблю, а она меня не любит, не помнит...
Тенгиз Гудава:
Выпуск программы "Кавказ" подошел к концу. В следующем выпуске серии "Грузия глазами Художника" мы встретимся с известным грузинским актером, незабываемым футбольным комментатором Котэ Махарадзе.
Тенгиз Гудава:
В рамках программы "Кавказ" мы продолжаем серию "Грузия глазами Художника".
Сегодня герой выпуска - грузинская поэтесса Иза Орджоникидзе, вот уже 20 лет, с перерывами, руководящая Грузинским Государственным Литературным Музеем имени Георгия Леонидзе.
С Изой Орджоникидзе беседует наш тбилисский корреспондент Юрий Вачнадзе.
Иза Орджоникидзе:
О теперешней Грузии говорят много, говорят люди, которые разбираются в ситуации, и говорят особенно много те, которые совершенно не разбираются в ситуации. В Грузии очень много плохого, но не все так плохо. Прежде всего, я наблюдаю потребность моего народа, моих сограждан в честности, порядочности, духовности от правящего клана. Но мне досадно наблюдать спад того настроения, которое присутствовало до 1998-го года. До 1998-го года мы, хотя маленькими шажками, но все равно двигались вперед. Прибавлялась зарплата, жила и расцветала надежда, что этот кошмар революции, гражданской войны междоусобицы - все это постепенно отойдет на второй план и люди поймут самое главное - что объединять может только любовь. Любовь к своей родине, к своему государству, желание сделать что-то ценное для этой родины, для этого государства, для ближнего. Вот что случилось с 1998-го года, точнее, скажем, с августа месяца, почему все так круто изменилось? Я долго не могла понять. Начал симптом, какой-то очень болезненный симптом проявлять себя, какая-то пропасть сперва обозначилась, а потом эта пропасть расширялась, расширялась, сейчас эта пропасть такая большая, такая, в общем глубокая, что я не знаю, смогут ли в ближайшем будущем наши политики, которые придут, заполнить вот эту пропасть, и что не делает мое правительство. Потому что в Грузии все, почти все и голодают, и сидят в холоде, и нервничают всю зиму без света, без света, надежды на лучшее - в это время 500 человек процветают и живут как в Америке, как в Европе. Конечно, я не большевик...
Юрий Вачнадзе:
Извините, я вас перебью, фамилия у вас Орджоникидзе, но, к счастью, вас никто не отождествляет с тем образом, который в общем сформировался в образ врага Грузии - совсем наоборот...
Иза Орджоникидзе:
Когда в начале мы диссидентствовали и все обо мне доносили в ЦК, что я веду себя очень плохо в отношении советского строя, наш президент теперешний схохмил, говорит: "А может она хочет исправить ошибки Серго Орджоникидзе". Ситуация социалистическая вполне, в правительстве и везде сидят люди старой номенклатуры, и сидят прекрасно, еще лучше, чем при коммунистах. Нет потребности в умных, честных, порядочных людях. И эти люди еще чем отличаются от людей, которые не прут, не лезут, о себе не напоминают, тихо сидят в своих холодных темных квартирах и страдают, и голодают, но писка не издают. А это не значит, что они не нуждаются и они не требуют ласки, внимания, потому что они это заслужили. Я не хочу сейчас во всеуслышание называть фамилии известнейших писателей, переводчиков и друзей моих, которые когда заболели - у них не оказалось средств на лечение и так далее, и тому подобное. Несмотря на это никто из нас не собирается покинуть корабль, который почти тонет. Но я думаю, что эту брешь, которую имеет наш корабль, мы все-таки заполним своей любовью, полной отдачей и правдой, в которой сегодня больше всего нуждается и наш президент, и наш парламент, и наши хорошо упитанные министры.
Юрий Вачнадзе:
Калбатоно Иза, все происходящее сейчас в Грузии увязывается с именем одного человека, который вот уже 30 лет фактически, с небольшим перерывом правит Грузией - это президент Эдуард Шеварднадзе. Вот мне хотелось бы услышать от вас оценку не политика, а оценку поэта - его деятельности...
Иза Орджоникидзе:
Батоно Юра, я ему всегда говорила правду, не лицемеря. Я вам чистосердечно отвечу - он не простой человек и разложить его по полочкам как это, в общем, стараются многие - совершенно невозможно. Иногда он бывает мудро непредсказуемым и иногда он допускает такие элементарные проигрыши, которые, в общем, никак не должен допускать. Огромный плюс его - что он мыслящий по государственному. А окружающая его среда не размышляет по государственному, не думает об этом, не успевает. Он - единственный политик в Грузии, потому что когда он уйдет - я боюсь. Мы хотим сейчас, чтобы он отдохнул и ушел, когда закончится его срок президентства, но я думаю, что теперешние политики еще будут бегать к нему спрашивать совета, потому что сами ничего не соображают, многие-многие. Но он не смог уберечь себя и свое правление от страшной беды, которую мы получили, так сказать, в подарок от социализма - коррупции. Потому что у него работают те же люди, которые воровали во время коммунистов, хотя там куш был чуть-чуть меньше. Сейчас огромный куш они срывают, выражаясь словарем, так сказать, уголовников. И когда он не смог их поставить на место - весь гнев критики народа хлынул на него. Мне иногда жалко его, потому что я не сомневаюсь, что он любит свою родину и старается как лучше. Но почему выходит как всегда?..
Тенгиз Гудава:
Иза Орджоникидзе принадлежит к когорте грузинских поэтов, имеющих славную историю. Она автор 15 поэтических сборников, большого количества переводов и искусствоведческих статей. Тут нелишне упомянуть, что Иза Орджоникидзе закончила факультет славистики МГУ, а до того училась на факультете востоковедения Тбилисского Университета. Свободно владеет греческим языком и перевела с греческого на грузинский Малую Антологию ХХ века.
Будучи ярой сторонницей чистоты грузинского языка - этому посвящены ее статьи и выступления в грузинских масс-медиа - Иза Орджоникидзе является одновременно тем мостом между грузинской и великой русской поэзией, которым по сути была грузинская поэтическая мысль во все времена. В прошлом году в издательстве "Джали" вышел сборник ее переводов 50 стихотворений Анны Ахматовой, с параллельным русским оригинальным текстом.
Быть поэтом в тяжелейшее, смутное время грузинской истории - бремя не из легких. Иза Орджоникидзе, как многие представители грузинской элитной интеллигенции пыталась заниматься политикой: она была депутатом парламента в 1992-м-95-м годах - независимым депутатом. Вообще с властями у поэтессы отношения складывались не самые лучшие: в 80-х годах КГБ установил подслушивающую аппаратуру в ее кабинете, а при Гамсахурдиа она, как едва ли не все грузинские художники, попала в опалу. Впрочем, и сейчас, при Шеварднадзе, госпожа Орджоникидзе не считает себя обласканной. В начале выпуска мы сказали, что Иза Орджоникидзе возглавляет 20 лет Грузинский Литературный Музей - с перерывами. Так вот был случай, когда власти потребовали от нее сократить состав музея на 10 человек. В ответ на это Иза Орджоникидзе ушла сама.
Юрий Вачнадзе:
Калбатоно Иза, Франклин Деланор Рузвельт в свое время сформировал 4 принципа демократического государства. Это - свобода слова, свобода вероисповедания, свобода от нужды и свобода от страха. Не могли бы вы прокомментировать этот контекст в отношении Грузии?
Иза Орджоникидзе:
Свобода слова - слава Богу, эта свобода в Грузии есть. Но вы знаете что, у нас говорят в Грузии: "Сумасшедшие всегда свободны", - у нас говорят, в Грузии. Вот свобода наша иногда граничит с этим сумасшествием. Слово у нас в таком же положении находится, как и вся нация. Она политизированна, она безответственна, она страдает дефицитом любви и сострадания, и - все можно. Не для этого я и моя друзья боролись. В Грузия всегда ценилась и война, и мир с единственным критерием - это критерий человеческого достоинства, а достоинство объединяет очень много компонентов. Без этого тоже строить общество нельзя. Так что свобода слова у нас есть. Видимо, у нас и правительство очень умное - ничего у нас нет, а если это отнимут, тогда как раз будет бунт, а бунта никто не хочет. Вы помните прекрасно, что если бы Гамсархурдиа дал один час оппозиции в телевидении - этого ужаса бы не было. В этом отношении и можно поставить десять баллов из пяти нашему правительству. У нас можно критиковать президента и всех можно критиковать, но критика, и при том острая критика - больше требует культуры, чем похвала и дифирамбы.
Второе - свобода вероисповедания. Это у нас, я считаю, очень болезненная тема, потому что кто-то, какие-то силы хотят показать Грузию не такой толерантной, какой она была всегда, и славилась этим. И мусульмане, и евреи, и армяне, и другие еще национальности - всех я перечислять не буду, их 103, всегда жили припеваючи в Грузии, никто никогда их не притеснял. Советской власти не надо было для этого... Но вот сейчас кое-кому захотелось, чтобы что-то было не так.
Юрий Вачнадзе:
Простите, а вот кому?
Иза Орджоникидзе:
Этот вопрос очень тонкий. Говорить о вере надо очень тщательно, все обдумать, чтобы не оскорбить чувства верующих всех тех исповеданий, которые у нас имеются... То, что происходит с этими иеговистами - это мне тоже кажется искусственным - почему? Во-первых, я сама свидетельница, что вот ко мне постучались двое молодых из Мегрелии шикарных девчонок, молодых, прекрасных и принесли мне литературу. Они прямо в дом зашли и давайте меня агитировать в секту. Я им показала: "Хотите чаю, хотите кофе, или если кушать я вам подам? Но давайте условимся в дома не врываться", - потому что вера такая вещь, которую надо избрать самой, самому...
Юрий Вачнадзе:
Калбатоно Иза, осталось еще два принципа - свобода от нужды и свобода от страха...
Иза Орджоникидзе:
Насчет страха - если по себе судить, я никогда ничего не боялась. Вы этому свидетель. Я была совсем маленькой девчонкой, когда в Москве, в 1963-м году, не буду хвастаться - это факт, я оставила комсомольский билет на столе, когда Никита Хрущев раскритиковал московскую выставку и когда напали на Эрнста Неизвестного. Кстати, в этом году Эрнст Неизвестный гостил в Грузии, он был у меня в гостях, и прекрасно помнил все те знаменательные дни, которые мы провели в Москве вместе. Первую его выставку мы делали, при университете у нас был клуб любителей искусств. Был такой философ, Аркадий Пригожий, если я не ошибаюсь, и я была заместительницей. Мы сделали шикарную выставку Чюрлиониса в 1963-м году и Эрнста Неизвестного...
Свобода от нужды у нас будет тогда, когда будут рабочие места и не будет такой огромной безработицы. Меня больше всего угнетает, когда талантливейшие сыны и дочери моего народа уходят и работают, трудятся - некоторые в Америке, некоторые в Европе и дальше даже - в Японии. Потому что здесь для музыканта, для дирижера, для многих-многих совершенно нет возможности выявить себя, утвердиться и подарить свой талант людям. А человек хочет реализоваться. Он хочет выдать свое добро, свою любовь, но не имеет возможности. И вот тогда он решается на самое страшное - обречь себя на добровольную эмиграцию, которая мучает, точит нервы и психику, но человек не Бог, он хочет высвободиться, от музыки, от живописи... Самые несчастные в этом отношении - писатели. Потому что они пишут на родном языке, а наш язык никто не понимает за рубежом. Вот, писатели сидят и голодают, и нуждаются, и с ума сходят.
Юрий Вачнадзе:
Калбатоно Иза, вы как поэт, не чувствуете себя обездоленной, если действительно за рамки родного языка ваши произведения, к сожалению, в силу знаете каких - я то понимаю, что финансовых, прежде всего, обстоятельств - они не выходят в большой мир?
Иза Орджоникидзе:
И когда была возможность - и тогда я не была активной - издать свои стихи на русском. Потому что для этого нужны было какие-то большие манипуляции, а не люблю эти манипуляции. Культура очень незащищенная сейчас. Вы знаете что перерыв в культуре потом не восполняется. Перерыв в культуре - это значит необразованные дети, недолеченные, ненакормленные дети, неустроенные выставки, неизданные книги, непоставленные прекрасные спектакли. Я удивляюсь, батоно Юра, в такой нужде мои друзья - художники, артисты, режиссеры, шедевры ставят на сцены, выставки устраиваются шикарные. Это еще раз доказывает, что и Европа, и все остальное человечество очень много может получить от нас, и духовного, и интересного...
Я не сторонница того, чтобы моментально стать европейцами, потому что мы живем на стыке двух культур, и если сравнить нас с Англией - конечно, мы - азиаты. Но если с Ираном и Турцией - мы европейцы. Но, совмещая в себе, нося в себе огромную восточную культуру, огромную, таинственную, удивительную, глубокую и все, что дала миру Европа - это мы все носим, обо всем осведомлены и у нас есть хорошее впечатление о культуре и цивилизации...
Несчастная у меня любовь с моей родиной - с Грузией, я ее люблю, а она меня не любит, не помнит...
Тенгиз Гудава:
Выпуск программы "Кавказ" подошел к концу. В следующем выпуске серии "Грузия глазами Художника" мы встретимся с известным грузинским актером, незабываемым футбольным комментатором Котэ Махарадзе.