Предыдущая часть
Чтобы достоверно изобразить Америку, нужен либо атлас шоссейных дорог, либо рельефная физическая карта. Все остальное имеет лишь относительный смысл. Чужак никогда не сможет отличить тот же Мэйплвуд в штате Нью-Джерси от Мэйплвуда в штате Коннектикут. Да и в любом случае, все это - географическая фикция, почтовая необходимость. Американская провинция членится не на города и поселки, а на дома и семьи. Разнообразие здесь связано с климатическими зонами и рельефом, а не с архитектурой и историей.
Универсальный характер американской провинции остался стране в наследство от ее эмигрантского прошлого. В Новый Свет всегда ехали за чем-то. То есть, каждый привозил сюда проект своей будущей жизни, свое представление о счастье, которое реализовалось в конкретном списке, в перечне вещей, для счастья необходимых. Дома вы живете, потому что родились - вас не спрашивали. Но эмиграция - проблема личного выбора. Это уже акт рациональный, продукт взвешенного суждения, поступок, в большей степени вызванный не чувством, а логикой. Именно на таком утилитарном подходе и основана американская провинция. Жизнь тут построена на представлении о человеке разумном, а значит, предсказуемом. Провинция - это машина для производства счастья, которое понимается как удовлетворение всех потребностей.
На самом деле, это еще только комфорт, но мы ведь с легкой душой соглашаемся на такую подмену. Нас легко убедить, что мы всегда мечтали о своем домике, лужайке, бассейне, гараже, машине, безопасном районе, хорошей школе для детей, чистом воздухе, богатых магазинах, уютных ресторанах, приветливой церкви, добрых соседях и живописном кладбище.
Чтобы окунуться в атмосферу американской провинции, достаточно провести полчаса в любом маленьком городке - перелистать местную газету, поглазеть на доску объявлений, потолкаться на заправочной станции, перекусить в ресторанчике на главной площади между почтамтом, пожарным депо и банком.
Стоит все это проделать, чтобы убедиться: ты здесь чужой - гость. А ведь такое ощущение не возникает в Нью-Йорке или Париже. Город принадлежит всем и никому. В этой отчужденности есть особая притягательность. Здесь нет общего, как в провинции, знаменателя, и потому в городе так просто быть самим собой. Он ничего другого и не требует от человека, даря ему свободу - безразличие.
В провинции жизнь втягивает в паутину социальных связей. Общинный быт подразумевает и требует добрососедских отношений. Тут царит дух патриархальной гражданственности, что на практике означает участие в местной политической жизни, благотворительности, коллективном досуге. Но при этом провинция воспитывает особый тип характера, в основе которого лежит индивидуализм, самостоятельность, ответственность.
Люди здесь селятся в своих домах, на своей земле, а это совсем не то же самое, что снимать квартиру в небоскребе. Свой дом - со своим водопроводом, своей канализацией, даже своей дорогой - это автономия, независимость, самодостаточность. К тому же свое жилье приучает каждого быть рачительным хозяином - у вас просто не остается другого выхода. Вы должны знать, как починить крышу и унитаз, отремонтировать ограду или постричь газон. Никогда провинциал не может, как горожанин, позволить себе пренебрегать прогнозом погоды: кто будет чистить от снега дорожку к гаражу?
Американская провинция настолько полно выражает национальный характер, что и большие города здесь стремятся стать маленькими. Даже крупные, старинные центры, вроде Бостона или Филадельфии, охотно провинциализируются. Конечно, в каждом из них есть нежно лелеемый исторический центр, куда водят школьников и туристов. Но для самих жителей все эти колониальные памятники - всего лишь музейный экспонат. Здесь не живут - здесь гуляют. Старые американские города уже пережили процесс атомизации - разбились на районы, на маленькие общины, где есть все, что положено - магазины, кинотеатры, паркинги и, конечно, ряды одноэтажных домиков, которые не имеют никакого отношения к пышному историческому имени. Все, кто может себе позволить, даже в самом большом городе живут, как в маленьком, то есть по-провинциальному. Поэтому, кстати сказать, Америка, никогда не знала мучительного конфликта между столицей и провинцией. Вместо чеховского рефрена «В Москву! В Москву!» американская литература знает другую ностальгию - по провинции, тоску по дому, по корням. Этот мотив стал центральным в романах одного из лучших американских прозаиков Томаса Вульфа. Вспомнить хотя бы только названия - «Взгляни на дом свой, ангел!» и «Домой возврата нет».
Провинция - скелет Америки. Мясо можно нарастить за счет небоскребов, но костяк всегда строится на хорошо проверенных, отутюженных временем консервативных истин. Что-то похожее писал Хомяков, когда говорил, что в Англии каждый дуб - консерватор. Впрочем, речь не о политике. Речь идет о мировоззрении, которое выражается не в принадлежности к определенной партии, а - в обоях в голубой цветочек, в громадных тыквах, выставленных у крыльца, в конкурсах на лучшее варенье, в свитерах домашней вязки, в ярмарках народных промыслов, во всем обывательском укладе жизни, настолько укорененном в старинных традициях, что изменить его не способна самая стремительная поступь прогресса.
Как уже было сказано, американская провинция - продукт вычитания. Она хороша тем, что ее отличает от привычной нам городской культуры. Поэтому образцовым путешествием в американскую глубинку будет поездка туда, где провинция представлена в самом концентрированном, в самом чистом, в самом неразбавленным цивилизацией виде. Для этого лучше всего отправиться на юго-восток штата Пенсильвания, в край немецких сектантов-менонитов амишей, которые сумели довести искусство вычитания до такого совершенства, что их не изменившийся за последние триста лет образ жизни сохранил в неприкосновенности допотопную провинциальность.
Увы, слава амишей разрослась до огромных пределов, превратив их край во всеамериканский аттракцион. Сегодня на каждого из 14 тысяч амишей, населяющих Пенсильванию, приходится примерно один туристский автобус. Такое соотношение приводит к тому, что жаждущие покоя амиши уже переезжают в Канаду, благоразумно не оставляя адреса. Однако, поскольку перебираются они в новые места не торопясь, то я еще успел влиться в туристскую армию, внеся свою долю суматохи в жизнь этого любопытного народца.
Название «амиши» происходит от слова «аминь». Так себя называли члены протестантской секты менонитов, которые бежали в 17 веке от преследований из Европы в Америку, где их назвали «dutch» - голландцами. Так началась одна из тех неразберих, которые характерны для Америки. Как известно, Колумб перепутал Америку с Индией, а потомки отомстили ему за ошибку, назвав континент не тем именем.
Дело в том, что пенсильванские «датч» к голландцам отношения не имеют - они швейцарские немцы, которые до сих пор говорят на старинном германском диалекте. Когда-то их американские соседи смешали немецкое «дейч» с английским «датч», произведя на свет этнографический нонсенс.
Пенсильванию амиши выбрали потому, что в этих краях царила веротерпимость, ограниченная только единобожием. К тому же, Пенсильвания казалась землей, достаточно далекой от шумной городской жизни. С последним обстоятельством они здорово просчитались. Сегодня амиши живут не в самом глухом, а в самом оживленном уголке Америки. Их фермы расположены между Вашингтоном и Филадельфией, перерезаны главными в стране шоссейными дорогами и - следовательно - соблазнительно доступны для туристов.
Главная достопримечательность амишей - они сами, их архаичный образ жизни. Интерес к ним определяется перечнем вещей, без которых амиши обходятся, а именно: автомобили, самолеты, электричество, радио, телефон, телевидение, кино. В сущности, этот список - довольно точная опись нашей цивилизации. Достаточно вычесть все эти достижения прогресса, которые амиши таковыми не считают, и мы попадаем в прошлое. Говоря точнее, в 17 век, время образования первых менонитских сект. Можно сказать, что амиши - ровесники мушкетеров.
Те, кто впервые увидят амишей, обязательно перепутают их с хасидами. У них и правда много общего с ортодоксальными евреями - безусловная покорность Библии, законсервированный быт, внешний облик.
Строгий костюмный кодекс заставляет мужчин носить черные штаны с подтяжками (никаких пуговиц), шляпу и белую рубаху. Усы они бреют, а бороду нет, из-за чего пожилые амиши немного похожи на Солженицына. Женщины всегда ходят в темных платьях с передниками и в чепцах. Детский наряд отличается от взрослого только тем, что малыши бегают босиком. Немало живописности облику амишей добавляют их коляски на конной тяге.
При всем архаизме их обихода, амишский дом можно отличить от обыкновенного только по телевизионной антенне - по ее отсутствию. Нормальное американское жилище ведь тоже весьма старомодно. В провинциальной Америке дома большей частью такие же, как и лет сто-двести назад. Однажды я был в Вильямсбурге - городке, где историки восстановили облик дореволюционной Америки. Так вот, отличить старинные дома от современных можно было лишь потому, что первые нужно было осматривать за деньги, а вторые - даром.
Все амиши - прирожденные и урожденные фермеры. 92 процента амишей работают на земле, остальные идут в кузнецы. Другого выбора у них нет - дети всегда наследуют отцовскую профессию.
К крестьянскому труду амиши относятся с тем благоговением, о котором всегда мечтали русские «деревенщики». Земледелие для амишей - часть религии. Не пользуясь ни тракторами, ни химическими удобрениями, они собирают урожаи в два-три раза выше соседских. «Чем ниже кланяешься земле, тем больше она тебе даст» - говорят из старейшины.
Очевидным результатом такого прилежания является знаменитая амишская кухня. Нигде так не уместен консерватизм, как в кулинарии, который, естественно распространяется не только на нее. Амиши категорически не приемлют современной цивилизации. Прогресс для них - вещь бессмысленная и вредная. История остановилась в тот момент, когда они нашли свою землю обетованную - тучные пенсильванские поля и свободу жить так, как они считают правильным. То есть - по Библии.
Амишская община строго следует мельчайшим библейским предписаниям. Все остальное - от лукавого. Они, например, не признают громоотвода: молния - орудие Божьего гнева. Нельзя амишей фотографировать, так как Ветхий завет запрещает любые изображения.
Амишский мир ограничен семьей и родственниками. Браки заключаются только в своем кругу. Дети ходят в свои школы - и только пешком. Кстати, учатся амиши не больше восьми лет - считается, что фермеру больше знаний и не надо.
Амишские семьи беспримерно прочны. Разводов они не признают, детей заводят много и живут мирно. На похоронах одного престарелого амиша присутствовали все его прямые потомки - 14 детей, 105 внуков и 150 правнуков. Вот на такую необычную и по-своему счастливую жизнь и приезжают смотреть туристы. На благообразных бородатых патриархов, на румяных босоногих детей, на юношей, которые разъезжают по проселочным дорогам в своих колясках, запряженных лошадьми, а главное - на мирный дружный амишский быт, на их гармонические, экологически чистые отношения с окружающим миром. Даже земля, которую они обрабатывают уже несколько столетий, не истощается, благодаря мудрой сельскохозяйственной практике. Духовный покой и душевный мир царит в этом безоблачном оазисе.
У каждого народа есть свои, очень древние, представления о золотом веке, о безгрешной, простой, трудовой жизни на земле. Амиши подошли к этому идеалу, может быть, ближе других, но то, что одним кажется раем, другие считают тупиком. Амишская жизнь ходит по кругу - от поколения к поколению, из века в век. Создав идеальную для себя социальную структуру, они никогда не меняют в ней ни одной детали. От рождения до смерти жизнь здесь определяет традиция. Тут нет свободы, и какой бы счастливой и беззаботной ни казалась жизнь, она лишена выбора, лишена драмы, лишена полноты и глубины вольного существования.
Впрочем, амиши никого и не пытаются убедить в правильности своей жизни. Их религия не признает миссионерства. Они просто живут, как хотят, и демонстрируют окружающему миру свой уклад, свою альтернативу прогрессу.
* Провинциальная, а значит и благочестивая, Америка гордится памятниками, созданными не людьми, а Богом. Существует даже особый перечень «Семь чудес света по-американски». Все они, в отличие от египетских пирамид и Родосского колосса, нерукотворного происхождения. Одно из этих чудес - Каменный мост в Виржинии: гигантская арка, которую пробила река в скале. Осмотр этого природного феномена сопровождается пышной церемонией. Под ночным небом звучат кантаты Баха, разноцветные лучи прожектора подсвечивают каменные глыбы, и торжественный голос читает о сотворении мира из Книги бытия.
* Самое экзотическое зрелище в провинции - сельская ярмарка, без которой невозможно представить себе Америку осенью. Прелесть этого незатейливого, но здорового развлечения в том, что оно всегда и всюду одинаковое.
* Что касается обеда, то и тут лучше всех амиши. Лишенные особых развлечений, они умеют и любят покушать. Крестьянская кухня обычно лучше городской потому, что имеет дело с гастрономическим фундаментом. Подкупленные нарядными названиями ресторанного меню, мы забыли вкус простой еды. В конце концов, искусство повара - не заменять, а помогать природе. Амиши твердо знают, что настоящую еду трудно испортить. Поэтому их стол, хоть и заставлен тарелками, но прост и естественен. Причем, самое вкусное то, что проще всего приготовлено: вареный горох, кислая капуста, масло, картошка, хлеб, кукуруза. И только у амишей я, наконец, понял, что такое яблочный пирог и почему Америка выбрала его своим символом. Продолжение
Чтобы достоверно изобразить Америку, нужен либо атлас шоссейных дорог, либо рельефная физическая карта. Все остальное имеет лишь относительный смысл. Чужак никогда не сможет отличить тот же Мэйплвуд в штате Нью-Джерси от Мэйплвуда в штате Коннектикут. Да и в любом случае, все это - географическая фикция, почтовая необходимость. Американская провинция членится не на города и поселки, а на дома и семьи. Разнообразие здесь связано с климатическими зонами и рельефом, а не с архитектурой и историей.
Универсальный характер американской провинции остался стране в наследство от ее эмигрантского прошлого. В Новый Свет всегда ехали за чем-то. То есть, каждый привозил сюда проект своей будущей жизни, свое представление о счастье, которое реализовалось в конкретном списке, в перечне вещей, для счастья необходимых. Дома вы живете, потому что родились - вас не спрашивали. Но эмиграция - проблема личного выбора. Это уже акт рациональный, продукт взвешенного суждения, поступок, в большей степени вызванный не чувством, а логикой. Именно на таком утилитарном подходе и основана американская провинция. Жизнь тут построена на представлении о человеке разумном, а значит, предсказуемом. Провинция - это машина для производства счастья, которое понимается как удовлетворение всех потребностей.
На самом деле, это еще только комфорт, но мы ведь с легкой душой соглашаемся на такую подмену. Нас легко убедить, что мы всегда мечтали о своем домике, лужайке, бассейне, гараже, машине, безопасном районе, хорошей школе для детей, чистом воздухе, богатых магазинах, уютных ресторанах, приветливой церкви, добрых соседях и живописном кладбище.
Чтобы окунуться в атмосферу американской провинции, достаточно провести полчаса в любом маленьком городке - перелистать местную газету, поглазеть на доску объявлений, потолкаться на заправочной станции, перекусить в ресторанчике на главной площади между почтамтом, пожарным депо и банком.
Стоит все это проделать, чтобы убедиться: ты здесь чужой - гость. А ведь такое ощущение не возникает в Нью-Йорке или Париже. Город принадлежит всем и никому. В этой отчужденности есть особая притягательность. Здесь нет общего, как в провинции, знаменателя, и потому в городе так просто быть самим собой. Он ничего другого и не требует от человека, даря ему свободу - безразличие.
В провинции жизнь втягивает в паутину социальных связей. Общинный быт подразумевает и требует добрососедских отношений. Тут царит дух патриархальной гражданственности, что на практике означает участие в местной политической жизни, благотворительности, коллективном досуге. Но при этом провинция воспитывает особый тип характера, в основе которого лежит индивидуализм, самостоятельность, ответственность.
Люди здесь селятся в своих домах, на своей земле, а это совсем не то же самое, что снимать квартиру в небоскребе. Свой дом - со своим водопроводом, своей канализацией, даже своей дорогой - это автономия, независимость, самодостаточность. К тому же свое жилье приучает каждого быть рачительным хозяином - у вас просто не остается другого выхода. Вы должны знать, как починить крышу и унитаз, отремонтировать ограду или постричь газон. Никогда провинциал не может, как горожанин, позволить себе пренебрегать прогнозом погоды: кто будет чистить от снега дорожку к гаражу?
Американская провинция настолько полно выражает национальный характер, что и большие города здесь стремятся стать маленькими. Даже крупные, старинные центры, вроде Бостона или Филадельфии, охотно провинциализируются. Конечно, в каждом из них есть нежно лелеемый исторический центр, куда водят школьников и туристов. Но для самих жителей все эти колониальные памятники - всего лишь музейный экспонат. Здесь не живут - здесь гуляют. Старые американские города уже пережили процесс атомизации - разбились на районы, на маленькие общины, где есть все, что положено - магазины, кинотеатры, паркинги и, конечно, ряды одноэтажных домиков, которые не имеют никакого отношения к пышному историческому имени. Все, кто может себе позволить, даже в самом большом городе живут, как в маленьком, то есть по-провинциальному. Поэтому, кстати сказать, Америка, никогда не знала мучительного конфликта между столицей и провинцией. Вместо чеховского рефрена «В Москву! В Москву!» американская литература знает другую ностальгию - по провинции, тоску по дому, по корням. Этот мотив стал центральным в романах одного из лучших американских прозаиков Томаса Вульфа. Вспомнить хотя бы только названия - «Взгляни на дом свой, ангел!» и «Домой возврата нет».
Провинция - скелет Америки. Мясо можно нарастить за счет небоскребов, но костяк всегда строится на хорошо проверенных, отутюженных временем консервативных истин. Что-то похожее писал Хомяков, когда говорил, что в Англии каждый дуб - консерватор. Впрочем, речь не о политике. Речь идет о мировоззрении, которое выражается не в принадлежности к определенной партии, а - в обоях в голубой цветочек, в громадных тыквах, выставленных у крыльца, в конкурсах на лучшее варенье, в свитерах домашней вязки, в ярмарках народных промыслов, во всем обывательском укладе жизни, настолько укорененном в старинных традициях, что изменить его не способна самая стремительная поступь прогресса.
Как уже было сказано, американская провинция - продукт вычитания. Она хороша тем, что ее отличает от привычной нам городской культуры. Поэтому образцовым путешествием в американскую глубинку будет поездка туда, где провинция представлена в самом концентрированном, в самом чистом, в самом неразбавленным цивилизацией виде. Для этого лучше всего отправиться на юго-восток штата Пенсильвания, в край немецких сектантов-менонитов амишей, которые сумели довести искусство вычитания до такого совершенства, что их не изменившийся за последние триста лет образ жизни сохранил в неприкосновенности допотопную провинциальность.
Увы, слава амишей разрослась до огромных пределов, превратив их край во всеамериканский аттракцион. Сегодня на каждого из 14 тысяч амишей, населяющих Пенсильванию, приходится примерно один туристский автобус. Такое соотношение приводит к тому, что жаждущие покоя амиши уже переезжают в Канаду, благоразумно не оставляя адреса. Однако, поскольку перебираются они в новые места не торопясь, то я еще успел влиться в туристскую армию, внеся свою долю суматохи в жизнь этого любопытного народца.
Название «амиши» происходит от слова «аминь». Так себя называли члены протестантской секты менонитов, которые бежали в 17 веке от преследований из Европы в Америку, где их назвали «dutch» - голландцами. Так началась одна из тех неразберих, которые характерны для Америки. Как известно, Колумб перепутал Америку с Индией, а потомки отомстили ему за ошибку, назвав континент не тем именем.
Дело в том, что пенсильванские «датч» к голландцам отношения не имеют - они швейцарские немцы, которые до сих пор говорят на старинном германском диалекте. Когда-то их американские соседи смешали немецкое «дейч» с английским «датч», произведя на свет этнографический нонсенс.
Пенсильванию амиши выбрали потому, что в этих краях царила веротерпимость, ограниченная только единобожием. К тому же, Пенсильвания казалась землей, достаточно далекой от шумной городской жизни. С последним обстоятельством они здорово просчитались. Сегодня амиши живут не в самом глухом, а в самом оживленном уголке Америки. Их фермы расположены между Вашингтоном и Филадельфией, перерезаны главными в стране шоссейными дорогами и - следовательно - соблазнительно доступны для туристов.
Главная достопримечательность амишей - они сами, их архаичный образ жизни. Интерес к ним определяется перечнем вещей, без которых амиши обходятся, а именно: автомобили, самолеты, электричество, радио, телефон, телевидение, кино. В сущности, этот список - довольно точная опись нашей цивилизации. Достаточно вычесть все эти достижения прогресса, которые амиши таковыми не считают, и мы попадаем в прошлое. Говоря точнее, в 17 век, время образования первых менонитских сект. Можно сказать, что амиши - ровесники мушкетеров.
Те, кто впервые увидят амишей, обязательно перепутают их с хасидами. У них и правда много общего с ортодоксальными евреями - безусловная покорность Библии, законсервированный быт, внешний облик.
Строгий костюмный кодекс заставляет мужчин носить черные штаны с подтяжками (никаких пуговиц), шляпу и белую рубаху. Усы они бреют, а бороду нет, из-за чего пожилые амиши немного похожи на Солженицына. Женщины всегда ходят в темных платьях с передниками и в чепцах. Детский наряд отличается от взрослого только тем, что малыши бегают босиком. Немало живописности облику амишей добавляют их коляски на конной тяге.
При всем архаизме их обихода, амишский дом можно отличить от обыкновенного только по телевизионной антенне - по ее отсутствию. Нормальное американское жилище ведь тоже весьма старомодно. В провинциальной Америке дома большей частью такие же, как и лет сто-двести назад. Однажды я был в Вильямсбурге - городке, где историки восстановили облик дореволюционной Америки. Так вот, отличить старинные дома от современных можно было лишь потому, что первые нужно было осматривать за деньги, а вторые - даром.
Все амиши - прирожденные и урожденные фермеры. 92 процента амишей работают на земле, остальные идут в кузнецы. Другого выбора у них нет - дети всегда наследуют отцовскую профессию.
К крестьянскому труду амиши относятся с тем благоговением, о котором всегда мечтали русские «деревенщики». Земледелие для амишей - часть религии. Не пользуясь ни тракторами, ни химическими удобрениями, они собирают урожаи в два-три раза выше соседских. «Чем ниже кланяешься земле, тем больше она тебе даст» - говорят из старейшины.
Очевидным результатом такого прилежания является знаменитая амишская кухня. Нигде так не уместен консерватизм, как в кулинарии, который, естественно распространяется не только на нее. Амиши категорически не приемлют современной цивилизации. Прогресс для них - вещь бессмысленная и вредная. История остановилась в тот момент, когда они нашли свою землю обетованную - тучные пенсильванские поля и свободу жить так, как они считают правильным. То есть - по Библии.
Амишская община строго следует мельчайшим библейским предписаниям. Все остальное - от лукавого. Они, например, не признают громоотвода: молния - орудие Божьего гнева. Нельзя амишей фотографировать, так как Ветхий завет запрещает любые изображения.
Амишский мир ограничен семьей и родственниками. Браки заключаются только в своем кругу. Дети ходят в свои школы - и только пешком. Кстати, учатся амиши не больше восьми лет - считается, что фермеру больше знаний и не надо.
Амишские семьи беспримерно прочны. Разводов они не признают, детей заводят много и живут мирно. На похоронах одного престарелого амиша присутствовали все его прямые потомки - 14 детей, 105 внуков и 150 правнуков. Вот на такую необычную и по-своему счастливую жизнь и приезжают смотреть туристы. На благообразных бородатых патриархов, на румяных босоногих детей, на юношей, которые разъезжают по проселочным дорогам в своих колясках, запряженных лошадьми, а главное - на мирный дружный амишский быт, на их гармонические, экологически чистые отношения с окружающим миром. Даже земля, которую они обрабатывают уже несколько столетий, не истощается, благодаря мудрой сельскохозяйственной практике. Духовный покой и душевный мир царит в этом безоблачном оазисе.
У каждого народа есть свои, очень древние, представления о золотом веке, о безгрешной, простой, трудовой жизни на земле. Амиши подошли к этому идеалу, может быть, ближе других, но то, что одним кажется раем, другие считают тупиком. Амишская жизнь ходит по кругу - от поколения к поколению, из века в век. Создав идеальную для себя социальную структуру, они никогда не меняют в ней ни одной детали. От рождения до смерти жизнь здесь определяет традиция. Тут нет свободы, и какой бы счастливой и беззаботной ни казалась жизнь, она лишена выбора, лишена драмы, лишена полноты и глубины вольного существования.
Впрочем, амиши никого и не пытаются убедить в правильности своей жизни. Их религия не признает миссионерства. Они просто живут, как хотят, и демонстрируют окружающему миру свой уклад, свою альтернативу прогрессу.
* Провинциальная, а значит и благочестивая, Америка гордится памятниками, созданными не людьми, а Богом. Существует даже особый перечень «Семь чудес света по-американски». Все они, в отличие от египетских пирамид и Родосского колосса, нерукотворного происхождения. Одно из этих чудес - Каменный мост в Виржинии: гигантская арка, которую пробила река в скале. Осмотр этого природного феномена сопровождается пышной церемонией. Под ночным небом звучат кантаты Баха, разноцветные лучи прожектора подсвечивают каменные глыбы, и торжественный голос читает о сотворении мира из Книги бытия.
* Самое экзотическое зрелище в провинции - сельская ярмарка, без которой невозможно представить себе Америку осенью. Прелесть этого незатейливого, но здорового развлечения в том, что оно всегда и всюду одинаковое.
* Что касается обеда, то и тут лучше всех амиши. Лишенные особых развлечений, они умеют и любят покушать. Крестьянская кухня обычно лучше городской потому, что имеет дело с гастрономическим фундаментом. Подкупленные нарядными названиями ресторанного меню, мы забыли вкус простой еды. В конце концов, искусство повара - не заменять, а помогать природе. Амиши твердо знают, что настоящую еду трудно испортить. Поэтому их стол, хоть и заставлен тарелками, но прост и естественен. Причем, самое вкусное то, что проще всего приготовлено: вареный горох, кислая капуста, масло, картошка, хлеб, кукуруза. И только у амишей я, наконец, понял, что такое яблочный пирог и почему Америка выбрала его своим символом. Продолжение
