Ссылки для упрощенного доступа

Почему никто кроме большевиков не боролся за власть?



Редактор и ведущий: Анатолий Стреляный

Анатолий Стреляный: Российские и западные историки обсудят вопрос, важнее которого в этом событии не существует. Почему, когда Ленин воскликнул: "Есть такая партия!" - он был прав? Почему только большевики по-настоящему стремились к власти в 1917 году? Почему только они были уверены, что знают, что с нею делать?

На сегодня здесь - четыре конкретных вопроса. Почему монархисты, приверженцы царизма не стали бороться за власть? Почему их победители либералы и демократы не стали тоже бороться за власть? Почему соперники демократов, социалисты - не стали бороться за власть? И почему, наконец, не стал бороться за власть крупный российский капитал, в котором весомая доля принадлежала западному капиталу? Почему эти четыре силы допустили, что власть в России 1917 года валялась под ногами?

Первый вопрос для сегодняшнего обсуждения: Почему приверженцы потерпевшего поражение царского строя не стали бороться за власть, которая, как очень скоро стало видно, и как говорили уже тогда - "валялась под ногами"?

Вадим Тилицын: Падение патриотических настроений в обществе и все возрастающая ненависть к царской фамилии подтачивали устои правых партий. Ощущалась острая нехватка финансовых средств для партийной печати. Многие местные отделы было дезорганизованы. Их руководители отходили от политической деятельности. Попытки возобновить деятельность консервативного блока - это объединение "правых" членов Государственного совета и Государственной думы, представляющие различные правые организации, ни к чему не привели. В начале марта 1917 года последовали аресты первых фигур среди монархистов - Дубровина и Щегловитова. "Правые" были практически обезглавлены. А 5-го марта постановлением Петроградского Совета была запрещена газета "Русское знамя", один из немногих печатных органов Союза русского народов, который дотянул до Февральской революции. А предшествующая деятельность Союза стала предметом чрезвычайно-следственной комиссии Временного правительства. Никаких акций "правые" не предпринимали. Они были полностью деморализованы. Вся их оппозиционность сводилась к переписке между собой, восхвалению Корнилова за что был подвергнут аресту один из руководителей Союза русского народа - Римский-Корсаков. Или - к устным заявлениям Пуришкевича, что - "внутренние враги опаснее, чем внешние". И его же призывом: "уничтожить негодяев в тылу и в действующей армии". Лишь в сентябре 1917 года Пуришкевич попытался создать новую монархическую организацию, которая, по его замыслам, должна была консолидировать политические силы, однако все планы перечеркнул октябрь 1917 и аресты, произведенные в ноябре того же года. Стоит упомянуть, что после октября 1917 года, Дубровин и Щегловитов, по постановлению Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, были расстреляны. Пуришкевич перешел на нелегальное положение. Ему удалось скрыться на юге России. Римский-Корсаков бежал в Ригу, откуда переехал в Берлин.

Адам Улан: Это довольно сложный вопрос. Но когда речь идет о весне 1917 года, то о монархистах вообще трудно говорить. Монархия и последний монарх Николай Второй к тому времени уже были полностью дискредитированы, главным образом - среди самих монархистов. Некоторые политики, в особенности из кадетов, полагали, что монархию в России необходимо сохранить как фактор, обеспечивающий стабильность общества. Но, в принципе, весной 1917 года, о монархистах как о серьезной политической силе говорить нельзя, поскольку у них не было даже партии. Что же касается тех, кто поддерживал идею монархии, то и они не знали, что делать, поскольку русский царь был совершенно дискредитирован.

Наталья Проскурякова: После февраля "правые" некоторое время были пассивны. Очевидно, это был шок, вызванный событиями февраля 1917 года. Первый раз они заметно проявили себя во время разгона демонстрации начала июля 1917 года, который считается в нашей историографии концом двоевластия. Эти демонстрации уже проходили под большевистскими лозунгами: "Вся власть Советам", и фактически звучал призыв к вооруженному восстанию. Более решительные меры "правые" предприняли в конце августа 1917 года, когда слишком либерального Брусилова на посту главкома сменил Корнилов, настроенный на более решительную борьбу с революцией. Именно тогда произошел так называемый "корниловский мятеж", который являл собой попытку установления военной диктатуры. Это не удалось осуществить Корнилову, потому что столкнулись личные политические амбиции Корнилова и возглавлявшего Временное правительство - Керенского, который в роли диктатора видел лишь себя лично. Керенскому, отказавшемуся от поддержки военной диктатуры, оставалось лишь одно - блокироваться с левыми радикалами, а именно большевиками, он это и сделал. Советы и большевики подняли рабочих на защиту Петрограда от Третьего пехотного корпуса генерала Крымова, основной ударной силы главкома Корнилова. Большевики к этому времени создали для осуществления в будущем вооруженного восстания уже отряды Красной гвардии, и Керенский выдал 20 тысяч винтовок красногвардейцам для защиты Петрограда от Корнилова, и именно эти винтовки сделали свои, так сказать, роковые выстрелы в октябре 1917 года.

Виктор Мальков: Вы знаете, я думаю, что уже после отречения царя происходит - в результате самых различных процессов деградации - деморализации общества. Силы монархические, консервативные силы (прежде всего - дворянство, помещики, различные организации патриотические, которые конечно, были все промонархическими) теряли, буквально на глазах, влияние на наиболее активную часть общества, которая ставила перед собой уже задачи создания представительных учреждения и, наконец, ликвидации монархии. И, в конечном итоге, по-своему добровольное отречение царя символизировало потери последнего влияния монархии в широких кругах народа, в том числе и крестьянстве. Происходит изоляция вот этих традиционных, охранительных сил, консервативных группировок. Причем, изоляция - это вот очень любопытный факт, на который мало обращают внимание исследователи; изоляция не только внутри российского общества. Все общество от мала до велика, с низу до верху, так сказать, осознало это. Олигархия - она деградировала на глазах. Откуда появилась распутинщина? Окружение царя, элитарные слои - они были изолированы от общества, они уже не понимали его, и общество не понимало их. Это объясняет то, что в конечном итоге, когда, наконец, кризис, не просто назрел, а обрушился на страну, после отречения царя, то фактически их апелляция, тех группировок, которые еще сохранили активность какую-то, их апелляция к более широким массам была обречена буквально на поражение, на крах, на банкротство. Ответа они не получили и не могли получить.

Манфред Хельдемайер: Я считаю, что весной 1917-го, у монархистов еще не было ни малейшего шанса взять власть в свои руки. Лишь где-то в августе-сентябре поражение июльского наступления Керенского, и особенно после того, как стало ясно, что большевики берут верх, - тогда они были к этому готовы. Но тогда, весной 1917, об этом даже никто и думать не мог. Собственно, даже вплоть до июня 1917 никто даже не рассчитывал на то, что большевики будут иметь такой успех. И уж подавно никто даже не мог предполагать, что впоследствии этот успех примет такие масштабы, как в октябре того же года. Только в результате забастовочного движения летом и серьезного ухудшения экономической ситуации в стране в целом, создалась постепенно такая расстановка сил, которая и была на руку большевикам. Думаю, что весной 1917 года этого никто еще даже предвидеть не мог. Вполне вероятно, что для монархистов это и не было полной неожиданностью, но тогда весной 1917 года они не смогли бы оказать какого либо существенного сопротивления, предпринять что-либо значительное. У них не было необходимых пропагандистских методов, да и вообще никакой возможности хоть в какой-то степени сформировать массовое движение.

Франсуаза Том: Монархисты, так как они лишились царя, лишились даже кандидата на царство, они были совершенно дезорганизованы. У них уже некого было защищать, можно сказать. И поэтому их сопротивление было, можно сказать, подрублено под корень. К этому надо еще добавить, что монархия была глубоко дискредитирована тогда в России, это надо помнить. Сейчас, задним умом, мы об этом забыли, но еще недавно жил Распутин, были всякие скандалы, которые раздувались. И монархия вообще не пользовалась большой популярностью даже у самих монархистов.

Анатолий Стреляный: Российские и западные историки отвечали на вопрос: Почему в 1917 году российские монархисты не стали бороться за власть, точнее за возвращении к власти. Одной из важнейших причин было названо разочарование большинства самих монархистов, прежде всего в монархии, в Николае Втором.

Второй вопрос: Почему либералы и демократы не стали бороться за власть в 1917 году? Лучше видимо, вопрос поставить так: почему они не стали изо всех сил держаться за власть, которая в феврале свалилась на них так, как в октябре свалится на большевиков?

Вадим Тилицын: Во-первых, в действиях либералов отсутствовал, причем напрочь, конъюнктурный момент. Их действия строились не на том, что жаждал "полевевший" российский социум, а на том, что либералы оценивали как квинтэссенцию политики любого цивилизованного государства. Это и непринятие идей ликвидации частной собственности на землю, насильственного уничтожение помещичьего землевладения. Во-вторых, социальная база либеральных объединений в России была довольно узкой. В основном, это университетская профессура, часть земских деятелей, юристы, ряд публицистов и литераторов. Их влияние не распространялось далее круга близких и знакомых. И было практически нулевым в среде крестьянства, промышленных рабочих, тыловых и фронтовых частей.

В армии кадетов вообще не любили. Последние, не обещали ни быстрого окончания войны, ни роспуска армии. Все их выступления воспринимались и оценивались однозначно: "Вас бы в окопы, по-другому бы запели". Бывало, что кадетского оратора, призывавшего в своей речи к войне до победного конца, просто поднимали на штыки. Да и манера поведения, европейская учтивость, в первую очередь, выглядели более чем экстравагантно. Так, например, Милюков, где бы он ни выступал, начинал свою речь следующим образом: "Милостивые дамы и господа!" - что вызывало известный резонанс, например, в солдатской аудитории или аудитории рабочих. Российский либерализм унаследовал родовую черту российской интеллигенции - умение топить все здравые мысли и начинания в бесплодных рассуждениях. С марта по октябрь 1917 года, например, состоялось четыре съезда кадетской партии (что в два раза больше, чем за все предыдущие годы), решение которых давали лишь ориентиры для деятельности, а о том, как конкретно можно было переломить ситуацию в стране, в съездовских резолюциях не было сказано ни слова.

Адам Улан: Вы говорите о весне, то есть о периоде до июня 1917 года, и тогда никто серьезно не относился к возможности захвата власти большевиками. Даже большевики (конечно, за исключением Ленина) не рассчитывали тогда на победу. Никто реально не предусматривал такой возможности, это один из факторов. Число членов большевистской партии во время Февральской революции составляло около сорока тысяч человек, и до июня 1917, никто собственно, и не опасался того, что они захватят власть. В то время никто, в том числе и многие большевики, не осознавали, что цель Ленина - создание однопартийного государства. Ведь официально большевики в то время были лишь фракцией социал-демократической рабочей партии, и всячески опровергали заявления о том, что они стремятся к установлению диктатуры. Левые партии, демократические партии в то время были убеждены, что угроза революции может прийти только справа, по аналогии с Французской революцией, так что сама идея большевистской опасности возникла лишь в июле 1917 года, но даже тогда к ней не относились слишком серьезно.

Наталья Проскурякова: Особенностью действия либералов было стремление кадетов к достижению компромисса между различными социально-политическими силами. Для них это было главное условие достижения стабильности в стране. Только по мере нарастания революционной стихии, уже в октябре, когда совершенно очевидно нависла угроза большевистского переворота, кадеты начали активную работу в армии, и попытались создать, так называемую "зеленую гвардию" - в противовес красной гвардии, созданной большевиками, - но было уже поздно. Их историческое время ушло, шанс ими был потерян.

Виктор Мальков: Если отвечать на вопрос, почему либерально-демократические партии оказалась не в состоянии возглавить вот эту вот стихию революции, я думаю, что это связано с общим вопросом о кризисе российской интеллигенции в этот очень трудный, очень кризисный, очень драматический, даже трагический - момент. Полагаю, что все эти партии - и главным образом, их руководство - рассчитывали на то, что как только поверхность поля будет очищена от остатков монархии, монархических, консервативных и прочих реакционных группировок, которые их подавляли в течении десятилетий, так моментально они окажутся во главе этого идущего движения, как им казалось, организованного и даже в какой-то степени идеологически управляемого, идеологически контролируемого. Но все оказалось по-другому. Колоссальная стихия захлестнула страну, и они оказались не в состоянии овладеть этой массой.

Манфред Хельдемайер: Это не совсем так. Они не только боролись за власть, более того - они обладали политической властью. Они входили в правительство. Как известно, либералы вместе с октябристами создали первое правительство под руководством князя Львова. В этом правительстве социал-революционеры и меньшевики еще не были представлены. Коалиция была создана позднее, так что у либералов просто не было особой необходимости вступать в борьбу с кем-то бы то ни было за большую власть. Они к этому времени еще не видели причин для волнения, а тем более - для создания вооруженных отрядов, которые, в случае необходимости, можно было бы вывести на улицы. В марте-апреле, в мае даже, на мой взгляд, это предвидеть было невозможно. Но до августа-сентября никто не мог предвидеть, что в стране не возникнет ситуация, подобная гражданской войне. Ведь нельзя ни в коем случае забывать, что все это было сразу после Февральских событий, которые для революции (а это ведь бесспорно была настоящая революция, положившая конец немного ни мало трехсотлетнему режиму) прошли относительно бескровно. Особенно, если сравнивать это с Французской революцией, то это был короткий, относительно бескровный процесс. Так что тогда никто не подозревал и думать даже не мог, что в ближайшем будущем предстоит гражданская война.

Франсуаза Том: Первая причина, на мой взгляд, это кризис легитимности, который наступил после отречения царя. Кризис легитимности был особенно опасен вот в том состоянии, в котором находилась Россия. И Милюков - лидер кадетов прекрасно понимал это, и он попытался уговорить Великого князя Михаила принимать корону, но ему это не удалось. Второй элемент, который тоже объясняет, по-моему, очень многое - это то, что Временное правительство считало себя, прежде всего военным кабинетом, то есть - это была проблема войны. Кадеты и умеренные партии - вот Милюков, Гучков - выступали за верность союзническим обязательствам и за осуществление русских военных целей, поэтому и называли Милюкова - "Милюков-Дарданельский". Конечно, страна не хотела воевать.

Анатолий Стреляный: Наши эксперты отвечали на вопрос, почему российские либералы и демократы 1917 года не стали бороться за власть. Из всего того, что было сказано сегодня, и не раз в том или ином виде звучало за эти восемьдесят лет, можно выделить одно. Российские демократы 1917 года ждали угрозы не с той стороны, откуда он пришла, налетела, обрушилась на них.

Российские и западные историки обсуждают вопрос о социалистах, о меньшевиках и эсерах, прежде всего, почему они не стали бороться за власть.

Вадим Тилицын: После февраля 1917 года, и особенно после апрельского кризиса, социалистическая идеология в России значительно укрепила свои позиции, в частности, меньшевизм превратился в одну из наиболее влиятельных сил в стране. Его представители играли ведущую роль в Советах рабочих депутатов, занимали ряд министерских постов во Временном правительстве. Второе дыхание обрела и Народная социалистическая партия, объединившаяся в июне 1917 года с Трудовой группой Государственной Думы. Несмотря на подобный политический взлет, партии социалистической ориентации оказались не в состоянии противостоять большевизму и к осени 1917 года растеряли большую часть своих последователей. Так, на выборах в Учредительное собрание за меньшевиков проголосовало лишь чуть более двух процентов избирателей, и это неслучайно. Социалистов изначально преследовали три напасти: внутренняя раздробленность, поиск союзника, правда, с непременным условием - сохранить собственное лицо и патологический утопизм. В лоне соцпартии "сосуществовали" десятки групп, независимых одиночек и самостийных печатных изданий, которые враждовали между собой, пытаясь обосновать свои, как им казалось, единственно верные воззрения, пытаясь претендовать на роль лидера. Но распыление сил было на руку лишь большевикам, их извечным оппонентам. Попытки создать коалицию с левым крылом кадетской партии, предпринятые еще в апреле 1917 года, затянулись, поскольку социалисты не желали, что называется, поступаться своими принципами. Провал коалиционной политики, неэффективность парламента совпали с обострением осенью 1917 года общего социального кризиса, что значительно пошатнуло положение умеренных в обществе. Меньшевики считали, что движение страны к социальному миру и восстановление хозяйства должны проходить в обстановке гражданского согласия, и призывали к классовому самоограничению. Один из самых известных российских публицистов - Александр Изгоев написал по этому поводу: "Русские социалисты очутись у власти, они должны были оставаться простыми, ничего не делающими для осуществления своих идей болтунами или проделать от "а" до "ижицы" все, что проделали большевики".

Адам Улан: Партию эсеров поддерживала наибольшая часть деревенского населения. И когда состоялись выборы в Учредительное собрание, эсеры получили большинство. Но дело в том, что партия эсеров не была единой, ее членов разделяли личные споры и политические взгляды. Так, некоторые эсеры выступали за мирную парламентскую работу, а некоторые взяли настолько влево, что решили объединиться с большевиками. Среди руководства партии эсеров не было также выдающихся личностей, способных стать подлинными лидерами. И, наконец, судьбу революции решала не популярность той или иной партии, не число ее избирателей, а вопрос о войне: продолжать ее или закончить. И большевики приобрели широкую поддержку именно потому, что выступали против продолжения войны. Большевики также отвергли идею создания коалиционного правительства, требуя всей власти Советам, но решающим все же оказался лозунг: "Конец войне!"

И он предопределил победу большевиков.

Наталья Проскурякова: Наиболее активными на политической арене были партии социалистической ориентации, как мы их сейчас называем, это эсеры, энесы и меньшевики. Приверженность меньшевиков и эсеров, входивших во Временное правительство, принципам демократии и сотрудничества с либеральной буржуазией, требовало постоянных компромиссов, впрочем, как и со стороны либеральной буржуазии, то есть кадетов, представлявших интересы либеральной буржуазии. И, по мере обострения ситуации в стране, все больше теряла под собой почву и подвергалась критике, как я уже говорила, и справа и слева. Политика коалиционного Временного правительства не удовлетворяла ни одну из социальных сил страны. Буржуазия и часть городских слоев требовала наведения порядка в стране. Вот именно они поддержали "корниловский мятеж". Глава Временного правительства - Керенский - в поисках социального мира и согласия предпринимал несколько акций. Он созвал Государственное совещание в начале августа, стремясь расширить социальную базу Временного правительства. Но совершенно неожиданно для него на этом Государственном совещании в большинстве оказались "правые", которые устроили триумфальную встречу потенциальному диктатору - Корнилову. После подавления "корниловского мятежа" Керенский создает новый орган - "Совет пяти" или директорию, в которую входят и кадеты. Он объявляет Россию республикой, но все это, в общем-то, не решает наболевших проблем.

Виктор Мальков: После того, как социал-демократия, в целом, вышла из состояния такого полулегального существования, главный вопрос, который их занимал, это определение путей развития России. Не конкретная работа по организации масс, каких-то выступлений и всего прочего, не до этого еще дело было, им нужно было определиться. И вот здесь началась всем нам хорошо известная острейшая борьба течений, которая отнимала и занимала все их силы. Утрачено была из поля зрения дорога к массам. Прежде всего, искали теоретически - искали дорогу к храму.

Манфред Хельдемайер: К тому времени только две другие партии: социал-революционеры как сторонники аграрной революции, и меньшевики - играли вообще какую-то сознательную роль, выдвигали ведущих политиков. Большевики же (и это сейчас, глядя назад, ни в коем случае нельзя недооценивать) вообще никакой роли не играли. Их, как политически активную силу, даже всерьез никто не принимал. Они вросли в свою последующую политическую роль только в ходе лета, когда сумели использовать настроение масс, создавшееся в связи с экономической катастрофой и ослабленной обороноспособностью страны. Но все это было уже значительно позднее, так что события сентября и октября нельзя проецировать на апрель-май. Тогда, к тому времени, большевики еще ни для кого не могли представлять опасности, никто не верил даже в возможность такого, они ведь даже на выборах не играли никакой роли. Так что, думаю, просто ни для кого - и для социалистических партий тоже - не было основания волноваться по поводу большевиков, которые были не более чем осколочной партией. Только в ходе лета все - и значительно - изменилось.

Франсуаза Том: Совет издал, со своей стороны, уже 28-го февраля роковой "Приказ № 1", который лишил офицерства контроля над армией и передал контроль избранным комитетам солдат и моряков. Это приведет к тому, что у руководителей Совета, которые тогда были в большинстве меньшевики, и довольно умеренные большевики были в меньшинстве в Совете, но эти руководители очень скоро сами потеряют контроль над массами рядовых членов Советов. И солдаты-дезертиры будут, в конечном итоге, главной опорой большевиков. Часть социалистов - например, некоторые меньшевики - очень быстро поняла опасность хаоса. И они тоже в мае-июне уже попытались какой-то порядок восстановить. Но весь вопрос в том, что верхушка социалистов, верхушка Совета, была постоянно ослаблена массой и настроение масс было совершенно уже неуправляемо, можно сказать.

Анатолий Стреляный: Почему российские социалисты 1917 года не стали бороться за власть? На этот вопрос отвечали западные и российские историки.

Выслушав ответы наших экспертов, приходится - в порядке заключения разве что - уточнить вопрос. Он должен был, видимо, звучать так: Почему российские социалисты не стали бороться за власть "по-ленински, по-большевистски", не по правилам, с полным презрением к демократическим нормам и приличиям? Почему они, российские социалисты, вели себя нормально? Ответ, конечно, на поверхности. Они ошибались, веря в "социализм с человеческим лицом", говоря современным языком, но у них была совесть.

Последний на сегодня вопрос. Ленин и большевики очень много говорили - в 1917 году и позже - об антинародном сговоре капиталистов и помещиков, о происках крупного капитала; пугало буржуя сделало для них не меньше, чем штыки. И все-таки крупный российский капитал 1917 года - капитал беззубый. Почему он не боролся за власть?

Вадим Тилицын: Свою партию промышленно-финансовые круги России создать не смогли. Средств хватало, а вот людей, способных генерировать идеи, не было. Не смогли - или, скорее, не захотели - привлечь на свою сторону интеллектуалов со стороны. Кадеты казались им слишком радикальными, а правые слишком архаичными. Лишь не многие, нашли в себе силы, преодолеть неприязнь к радикальным, как им казалось, силам и войти в состав кадетской партии. Попытки влияния на общественное сознание, через различного рода военно-промышленные комитеты, экономические союзы, общественные организации, - результатов не имели. Слишком разношерстная, в политическом смысле, публика была представлена в этих объединениях. Любое предложение вызывало бесплодные споры, которые ни к чему не приводили. Очень ценно признание представителей Всероссийского союза промышленности и торговли о том, что торгово-промышленный класс повлиять на руководящих лиц - то есть, на Временное правительство - не может. В силу превалирования в обществе идей социального равенства и ненависти к более удачливому и предприимчивому. И, в то же время, из частных источников шла финансовая поддержка военизированных организаций, типа Союза офицеров армии и флота. Стоит, правда, отметить индивидуальную деятельность ряда магнатов, стремившихся (как, например, Павел Павлович Рябушинский) не столько повлиять на ход событий, сколько "засветиться на публике" с призывами о "национальном единении, ввиду продолжавшейся войны, о единстве всех социальных сил и прочее".

Из членов Временного правительства ближе всех к кругам крупной буржуазии, стояли Коновалов и Гучков. Первый активно выступал против ограничения прав частных владельцев промышленных предприятий, второй - боролся с "приказом номер один", по сути дела, развалившим русскую армию, но в итоге, промышленно-финансовые круги постигла та же участь, что и все так называемые "непролетарские" партии и объединения.

Адам Улан: Трудно говорить о капиталистах как о политической силе. Разумеется, в России были партии, выступающие за сохранение частной собственности, однако, идея социальных преобразований широко поддерживалась обществом. Большевики сумели также нейтрализовать крестьянство при помощи лозунга "Земля - крестьянам". Другими словами, большевики выступали тогда с самыми радикальными лозунгами: "Конец войне!" и "Долой Временное правительство!", которое не хотело покончить с войной. Они старались повлиять на солдат, и им это удалось. Оппозиция деморализованных солдат, в значительной степени, обусловила судьбу революции. То же можно сказать и о крестьянах. Так что речь шла не о столкновениях капиталистов с большевиками, потому что до Октябрьского переворота, я повторяю еще раз, никто не считал, что большевики представляют собой опасность. Большинству они казались фанатиками, непрактичными людьми, которые продержаться у власти - ну, максимум несколько месяцев, и тем дело кончится. Таким же образом оценивали большевиков и представители иностранного капитала.

В предоктябрьский период большевики, безусловно, опирались на более широкую поддержку. К моменту Октябрьского переворота их партия насчитывала уже около трехсот тысяч человек. Они призывали к прекращению войны и предлагали другим политическим партиям присоединиться к этому призыву. Армия, разумеется, была тогда полностью деморализована. Солдаты, естественно, хотели вернуться домой - и это, конечно, было одним из главных моментов, обусловивших растущую поддержку большевикам. Другим фактором было отсутствие единства демократических сил, нежелание части меньшевиков признать, что большевики предали дело рабочих и устанавливают диктатуру. Именно поэтому им и не сопротивлялись, а попытка Корнилова сыграла лишь на руку большевикам, парализовав демократов и социалистов.

Наталья Проскурякова: Конечно, большой вопрос вызывает поведение русской буржуазии. А что она-то, буржуазия, которая имела уже большие капиталы, которая имела серьезный опыт предпринимательской деятельности, ей что, было все равно? Почему она не предприняла никаких акций, для того чтобы как-то обеспечить порядок в стране, сохранить и обезопасить свои капиталы? Но русская буржуазия - это некая тоже совершенно особая социальная группа. Так исторически сложилось, что русская буржуазия, особенно крупная, была политически индифферентна. Она вообще, так сказать, была равнодушна, так условно скажем, к политической жизни, к политической деятельности, и она ведь практически не создала ни одной крупной, сильной политической партии, которая бы занимала заметное место в спектре политической жизни страны. Правда, некоторые представители крупного капитала, такие как Гучков, в первом составе правительства, Терещенко, затем Коновалов - вошли в состав Временного правительства, но так и не сыграли в нем какой-либо решающей роли. Очень интересное отношение между буржуазией и кадетами, при всем том, что кадеты, естественно, отражали интересы буржуазного развития страны. Но отношения буржуазии к этим либералам и джентльменам в белых перчатках у буржуазии было несколько отстраненным, она не доверяла кадетам, считала их слишком абстрактными и не оказывала им реальной поддержки ни до 1917 года, ни в период этих трагических событий от февраля к октябрю.

Виктор Мальков: Почему крупный капитал не оказал должного сопротивления? Если речь шла о российской буржуазии, национальной буржуазии, то я думаю, что она еще даже не успела даже до Первой мировой войны (в особенности - до революции 1917 года) по-настоящему встать на ноги, и пустить, основательно пустить - в идеологическом отношении, моральном отношении, духовном отношении - корни, глубокие корни; их еще не было. Она еще была недостаточно влиятельна в обществе в целом. Она не имела достаточной информации. Она не имела политической партии, прочно вставших на ноги групп, даже просто группировок и так далее. Все эти мелкие группировки, которые боролись между собой, они не могли практически прийти к какому-то единству и они не чувствовали контакта с этой буржуазией, с национальной буржуазией. И буржуазия не чувствовала, что она может опереться на плечи этих малочисленных, очень разнообразных, и крайне пестрых в идеологическом отношении групп. Если говорить об иностранном капитале, который действительно преобладал накануне Первой мировой войны, с начала 20-го века, преобладал в структуре российского капитала, то надо сказать, что ведь у него не было достаточно средств для этого. Ведь все великие державы были заняты великой войной и все страны испытывали большие экономические трудности экономического порядка, поэтому, скажем, заниматься мобилизацией контрреволюции в России, это было не просто сделать. 1917 год был критическим, поэтому какая-либо вот мобилизация западной крупной буржуазии на поддержку - предположим, демократии - в России была крайне затруднена. Мы должны иметь исторический взгляд. Шла война, причем смертельно-опасная война для обеих сторон, и в этом отношении все ресурсы должны быть мобилизованы для победы, прежде всего.

Манфред Хельдемайер: Эти группировки, промышленники и финансисты, всегда были, тесто связаны с либералами, т.е. с кадетами и с так называемыми октябристами. Некоторые из них, из богатых предпринимателей даже занимали посты министров, Ковалев, например, Терещенко и другие. Они входили в состав кабинета, после свержения царя, вплоть до образования первого коалиционного правительства в июне-июле. И, поскольку они уже входили в правительство, т.е. уже имели политическую власть, естественно, у них полагаю, не было ни малейшего повода о чем-то заботиться; например, о создании каких-то новых группировок, организаций, партий. Никто из них не предвидел, что либералы и умеренные социалистические партии так быстро отдадут власть, выпустят из рук бразды правления, что в стране создастся абсолютно неподконтрольная для них ситуация.

Франсуаза Том: Главная цель союзников - и Франции, прежде всего - состояла в том, чтобы Россия осталась в войне и чтобы она эффективно воевала, другой цели у них не было тогда. Даже вопрос о сохранении капитала был второстепенным, потому что я напомню, что тогда на Западном фронте шли ожесточенные бои, весной 1917 года и не очень удачные для Франции, например. Для них приоритетами были боевые качества русской армии. И французы были под впечатлением. Они все рассматривали через прецедент Французской революции, то есть, они считали, что после свержения ненавистной монархии, русский народ возьмется за оружие, будет народное такое ополчение, как французы это делали, и русский народ пойдет воевать против проклятого кайзера, проклятых прусаков, как это было во Франции. И это объясняет поведение французского правительства, которое послало французских социалистов в Россию, в апреле это было, и эта делегация пришла к выводу, что надо поддерживать социалистов в Российском правительстве, что вот надо поддерживать Керенского и других социалистов. Результат того, что французы перестали поддерживать умеренные партии, Милюкова и кадетов и они переключились на левые элементы, и это привело, в конце концов, к отставке Милюкова в мае, и к новому правительству, на этот раз к коалиционному правительству, где социалисты имели министерские уже посты. Конечно, это привело к дальнейшему ослаблению Временного правительства и к последующим событиям.

Анатолий Стреляный: Итак, обсуждался вопрос: почему российский капитал 1917 года не боролся за власть? Получается, что Февральская революция застала "большие российские деньги" врасплох. Финансово-промышленный гигант оказался политическим карликом. У него не было ни партий, ни того, что теперь называется "политическим лобби" своих людей в коридорах власти. Он мог бы это все создать, но у него не хватило времени.

XS
SM
MD
LG