Ирина Лагунина, Прага:
Ученые психологи пытаются оценить, каков будет психологический эффект от этого террористического акта. Уже высказываются предположения, что психологическую травму в той или иной мере получили не только те, кто был в самом Всемирном торговом центре и вокруг него, но и все 290 миллионов американцев и даже телезрители по всему миру. Есть исследования, сделанные в Оклахоме после взрыва бомбы в 1995-м году. Эти исследования показывают, что те, кто уже испытывал чувство страха или нервозности до террористического акта, скорее всего, приобретут так называемый пост-травматический синдром, при котором требуется помощь психоаналитика. Исследования, проведенные среди ветеранов Вьетнама, выявили, что психологическую травму чаще несут в себе те, кто получил ранения. А исследования, полученные после извержения вулкана в штате Вашингтон в 1980-м году, показали, что большую психологическую травму получили те, кто был ближе к вулкану. Но те же исследования подтверждают, что люди получают больший стресс от рукотворных трагедий, чем от природных бедствий. Я беседую с американским психологом, президентом психоаналитического общества Нью-Джерси доктором Альберто Голдвейзером:
Ирина Лагунина:
Доктор Голдвейзер, какова первая нормальная психологическая реакция на то, что произошло в Нью-Йорке?
Альберто Голдвейзер:
Первая реакция у нас у всех - то, что любой человек говорит после любой трагедии: "Не могу в это поверить". И это положительная реакция, поскольку если бы мы в это верили изначально, то эффект был бы хуже: то, что произошло, настолько невероятно и чудовищно, что наше сознание было бы в смятении. Так что, говоря себе, что мы в это не верим, мы выкраиваем себе какое-то время, мы откладываем тот момент, когда эта новость по нам ударит. И то, что мы продолжаем говорить об этом, продолжаем смотреть телевизор, хотя нового ничего мы там уже не увидим, тоже положительный момент: мы хотим привыкнуть к этой трагедии. И это - первый признак того, что мы называем острой стрессовой реакцией.
Ирина Лагунина:
Сейчас мы уже выиграли время, отложили тот момент, когда новости могут серьезно ударить по нашему сознанию. Как, с точки зрения психолога, меняется человек после этого?
Альберто Голдвейзер:
На самом деле, следующая реакция после неверия - страх, чувство беззащитности. У тех, кто в тот момент находился у Всемирного торгового центра, это чувство выразилось в страхе, что они реально физически получат ранения или умрут. А у тех, кто находился вдалеке от этой непосредственной зоны опасности, было чувство, что целостность нашего создания, наша психика может помутиться. Так что если не физическая угроза вокруг, так наше сознание диктовало нам в тот момент, что мы можем умереть.
Ирина Лагунина:
Люди несут в себе так называемую вину за то, что они выжили?
Альберто Голдвейзер:
Поначалу все боятся за свои жизни. А потом возникает чувство вины за то, что выжил. Вопрос, который человек задает себе: как получилось, что я жив, а они - нет. Ведь поначалу человек чувствует счастье, он рад, что он выжил, что он не был в числе тех. А потом возникает вторая стадия, чувство: я мог бы быть там? Почему меня там не было? Это иррациональное поведение создания: я должен был быть там. В этом проявляется чувство приобщенности к трагедии. У меня были пациенты, которые в тот момент находились на первом этаже зданий или на площадке между двумя башнями, которые убежали, но затем корили себя за это. Они говорили, что, несмотря на то, что их ослепил взрыв, они должны были бежать наперерез потоку людей - не от Всемирного центра, а к нему, чтобы помочь пострадавшим. И это - психологический момент игры со смертью. Все несут в себе это чувство. В этом - тоже положительный момент. Мы видели, как все люди хотели помочь - давая кровь, деньги, воду, еду, или просто приехав туда и очищая грязь. В этом отражается два психологических ощущения: первое - сострадание, а второе - попытка заглушить чувство вины.
Ирина Лагунина:
Корреспондент журнала "Тайм", который путешествовал с президентской командой во Флориду, в Сарасоту, где, напомню, в момент взрыва Джордж Буш проводил урок чтения, рассказал телеканалу НБС, что в первую минуту после того, как помощник сообщил Бушу на ухо известие о попадании первого самолета в башню Всемирного торгового центра, Буш несколько секунд смотрел в пространство, потом, как любой отец, чтобы не пугать ребенка, быстро закончил чтение и ушел к помощникам. Но после этого президент США плакал перед камерами или открыто показывал свой гнев. Как, по мнению психолога Альберто Голдвейзера, отреагируют американцы на то, что их президент показал эмоции?
Альберто Голдвейзер:
Слезы в нашем организме выполняют определенную функцию - это выражение внезапного и глубокого горя. И то, что президент смог выразить это чувство вместе с нами, конечно, сделало его намного ближе к американцам. Ведь это была его спонтанная реакция, а не политический или дипломатический жест. И большинство людей заплакали или готовы были заплакать.
Ирина Лагунина:
Что делать с собой, как быть с психикой, чтобы преодолеть этот стресс?
Альберто Голдвейзер:
В клиническом смысле посттравматический синдром наступает в тот момент, когда он приобретает некоторые структурные очертания. Это происходит приблизительно через месяц после события. Так что сейчас речь может идти только об острой стрессовой реакции. Но о чем мы должны все сейчас помнить, так это о том, что все наши эмоции в тот момент были абсолютно нормальными. Они должны были быть иррациональными, потому что никто психологически не готов к подобному. Это - вне пределов нашего создания, нашего умственного аппарата. Травма наступает тогда, когда происходящее выходит за пределы наших возможностей и способностей. Мой опыт говорит мне, что никто никогда уже не сможет чувствовать себя в безопасности. Теперь любой человек, идя по утру на работу - не забывайте, это случилось утром - будет смотреть на дверь, будет проверять, как расположено рабочее место, можно ли с него легко убежать. И это будет происходить именно из-за того, что люди хотят вернуть себе ощущение, что они - хозяева собственной судьбы. Безопасность отныне не будет восприниматься как должное. Но это само по себе - не признак психологической травмы. Это - нормальная реакция, и через три-четыре месяца люди почувствуют себя лучше, психологически легче. Это произойдет у большинства людей, но есть 10-15 процентов людей, которые в силу своих личных психологических данных не смогут это пережить. Вот им потом вероятно, потребуется психологическая или психиатрическая помощь.
Ученые психологи пытаются оценить, каков будет психологический эффект от этого террористического акта. Уже высказываются предположения, что психологическую травму в той или иной мере получили не только те, кто был в самом Всемирном торговом центре и вокруг него, но и все 290 миллионов американцев и даже телезрители по всему миру. Есть исследования, сделанные в Оклахоме после взрыва бомбы в 1995-м году. Эти исследования показывают, что те, кто уже испытывал чувство страха или нервозности до террористического акта, скорее всего, приобретут так называемый пост-травматический синдром, при котором требуется помощь психоаналитика. Исследования, проведенные среди ветеранов Вьетнама, выявили, что психологическую травму чаще несут в себе те, кто получил ранения. А исследования, полученные после извержения вулкана в штате Вашингтон в 1980-м году, показали, что большую психологическую травму получили те, кто был ближе к вулкану. Но те же исследования подтверждают, что люди получают больший стресс от рукотворных трагедий, чем от природных бедствий. Я беседую с американским психологом, президентом психоаналитического общества Нью-Джерси доктором Альберто Голдвейзером:
Ирина Лагунина:
Доктор Голдвейзер, какова первая нормальная психологическая реакция на то, что произошло в Нью-Йорке?
Альберто Голдвейзер:
Первая реакция у нас у всех - то, что любой человек говорит после любой трагедии: "Не могу в это поверить". И это положительная реакция, поскольку если бы мы в это верили изначально, то эффект был бы хуже: то, что произошло, настолько невероятно и чудовищно, что наше сознание было бы в смятении. Так что, говоря себе, что мы в это не верим, мы выкраиваем себе какое-то время, мы откладываем тот момент, когда эта новость по нам ударит. И то, что мы продолжаем говорить об этом, продолжаем смотреть телевизор, хотя нового ничего мы там уже не увидим, тоже положительный момент: мы хотим привыкнуть к этой трагедии. И это - первый признак того, что мы называем острой стрессовой реакцией.
Ирина Лагунина:
Сейчас мы уже выиграли время, отложили тот момент, когда новости могут серьезно ударить по нашему сознанию. Как, с точки зрения психолога, меняется человек после этого?
Альберто Голдвейзер:
На самом деле, следующая реакция после неверия - страх, чувство беззащитности. У тех, кто в тот момент находился у Всемирного торгового центра, это чувство выразилось в страхе, что они реально физически получат ранения или умрут. А у тех, кто находился вдалеке от этой непосредственной зоны опасности, было чувство, что целостность нашего создания, наша психика может помутиться. Так что если не физическая угроза вокруг, так наше сознание диктовало нам в тот момент, что мы можем умереть.
Ирина Лагунина:
Люди несут в себе так называемую вину за то, что они выжили?
Альберто Голдвейзер:
Поначалу все боятся за свои жизни. А потом возникает чувство вины за то, что выжил. Вопрос, который человек задает себе: как получилось, что я жив, а они - нет. Ведь поначалу человек чувствует счастье, он рад, что он выжил, что он не был в числе тех. А потом возникает вторая стадия, чувство: я мог бы быть там? Почему меня там не было? Это иррациональное поведение создания: я должен был быть там. В этом проявляется чувство приобщенности к трагедии. У меня были пациенты, которые в тот момент находились на первом этаже зданий или на площадке между двумя башнями, которые убежали, но затем корили себя за это. Они говорили, что, несмотря на то, что их ослепил взрыв, они должны были бежать наперерез потоку людей - не от Всемирного центра, а к нему, чтобы помочь пострадавшим. И это - психологический момент игры со смертью. Все несут в себе это чувство. В этом - тоже положительный момент. Мы видели, как все люди хотели помочь - давая кровь, деньги, воду, еду, или просто приехав туда и очищая грязь. В этом отражается два психологических ощущения: первое - сострадание, а второе - попытка заглушить чувство вины.
Ирина Лагунина:
Корреспондент журнала "Тайм", который путешествовал с президентской командой во Флориду, в Сарасоту, где, напомню, в момент взрыва Джордж Буш проводил урок чтения, рассказал телеканалу НБС, что в первую минуту после того, как помощник сообщил Бушу на ухо известие о попадании первого самолета в башню Всемирного торгового центра, Буш несколько секунд смотрел в пространство, потом, как любой отец, чтобы не пугать ребенка, быстро закончил чтение и ушел к помощникам. Но после этого президент США плакал перед камерами или открыто показывал свой гнев. Как, по мнению психолога Альберто Голдвейзера, отреагируют американцы на то, что их президент показал эмоции?
Альберто Голдвейзер:
Слезы в нашем организме выполняют определенную функцию - это выражение внезапного и глубокого горя. И то, что президент смог выразить это чувство вместе с нами, конечно, сделало его намного ближе к американцам. Ведь это была его спонтанная реакция, а не политический или дипломатический жест. И большинство людей заплакали или готовы были заплакать.
Ирина Лагунина:
Что делать с собой, как быть с психикой, чтобы преодолеть этот стресс?
Альберто Голдвейзер:
В клиническом смысле посттравматический синдром наступает в тот момент, когда он приобретает некоторые структурные очертания. Это происходит приблизительно через месяц после события. Так что сейчас речь может идти только об острой стрессовой реакции. Но о чем мы должны все сейчас помнить, так это о том, что все наши эмоции в тот момент были абсолютно нормальными. Они должны были быть иррациональными, потому что никто психологически не готов к подобному. Это - вне пределов нашего создания, нашего умственного аппарата. Травма наступает тогда, когда происходящее выходит за пределы наших возможностей и способностей. Мой опыт говорит мне, что никто никогда уже не сможет чувствовать себя в безопасности. Теперь любой человек, идя по утру на работу - не забывайте, это случилось утром - будет смотреть на дверь, будет проверять, как расположено рабочее место, можно ли с него легко убежать. И это будет происходить именно из-за того, что люди хотят вернуть себе ощущение, что они - хозяева собственной судьбы. Безопасность отныне не будет восприниматься как должное. Но это само по себе - не признак психологической травмы. Это - нормальная реакция, и через три-четыре месяца люди почувствуют себя лучше, психологически легче. Это произойдет у большинства людей, но есть 10-15 процентов людей, которые в силу своих личных психологических данных не смогут это пережить. Вот им потом вероятно, потребуется психологическая или психиатрическая помощь.
