Ссылки для упрощенного доступа

"Брежнев уравновесил в нем Керенского..."


Семидесятилетие Бориса Ельцина.

Борис Парамонов, Нью-Йорк:

Свое семидесятилетие Борис Николаевич Ельцин вынужден встречать в больнице. Еще недавно сюжет о его здоровье был политическим и вызывал поэтому самые разнообразные комментарии и реакции. Сейчас же реакция может быть только одна - не политическая, а человеческая: доброжелательное сочувствие и пожелания скорейшего выздоровления. Тем не менее, от разговора о Ельцине-политике нельзя воздержаться ни при каких обстоятельствах. Ельцинское семидесятилетие - действительно удобный повод для подведения итогов деятельности политика, вот уже год как ушедшего от власти.

Разговор о Ельцине неизбежно становится разговором о России - о том, что с ней произошло за 10 лет власти Ельцина. У Ельцина, строго говоря, нет личной судьбы. Говорить о нем поэтому следует нелицеприятно. Выдержит ли Ельцин такой разговор? Мне кажется, да. Тем не менее, именно личные качества человека, волею истории выдвинутого управлять Россией, сыграли главную роль в феномене Ельцина - больше - ельцинской России. В русской истории вопрос о личности лидера чуть ли не всегда был из главных, если не главнейшим. Единоличный правитель - вот образ русской власти. Когда это менялось, то ли в февральской революции, то ли в послесталинской партократии, то есть, своего рода коллективном управлении, результатом были анархия или застой. Ни Керенский, ни Брежнев благополучия стране не принесли.

В этом контексте - как судить о Ельцине? Своеобразие его в том, что он совместил в себе образы и качества, как демократического лидера Керенского, так и партократического ставленника Брежнева. При Ельцине были одновременно демократия и топтание на месте - так сказать "демократический застой". Несомненное явление и даже можно сказать торжество свободы. При том, что в действительности свобода мало что изменила к лучшему, а многое даже и ухудшила. Тем не менее, не случилось самого худшего. Россия не превратилась, скажем, в Югославию. Сама форма стабильности сохранилась, даже в критических ситуациях, вроде октября 1993-го. При этом все же, как говорил ельцинский предшественник, "процесс пошел".

Ельцин начал движение по очень крутому маршруту, которое могло обернуться вот уж поистине свободным падением, но вел его на тормозах. Тормозом была сама эта его уникальность - демократического лидера, и в то же время наследника старой школы авторитарного управления, номенклатурного босса. В этом смысле явление Ельцина можно назвать российской удачей: Брежнев уравновесил в нем Керенского. Это неустойчивое равновесие, деликатный баланс, как говорится в Америке, можно легко потерять. Задачей послеельцинской российской власти станет его удержание в режиме не личной уникальности, а конституированной и практически дееспособной системы, стабильность вследствие демократии, а не вопреки ей.

XS
SM
MD
LG