В Петербурге скончался историк отечественной цензуры Арлен Блюм
Говорит литературовед, глава петербургского ПЕН-Клуба Константин Азадовский:
– Такого интеллигентного, изящного, умного, остроумного человека просто не было. Это был человек, которого все любили – это очень редко.
Его миссия заключалась в том, чтобы раскрыть перед читателем страницы нашей истории – страницы духовного террора, каковым являлась советская цензура. Именно террор, который претерпела страна, народ, интеллигенция, является главным содержанием нашей истории ХХ века. После физического уничтожения людей, духовное уничтожение – самое страшное, что прошла наша страна. Арлен Блюм создал труд, который останется надолго памятником той эпохи – список запрещенных книг в Советском Союзе. И когда листаешь эту книгу, уже не нужны никакие учебники истории. Более объективной и более страшной картины трудно себе представить, никакие другие книги, фильмы не создают такого впечатления, как этот поразительный список. И это только одна из работ Арлена Блюма, сказал Константин Азадовский.
Арлен Блюм показал бездны адской кухни. Вот какие примеры собраны в его статье о секретных бюллетенях Главита:
"В журнале "Новый мир" были сняты стихи Корнилова как "упаднические, исполненные пессимизма":
Уйду от этой жизни прошлой,
Веселой злобы не тая, –
И в землю втоптана подошвой,
Как елка – молодость моя.
В журнале "Красная новь" №2, в пьесе Михаила Светлова "Глубокая провинция" сняты следующие места: "Так, мол, и так,
район голодает".
В журнале "Юный пролетарий" №14 в отделе "Головоломки" требуются ответы отгадок на вопросы: "13 – голос животного. 14 – имя вождя Красной Армии". Журнал задержан".
Арлен Блюм делает вывод: "Сплошное чтение публикуемых документов бюллетеней Главлита может вызвать ощущение сюрреалистического абсурда. Мелочность и придирчивость цензуры очень часто не вызывались "опасностью" текста, вовсе не претендовавшего на подрыв устоев. Но в том-то все и дело, что тоталитарная цензура не делает различия между главным и неглавным, существенным и несущественным. На ее цензурных весах одинаковы и действительно криминальный "антисоветский" текст, и пустячная опечатка в кроссворде.... Главная ее задача – устрашение всех пишущих, порождение тотального страха, полной неуверенности авторов, тщетно пытающихся угадать желания власти и тем самым обезопасить себя. Можно вывести закономерность тоталитарной цензуры: для нее важнее сам факт запрещения, чем содержание запрещаемого текста. Другими словами – репрессия как таковая имеет в ее глазах самодовлеющую ценность".
Об Арлене Блюме говорит соредактор журнала "Звезда" Андрей Арьев:
– Арлен Викторович работал за кулисами министерства правды. И после его книг вряд ли кто-нибудь может проделать такую работу. Не потому, что не попасть в архивы, а потому что нет такой добросовестности, такой целеустремленности в скучной работе. Арлен Блюм никаких метафор и преувеличений себе не позволял, а просто работал и показывал ту ужасную борьбу со словом, с культурой, которую вела советская цензура, – подчеркнул Андрей Арьев.
Исследование советской цензуры считает главной заслугой Арлена Блюма и поэт Сергей Стратановский:
– Он всегда своих знакомых просил приводить примеры. В частности, я ему рассказал, как в стихотворении Олега Охапкина в журнале "Нива" слова "божий мир" заменили на "гожий мир", поскольку Бога было упоминать нельзя – в том числе и божий мир. Он очень живо это воспринял. Я помню, сказал ему о том, как цензурировали эпосы народов, населяющих Россию. Например, татарский эпос был запрещен и в сталинское, и в хрущевское, и в брежневское время. Был опубликован на русском языке только в 1997 году, – рассказал Сергей Стратановский.
А вот историк неподцензурной ленинградской литературы, бывший политзаключенный Вячеслав Долинин считает, что уроки Арлена Блюма сегодня не востребованы:
– Одна из последних книг Блюма была посвящена цензуре в нашем городе в период правления в нем Григория Романова. И вот недавно последователи Романова на доме, где жил тогдашний наш правитель, установили мемориальную доску, – сказал Вячеслав Долинин.
Арлен Блюм не раз выступал на волнах Радио Свобода. Вот одна из передач о цензуре с его участием:
"Одни полагают, что возникла цензура в эпоху Петра Первого, который ограничил доступ книг церковного характера, поступающих из Киева и Чернигова. Другие – и я в том числе – считают, что цензура все-таки возникла в тот момент, когда наконец, спустя 200 лет после появления книгопечатания в России в XVI веке, уже в конце XVIII века Екатерина Вторая наконец-то милостиво соизволила выпустить указ, дозволяющий заводить вольные типографии, то есть частные типографии. Одновременно она озаботилась – кстати, неосмотрительно – тем, чтобы ввести и цензуру, но она возложила ее на урядников благочиния, то есть, попросту говоря, полицейских чиновников. Ну, это все равно что, если бы в наше время, в советское время цензура была возложена на участковых милиционеров. Поэтому за все время действия этого указа, до смерти Екатерины Второй в 1796, не было запрещено ни одно произведение, если не считать книг, запрещенных ею лично. Это известная история с Радищевым, "Путешествием..." – сожженной книгой, и книги великого русского просветителя Николая Ивановича Новикова – вот, собственно, этим и ограничиваются факты цензуры.
А потом история прошла такой извилистый путь, и главным образом он связан с борьбой писателей, и не только писателей, интеллигенции за свободу слова, печати и освобождение печатного слова от самого главного и безусловного зла – ига превентивной (предварительной) цензуры. Она была отменена только 100 лет назад, в 1906 году точнее, в результате событий 1905 года, когда выпущен был известный Манифест Николая Второго, даровавший свободу слова и печати. И до 1917 года, в общем-то, можно сказать, что это были довольно бластные времена. Сравнительно, конечно, там тоже были всякие истории. Ну, а большевики, придя к власти в 1917 году, установили предварительную и карательную цензуру в самом жестком выражении, в каком-то смысле напоминающую цензурную политику Николая Первого, что-то общее здесь есть."
Говорит литературовед, глава петербургского ПЕН-Клуба Константин Азадовский:
– Такого интеллигентного, изящного, умного, остроумного человека просто не было. Это был человек, которого все любили – это очень редко.
Его миссия заключалась в том, чтобы раскрыть перед читателем страницы нашей истории – страницы духовного террора, каковым являлась советская цензура. Именно террор, который претерпела страна, народ, интеллигенция, является главным содержанием нашей истории ХХ века. После физического уничтожения людей, духовное уничтожение – самое страшное, что прошла наша страна. Арлен Блюм создал труд, который останется надолго памятником той эпохи – список запрещенных книг в Советском Союзе. И когда листаешь эту книгу, уже не нужны никакие учебники истории. Более объективной и более страшной картины трудно себе представить, никакие другие книги, фильмы не создают такого впечатления, как этот поразительный список. И это только одна из работ Арлена Блюма, сказал Константин Азадовский.
Арлен Блюм показал бездны адской кухни. Вот какие примеры собраны в его статье о секретных бюллетенях Главита:
Его миссия заключалась в том, чтобы раскрыть перед читателем страницы нашей истории – страницы духовного террора, каковым являлась советская цензура
Уйду от этой жизни прошлой,
Веселой злобы не тая, –
И в землю втоптана подошвой,
Как елка – молодость моя.
В журнале "Красная новь" №2, в пьесе Михаила Светлова "Глубокая провинция" сняты следующие места: "Так, мол, и так,
район голодает".
В журнале "Юный пролетарий" №14 в отделе "Головоломки" требуются ответы отгадок на вопросы: "13 – голос животного. 14 – имя вождя Красной Армии". Журнал задержан".
Арлен Блюм делает вывод: "Сплошное чтение публикуемых документов бюллетеней Главлита может вызвать ощущение сюрреалистического абсурда. Мелочность и придирчивость цензуры очень часто не вызывались "опасностью" текста, вовсе не претендовавшего на подрыв устоев. Но в том-то все и дело, что тоталитарная цензура не делает различия между главным и неглавным, существенным и несущественным. На ее цензурных весах одинаковы и действительно криминальный "антисоветский" текст, и пустячная опечатка в кроссворде.... Главная ее задача – устрашение всех пишущих, порождение тотального страха, полной неуверенности авторов, тщетно пытающихся угадать желания власти и тем самым обезопасить себя. Можно вывести закономерность тоталитарной цензуры: для нее важнее сам факт запрещения, чем содержание запрещаемого текста. Другими словами – репрессия как таковая имеет в ее глазах самодовлеющую ценность".
Об Арлене Блюме говорит соредактор журнала "Звезда" Андрей Арьев:
– Арлен Викторович работал за кулисами министерства правды. И после его книг вряд ли кто-нибудь может проделать такую работу. Не потому, что не попасть в архивы, а потому что нет такой добросовестности, такой целеустремленности в скучной работе. Арлен Блюм никаких метафор и преувеличений себе не позволял, а просто работал и показывал ту ужасную борьбу со словом, с культурой, которую вела советская цензура, – подчеркнул Андрей Арьев.
Исследование советской цензуры считает главной заслугой Арлена Блюма и поэт Сергей Стратановский:
– Он всегда своих знакомых просил приводить примеры. В частности, я ему рассказал, как в стихотворении Олега Охапкина в журнале "Нива" слова "божий мир" заменили на "гожий мир", поскольку Бога было упоминать нельзя – в том числе и божий мир. Он очень живо это воспринял. Я помню, сказал ему о том, как цензурировали эпосы народов, населяющих Россию. Например, татарский эпос был запрещен и в сталинское, и в хрущевское, и в брежневское время. Был опубликован на русском языке только в 1997 году, – рассказал Сергей Стратановский.
А вот историк неподцензурной ленинградской литературы, бывший политзаключенный Вячеслав Долинин считает, что уроки Арлена Блюма сегодня не востребованы:
– Одна из последних книг Блюма была посвящена цензуре в нашем городе в период правления в нем Григория Романова. И вот недавно последователи Романова на доме, где жил тогдашний наш правитель, установили мемориальную доску, – сказал Вячеслав Долинин.
Арлен Блюм не раз выступал на волнах Радио Свобода. Вот одна из передач о цензуре с его участием:
"Одни полагают, что возникла цензура в эпоху Петра Первого, который ограничил доступ книг церковного характера, поступающих из Киева и Чернигова. Другие – и я в том числе – считают, что цензура все-таки возникла в тот момент, когда наконец, спустя 200 лет после появления книгопечатания в России в XVI веке, уже в конце XVIII века Екатерина Вторая наконец-то милостиво соизволила выпустить указ, дозволяющий заводить вольные типографии, то есть частные типографии. Одновременно она озаботилась – кстати, неосмотрительно – тем, чтобы ввести и цензуру, но она возложила ее на урядников благочиния, то есть, попросту говоря, полицейских чиновников. Ну, это все равно что, если бы в наше время, в советское время цензура была возложена на участковых милиционеров. Поэтому за все время действия этого указа, до смерти Екатерины Второй в 1796, не было запрещено ни одно произведение, если не считать книг, запрещенных ею лично. Это известная история с Радищевым, "Путешествием..." – сожженной книгой, и книги великого русского просветителя Николая Ивановича Новикова – вот, собственно, этим и ограничиваются факты цензуры.
А потом история прошла такой извилистый путь, и главным образом он связан с борьбой писателей, и не только писателей, интеллигенции за свободу слова, печати и освобождение печатного слова от самого главного и безусловного зла – ига превентивной (предварительной) цензуры. Она была отменена только 100 лет назад, в 1906 году точнее, в результате событий 1905 года, когда выпущен был известный Манифест Николая Второго, даровавший свободу слова и печати. И до 1917 года, в общем-то, можно сказать, что это были довольно бластные времена. Сравнительно, конечно, там тоже были всякие истории. Ну, а большевики, придя к власти в 1917 году, установили предварительную и карательную цензуру в самом жестком выражении, в каком-то смысле напоминающую цензурную политику Николая Первого, что-то общее здесь есть."
