Речь пойдёт не о ремесле устного перевода. По-английски не пришлось бы уточнять – «устного». Переводчик текстов – «translator». Толмач – «interpreter». Толмачу легче: он «толкует». А translator должен держаться духа и буквы: его легко схватить за руку.
Но я хочу поделиться другим опытом: несовпадений во времени, патетично говоря, историческом времени. Я читаю сейчас книгу Азар Нафиси, в прошлом преподавателя английской и американской литературы в Свободном исламском университете в Тегеране, с 1997 года – американского профессора. Книга называется «Reading Lolita in Tehran» («Читая «Лолиту» в Тегеране», 2003г.). Этот роман В.Набокова был и остаётся в Иране подозрительной ересью, так что Азар Нафиси читала и разбирала роман со студентами у себя дома.
Я впервые прочёл «Лолиту» в 1977 году в Киеве. В.Набоков был вроде бы запрещён, но за «Лолиту» рук не выкручивали. Его романы могли быть довеском – так было лично у меня – к криминальным «Архипелаг ГУЛАГ» и сборнику «Из-под глыб». На допросах в КГБ меня Набоковым не попрекали, но в протокол он был внесён. В тогдашнем Киеве климат был суровей, чем в Москве. В те дни, когда меня вызывали на допросы, я слушал по «Голосу Америки», как Белла Ахмадулина хрустальным голосом объяснялась в любви к Набокову и рассказывала о встрече с любимым писателем в Монтрё. Это не упрёк поэтессе, а напоминание о том, что Киев и Москва жили тогда в разных десятилетиях.
В сравнении с Тегераном 90-х климат в Киеве 70-х был умеренно континентальным, даже мягким. Тегеранские студентки, - пишет Азар Нафиси, - оценивались стражами революции по цвету губ, а не успеваемости. Сестёр Бронте на английской кафедре не преподавали, так как они «оправдывали адюльтер». Из прозы Хемингуэя цензоры выдавливали слово «вино». Студентки и студенты сидели в разных аудиториях. Студенток, торопящихся на лекцию, наказывали за быстрый шаг и учащённое дыхание. Ещё наказывали за смех в университетском коридоре, за припрятанные в ридикюле румяна.
Я читаю воспоминания Азар Нафиси и словно путешествую в машине времени. Чуть-чуть прибавишь газу – и ты в календаре сорокалетней давности, притормозишь – и в ХХI веке на поэтическом фестивале в Колумбии. В Facebook моя молодая приятельница (friend) украинская поэтесса Ирина рассказывает, как тысячи колумбийцев рукоплещут стихам турецкого поэта о Че Геваре. Я ворчливо пишу «коммент», мол, Ирина, поэзии не нужны аплодисменты тысяч рук, а этот самый команданте был вдохновенным головорезом. Мне неловко писать это: получается, что я ломаю ей кайф. Но – о чудо! – она отвечает, что согласна со мной, и что в компании серьёзных поэтов как раз обсуждали «больную тему». Слава Богу, - думаю я, - всё-таки молодые люди, чьи прадеды и прабабушки (не)пережили Голодомор, что-то чувствуют.
Месяца два назад другой friend, мой сверстник, немецкий поэт, восторженно писал в Facebook о «незабываемой» атмосфере поэтического фестиваля в Никарагуа. Я не поленился и нашёл репортажи с этого фестиваля. Температура там действительно зашкаливала: маститая поэтесса-троцкистка отважно клеймила нынешнюю «клику ревизионистов». Я не написал «коммент». Зачем? Я всё равно опоздал. Когда-то в университете у меня была пятёрка по синхронному переводу. Но с годами я сдаю. То ли одышка. То ли ноги не те.
Но я хочу поделиться другим опытом: несовпадений во времени, патетично говоря, историческом времени. Я читаю сейчас книгу Азар Нафиси, в прошлом преподавателя английской и американской литературы в Свободном исламском университете в Тегеране, с 1997 года – американского профессора. Книга называется «Reading Lolita in Tehran» («Читая «Лолиту» в Тегеране», 2003г.). Этот роман В.Набокова был и остаётся в Иране подозрительной ересью, так что Азар Нафиси читала и разбирала роман со студентами у себя дома.
Я впервые прочёл «Лолиту» в 1977 году в Киеве. В.Набоков был вроде бы запрещён, но за «Лолиту» рук не выкручивали. Его романы могли быть довеском – так было лично у меня – к криминальным «Архипелаг ГУЛАГ» и сборнику «Из-под глыб». На допросах в КГБ меня Набоковым не попрекали, но в протокол он был внесён. В тогдашнем Киеве климат был суровей, чем в Москве. В те дни, когда меня вызывали на допросы, я слушал по «Голосу Америки», как Белла Ахмадулина хрустальным голосом объяснялась в любви к Набокову и рассказывала о встрече с любимым писателем в Монтрё. Это не упрёк поэтессе, а напоминание о том, что Киев и Москва жили тогда в разных десятилетиях.
В сравнении с Тегераном 90-х климат в Киеве 70-х был умеренно континентальным, даже мягким. Тегеранские студентки, - пишет Азар Нафиси, - оценивались стражами революции по цвету губ, а не успеваемости. Сестёр Бронте на английской кафедре не преподавали, так как они «оправдывали адюльтер». Из прозы Хемингуэя цензоры выдавливали слово «вино». Студентки и студенты сидели в разных аудиториях. Студенток, торопящихся на лекцию, наказывали за быстрый шаг и учащённое дыхание. Ещё наказывали за смех в университетском коридоре, за припрятанные в ридикюле румяна.
Я читаю воспоминания Азар Нафиси и словно путешествую в машине времени. Чуть-чуть прибавишь газу – и ты в календаре сорокалетней давности, притормозишь – и в ХХI веке на поэтическом фестивале в Колумбии. В Facebook моя молодая приятельница (friend) украинская поэтесса Ирина рассказывает, как тысячи колумбийцев рукоплещут стихам турецкого поэта о Че Геваре. Я ворчливо пишу «коммент», мол, Ирина, поэзии не нужны аплодисменты тысяч рук, а этот самый команданте был вдохновенным головорезом. Мне неловко писать это: получается, что я ломаю ей кайф. Но – о чудо! – она отвечает, что согласна со мной, и что в компании серьёзных поэтов как раз обсуждали «больную тему». Слава Богу, - думаю я, - всё-таки молодые люди, чьи прадеды и прабабушки (не)пережили Голодомор, что-то чувствуют.
Месяца два назад другой friend, мой сверстник, немецкий поэт, восторженно писал в Facebook о «незабываемой» атмосфере поэтического фестиваля в Никарагуа. Я не поленился и нашёл репортажи с этого фестиваля. Температура там действительно зашкаливала: маститая поэтесса-троцкистка отважно клеймила нынешнюю «клику ревизионистов». Я не написал «коммент». Зачем? Я всё равно опоздал. Когда-то в университете у меня была пятёрка по синхронному переводу. Но с годами я сдаю. То ли одышка. То ли ноги не те.
