В Лондоне на 89 году жизни умер выдающийся британский художник Люсьен Фрейд, один из классиков послевоенного искусства.
Люсьен Фрейд – внук основателя психоанализа Зигмунда Фрейда – родился в Берлине, его семья переехала в Великобританию накануне прихода к власти Гитлера. Получил художественное образование в Лондоне, служил во время войны на флоте, после окончания второй мировой провел некоторое время в Париже, где познакомился с известными в то время галеристами, коллекционерами и художниками. Люсьен Фрейд поселился в Лондоне, где и прожил долгую жизнь.
Как и его друг Фрэнсис Бэкон, Фрейд начинает восприниматься критиками как классик фигуративной живописи, один из последних "великих модернистов". Славу ему принесли портреты – что выглядело даже вызывающе в эпоху отказа не только от фигуративности, но и вообще от живописи как жанра изобразительного искусства. В последние десятилетия сложился своего рода "культ Люсьена Фрейда", его работы продавались за рекордные суммы, однако художник продолжал неустанно трудиться, редко показываясь на публике.
О Люсьене Фрейде в интервью Радио Свобода рассказывает известный художник Виктор Пивоваров.
– В некрологах, которые появились в мировой прессе, Люсьена Фрейда сравнивают с Курбе, Тицианом и Пикассо. Более того, один из некрологов так и называется: "Старый мастер, случайно оказавшийся в ХХ веке". Разделяете ли вы такое отношение?
– Частично – да. Но я бы отнес его к совершенно другой традиции. Я нахожу очень мало общего у Фрейда с Тицианом, Пикассо и Курбе. Я хотел бы сказать несколько слов о том, что такое вообще уход Люсьена Фрейда. Любая смерть есть конец чего-то. Смерть великого художника – тем более. Конец Фрейда ставит несколько точек. Он вообще, если можно к нему применить такое слово, опаздывающий. Он опоздал во всем. Он последний экзистенциалист, когда экзистенциалисты, все его современники, давным-давно умерли – Сартр, Камю, Джакометти, его друг Фрэнсис Бэкон, а он упорно оставался в этом духовном движении. Это духовное движение возникло на фоне богооставленности, которая особенно усилилась после Второй мировой войны, после страшных лагерей, жертв и всего прочего. Фрейд не просто пережил, он оставил свою личную интерпретацию экзистенциализма, которая актуальна и сегодня.
Вторая точка, которую ставит Фрейд, – он последний сезаннист. Фрейд начал как художник во время Второй мировой войны. И первый его период был очень романтическим, очень странным, с фантазиями и полетами. Этот период довольно мало известен, и мне кажется, что русскому зрителю он бы был очень близок в силу особой чувствительности и сентиментальности. В конце 1950-х годов Фрейд решительно захлопывает дверь в эту комнату и обращается к Сезанну. Когда сезаннизм, движение, которое охватывало всю Европу, и Россию в том числе, закончилось, он становится его последователем и не просто последователем, но и доводит эту тенденцию, это движение до своего логического конца.
В чем это заключается? Прежде всего, это – неактуальная живопись с натуры. Современные художники с натуры не работают, все работают с фотографии. У Фрейда же – никаких фантазий. Невероятно откровенные, откровенные до предела портреты – мужские и женские, иногда женщины и мужчины вместе. Реже – натюрморты и пейзажи. Это неудивительно, потому что человек находится в центре его внимание. Как сезаннист, он как будто исследует исключительно поверхность, с топографической точностью воссоздает все ничтожнейшие повороты внешней формы.
– Вот здесь как раз и возникает вопрос: Фрейд рисовал портреты, но ощущение возникает такое, что он рисует не людей, а человеческую плоть...
– Да. Дело в том, что у него необычайно аскетический подход. Он как бы говорит: "Внутренний мир человека меня не интересует, я этим не занимаюсь, я передаю только поверхность". И парадоксальным образом он говорит очень много о человеке, о его внутреннем мире и его сознании.
– Практически во всех текстах, посвященных смерти Люсьена Фрейда, возникает неприятная для художников – по крайней мере, для многих художников – тема денег. Дело в том, что он был чуть ли не самым дорогим из живущих или живших художников за последние 10 лет, и этому способствовали, конечно, и русские деньги. Известно, что Роман Абрамович купил знаменитую картину Фрейда "Спящая инспектор по социальным пособиям". Но дело не только в Абрамовиче и дело не только в том, как работы Фрейда продавались в последние годы. Фрейд был очень популярен в разных социальных слоях – от Елизаветы Второй, портрет которой он нарисовал, до поп-мира (знаменитый портрет беременной Кейт Мосс). Эта популярность связана с тем, что западная и не только западная публика как-то ностальгирует по фигуративности в условиях современного искусства?
– Я думаю, что вопрос сложнее. Вообще, до известной степени популярность Фрейда загадочна. Кстати говоря, как и во всем остальном, он – "поздний овощ": популярность пришла к нему очень поздно, практически в старости. Почему он стал таким популярным? В силу уникальности его дарования. Еще одна точка, которую он ставит: он, кажется, последний художник, который стремится к совершенству. Современные художники не стремятся к совершенству, это слишком сложно и, главное, недостижимо. Мне кажется, это сознают все живущие художники. А Фрейд игнорировал эту всеобщую резигнацию. Его невероятное упорство, аскетизм в работе, высочайшая планка, которую он поставил перед собой, подкупают, – и зрители это чувствуют.
Люсьен Фрейд – внук основателя психоанализа Зигмунда Фрейда – родился в Берлине, его семья переехала в Великобританию накануне прихода к власти Гитлера. Получил художественное образование в Лондоне, служил во время войны на флоте, после окончания второй мировой провел некоторое время в Париже, где познакомился с известными в то время галеристами, коллекционерами и художниками. Люсьен Фрейд поселился в Лондоне, где и прожил долгую жизнь.
Как и его друг Фрэнсис Бэкон, Фрейд начинает восприниматься критиками как классик фигуративной живописи, один из последних "великих модернистов". Славу ему принесли портреты – что выглядело даже вызывающе в эпоху отказа не только от фигуративности, но и вообще от живописи как жанра изобразительного искусства. В последние десятилетия сложился своего рода "культ Люсьена Фрейда", его работы продавались за рекордные суммы, однако художник продолжал неустанно трудиться, редко показываясь на публике.
О Люсьене Фрейде в интервью Радио Свобода рассказывает известный художник Виктор Пивоваров.
– В некрологах, которые появились в мировой прессе, Люсьена Фрейда сравнивают с Курбе, Тицианом и Пикассо. Более того, один из некрологов так и называется: "Старый мастер, случайно оказавшийся в ХХ веке". Разделяете ли вы такое отношение?
Он как бы говорит: "Внутренний мир человека меня не интересует, я этим не занимаюсь, я передаю только поверхность". И парадоксальным образом он говорит очень много о человеке, о его внутреннем мире и его сознании.
Вторая точка, которую ставит Фрейд, – он последний сезаннист. Фрейд начал как художник во время Второй мировой войны. И первый его период был очень романтическим, очень странным, с фантазиями и полетами. Этот период довольно мало известен, и мне кажется, что русскому зрителю он бы был очень близок в силу особой чувствительности и сентиментальности. В конце 1950-х годов Фрейд решительно захлопывает дверь в эту комнату и обращается к Сезанну. Когда сезаннизм, движение, которое охватывало всю Европу, и Россию в том числе, закончилось, он становится его последователем и не просто последователем, но и доводит эту тенденцию, это движение до своего логического конца.
В чем это заключается? Прежде всего, это – неактуальная живопись с натуры. Современные художники с натуры не работают, все работают с фотографии. У Фрейда же – никаких фантазий. Невероятно откровенные, откровенные до предела портреты – мужские и женские, иногда женщины и мужчины вместе. Реже – натюрморты и пейзажи. Это неудивительно, потому что человек находится в центре его внимание. Как сезаннист, он как будто исследует исключительно поверхность, с топографической точностью воссоздает все ничтожнейшие повороты внешней формы.
– Вот здесь как раз и возникает вопрос: Фрейд рисовал портреты, но ощущение возникает такое, что он рисует не людей, а человеческую плоть...
– Да. Дело в том, что у него необычайно аскетический подход. Он как бы говорит: "Внутренний мир человека меня не интересует, я этим не занимаюсь, я передаю только поверхность". И парадоксальным образом он говорит очень много о человеке, о его внутреннем мире и его сознании.
– Практически во всех текстах, посвященных смерти Люсьена Фрейда, возникает неприятная для художников – по крайней мере, для многих художников – тема денег. Дело в том, что он был чуть ли не самым дорогим из живущих или живших художников за последние 10 лет, и этому способствовали, конечно, и русские деньги. Известно, что Роман Абрамович купил знаменитую картину Фрейда "Спящая инспектор по социальным пособиям". Но дело не только в Абрамовиче и дело не только в том, как работы Фрейда продавались в последние годы. Фрейд был очень популярен в разных социальных слоях – от Елизаветы Второй, портрет которой он нарисовал, до поп-мира (знаменитый портрет беременной Кейт Мосс). Эта популярность связана с тем, что западная и не только западная публика как-то ностальгирует по фигуративности в условиях современного искусства?
– Я думаю, что вопрос сложнее. Вообще, до известной степени популярность Фрейда загадочна. Кстати говоря, как и во всем остальном, он – "поздний овощ": популярность пришла к нему очень поздно, практически в старости. Почему он стал таким популярным? В силу уникальности его дарования. Еще одна точка, которую он ставит: он, кажется, последний художник, который стремится к совершенству. Современные художники не стремятся к совершенству, это слишком сложно и, главное, недостижимо. Мне кажется, это сознают все живущие художники. А Фрейд игнорировал эту всеобщую резигнацию. Его невероятное упорство, аскетизм в работе, высочайшая планка, которую он поставил перед собой, подкупают, – и зрители это чувствуют.
