Иван Толстой: Если собрать все, написанное о Радио Свобода за прошедшие полвека, соберется целый шкаф печатной продукции. Кто только не писал о Свободе! Руководители радиостанции рассказывали о главных политических коллизиях в эпоху своего правления, делая при этом упор на ближайшую родственницу Свободы – Свободную Европу. Американские, немецкие, итальянские и другие западные журналисты комментировали назначение и скандалы на станции. Конгресс Соединенных Штатов неоднократно проводил слушания, на которых обсуждалась судьба американского радиовещания по окончании холодной войны. Агенты полудюжины мировых разведок выступали с грозными отчетами о своей, судя по всему, невыполненной работе. Читатели старшего поколения, вероятно, помнят многочисленные пропагандистские книжки с названиями, вроде ''Антенны направлены на Восток'' или ''Клевета в эфире''. За 50 лет вышло бесконечное множество интервью, публикаций, откликов и досужих домыслов, относящихся к зарубежным голосам. Тем не менее, цельной книги о Свободе с обстоятельной историей, политикой и портретами да сих пор не было. Тем более – истории Русской службы, самой крупной и самой старой на Радио. Можно только гадать, почему не оставили своих записок ветераны-эмигранты: кто-то умирал, кто-то уходил со станции обиженным, кто-то ждал свободы слова в России и не дождался.
Джин Сосин начинал еще в 1952-м с рядовой должности в Нью-йоркском отделении за полгода до первого эфира, взошел по служебной лестнице до руководителя программного отдела в Нью-Йорке и заместителя директора, работал и в Мюнхене, организовывал различные конференции и выступления, а уходил на пенсию в августе 1985-го перед самым началом перестройки.
Юбилейную программу, посвященную нашему дорогому ветерану, начинает другой ветеран и коллега Джеймс Кричлоу.
Джеймс Кричлоу: Мы с Джином Сосиным друзья уже почти 60 лет. Познакомились в Мюнхене, в 1953 году. Мы тогда оба были работники на радиостанции, которая носила довольно помпезное название - ''Освобождение''. Мы оба обрадовались, когда вскоре переименовали ее в ''Свободу''. Я всегда очень уважал Джина, он человек, который очень предан русской культуре, получил докторскую степень в Колумбийском университете, написал диссертацию о русском детском театре, он очень большой поклонник идеи русской демократии. Когда люди были в Советском Союзе репрессированы, он всегда болел за них, как за своих. Я должен сказать, что эти понятия в течение всех лет его работы на ''Свободе'' были его Полярной звездой.
Иван Толстой: Как вы были связаны по работе с ним?
Джеймс Кричлоу: Мы дружили всегда, но когда я работал в Мюнхене, он, главным образом, работал в Нью-Йорке, а когда меня перевели в Нью-Йорк, он уже был в Мюнхене, так что мы часто встречались, но только в течение пяти-шести лет работали и жили в одном городе, в Нью-Йорке.
Иван Толстой: Раньше, в 50-е годы, в 60-е, и, даже, немножко в 70-е, многие американские руководители Радио Свобода знали русский язык. Это было обязательным для американского администратора или так получилось случайно?
Джеймс Кричлоу: Нет, это было обязательным, и я вам скажу почему. Потому что наши русские коллеги из Советского Союза мало говорили по-английски, так что обязательно было с ними общаться по-русски. Это было и для нас полезно, потому что мы усовершенствовали свои знания русского языка. Теперь это по-другому. Когда я приезжаю в Прагу, не с кем говорить по-русски, потому что они все говорят по-английски, что для меня немножко досадно.
Иван Толстой: Как вы оцениваете книгу Джина Сосина ''Искры Свободы''?
Джеймс Кричлоу: Я, конечно, ее очень уважаю, очень полезная работа, очень правильная, и я надеюсь, что будущие поколения будут читать ее, если будет интерес к этому делу, - он абсолютно объективно пишет.
Иван Толстой: В 1968 году на Запад вместе с женой бежал писатели и многолетний узник сталинских лагерей Аркадий Викторович Белинков. В Европе и особенно в Соединенных Штатах он столкнулся с драмой непонимания, недоверия. О роли Джина Сосина в белинсковской судьбе рассказывает вдова писателя Наталья Белинкова.
Наталья Белинкова: Наше знакомство, а потом и сотрудничество, а в дальнейшем и дружба с Джином началось с курьёзного недоразумения. Конец шестидесятых – начало семидесятых. Между работниками радиостанции ''Свобода'' и слушателями их передач в СССР был вывешен печально известный железный занавес. С одной стороны, передачи ''Свободы'' старательно глушились. С другой стороны, корреспондентам станции было еще труднее получать правдивую информацию о событиях и настроениях в СССР.
Итак, 1968 год. Мы с Аркадием только что эмигрировали (более точно - бежали из СССР) и временно обосновались в штате Коннектикут. Естественно, к нам был проявлен большой интерес как русскими эмигрантами, так и специалистами в области русского языка и литературы. Встреча беженцев с аборигенами, (то есть бывших советских писателей с американскими советологами) принесла много неожиданностей и для тех, и для других. И начались все эти недоразумения при первой же нашей встрече с сотрудникам ''Свободы''.
Редакция ''Свободы'' находилась в Нью-Йорке. Сравнительно недалеко. И первыми людьми, которые наладили с нами контакт – были сотрудники радиостанции Джин Сосин и Владимир Юрасов,
В нашем маршруте СССР – Америка было несколько “остановок” в Восточной Европе – в том числе и в Чехословакии. Здесь нас захлестнула Пражская весна, и здесь же мы услышали о советских танках на границе. Как потом подтвердилось, это не были слухи.
Когда мы рассказали о танках на чехословацкой границе нашим гостям из ''Свободы'', они явно удивились, очевидно нам не поверили и постарались изобразить вежливые беспристрастные лица.
На следующее утро был звонок. Звонил Джин Сосин: “Поздравляем вас, советские танки вошли в Чехословакию!” Мы растерялись. Радоваться вторжению мы вроде бы не могли. С чем нас поздравляли – с тем, что мы вовремя оттуда смылись или с точностью прогноза? С тех пор мы приобрели надежных друзей на Свободе.
Иван Толстой: Наталья Александровна, кто еще оказался в состоянии понять Вас и Аркадия Викторовича?
Наталья Белинкова: Не могу удержаться, чтобы не сказать о тех, кто оказался не способен. Для контраста. Довольно скоро пришло время, когда некоторые журналисты и специалисты по Советскому Союзу стали нам задавать нелепые вопросы и вести себя, так сказать, неадекватно. Тогда это было для нас совершенной обескураживающей неожиданностью. Теперь я это объясняю атмосферой внезапной политики сближения с Советским Союзом и прекращением холодной войны во избежание международных конфликтов.
Железный занавес вкупе с советской пропагандой своё дело сделали. К беженцам из Советского Союза стали подозрительно относиться старые русские эмигранты тоже. Критика советской действительности, (Синявским, Амальриком, Кузнецовым, Белинковым) в глазах некоторой части русской эмиграции не имевшей опыта жизни в Советском Союзе, воспринималась как надругательство над Россией.
Атмосфера на радиостанции ''Свобода'' находилась в резком контрасте с подобными настроениями. Именно здесь мы нашли и понимающих нас, и поддерживающих. Первым среди них был Джин Сосин. Аркадий Белинков, отбывший 12 с половиной лет в Гулаге за свой первый роман “Черновик чувств”, получил наконец возможность бесцензурного выражения своих мыслей.
И тут я считаю необходимым поставить имя Сосина в один ряд с выдающимися людьми того времени. Андрей Седых (литературный секретарь Бунина, редактор газеты ''Новое Русское Слово''), Леонид Ржевский (прозаик, профессор Нью-йоркского университета), Светлана Аллилуева - дочь Сталина (писательница), Александра Львовна Толстая - дочь Льва Толстого, Александр Шмеман – протоиерей (философ, деятель русской православной церкви за рубежом), Виктор Франк – сын философа Семена Франка, писатель, Исаак Донович Левин (историк, мемуарист), Макс Хейуoрд (английский ученый, преподаватель в Оксфорде), Вера Данам (профессор на кафедре русской литературы. В этот список, конечно, нужно включить, как тогда говорили, невозвращенцев, совпавших по времени с нами, это - Леонид Финкельштейн (критик) и Анатолий Кузнецов (прозаик). Получилось многозначительное число – 12.
Я упомянула этих писателей не только потому, что они оставили в своих статьях и книгах свои заметки о Белинкове, но и потому, что они поддержали нас лично. Положительный отзыв в печати – это очень важно. Но эти люди (за одним-двумя не по их вине исключениями) нашли и время, и силы, и деньги, и потребность войти с нами в личный контакт. Америка - большая страна. Контакты это также значит: добраться до нас из другого города, другого штата, иногда – другой страны. Этим перечнем я хочу обратить внимание на то, что наш сегодняшний юбиляр Джин Сосин возглавил этот список замечательных людей, возможно, даже и не зная об их контактах с нами.
Иван Толстой: Расскажите, пожалуйста, об этой дружбе.
Наталья Белинкова: Как я сказала, сотрудничество с Джином Сосиным началось с легкого недоразумения. Оно превратилось в долгую крепкую дружбу и давно перешло из одной эпохи в другую. Пока я работала в Йельском университете в Нью-Хейвене недалеко от Нью-Йорка и я ближе познакомилась и с его женой Глорией. Оба работают, оба доброжелательны, оба – свои люди. Когда железный занавес упал, я, как источник информации о бывшем Советском Союзе, перестала представлять интерес для радиостанции. Но нам всё еще есть о чем поговорить, чем поделиться и даже при благоприятных обстоятельствах нагрянуть друг к другу в гости, несмотря на то, что мы живем на разных побережьях Америки. Они - на Восточном, а я - на Западном. Приняв меня, они принимают и моих близких.
Возвращаясь к прошлому, не могу пройти мимо того, как мы встретились с Джином и Глорией на Лондонской конференции по цензуре в 1970 году. Мы прибыли туда после автомобильной катастрофы в Италии. Аркадий был на костылях. Не знаю кто, Джин или Глория вовремя заподозрили, что с Аркадием твориться что-то неладное. Организовали поездку в госпиталь. Оказалось, они спасли его от начавшейся гангрены в переломанной ноге. Оба часто приезжали к нам в Нью-Хейвен, когда мы работали в Йельском университете. Аркадий в это время внештатно сотрудничал с русским департаментом Свободы. Но в наших встречах трудно было провести границу между серьёзным разговором по делу и веселой болтовней.
Мы, конечно, друзья, но мы и родные. По духу. Был короткий период, когда я, уже овдовевши, оказалась без работы. Джин готов был помочь мне получить работу на радиостанции, но время оказалось неподходящим. Станцию собирались закрывать и мне пришлось уехать на Западное побережье, где я нашла преподавательскую работу. Несколько лет тому назад в Принстонском университете проходила конференция о роли свободного радиовещания для России. Джин не замедлил пригласить на эту конференцию и меня. Так что расстояние не оборвало не только дружеские контакты, но и профессиональную связь.
Мне остается пожелать обоим русское: Так держать!
Иван Толстой: Чета Белинковых была не единственной, кого опекал наш юбиляр. Большая симпатия связывала его и с Александром Галичем, и симпатия эта переросла бы в дружбу, проживи Галич дольше. В своих мемуарах ''Искры Свободы'' Джин Сосин вспоминал галичевский приезд в Соединенные Штаты.
''Давид Эбшайэр, председатель Совета по международному радиовещанию, попросил меня передать Галичу приглашение посетить США весной 1975 года. Все расходы Совет брал на себя. Предполагалось, что Галич проведет некоторое время в Нью-Йорке, где даст несколько концертов для эмигрантов из России, а затем в моем сопровождении прибудет в Вашингтон для беседы о правах человека с некоторыми важными правительственными фигурами, встречи с которыми Эбшайэр организовал. Я получил для Галича визу и встретил его в аэропорту им. Джона Ф. Кеннеди. Со мною были два его старинных друга – Виктор и Галя Кабачники, работавшие на РС в Нью-Йорке. Галич посвятил им одну из своих баллад, ''Песню исхода'', когда они выезжали из СССР в 1971 году, назвав её ''грустным прощальным подарком''. Встреча друзей в аэропорту была очень радостной, и по дороге к Манхэттену наш гость все волновался от встречи со знаменитыми нью-йоркскими небоскребами.
Через день Галич был приглашен в качестве почетного гостя на банкет, организованный АФТ-КПП (Американской Федерацией Труда и Конгрессом Производственных Профсоюзов). Профсоюзы в это время вели активную борьбу за права рабочих в Советском Союзе и знали Галича как диссидента. Я был переводчиком и объяснял, что такое ''гитарная поэзия'', которую гость представил собравшимся. Галич был теплым и открытым человеком, любившим жизнь. Америка его очаровала. Вскоре мы перешли на «ты», как французы, и я называл его ''Сашей'', отставив официальное обращение - ''Александр Аркадьевич''.
Саша предпочел отправиться в Вашингтон поездом, а не самолетом. Можно было отдохнуть и взглянуть на страну. Мы с Глорией встретились с ним на Пеннсильванском вокзале. Только тронулись и въехали в туннель под Гудзоном, как вдруг погас свет. Мы молча сидели в темноте, и тут раздался Сашин голос: ''Западная технология!'' - провозгласил он по-русски насмешливым тоном. Через много лет, в 1989 году, когда я выступал с речью на вечере Галича в Москве, я рассказал этот случай благодарной публике, хорошо знакомой с Сашиным чувством юмора''.
Из воспоминаний Джина Сосина. Но не только Джин с теплом вспоминает Галича, но и Галич запомнил свои встречи с Джином Сосиным. Вот отрывок из галичевского рассказа об американской поездке и том самом банкете. Эфир Радио Свобода, 5-е июля 1975 года.
Александр Галич: И вот я сидел за парадным столом в огромном зале большого отеля, сейчас уже не помню его названия, и в этом огромном зале присутствовало очень много людей - это были рабочие люди по самому настоящему счету, это были люди из разных профсоюзов, тут были и портные, и рабочие железных дорог, и рабочие сталелитейной промышленности.
Вел этот вечер, председательствовал на нем замечательный певец и замечательный деятель Бойард Растин, председатель социал-демократов США, негр. И вел он вечер необыкновенно интересно, потому что он и говорил, и объявлял имена выступающих, и пел. Он вдруг, где-то в середине выступления, своей речи, начинал петь старый негритянский спиричуэл, который подхватывал весь зал. И впечатление от этого вечера было впечатлением необыкновенно мощным: вот, понимаете, это были те люди, хозяева страны, рабочие, которые являются хозяевами страны, которые диктуют крупнейшим корпорациям свои условия, они диктуют, они настаивают на них, они умеют добиваться своих рабочих прав.
В конце этого вечера господин Растин предоставил слово мне, представил меня, как своего собрата. Правда, он уже теперь не выступает и не поет, у него дела значительно поважнее, он мне сказал, что я еще продолжаю этим заниматься. Я выступил, сказал несколько слов по-английски, насколько мне позволял мой английский язык. Я сказал, что это мой первый день в Америке, о том, что это мой первый вечер и мое первое выступление в Америке, я даже пошутил (что было правдой), что это мой первый американский костям, сегодня купленный специально для этого вечера.
Потом я спел несколько своих песен, в частности, спел ''Старательский вальсок'', который прекрасно перевел мой друг и человек, который много занимается историей советской песни протеста Джин Сосин. Вот в его переводе я спел ''Старательский вальсок''. Так закончился мой первый день в Америке, а потом начались сумасшедшие дни.
Иван Толстой: Рассказывал Александр Галич. Но пора уже наконец дать микрофон самому юбиляру. Мы начнем издалека. Выступление Джина Сосина в нью-йоркской студии Свободы в программе Владимира Юрасова. Джин рассказывает о семинаре, посвященном Иосифу Бродскому. Хочу обратить внимание, что в дни проведения семинара (конец апреля 72 года) Бродский еще не покинул Советский Союз, до эмиграции оставалось около недели. И второе замечание: Ведущий, Юрасов, называет Джина на русский манер, как это было в те годы принято на нашей станции.
Владимир Юрасов: Говорит Владимир Юрасов. Рядом со мной в студии находится постоянный сотрудник Радио ''Свобода'', доктор гуманитарных наук Евгений Эдуардович Cосин. Евгений Эдуардович недавно участвовал в Северо-восточной конференции американского Общества ученых славистов, состоявшейся в США, в городе Берлингтоне в штате Вермонт. Вечером в пятницу 28 апреля состоялся семинар на тему ''Творческая мастерская поэта Иосифа Бродского''. Вел семинар профессор пеннсильванского колледжа Брин Мор Джон Клайн. Евгений Эдуардович, расскажите, пожалуйста, как прошел семинар.
Джин Сосин: Я хотел бы сказать, что благодаря самиздату, а также благодаря заграничным выступлениям, в частности, в США советских поэтов, таких как Евгений Евтушенко и Андрей Вознесенский, в академических кругах литературоведов и литературных критиков, среди студенческой молодежи резко возрос интерес к русской поэзии, особенно к советской поэзии, в особенности к творчеству нового поколения советских поэтов. Кстати, этим возросшим интересом объясняется и издание на иностранных языках в последние годы, в том числе и на английском языке, многих сборников стихотворений и поэм Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского, Беллы Ахмадулиной, а также молодых поэтов самиздата, которых в Советском Союзе не издают. Творчество советского поэта Иосифа Бродского давно привлекает внимание европейских и американских литературоведов и любителей поэзии. В Англии сейчас выходит большой сборник произведений Бродского, осенью выйдет сборник его поэм и стихов в Нью-Йорке. Председатель семинара о творчестве Бродского, профессор Клайн - большой поклонник поэзии Бродского, он один из редакторов этих сборников.
Владимир Юрасов: Евгений Эдуардович, это что, будут переводы стихов и поэм Иосифа Бродского?
Джин Сосин: В сборниках будут даны оригинальные тексты стихов и поэм по-русски и, параллельно, их перевод по-английски. Теперь почти всех советских поэтов печатают так - по-русски и тут же в переводе. Это дает читателям, знающим русский язык, возможность лучше понять поэтов.
Владимир Юрасов: Но не кажется ли вам, что интерес к творчеству Иосифа Бродского за границей начался с самиздатовских материалов о судебном процессе над поэтом в Ленинграде в 1964 году?
Джин Сосин: Да, конечно, несправедливая судебная расправа над поэтом, ссылка его, как тунеядца, самиздатовский отчет о судебной позорной комедии, который попал за границу, все это привлекло внимание мировой печати и общественности. Но семинар был посвящен творчеству Иосифа Бродского - его стихам, его поэмам, его поэтическому творчеству, его особенностям, его истокам, поэтическим приемам. Отсюда и название семинара - ''Поэтическая мастерская Иосифа Бродского''.
Иван Толстой: Рыцарь Свободы: К 90-летию нашего ветерана Джина Сосина. Подхватит рассказ та, которая знает Джина лучше всех – его верная и любящая жена Глория.
Глория Сосин: Моему мужу Джину исполняется 90 лет в воскресенье, и я очень рада, я очень горда им. Он 33 года работал на Радио ''Свобода'', и он еще чувствует, что он работает - он каждый день занимается имейлами, которые он получает о том, что делается на радио, он очень жив, он чувствует себя довольно хорошо, и мы очень рады, Иван, что вы делаете программу.
Right now we're very pleased because our children are here and they've just come from San Francisco and on Sunday we will be having a family party to celebrate. Radio Liberty has been a part of Gene's life ever since 1953 when he began with the foundation of the station. He still feels a part of it and is always interested in democracy in Russia and is very proud of what Radio Liberty has been able to contribute to that and I have shared that with him. We have just celebrated our 61st anniversary, so this is a very wonderful occasion. I'm very grateful to you, Ivan, for having thought of that and полный вперед!
Иван Толстой: Глория сказала по-английски почти то же, что и по-русски, и в переводе ее слова вряд ли нуждаются.
Лариса Силницкая, передачи которой из Вашингтонской студии помнят многие наши радиослушатели, познакомилась с Джином Сосиным в середине 70-х годов.
Лариса Силницкая: Познакомились мы с Джином в 1974 году, через пару месяцев после нашего приезда в Нью-Йорк. Мы позвонили ему потому, что до приезда в Нью-Йорк мы даже не знали, что в Нью-Йорке существует отделение Радио ''Свобода'', потому что до этого мы жили в Израиле и работали с отделом опроса общественного мнения нашего радио, который был в Париже. Нам посылали пленки с записью программ радио, Русской службы, и мы там давали им оценку и отправляли обратно в Париж.
И вот одна из этих пленок через Израиль пришла к нам в Америку. Но у нас не было магнитофона с собой, чтобы прослушать, тогда это все было на бобинах, и кто-то нам посоветовал, сказал, что в Нью-Йорке есть тоже отделение Радио ''Свобода'', нам там помогут прослушать эти пленки и дали телефон Джина. Так мы с ним познакомились.
Первое впечатление было - что это американец, великолепно говорящий по-русски. Он очень хорошо нас принял и сделал все, что мог, для того, чтобы предоставить нам уголок на радио с магнитофоном, на котором мы могли проигрывать бобины - тогда еще не было такой техники великолепной, как в настоящее время. Очень мягкий, очень услужливый человек, всегда готов помочь, как мы выяснили позже, сам любил советоваться с людьми, и его дом оказался первым американским домом, куда мы были приглашены. Для нас это было чрезвычайно важно, нам как-то сразу стало теплее, и мы почувствовали себя больше дома, чем вначале, когда приезжаешь в новую страну.
Постепенно и я, и мой муж, мы стали сотрудничать с радио, но как внештатные сотрудники. Тогда главная обязанность Джина, если я не ошибаюсь, это уже было много лет тому назад, была, во-первых, находить потенциальных сотрудников для радио, потому что тогда, в 1974 году, эмиграция была не массовой еще, но уже начали выезжать люди из Советского Союза, он с ними знакомился, узнавал и приглашал обычно новых людей на радио для того, чтобы они выступили перед сотрудниками. Кроме того, еще и в его обязанности входило поддерживать очень тесную связь с американскими университетами, главным образом со специалистами по Восточной Европе и Советскому Союзу, тогда и это было чрезвычайно важно, потому что новые сотрудники, недавно попавшие в США, конечно, не знали многих специалистов, которые нужны были для программ наших, нужно было брать интервью по многим темам у американских специалистов, и он помогал нам всем с ними связаться. Что, конечно, было очень важно для нас, для сотрудников - познакомиться с коллегами американскими, и это было важно для радио, потому что чем теснее была наша связь с американской профессурой, тем лучше нас знали здесь, в Америке. Это было важно для всех, и эта его функция, по-моему, была чрезвычайно существенной.
Он сам жил радио, это была его жизнь, он очень интересовался Советским Союзом и часто советовался с нашими сотрудниками, недавно покинувшими Советский Союз. К моему глубокому сожалению, Джин больше интересовался вопросами культуры, музыки, кино, душа его была в этой области, философскими передачами, историческими, а политика и политические анализы, мне кажется, его интересовали немножко меньше. Диссертацию свою, когда он учился, он писал, по-моему, о детском театре в Советском Союзе. Вот это для него было очень важно. Меня это немножко огорчало, потому что потом, когда я читала его книгу, например, он больше рассказывал о людях культуры и искусства, нежели о наших сотрудниках, которые занимались другим делами, я особенно не заметила их имен в книге.
Только один смешной эпизод - как я оказалась на станции, потом уже, в качестве сотрудника. У мужа был год повышения квалификации от Тель-Авивского университета, и мы были связаны с Колумбийским университетом, где мы этот год проводили. Тогда один американский журналист вывез из Москвы воспоминания Хрущева. Хрущев или кто-то из членов его семьи передал ему магнитофонные записи мемуаров Хрущева, которые тот сам наговорил. И это находилось в Русском центре Колумбийского университета, а поскольку мы были связаны тогда с Колумбийским университетом, мне сказали, что они ищут человека, который может перепечатать эти воспоминания с магнитофонной ленты на бумагу на машинке. И Джин об этом знал. В то же время Солженицын был в Нью-Йорке и выступил перед членами американских профсоюзов. ''Нью-Йорк Таймс'' хотела опубликовать это его выступление, Солженицын выступал по-русски, но текста у них русского не было, а только магнитофонная запись, и вот им нужно было срочно перепечатать эту запись с пленки на машинке. И тогда мне позвонили с радио, поскольку знали, что я делаю ту же работу с воспоминаниями Хрущева, и попросили приехать на радио и сделать это для газеты ''Нью-Йорк Таймс''. Я приехала и распечатала этот текст, что произвело колоссальное впечатление на руководство Нью-йоркского отдела Радио ''Свобода'', они были очень впечатлены скоростью моей, и с тех пор просто обращались ко мне всегда, когда им нужно было что-то быстро перепечатать. И когда одна из машинисток родила ребенка, они предложили мне пойти на работу на радио машинисткой.
Я работала машинисткой пять лет, и это была заслуга Джина в том смысле, что я получила постоянную работу на радио, за что я ему тоже очень благодарна - это важно для каждого новоприбывшего получить работу.
Пока мы работали вместе, отношения были очень хорошие, но более или менее официальные, а когда Джин вышел на пенсию, мы стали очень дружить, поскольку он уже не был моим начальником. Потом я переехала в Вашингтон и мы продолжали нашу дружбу уже по телефону, она продолжаться до сих пор, эта дружба уже носит более или менее семейный характер, мы говорим о внуках, о друзьях общих, и так далее. В моей судьбе он сыграл большую роль, во-первых, я уже говорила, в чем он помог нам, кроме того, благодаря ему мы познакомились с Джимом Кричлоу, познакомились с другими людьми, которые были нам очень интересны, очень близки и помогли нам чувствовать себя дома в США.
Иван Толстой: На смену Ларисы в Нью-Йоркское бюро в 70-х годах пришла переводчица Ирина Клионская, жена известного художника Марка Клионского. Сегодня она участвует в юбилейной программе.
Ирина Клионская: Я познакомилась с Джином в начале 1976 года. Тогда было 90-летие основания ''ХАЙАСа'' - организации, которая привозила эмигрантов в США, и я переводила речь президента ''ХАЙАСа'', который приветствовал людей, находящихся в зале. И когда кончилось все, ко мне подошел Джин и сказал, что он давно не слушал такого чистого русского языка. Так мы познакомились. Муж мой, художник, привез какие-то работы из России. Джин и Глория, мы встретились уже дома, я не помню, у нас или у них, и мы начали дружить. Но Джин не оставлял разговоров о том, что если я захочу, я могу работать на ''Свободе'', он попробует меня туда пригласить. Я, честно говоря, боялась тогда, в те годы, мне казалось, что это страшно - я только что уехала из России, где говорили всякие гадости о ''Свободе''. Но потом он пригласил меня работать, его секретарь ушла или переехала в Вашингтон, и он пригласил меня работать с ним. И я должна сказать, что это были замечательные годы. Помимо того, что работа была очень интересная, Джин очень приятный, замечательный человек, очень теплый, очень понимающий, он научил меня очень многому, расспрашивал многое, давал советы, спрашивал меня. Это было довольно интересно.
Я не помню, когда он ушел на пенсию, но мы проработали много лет вместе. Кроме того, мы встречались еще и домами, потому что мы хорошо знали детей Джина, они знали наших детей и мы очень дружили всегда домами, да и сейчас мы перезваниваемся. Я очень люблю их, и Глорию, и Джина, и интересно, что Джин всегда помнит день моего рождения, и каждый раз в день моего рождения он мне звонит и поздравляет. Это очень трогательно, потому что прошло уже много лет, мы не работаем много лет вместе, и тем не менее он всегда помнит этот день. Я тоже, конечно, ему звоню. У нас здесь есть несколько человек - и в Вашингтоне, и здесь, - которые очень любят Джина, и мы всегда дружим, перезваниваемся, знаем все дела домашние. Поэтому в день рождения я ему еще желаю долго, долго жить и быть таким же активным, какой он есть сейчас. Я знаю, что он и лекции пытается читать где-то, что он встречается с разными людьми, что он много рассказывает о ''Свободе'', и это очень приятно. Мы с мужем желаем ему и Глории самого, самого лучшего, и жить, как говорят, до 120 лет.
Иван Толстой: Я звоню самому юбиляру поздравить его со славной датой. Джин, что было самым главным в вашей жизни за все 90 лет?
Джин Сосин: Я думаю, что самое главное для меня это тот факт, что я познакомился с будущей женой Глорией в Колумбийском университете в 1947 году, когда после войны я решил посветить свою карьеру изучению русской литературы, русского языка и советской политики. И случайно она тоже (я ее еще не знал) решила посвятить этому свою карьеру. Мы познакомились, мы влюбились, через два-три года мы поженились и поехали в Мюнхен, чтобы стать членами знаменитой Гарвардской экспедиции, где мы интервьюировали перемещенных лиц из Советского Союза и много узнали о настоящем положении в сталинской диктатуре. Для меня знакомство и жизнь уже 61 лишним год с Глорией - это самое важное.
А второе - это то, что я пошел на работу на Радио ''Свобода'', служил там 33 года, и даже в отставке стараюсь продолжать быть полезным для достижения целей этой станции, даже после того, как советская диктатура уже исчезла.
Иван Толстой: Джин, можно спросить вас, кто самые яркие фигуры в истории радио, которых вы сами лично встречали?
Джин Сосин: Очень легко ответить на этот вопрос, Иван. Для меня Борис Давыдович Шубин был самым важным человеком. Не только лично для меня, как ментор, но в том смысле, что он очень много делал для выработки политических принципов этой станции. То есть, он достоин доброй памяти и уважения за то, что в 50-е годы, когда мы начали наши передачи, он выработал принципы политики вещания радио, благодаря которым оно стало катализатором в процессе подтачивания советской власти. И хочу отметить, что мой день рождения 24 июля 1921 года совпадает с днем рождения на 12 лет раньше самого Бориса, так что это было совпадение и это немножко связывало нашу дружбу выше политики, но на личном уровне.
Иван Толстой: Джин, сегодня такой день, что мы поздравляем вас с праздником, с юбилеем, но у вас есть возможность по русской традиции ответить на поздравление. Что бы вы пожелали сегодня молодому, новому поколению слушателей Радио Свобода?
Джин Сосин: Во-первых, я хочу сказать, что я очень тронут возможностью ответить на такие вопросы, и я хочу выразить свою благодарность своим друзьям и соратникам, которые отмечают эту дату. И к новому поколению у меня есть такие замечания. Я помню, что во время Отечественной войны была такая советская песня:
''А помирать нам рановато,
Есть у нас еще дома дела''.
Хотя уже больше нет советской диктатуры, есть у вас молодое поколение и дома много дел, в смысле достижения настоящей демократии. Я всегда думаю об Андрее Дмитриевиче Сахарове или его теперь уже покойной жене Елене Боннер, которая для меня символ всех целей, за которые мы боролись. Она сказала, что она очень уважала Радио Свобода, потому что мы были на баррикадах с ними. И если память и роль Сахарова и Боннер могут еще быть живыми для нового поколения, это была бы инспирация для нового поклонения для окончательной победы достижений демократии и прав человека внутри России и в бывших советских республиках.
Иван Толстой: Джин, огромное спасибо и позвольте поздравить вас со славным юбилеем и пожелать вам долгого участия во всех наших делах и беспокойства по нашему поводу, потому что беспокоим мы весь мир ежедневно.
Джин Сосин: Иван, я очень тронут теми словами, которые вы выражаете, от имени Глории и от моего имени я посылаю вам и всем соратникам моим, друзьям в Праге и во всем мире мои глубокие пожелания здоровья в будущем и достижения всего, за что вы боретесь.
Иван Толстой: А теперь – в Европу. Человека добрых и мудрых дел помнят повсюду. Слово бывшей сотруднице нашего радио Наташе Зубер.
Наташа Зубер: Джин Сосин большую роль играл и играет в моей жизни. Если бы не он, я бы не была той, которая я сейчас. Во всяком случае он меня нанял в Нью-Йорке в 1960 году, в 1962 году он посоветовал меня - здесь американские боссы нуждались в секретарше или административной ассистентке, которая знала и русский, и английский, и немецкий, конечно. В общем, я за это время тут осталась, замуж вышла, у меня четверо замечательных внуков и я благодарю Джина и Глорию, потому что ее тоже я хорошо знаю, за все, что они для меня сделали, и желаю Джину много, много лет здоровья и счастья.
Иван Толстой: И последний тост – кинорежиссеру Семену Пинхасову, Нью-Йорк.
Семен Пинхасов: Когда я его увидел в первый раз, у меня улыбка появилась на лице, потому что я вспомнил, как в советской прессе представлялись американцы, которые работали на вражеских радиостанциях. Они были или очень толстые, с темными очками и толстой сигарой во рту, или, наоборот, худыми, с такими горбатыми носами, в очках с толстыми стеклами в тяжелой раме. Он был похож на такого худого, с горбатым носом и в таких очках. А потом, когда я с ним познакомился, я понял, настолько это потрясающе интеллигентный, мягкий человек, который всю свою жизнь посвятил тому, чтобы делать людям добро. И я очень жалею, что родственники мои старшего поколения не могли встретить его, потому что для них такие люди как Сосин были врагами, которые хотели принести ущерб им и их стране. На самом деле ничего подобного не было. Мне жалко, что они его не видели, потому что если бы они его увидели и познакомились, они бы поняли, что и Джин и люди, которые работали на радиостанциях тогда и в прессе, освящающей жизнь в Советском Союзе, хотели только одного: они хотели, чтобы граждане Советского Союза знали правду, ту, которая действительно существовала. И ничего больше, никакого вреда. Они не хотели
взрывать ни железные дороги, ни дома, это уже стало потом, собственными силами. Они хотели, чтобы люди знали больше, были больше информированы, знали больше правды.
Иван Толстой: Семен, вы ведь долгое время вели с Джином совместную телепрограмму?
Семен Пинхасов: Да, Джин живет в пригороде Нью-Йорка, и там есть местная телевизионная станция, на которой мы создали программу под названием ''Новости из России''. Мы просто на английском языке освещали последние события того дня, той недели в России, и комментировали их. Он их комментировал с философско-исторической точки зрения, а я просто давал новости и вносил свою интерпретацию, как человек, который жил 30 лет в Советском Союзе.
Эта программа продолжалась много лет, а потом она прекратила свое существование, потому что я перешел на другую работу и мне было неудобно ездить в этот город под Нью-Йорком. Но мы продолжаем общаться, потому что я сейчас создаю документальные фильмы, в основном об интересных людях, которые жили и живут в России сейчас. Я всегда прошу Джина посмотреть эти фильмы, чтобы получить от него какую-то информацию, насколько то, что я сделал, справедливо не в художественном плане, а в фактическом, в документальном.
Джин, с днем рождения, во-первых! Во-вторых, я все время думал, какой подарок вам сделать на день рождения, и вот мне сейчас пришла блестящая мысль. Я знаю, что вы очень любите и всегда собирали советские и российские анекдоты. В ближайшую встречу я вам обещаю свежих пять анекдотов рассказать.
Иван Толстой: Мне остается повторить за другими участниками передачи, что не раз побывав в Москве и совершив несколько путешествий по России, Джин Сосин все пенсионные годы продолжает внимательно следить за развитием нашей общей станции.
Так любят своих детей – заботливо, в меру строго, ожидая достойных результатов. Джину (или скажу как в былые годы - Евгению Эдуардовичу) всё здесь дорого – люди, программы, документы, ибо всё это создано при нем, благодаря ему и его единомышленникам.
Радио, назвавшееся ''Свободой'', взяло на себя двойную ответственность: говорить правду и сохранять гордое имя. И в своей мемуарной книге, которую я всем рекомендую прочитать, Сосин рассказывает, чего стоит защита Свободы. Он знает, он – ее рыцарь.
На этом мы заканчивает выпуск Мифов и репутаций, посвященный 90-летию нашего ветерана. О Джине Сосине рассказывали сегодня Джеймс Кричлоу, Наталья Белинкова, Александр Галич, Глория Донен-Сосин, Лариса Силницкая, Ирина Клионская, Наташа Зубер и Семен Пинхасов.
Дорогой Джин, многая лета!
