Александр Генис: Сегодняшний выпуск ''Американского часа'' откроет ''Нью-йоркский альманах'', в котором мы с Соломоном Волковым обсуждаем новости культурной жизни, какими они видятся из Нью-Йорка.
Итоги лета - феномен Гарри Поттера
Наш ''Альманах'' выходит в эфир в последние дни августа и мне кажется уместным подвести итоги лета. Тем более, что это совсем нетрудно сделать. Нравится нам или нет, но главным событием культурной жизни оказался сенсационный финал проекта под названием ''Гарри Поттер'', проекта, который занял большую часть 21 века. Бешеный успех последнего фильма в этой серии принес в совокупности более 7 миллиардов долларов и вывел ''Гарри Поттера'' на первое место в истории развлекательного бизнеса. Раньше это место занимал ''Джеймс Бонд''. Характерна обратная эволюция кино. ''Бонд'' - сказка для взрослых, ''Индиана Джонс'' - сказка для подростков, ''Гарри Поттер'' - просто сказка, сказка для детей и примкнувших к ним взрослых, которые так удовлетворяют тоску по детству. Вопрос, и серьезный вопрос, в том, что опыт ''Гарри Поттера'' означает для будущего кинематографа.
Соломон Волков: Я думаю, что не только для кинематографа. Посмотрите на то, как себя ведут взрослые, зрелые люди сейчас - они продолжают в уже солидном возрасте играться в детские игры, потому что сейчас это стало возможным, это поощряется обществом.
Александр Генис: Я бы сказал - принимается. Cамое тревожное в этом феномене не то, что ''Гарри Поттер'' хорош или плох, он по-своему сделал великое дело - вернул книге миллионы детей. Вдруг оказалось, что книжки - это замечательно. Так что за это надо быть благодарным. Пугает другое. Дело в том, что ''Гарри Поттер'' это шедевр искусства визуальных чудес, и там их гораздо больше, чем во всем кино вместе взятом. Дети, выросшие на этих фильмах, когда они станут взрослыми, будут считать, что это и есть настоящее кино. Как им вернутся к другому, к камерному кино? Об этом написал критик ''Нью Йоркера'' очень проникновенную статью, он как раз относится к тем, кто любит ''Гарри Поттера'' и кто с наслаждением смотрел все эти серии. Он говорит: ''А что, если эти дети никогда не вернутся к тому фильму, который снял бы новый Бергман, потому что для этого нужны другие представления о кино?''.
Соломон Волков: Ни Бергману, ни Антониони, ни Вайде, ни Годару, ни множеству других замечательных режиссеров не удалось бы завоевать того места и той популярности, которые они завоевали в 60-70-е годы.
Александр Генис: Вот вы, Соломон, назвали всех не американских режиссеров, и мне кажется, что в этом какая-то брезжит надежда на антигаррипоттеровское кино. Дело в том, что Голливуд научился тому, чему никто другой не может противостоять, а именно - создавать визуальные чудеса самой высшей марки, такие как ''Аватар'' или ''Гарри Поттер''. Это все вершина технического мастерства. Но именно поэтому Голливуд освободил некое место для art movies, вот те самые артхаузы, которые и начинены фильмами Антониони или Бергмана.
Соломон Волков: Артхаузов сейчас нет, люди смотрят такого рода фильмы у себя по домам, и в этом тоже есть определённое преимущество.
Александр Генис: Да, всегда будут любители. Культура это как гриб, он не уничтожаем ничем, и культура всегда будет возрождаться. Я думаю, что там, где Янь, там и Инь, и всегда будет вот эта антитеза высокотехничному кино, и она найдет себе место где-то на окраинах кинематографического мира. Смотрите, как в последнее время появляются фильмы из самых необычных регионов - из Тайланда, из Вьетнама, появляются любопытные картины в Восточной Европе, в Австрии. То есть там, где нет Голливуда, есть своя маленькая, но, тем не менее, очень своеобразная жизнь. И, по-моему, на это вся надежда.
Соломон Волков: Мне бы только не хотелось, чтобы наши слушатели составили о нас представление как о таких высоколобых снобах, которые могут смотреть только высокоинтеллектуальное кино.
Александр Генис: Не дай бог! Я, например, всегда говорил, что мои любимые фильмы это ''Джеймс Бонд''.
Соломон Волков: А я в это лето с огромным удовольствием смотрел все показывавшиеся по общественному телевидению английские детективы - экранизации Агаты Кристи про Пуаро и про мисс Марпл.
(Музыка)
Премия ''Империал'': Озава и Виола
Александр Генис: Объявлены новые лауреаты японской премии ''Империал'', которая дополняет Нобелевскую. Мы всегда внимательно следим за лауреатами этой премии еще и потому, что это высшая награда музыкантам, не так ли Соломон?
Соломон Волков: Да, она очень престижна, и в этом году среди классических музыкантов этой премии был удостоен японский дирижер, который сделал свою карьеру в Америке - Сейджи Озава. Ему сейчас 76 лет, и двадцать девять лет из них он возглавлял Бостонский симфонический оркестр. В нем есть что-то вечно детское, вечно эксцентрическое. Я помню, что после одного из концертов Озавы я написал рецензию на него, где сравнил его с обезьянкой. Помню, тогда у меня были большие трудности с устройством этой рецензии в газету, потому что редактор считал, что сравнивать знаменитого дирижера с обезьянкой как-то неприлично. А мне кажется, что в этом ничего обидного нет, он действительно очень эксцентрическая фигура - так он прыгает, у него такие жесты резкие. И дирижер он замечательный. Особенно ему удаются большие романтические полотна. После Бостона он был руководителем Венской оперы, а в последнее время он очень серьезно болел, но приехал в Нью-Йорк, здесь продирижирвал в одном из концертов и был встречен аудиторией восторженно. Озава очень много сделал для пропаганды американской музыки, в частности, он замечательно исполняет опус Джорджа Гершвина ''Американец в Париже''.
(Музыка)
Среди лауреатов премии ''Империал'' есть еще один человек, о котором я бы хотел поговорить, потому что мне кажется, что этот художник - Билл Виола — самый серьезный художник нынешней Америки. В его инсталляциях главное не то, что нам показывают, а то, как мы при этом себя ведем. Современное искусство ведь очень мало кто любит - в основном, кураторы. Виола это тот самый случай, когда можно понять, зачем все это нужно. Не афишируя своего замысла, Виола приводит зрителя в состояние медитативного транса, завораживая мучительно-медленными метаморфозами своих героев, он погружает нас в стихию времени. Вообще он работает со временем, и он заставляет осмысленно проживать время, проживать эту длительность. Вот я попробую описать одну работу Виолы. Она называется ''Квинтет воспоминаний''. На экране небольшого зала три женщины и двое мужчин переживают по неизвестному нам поводу. В действительности эта сцена длится всего 60 секунд, но художник растянул ее до 16 минут. Попав в тягучее как деготь время, его герои спускаются по эволюционной лестнице, возвращаясь от фауны к флоре -каждый жест совершается с той же неторопливой грацией, с какой, скажем, раскрывается бутон в замедленной съемке. Почти незаметное, но неостановимое движение эмоций гипнотизирует тех, кто за ними наблюдает. Глядя на экран, мы срастаемся с тем, что там происходит. Переход в другой режим меняет настройку сознания, поэтому когда после этого освежающего акта выходишь на нью-йоркскую улицу, окружающее с трудом возвращается к нормальному, вернее, ненормальному, быстрому темпу жизни. В сущности, Виола делает то, для чего существует искусство - он перестраивает сенсорный аппарат, чтобы не удивлять, а изменять зрителя. Интересно, что своим предшественником Виола называет не художников, а режиссера, а именно - Тарковского. Он даже сына назвал в его честь Андреем. Мне кажется, что Виола достоин иного, чем музея, контекста - я бы установил его проекты на городских площадях и скверах. И очень хорошо, что премия ''Империал'' досталась этому американскому художнику.
(Музыка)
Бумажный фетишизм
Александр Генис: Недавно в прессе появилось сообщение о большом европейском проекте ''Новый Ренессанс'', который обещает опубликовать ВСЕ (именно так - ВСЕ) архивные документы на интернете. Эта идея стала поводом для обсуждения бумажного фетишизма: нужно ли историку пощупать документ или достаточно его копии на экране? В последние годы вы выпустили несколько книг по русской истории, поэтому особенно интересно, как вы относитесь к нашей проблеме, что для вас архив, Соломон?
Соломон Волков: Архив это, прежде всего, возможность взять в руки или хотя бы посмотреть документ, проникнуться его запахом и той аурой, которая от него исходит. С другой стороны, я признаю удобство пользования такого рода документацией через интернет.
Александр Генис: Когда мы с Петром Вайлем работали над книгой ''60-е'', мы полгода сидели в библиотеке на 42-й улице и смотрели материалы 60-х годов. Там прекрасное русское отделение, есть все журналы, все на свете. После этой печати, после этих иллюстраций, после этой очень своеобразной и такой советской подслеповатости топографической ты действительно проникаешься этим временем. Как можно работать без этого историку? С другой стороны, говорят, что это бумажный фетишизм - мы еще просто недооценили компьютер. Что думаете вы по этому поводу?
Соломон Волков: Наш век это, согласно Вальтеру Беньямину, ''распространение культуры через механическое репродуцирование''. С другой стороны, я никогда не забуду того потрясения, которое я испытал после того, как я десятилетиями в Советском Союзе смотрел на картины Ван Гога в репродукциях, увидев большое количество (а это была фундаментальная выставка) Ван Гога здесь, в Нью-Йорке, когда можно было смотреть на реальное полотно, на котором эти мазки, положенные им, вдруг приобретали какую-то самостоятельную жизнь - они извивались, они тебя втягивали в это пространство полотна. С тех пор, увидев, как работает подлинник Ван Гога, я по-другому смотрю на его репродукции.
Александр Генис: Ну хорошо, с картинами это понятно, а как быть с музыкой?
Соломон Волков: Конечно, есть разница между живым исполнением и звукозаписью, и музыканты всегда помнят, что живое исполнение часто производит гораздо более сильное впечатление. Что же касается бумажного фетишизма, то есть работы с музыкальными рукописями, то здесь тоже очень часто возможность, если даже не подержать в руках, потому что к драгоценным рукописям людей со стороны не подпускают, а возможность взглянуть на подлинную музыкальную рукопись дает такое понимание, такое проникновение в способ работы композитора, который с помощью дигитального воспроизведения рукописи невозможно адекватно постичь.
Александр Генис: А какую партитуру вы лично видели, которая на вас произвела такое сильное впечатление?
Соломон Волков: На меня грандиозное впечатление произвела партитура Стравинского ''Весны священной'', его главного произведения, и, на мой взгляд, величайшего музыкального произведения 20 века. Она была вся, можно сказать, нарисована разноцветными чернилами, это было самостоятельное произведение искусства. И не зря вдова композитора Вера Стравинская в 1973 году продала в коллекцию Пауля Захера, известного швейцарского коллекционера и дирижера, эту партитуру за 250 тысяч долларов - сумма по тем временам чрезвычайно внушительная. Так вот эта партитура всегда стоит у меня перед глазами, когда я думаю о мастерстве писания, мастерстве исполнения партитуры, когда я думаю о композиторе как художнике, который создает свое произведение на бумаге, точно так же как это делает художник.
(Музыка)
''Музыка независимости'': Арво Пярт и Эстония.
Александр Генис: А сейчас в эфире очередной эпизод нашего годового цикла ''Музыка независимости'': После империи.
Соломон Волков: Сегодня мы будем опять говорить о музыке Эстонии. Мы уже говорили о ее выдающемся представителе Вильо Тормисе, который стоял у истоков новой независимости в эстонской музыке. А сегодня мы будем говорить о человеке, которого можно по праву читать музыкальным голосом современной Эстонии. Это, по-моему, признано всеми в Эстонии сегодня. Это - Арво Пярт. У него в этом смысле особая позиция. Мы уже говорили о разных авторах, и еще будем говорить о многих композиторах, которые в своих национальных республиках, для меня лично, олицетворяют свои страны в музыкальном плане, являются их бардами, национальными певцами. Это можно сказать и о Гия Канчели в Грузии, о Петерисе Васксе в Латвии, о Тигране Мансуряне в Армении, о Валентине Сильвестрове как представителе украинской музыки. Но именно Арво Пярта у себя в стране признали таковым национальным голосом. Это большая редкость, это свидетельствует о зрелости музыкальной культуры данной страны. Потому что в других странах люди с более консервативными вкусами, им нравится традиционная музыка, скажем, в Грузии - фольклор. При том ,что Канчели может работать с какими-то псевдо фольклорными формами, он не следует слепо за фольклором и многое в его музыке может показаться непривычным. Пярт тоже не работает в фольклорной манере, но в Эстонии признали его на сегодняшний момент, самого знаменитого эстонского композитора и всех времен и народов.
Александр Генис: Я думаю, что правильнее сказать, что Пярт сегодня один из самых знаменитых композиторов в мире.
Соломон Волков: Безусловно! Он широко исполняется, у него настоящая популярность, удивительная, учитывая, что он ни на какие компромиссы в своем творчестве не идет - он пишет свою, аскетическую, глубокую, глубоко спиритуальную музыку. Она одновременно и приглашает тебя в свой мир, но и не так легка, для восприятия, требуется концентрация какая-то.
Александр Генис: Но только на своих условиях.
Соломон Волков: И ведь его никто никогда не раскручивал, Эстония его в свое время не раскручивала, и никакое другое государство. Музыка его завоевала свое место с помощью, конечно же, Манфреда Айхера, основателя и продюсера знаменитой фирмы звукозаписи ''ECM''. Она очень известная, престижная, но далеко не самая мощная. И то, что Арво Пярт приобрел в рамках ''ECM'', а теперь уже его исполняют повсюду, где только есть потребность в глубокой и содержательной музыке, этим он обязан, прежде всего, своему творчеству. Как правозвестник эстонской интеллектуальной и спиритуальной независимости он впервые громко о себе заявил своим сочинением ''Credo'' (''Верую'') 1968 года для хора, оркестра и фортепьяно. А здесь я хотел бы показать очень типичное для Пярта сочинение, это настоящий поздний Пярт, опус написан им по просьбе второго президента независимой Эстонии Леннарта Мери - он был президентом с 1992 по 2001 год. Мери заказал Пярту сочинение, которое должно будет исполняться на его собственных похоронах, что и произошло в 2006 году, когда Мери умер в возрасте 76 лет. И тогда и прозвучало посвященное ему замечательное произведение Пярта ''Fur Lennart In Memoriam '' - ''Для Леннарта. В память о нем''
(Музыка)
Я хочу наш сегодняшний рассказ о национальном эстонском барде Арво Пярте заключить, показав его самый последний известный мне опус. Это совсем небольшое сочинение ''Отче наш'', которое Пярт написал в честь 60-летия принятия сана нынешним Папой Бенедиктом. Поет мальчик дискант, аккомпанирует Арво Пярт. Это запись с церемонии в Ватикане, когда Пярт представил свой опус Папе Бенедикту.
(Музыка)
